Г. К. Косиков характеризует значение этого периода следующим образом: культура Ренессанса, возникнув в рамках Средневековья и в принципе отнюдь не порывая с его ценностями, … тем не менее существенно переместила а

Смулькевич А.А.

Полоцкий государственный университет

Аннотация

В данной статье изучается изображение человека и его мира в XIV веке с современной точки зрения на этот период как на этап перехода к ренессансно-гуманистической культуре, берущей свое начало в средневековой культуре, неотделимой от нее и ей не противопоставляемой. Целью настоящей статьи является выделение аспектов, волнующих человека переходного этапа. В качестве предмета выбрано произведение XIV века английского автора обрамленного сборника. В результате изучения авторской позиции в описании человека современной Дж. Чосеру эпохи и его мира в «Кентерберийских рассказах» делается вывод о продолжающихся поисках человека переходного этапа своего места в изменяющемся мире.
Наиболее продуктивные результаты при изучении человека и его мира предоставляет исследование литературы переходных этапов.¹ Одним из актуальных периодов для изучения антропологической проблематики в литературе являются XIII-XIV века, которые в рамках переходного периода к ренессансной культуре² представляют собой подготовительный этап, когда возникает рост письменной литературы на национальных языках. В это же время происходит кризис схоластики, выраженный в отказе от рационального обоснования веры и разделении сферы влияния философии и богословия в силу и предметов и методов познания.

Г.К. Косиков характеризует значение этого периода следующим образом: культура Ренессанса, «возникнув в рамках Средневековья и в принципе отнюдь не порывая с его ценностями, … тем не менее существенно переместила акценты в средневековой картине мира, создав определенные условия для ее последующего разрушения» [2]. Картина мира и представление о человеке кардинально не меняются, однако, некоторое компромиссное решение противоречий между «старыми» и «новыми» взглядами (первые сторонники гуманистической культуры противопоставляли гуманизм культуре «темных веков») все же имеет место. В такие периоды возрастает интерес к проблемам вечным, делается попытка осознания и пересмотра своего места в мире с позиций «нового». Одним из ключевых моментов литературы XIV века является пересмотр соотношения места человека и Бога. Черты дидактических жанров пронизывают всю литературу: «Христианская назидательность становится приметой не только поздних памятников агиографии, всевозможных «зерцал» и «домостроев», но и произведений светской тематики – от фаблио и шванков до аллегорических поэм и наставлений по куртуазии» [3].

Показательным произведением для XIV века является книга «Кентерберийские рассказы» (1380-е-1390-е гг.) Дж. Чосера [4], поскольку именно в ней антропологическая проблематика затронута в новаторской форме для английской литературы этапа подготовки к Ренессансу – обрамленном сборнике новеллистического типа, предлагающем на обозрение читателя «человеческую комедию» и возводящем изображение человека, героя городской литературы, и его мира до литературных вершин.

Убедиться в принадлежности английского поэта к переходному периоду помогают многие авторы работ о Дж. Чосере, которые отмечают не только следование поэтом канонам средневековой литературы, но и выход за их пределы. Среди них основательным изучением является книга «Чосер средневековый» А.Н. Горбунова, в которой автор характеризует «Кентерберийские рассказы» следующим образом: «…Дж. Чосер создал первый образец «человеческой комедии», который, синтезировав все лучшие литературные достижения позднего Средневековья, не только заложил основу английской литературы, но и в своей неповторимости остается непревзойденным и по сей день» [5, с. 232]. В своей книге А.Н. Горбунов также отмечает моменты в книге Дж. Чосера, напоминающие своими чертами произведения У. Шекспира, ставя достижения первого наравне с творчеством второго. Заслуги данного произведения для закладывания основ национальной английской литературы нельзя переоценить.

«Кентерберийские рассказы» – книга о человеке, несмотря на ее религиозно-схоластическую направленность. Постановка вопросов в рамках антропологической тематики и их решение в произведении составляет неповторимость и индивидуальность книги.

