Д. ГРАНИН  ВТОРОЙ ВАРИАНТ

 
117 
Александр  незаметно  разговорился,  заспорил  громко  и  страстно,  как  будто 
перед ним сидел здоровый человек. 
Он  откровенно  рассказывал  Дмитрию  Сергеевичу  о  недостатках 
созданного  прибора.  Выпрямитель  получился    маломощный.  Словом,  он 
рассказал  все  то,  о  чем  считается  совсем  не  принято  говорить  будущему 
оппоненту. 
Старик  медленно  листал  страницы  –  каждое  движение  давалось  ему  с 
трудом. 
– Мне помнится, – полузакрыв глаза,  сказал он, – что перед войной некий 
аспирант Николаев работал над схожей темой. Судьбы этой работы не знаю, – 
наверное,  неудача,  иначе  нам  с  вами  было  бы  что-нибудь  известно.  Да, 
Николаев… Вам эта фамилия ни о чем не говорит? 
Нет, Александр впервые слышал о Николаеве. 
 
– Где он работал?  
Дмитрий Сергеевич назвал научно-исследовательский институт. 
– Интересно, – сказал Александр, – попробую разузнать, в чем дело. 
– Конечно. Может, еще найдете что-нибудь полезное. А время у вас есть, 
пока оппоненты читают, – вам что? Ждать да мучиться? 
Он  проводил  его  со  смехом,  с  шуточкой,  по  обыкновению.  Долгий 
разговор  вовсе  не  обессилил  его,  напротив,  впалые,  сухой  кожей  обтянутые 
щеки  порозовели.  И,  уходя,  Александр  с  нежностью  думал  об  этом  большом 
человеке, который умирал и знал, что умирает, и спешил использовать каждую 
оставшуюся минуту жизни для работы. 
Эта  постоянная  расчетливость  во  всем,  что  касалось  времени,  была  для 
Александра, наверное, ближе и понятней, чем для кого-нибудь другого.  
После  четырех  лет,  проведенных  на  войне,  время  приобрело  для 
Александра  особую  ценность.  Он  дал  себе  слово  наверстать  эти  годы.  Он 
занимался в трамвае, по дороге в институт, за обедом, иной раз даже украдкой 
на совещаниях. Кандидатские экзамены были сданы отлично на четыре месяца 

 
118 
раньше  срока.  Диссертацию  Александр  закончил,  обогнав  товарищей  на 
полгода. 
Товарищи  восхищались  тщательностью  его  экспериментов  –  он  брал  на 
учет  все  мелочи,  исключая  возможность  малейшей  ошибки.  Вот  почему 
упоминание о работах некоего Николаева так заинтересовало Александра. Если 
этот  неизвестный  ему  человек  работал  над  той  же  темой,  появлялась  новая 
возможность проверить свои выводы. 
Так  он  думал,  а  вместе  с  тем  в  нем  возникло  странное  беспокойство.  На 
следующий  день  с  утра  он  поехал  в  НИИ,  о  котором  говорил  Дмитрий 
Сергеевич. 
В отделе кадров института Александру сообщили, что аспирант Николаев 
осенью сорок первого года ушел добровольцем на фронт и вскоре погиб где-то 
под  Синявином.  Александр  прошел  в  лабораторию,  где  работал  когда-то 
Николаев.  Сотрудники  лаборатории  помнили  одно:  покойный  их  товарищ 
добился,  кажется,  интересных  результатов,  разрабатывал  новый  тип 
выпрямителя,  но  война  прервала  его  работу.  Никаких  бумаг  и  отчетов  в 
институте не сохранилось. Александра послали к Галине Сергеевне. 
–  Она  единственная,  кто,  быть  может, в  состоянии  вам помочь,  – сказали 
ему. 
Галина  Сергеевна  вышла,  на  ходу  спуская  засученные  рукава  белого 
халатика.  Александр  рассказал,  что  привело  его  к  ней.  При  имени  Николаева 
лицо ее вспыхнуло и тотчас потухло. 
– К сожалению, я плохо разбиралась в теме Анатолия, я по специальности 
химик,  –  сказала  она  резко.  –  Но  все  его  записи  находятся  у  него  дома,  у 
матери. Я могу дать ее адрес, – неохотно добавила она. 
–  Благодарю.  Вы  уверены,  что  материалы  сохранились?  –  Александр 
решил не обращать внимания на ее тон. 
Галина Сергеевна усмехнулась. 

 
119 
–  Уверена.  А  что,  ваша  диссертация  закончена?  –  спросила  она,  глядя  в 
сторону. Он понял ее мысль и смутился. 
–  Закончена  и  сдана.  Работа  Николаева  представляет  для  меня,  пожалуй, 
архивный интерес. Впрочем, если я найду в ней что-нибудь любопытное, я не 
воспользуюсь без ссылки на имя ее автора… 
Теперь  смутилась  она.  Александр  записал  адрес  матери  Николаева  и 
поспешил распрощаться. 
До тех пор, пока Александр не увидел Марию Тимофеевну Николаеву, он 
ни разу не подумал об Анатолии Николаеве как о человеке, который когда-то 
жил  здесь,  в  этом  городе…  Ему  не  приходило  в  голову,  что  для  Марии 
Тимофеевны ее сын еще продолжает жить в неиссякаемом материнском горе. 
Когда  Александр  осторожно  рассказал,  избегая  лишний  раз  произносить 
имя ее сына, зачем он пришел, Мария Тимофеевна сказала: 
–  Я  с  удовольствием  покажу  вам  его  записки.  Тут  целый  чемодан.  Когда 
меня эвакуировали, я возила их с собой всю войну. 
Она вытащила из-под кровати старенький чемодан, открыла его и вынула 
тщательно перевязанные пачки бумаг. Александр присел к столу. Он развязал 
верхнюю пачку. Дешевая писчая бумага слиплась, потемнела по краям и пахла 
сыростью. 
На  заглавном  листе  было  выведено  крупным  детским  почерком  название 
темы. Несколько иначе сформулированная, но та же тема, что и у Александра. 
Со  странным  и  все  растущим  тревожным  и  грустным  любопытством 
прочитал  Александр  вводную  часть.  Отчеты  первых  лабораторных  опытов  он 
просмотрел  без  особого  интереса.  Это  была  неизбежная  для  каждого 
исследователя кропотливая черновая работа. Потом началось главное.  
Александр без труда разлагал беглые, сокращенные записи Николаева. Это 
все  было  знакомое,  прочувствованное  и  передуманное  им  самим.  Некоторое 
время  Николаев  двигался  отличным  от  него  путем,  потом  их  дороги  снова 

 
120 
сошлись,  и  Александр  испытал  странное  ощущение,  читая  как  будто  свои 
мысли.  
Александр был взволнован. Он поймал себя на том, что еле удерживался от 
желания  перейти  к  последней  папке.  Один  раз  он  недоверчиво  рассмеялся: 
Анатолий  Николаев  размашисто,  через  всю  страницу  писал:  «Здесь  развилка, 
есть  вариант  «А»  и  вариант  «Б».  Пойду  по  более  очевидной  дороге  варианта 
«А»,  где,  мне  кажется,  получаются  худшие  результаты.  Но  я  хочу  полной 
ясности».  И  он  вступил  на  путь,  тот  самый  путь,  который  в  свое  время 
Александр избрал без колебания, как единственно правильный. 
С поспешностью и отчаянием человека, вынужденного расстаться со своей 
находкой,  открыл  он  последнюю  папку.  Во  что  бы  то  ни  стало  он  должен 
узнать конечный результат работы Николаева. 
Он  вытащил  два  последних  листа.  На  первом  была  вычерчена  основная 
характеристика выпрямителя. 
Александр  изумленно  отпрянул  назад,  снова  наклонился,  несколько  раз 
перевернул лист, – ничего не изменилось. 
Невероятно! Впервые Александр увидел то, о чем так долго мечтал. Да, это 
казалось невероятным, как если бы ему показали фотографию сна! Держа лист 
в вытянутой руке, он прошел по коридору в кухню. 
Мария Тимофеевна стояла у окна спиной к нему. 
–  Мария  Тимофеевна,  вы  знаете,  что  это  такое?  –  хриплым  голосом 
спросил  Александр.  –  Идеальное  выпрямление.  Взгляните  сюда.  Разве  эта 
линия кажется вам кривой? Мария Тимофеевна, делайте со мной, что хотите, – 
я не уйду! 
Женщина вдруг заплакала. 
– Толя тоже прибежал домой с этой карточкой, стал рассказывать, поднял 
на руки, закружил, а потом… 
Она отвернулась к окну. 