Общее представление о человеке XIV века можно получить из «Кентерберийских рассказов» при изучении пилигримов, вместе с которыми Дж. Чосер-поэт изобразил и Чосера-паломника. Несмотря на то, что герои из Общего пролога представляют собой только типы социального общества XIV века, именно в их уста (прологи к рассказам и отдельные элементы историй) вложено представление автора о человеке. Их волнуют такие вопросы, как смысл жизни и превратности судьбы (рассказ рыцаря, мельника), причина зла и его соотношение с благостью установленного свыше миропорядка (рассказ рыцаря, юриста, студента, франклина), отношение к женщине и браку (рассказ ткачихи, купца, франклина), роль и место женщины (рассказ о мелибее), сила сказанного слова (рассказ кармелита, франклина, слуги каноника, эконома), высмеивание порочности церковных служителей (рассказ кармелита, пристава, продавца индульгенций), обличение греха и падения нравов (рассказ купца, врача, продавца индульгенций), истинное благородство (рассказ франклина), справедливость (рассказ мажордома), нравы нарождающегося буржуазного общества (рассказ шкипера), место и роль автора в его творении и суть сочинительства (рассказ о Топасе), смысл земного странствия человека (рассказ священника) [5]. На первый взгляд, эти темы были довольно широко обсуждаемы поэтами Средних веков. Современные Дж. Чосеру паломники выражают средневековое мировоззрение и живут в соответствии с их изображением в дидактической, куртуазной и городской литературе. При более пристальном изучении произведения как целого и способа выражения антропологических тематик станет заметным индивидуальное восприятие автора, обусловленное переходным характером XIV века.

Включение героя городской литературы (чертами которого характеризуются не только персонажи фаблио, но и паломники, которых автор наделяет способностью затрагивать и темы «высоких жанров») в состав английского общества своего времени на равных правах (состязаться в поэтическом мастерстве и в реальной жизни) отражает социально-общественную обстановку того времени. Например, итальянский исследователь В. Бранка объясняет выдвижение такого героя на первый план в «Декамероне» Дж. Боккаччо, произведении, с большой вероятностью повлиявшем на написание «Кентерберийских рассказов», тем, что именно представитель купеческой среды был способен противостоять великим силам (Судьба, Любовь, Разум), с которыми он вступал в единоборство и когда могли проявиться все его дарования и способности [6, с. 148]. Однако, в отличие от итальянской «человеческой комедии» в «Кентерберийских рассказах» противоречие между классами не было обозначено, поскольку ни Чосер-пилигрим, ни остальные паломники не противопоставляли себя таким героям. О равноправии между персонажами можно судить по принятию спутников несдержанности мельника, когда тот занимает место монаха в строго организованной общественным положением цепи рассказчиков с целью превзойти рассказ рыцаря. Автор стирает классовое разграничение, оправдывая такой поступок алкогольным опьянением. К тому же, он направляет свое произведение в чисто поэтическое русло, уходя от исторических реалий паломничества в сферу вымышленного. Наличие такого персонажа, как Гарри Бейли, трактирщика, которого все паломники наделяют правом судить их поэтический турнир, придает уверенности мельнику в своих действиях. Оценка историй трактирщиком исходит из их приятности, а не полезности. Но его присутствие среди паломников важно: по словам А.Н. Горбунова, его персонаж, «полностью игнорирующий космический план бытия», выражает одно из трех мнений, на столкновении которых и держится вся книга [5, с. 97].

Таким образом, и прагматический взгляд трактирщика и паломников, рассказывающих фаблио, имеет право на существование наравне с взглядами, выраженными с помощью других литературных жанров, когда их рассказы «врываются» в повествование, подобно городской смеховой культуре, после рассказа рыцаря и появляются еще не один раз (рассказы мельника, мажордома, повара, купца). Постепенно по ходу всего повествования в фаблио христианские ценности оттесняются на задний план. В то же время, при особом освещении типичных комических поворотов они вновь занимают первое место. В рассказе об обмане молодой женой Маей своего старого и глупого мужа Януария купец без прикрас раскрывает истинную природу человека, движимого животными инстинктами. В этом рассказе с помощью аллюзий на писания отцов церкви автор «Кентерберийских рассказов» обнажает «цинически-желчный взгляд на мир», окрашивая смех фаблио горьким привкусом [5, с. 158]. Таким образом, с помощью фаблио Дж. Чосер показывает животную природу человека, с которой он еще не может бороться; такой нетипичный пессимизм, как в рассказе купца А.Н. Горбунов объясняет влиянием схоластики XIV века: «… в мире, где Бог рушащейся схоластики отступил в сферу трансцендентального, такая реакция могла быть вполне закономерной как нисхождение вниз, в сферу приземленного быта и грубой физиологии» [5, с. 158].