 
121 
Теперь нельзя было пропустить ни одной строки. Александр видел: шаг за 
шагом  подходил  Анатолий  Николаев  к  его  собственной  схеме.  Нетерпеливо 
следил  Александр  за  неловкостями,  за  неудачами  своего  предшественника, 
забывая о том, что у него у самого их, было, может быть еще больше. Ему стало 
страшно, как иногда в детской игре. С каждым опытом круг поисков Николаева 
неумолимо  сужался.  Все  так,  все  так!  Наступил  день,  когда  Николаев  создал 
схему Александра Савицкого. Тут был предел. Он пришел к этому выводу так 
же,  как  Александр.  Да,  тут  предел  тому,  что  можно  достигнуть  принятым 
методом. И тогда он записал: «Не годится, возвращаюсь к варианту «Б».     
Александр  пошарил  пальцами  по  дну  надорванной  пачки  папирос, 
вытащил, смял папиросу,  – пальцы дрожали. Недоброе предчувствие  толкало 
сложить бумаги, встать, уйти, не читать дальше. Вернуться сюда через неделю, 
месяц после защиты, – чем позже, тем лучше. 
– Нет, я не уйду, – сказал он и сам услышал свой голос. 
Новый  материал  читал  медленно.  Трудным  путем  пробивалась  мысль 
Анатолия  Николаева.  Зачастую  Александр  останавливался  и  долго  отыскивал 
среди торопливых заметок ход к неожиданному выводу. Придирчиво читал, все 
ждал, все надеялся вот-вот найти ошибку. 
Наступил  день,  когда  Анатолий  Николаев  торжествующе  записал: 
«Вариант  «Б»  сравнялся  по  мощности  с  вариантом  «А»,  но  это  только 
ступенька».  И,  как  на  гонках,  Николаев,  уже  далеко  уйдя  вперед,  перестал 
оглядываться, а Александр все читал и считал, как увеличивается между ними 
расстояние.  В  два  раза  –  в  два  раза  окончательный  результат  варианта  «Б» 
превзошел вариант «А»! 
Он  положил  чертежи  перед  собой.  Какой  экономной  и  красивой  казалась 
схема Николаева по сравнению с его схемой… 
Часы показывали полночь. Кто-то зажег лампу на столе, а он и не заметил, 
что уже ночь и светит лампа. Мария Тимофеевна спала на диванчике, прикрыв 
плечи  платком.  На  обеденном  столе,  накрытом  на  двоих,  стоял  ужин.  Мария 

 
122 
Тимофеевна  заснула,  ожидая,  когда  он  закончит  свои  раздумья,  не  смея  
потревожить его, как это, наверное, бывало с ней не раз при жизни сына. 
Александр потушил лампу. Он осторожно, но плотно притворил за собой 
входную дверь, вышел на улицу. 
С упорством отчаяния он стал ходить к Марии Тимофеевне. Заставил себя 
пересчитать  заново  все  рассчитанные  таблицы  варианта  «Б»,  проверил  все 
коэффициенты.  С  полудня  он  уезжал  в  лабораторию  и  испытывал  схему 
Николаева.  Так  прошла  неделя.  Он  похудел,  избегал  встреч,  расспросов  на 
работе, дома, и даже с Наташей не разговаривал. 
Если бы, проверяя вариант «Б», он нашел ошибку, ему стало бы легче. Но 
прибор не нуждался в помощи, он работал безупречно. 
Постепенно  мудрая  простота  варианта  «Б»  стала  казаться  Александру 
настолько  логически  обоснованной,  что  представлялось  непонятным,  как  он 
мог в свое время пройти мимо, не заметить ее? При воспоминании о том, что 
ему придется защищать свой прибор, свой вариант «А», он испытывал тяжелое 
чувство, похожее на стыд. 
Настал  день,  когда  он  закрыл  последнюю  папку.  Рукопись  покойного 
Николаева  обрывалась  на  полуслове,  но  по  сути  работа  была  закончена. 
Оставалось сделать выводы и литературно обработать. 
Аккуратно  перевязав  и  сложив  папки  в  прежнем  порядке,  Александр 
достал чемодан, откинул крышку и задумался. 
– Мария Тимофеевна, – сказал он, не поворачивая головы,  – разрешите, я 
возьму с собой одну папку, последнюю, вот эту. Я верну ее вам через неделю. 
–  Бери,  пожалуйста,  все,  что  тебе  надо.  –  Она  так  привыкла  к  нему  за 
неделю, что звала просто Сашей.  
– Я беру ее для того, чтобы подготовить Толину работу  к печати, – сказал 
он, с трудом выговаривая каждое слово. 
– А как же твоя диссертация? 