Рассказ купца дополняет историю о Гризельде, в которой читатель снова сталкивается с вопросом о смысле страданий и о стойкости человеческого духа. Стойкость Гризельды при прохождении ей суровых испытаний, которым ее подвергает муж, свидетельствует о ее силе духа и веры, поскольку она отождествляет их с испытаниями Бога. Ведь с самого начала она дала обет своему мужу, сродни религиозному обету Богу:

Но то, что любо вам, и мне желанно.

Даю обет вам ныне – постоянно

Послушной быть и в мыслях и в делах,

Отбросив даже перед смертью страх [4, с. 462].

Слепота ее веры и послушания настолько очевидны, что обнаруживается влияние событий современности поэта: «К концу XIV века, когда, как известно, гармония веры и разума, обоснованная Фомой Аквинским столетием раньше, утратила свое значение, это изречение Тертуллиана [верую, потому что абсурдно] вновь приобрело особую актуальность» [5, c. 148]. До Дж. Чосера к истории Гризельды обращались и другие авторы: у Дж. Боккаччо осуждается поведение мужа Гризельды и указывается на несправедливость судьбы, которая вместо наказания за его глупость поощряет его счастливым браком, у Ф. Петрарки она послужила материалом для притчи о послушании и верности жены. У Дж. Чосера поступки Гризельды обусловлены волей Бога, которую человеку не дано узреть. С помощью «Заключения Чосера», призывающего жен отстаивать свое положение и не повиноваться своим мужьям, автор возвращает читателя к земной жизни, подчеркивая ее бытовую сторону. Таким образом, у Дж. Чосера данный сюжет служит материалом для двойного отображения процесса развития философской мысли XIV века.

Обсуждение вопроса о несправедливости судьбы начинается еще с первого рассказа, в котором рыцарь Паламон, жалуется на свое незаслуженное несчастье (во время пребывания в тюрьме братья Арсита и Паламон влюбляются в Эмилию, после освобождения Арситы, у которого больше шансов соединиться с возлюбленной, ревность снедает Паламона):

Скажите, где же мудрость провиденья,

Когда невинность терпит зря мученья?

Ведь человек страдает тем сильней,

Что должен по религии своей

Во имя Бога страсти побороть,

А скот творит, чего желает плоть.

Подохнет скот – и нет ему забот,

А человека плач и скрежет ждет,

Хоть он и в жизни зло и скорбь терпел.

Поистине, таков его удел [4, с. 84].

Объяснение недовольства судьбой, назначенной Паламону богами, лежит в выборе Дж. Чосером сюжета, изображающего языческий мир. Такой прием целесообразен для отражения периода разложения схоластики. А.Н. Горбунов отмечает, что использование данного приема сближает средневекового поэта с литературой Возрождения: «В своем видении мира Дж. Чосер в «Рассказе Рыцаря», пожалуй, стоит ближе всего к Шекспиру, поскольку его языческие герои, как и Лир, не знают утешения верой» [5, с. 108]. В конце рассказа Дж. Чосер указывает на вездесущность воли Бога, действующей в скрытой форме и в языческой древности, которая проявляется в самостоятельном выборе Арситы перед смертью, с помощью которого он побеждает превратности судьбы и примиряется не только с Паламоном, но и предоставляет возможность закончить вражду между двумя государствами. Возможно, на таком примере изображения языческих мотивов мы можем проследить процесс переосмысления средневековым поэтом «новых» гуманистических веяний, с которыми он познакомился в Италии: обращение к античности. Обращаясь к античному сюжету, поэт сначала принимает его правила игры, но в итоге решает заданный себе вопрос с помощью самого очевидного для него ответа. Возможно, в понимании Дж. Чосера обращение к античности нераздельно шло с обращением к языческим временам, которое в «Кентерберийских рассказах» сосуществует с христианством (рассказ франклина, врача), по замечанию А.Н. Горбунова, как и в некоторых поздних пьесах Шекспира [5, с. 162].