 
123 
Александр пожал плечами. Ни разу в жизни не было ему так тяжело, как в 
этот день, когда он закрывал за собой дверь квартиры Николаевых. 
В институте уже получили отзывы на диссертацию.  
Он  решил  немедленно  повидаться  со  своим  руководителем,  профессором 
Можановым. 
Александр  рассказал  о  работе  Николаева.  Он  показал  Можанову  новую 
схему  и  сразу  позабыл  о  цели  своего  прихода.  Можанов,  захваченный  его 
волнением,  охал,  вырывая  из  рук  карандаши,  и  они,  перебивая  друг  друга, 
искали  и  находили  новые  подтверждения  преимущества  варианта  «Б».  Вдруг 
Можанов  замолчал  и  как-то  странно  перевел  взгляд  с  исчерченного  листа 
бумаги на Александра. Только теперь он начинал понимать, что произошло. 
–  Вот  так  фокус-покус,  –  растерянно  пробормотал  он.  Потом  сердито 
рванул галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.  
– Что дернуло вас перед самой защитой заниматься этой археологией? – с 
крайним раздражением спросил Можанов. – Послушайте, вот что, – продолжал 
он  решительно,  –  ни  я,  ни  вы  ничего  не  знаете.  Все  останется  по-прежнему. 
Защищайтесь  как  ни  в  чем  не  бывало.  А  потом  обработаем  рукопись  этого 
Николаева  и  напечатаем  за  его  подписью  в  трудах  института.  Как  раз,  при 
наших издательских  порядках, пройдет три-четыре месяца. 
– Я думал об этом, но не могу защищать то, что никуда не годится.  
– Чепуха! Диссертация не обязана быть откровением! Она должна показать 
способности аспиранта к самостоятельной научной работе. 
Александр рассказал все Наташе. 
–  Возможны  два  решения,  –  сказал  он,  –  первое  то,  которое  предложил 
Можанов:  защищать,  а  потом  напечатать;  второе  –  отказаться  от  защиты  и 
напечатать. 
– Да, – сказала Наташа, – третьего нет. 
Александр усмехнулся. 
– Есть только вариант «А» и вариант «Б». 

 
124 
– Боже мой, как все  сложно получилось! – внезапно вырвалось у нее. – И 
винить  никого  нельзя.  Да  ты  сам  загрызешь  себя,  если  согласишься  на 
предложение  Можанова.  И  тот  же  Можанов  в  глубине  души  перестанет 
уважать тебя. 
– Значит, не защищать? 
–  Почему  тебя,  прежде  всего,  беспокоит  защита?  –  Мучительное 
недоумение  слышалось  в  ее  голосе.  –  Ведь  главное  все-таки  то,  что  создан 
замечательный прибор, в два раза мощнее твоего. Конечно, обидно, когда два 
человека работали над одной темой и работа одного из них пошла впустую. И 
обидно,  что  это  твоя  работа,  Саша…  Правда,  –  устало  добавила  она,  –  ты 
многому научился, но ведь результат… 
Девушка замолчала. Он вдруг поднялся, сказал: «Ты прости, я пойду, хочу 
побыть один» – и ушел, не оглядываясь. 
А  через  час,  когда  Наташа  уже  вернулась  в  лабораторию,  ее  вызвали  к 
телефону.  Звонил  Александр,  и  казалось,  он  был  далеко-далеко,  за  тысячу 
километров от нее, так глухо звучал его голос. 
– Я ничего не слышу, – твердила она,  продувая трубку. – Громче… Саша, 
откуда ты? Из автомата? Что ты сказал? 
– Я буду… – донеслось к ней. – Я не могу… Я буду, – слышишь меня? – Я 
буду защищать… 
Пока  секретарь  ученого  совета  вслух  читал  биографию  Савицкого,  он 
заставил  себя  проверить  развешанные  на  доске  чертежи.  На  мгновение  он 
закрыл глаза и почувствовал, как ему плохо. 
– Пожалуйста, Александр Ильич, – сказал председатель. Он повернулся к 
залу, в руки ему попалась указка, еще секунду задержался, с трудом отрывая ее 
от стола, точно приклеенную, и начал чужим ровным голосом, очень спокойно. 
Проверяя себя, следил за движением указки, в нужных местах делал паузы, 
подчеркивая  голосом  важные  выводы.  Чем  дальше  он  говорил,  тем  скорее 