Также следует отметить своеобразное употребление некоторыми персонажами текстов писаний (Батская ткачиха, Януарий). С их помощью Дж. Чосер смело обращался к текстам священного писания и авторитетов церкви, выворачивая их смысл наизнанку для создания иронии, при этом, однако, не принижая ценность этих источников. Ирония поэта состоит в том, как парадоксальным образом такие «ученые» люди в «Кентерберийских рассказах» оказываются духовно не развитыми: стремление старого рыцаря Януария из рассказа купца оправдать свои земные желания священными текстами доказывает его духовную слепоту и неспособность понять ни самого себя, ни окружающий его мир [5, с. 152]. Персонажи используют свою «ученость» для доказательства своих субъективных истин и для применения в быту. Человек у Дж. Чосера при своих больших знаниях еще не может в них разобраться, он еще не умеет самостоятельно направлять их на духовное развитие. Сами церковнослужители в «Кентерберийских рассказах» не могут решить спор философов-схоластов XIV века, спародированный в рассказе о Шантеклэре с помощью спора курицы и петуха. В данном рассказе важность таких диспутов комически снижена. В их результате доводы рассудка и чувство, внушаемые петуху через сон божественным провидением, побеждены красотой и разумом. Поэтому Шантеклэр и попадает в лапы лису. Словами капеллана: «Во всем написанном зри поученье, Зерно храни, а шелуху откинь», – и отсылками тематик его рассказа к рассказам других паломников Дж. Чосер предоставляет возможность увидеть уже рассмотренные вопросы в новом свете [5, с. 341]. Таким образом, истины во всей книге еще раз проверяются и подвергаются сомнению.

«Кентерберийские рассказы» отличаются жанровым своеобразием, которое и позволило им стать первыми в своем роде. Сведение всех жанров средневековой литературы и социальных типов общественной жизни, а также суммирование всех идейно-эстетических взглядов в одной книге с новаторским обрамлением свидетельствует об энциклопедичности автора и его выходе за рамки литературных традиций, как утверждает и А.Н. Горбунов: «В целом же подобное обрамление было замечательным открытием, благодаря которому обыденная жизнь с ее перипетиями и взятые из ее гущи характеры впервые в истории английской литературы стали предметом изображения в крупном художественном произведении» [5, с. 77]. Дж. Чосер обращается к жанру обрамленного сборника новеллистического типа. По мнению Н. Томашевского, «именно в новеллистике полнее всего выразились черты того умственного движения, которое сопряжено с открытием «мира и человека»…» [7, с. 3]. Несмотря на то, что в «Кентерберийских рассказах» новеллизация рассказов не доведена до конца, Е.М. Мелетинский отмечает наличие у Дж. Чосера рассказов, обнаруживающих «близость к фаблио и вообще к средневековой традиции новеллистического типа», которые обращаются к типичным темам классической новеллы [8, с. 72]. Чосер хотел показать что-то гораздо более широкое, чем просто жизнь определенной прослойки общества: человека своего времени, в представлении которого сочетается высокое и низменное, любой человек способен размышлять о своем духовном развитии.

1. 
   Пахсарьян Н.Т. К проблеме изучения литературных эпох: понятие рубежа, перехода и перелома/ Литература в диалоге культур-2. Материалы международной научной конференции. – Ростов-на-Дону, 2004. – С. 12-17. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.liveinternet.ru/users/3698936/post164200887/ – Дата доступа: 28.07.2012.
   
2. 
   Косиков Г.К. Средние века и Ренессанс. Теоретические проблемы/ Зарубежная литература второго тысячелетия. 1000-2000: Учеб. пособие/ Л.Г. Андреев, Г.К. Косиков, Н.Т. Пахсарьян и др. – М., 2001. – С. 8-39. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.philology.ru/literature3/kosikov-01.htm – Дата доступа: 28.07.2012.
   
3. 
   Самарин Р. М., Михайлов А. Д. Пути развития городской литературы конца XIII – начала XIV в./ История всемирной литературы: В 8 томах/ АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. – М.: Наука, 1983-1994. Т. 2. – 1984. – С. 583-586. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://svr-lit.niv.ru/svr-lit/vsemirnaya-literatura/gorodskaya-literatura.htm – Дата доступа: 28.07.2012.
   
4. 
   Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. – М.: Эксмо, 2007. – 768 с.
   
5. 
   Горбунов А.Н. Чосер средневековый. – М.: Лабиринт, 2010. – 335 с.
   
6. 
   Бранка Витторе. Боккаччо средневековый. – М.: Радуга, 1983. – 401 с.
   
7. 
   Томашевский Н. Новелла итальянского Возрождения/ Итальянская новелла Возрождения: Пер. с ит. – Мн.: Маст. лiт., 1985. – 319 с.
   
8. 
   Мелетинский Е.М. Историческая поэтика новеллы. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. – 275 с.