 
125 
хотелось кончить. Он сжал указку так, что пальцы побелели, и принудил себя 
ничего не пропустить из того, что нужно было сказать. 
Закончив,  он  осторожно  положил  указку  на  стол,  и  сразу  стало  легче. 
Начались  выступления  оппонентов.  Он  сел  в  сторонку  и,  придвинув  листок 
бумаги, приготовился записывать. 
Потом  внимательно  оглядел  аудиторию.  Народу  было  много.  В  первом 
ряду  сидели  Можанов,  однокурсники.    Выше  он  увидел  Наташу.  Она  сидела 
рядом  с  его  матерью  и  шептала  ей  что-то  на  ухо,  не  спуская  с  него  глаз. 
Заметив, что он смотрит на них, они обе одобряюще улыбнулись ему. 
Он подумал: «Мать ничего не знает, но, видно, догадывается, не  скроешь. 
И что может ей сказать Наташа? Ведь через час…» 
Он посмотрел вверх в дальний угол аудитории. Вот главный конструктор 
завода  выпрямителей  Сергеев.  Сергеев  поднял  ладони  и  беззвучно  похлопал 
ему. Это уже совсем ни к чему. И вот, наконец, он нашел… 
Странно,  что  они  сидели  как  раз  на  том  месте,  где  он  слушал  лекции  в 
студенческие годы. Они обе были взволнованные и печальные. 
И вот он снова на кафедре.  
–  Наилучшим  ответом  на  вопросы  оппонентов,  –  сказал  он    как  можно 
спокойнее,  –  будут  представленные  здесь  схемы.  Они  были  разработаны 
покойным  аспирантом  Анатолием  Николаевым  в  тысяча  девятьсот  сорок 
первом  году.    В  своей  диссертации  Николаеву  удалось  добиться  гораздо 
лучших  результатов  и  полностью  избежать  всех  тех  недостатков,  которые 
справедливо были отмечены в моей работе. 
Он  стал  рассказывать  о  приборе  Николаева.  Время  было  ограничено;  в 
считанные  минуты,  которыми  он  располагал,  нужно  было  охарактеризовать  и 
новизну  принципа  действия,  и  надежность,  качество,  простоту  изготовления, 
мощность;  ему  не  хватало  дыхания,  он  глотал  концы  фраз,  но  теперь-то  он 
говорил своим настоящим голосом. 

 
126 
Только  один  раз  он  взглянул  в  зал  и,  словно  в  свете  магния,  заметил 
подпрыгивающие  очки  на  потном  носу  Можанова,  любопытство  студентов, 
мучительную  складку  на  лбу  Наташи,  испуг  матери,  благодарное  смущение 
Галины.  Мария  Тимофеевна  сидела,  закрыв  лицо  руками,  плечи  вздрагивали. 
Главный конструктор лег грудью на парту, приставив ладонь к уху. Вот у кого 
радость в глазах. 
Александр  передохнул  и,  обращаясь  только  к  членам  ученого  совета, 
объяснил, как ему стало известно о работе Николаева. 
–  Я  считаю,  что,  таким  образом,    моя  диссертация  не  имеет  никакой 
ценности, стало быть, я не могу претендовать на звание кандидата технических 
наук.  Произошла  нелепая  случайность,  в  которой  никого  нельзя  винить,  но, 
может  быть,  благодаря  ей,  мы  получили  возможность  обнаружить 
действительно ценную научную работу, большое и нужное стране открытие. 
Председатель  совета,  известный  всем  электротехникам  Союза,  член-
корреспондент  Академии  наук,  огромный,  широкоплечий,  с  львиным  лицом 
человек, поднялся с места. 
– Разрешите узнать, почему вы, товарищ Савицкий, не сообщили об этом в 
ученый совет до вашей защиты? – холодно спросил он. 
–  Савицкий  ни  причем,  –  крикнул  Можанов.  –  Он  рассказал  мне  все,  и  я 
уговорил его защищать, я считаю… 
Можанов хотел еще что-то сказать, но Александр перебил его: 
– Я должен был защищать, чтобы доказать, что я честно работал в течение 
трех лет аспирантуры. 
Стало очень тихо. Кто-то раскашлялся, зажав ладонью рот. 
–  Понятно,  –  сказал  председатель  ученого  совета.  –  Я  прошу  членов 
ученого совета. – Я прошу членов ученого совета выйти в соседнюю комнату. 
Александр закурил и стал снимать с доски и сворачивать чертежи.  
Кто-то пробежал к выходу – быстро-быстро простучали каблуки, хлопнула 
дверь, и Александр даже не обернулся, он знал и так: это выбежала Наташа. Не 

 
127 
выдержала  и  выбежала.  Он  так  устал,  что  сил  хватило  только  с  нежностью 
подумать о ней. 
Вернулись  члены  ученого  совета.  Не  глядя  друг  на  друга,  долго 
рассаживались по своим местам. Председатель прочел решение. 
Ученый    совет  постановил:  степени  кандидата  аспиранту  Савицкому  не 
присваивать, так как его работа не была оригинальна. В то же время,  - читал, 

жүктеу/скачать 1.3 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: