Исследование ментальных ценностей российского студенчества по методике г. Хофстеда: феномены и парадоксы вестернизации сознания

Н.В. Латова Институт социологии РАН, Ю.В. Латов Академия управления МВД России	ИССЛЕДОВАНИЕ МЕНТАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ РОССИЙСКОГО СТУДЕНЧЕСТВА ПО МЕТОДИКЕ Г. ХОФСТЕДА: ФЕНОМЕНЫ И ПАРАДОКСЫ ВЕСТЕРНИЗАЦИИ СОЗНАНИЯ

Изучение ментальности студентов как элитной молодежной страты имеет большое значение для понимания модернизации сознания нации. Вестернизация ментальности студентов может оказать сильное влияние на сдвиги ментальных ценностей у квалифицированных работников, которыми скоро станут студенты. Наше исследование посвящено анализу того, в какой степени система высшего образования постсоветской России влияет на вестернизацию ментальности российского общества в целом.

Большинство исследователей сходятся в скептическом отношении к утверждениям, будто в сознании российских студентов господствуют ценностные ориентиры, характерные для современной западной рыночной экономики (либерально-индивидуалистические ценности). Эти выводы наиболее четко формулируются в исследованиях компаративистского типа. Так, по результатам российско-германского исследования 1996 г. был сделан вывод, что традиционная система ценностных ориентаций среди российского студенчества встречается заметно чаще, чем у немецкого [Сибирцев, Головин, 1998]. Н.М. Лебедева отмечает, что у студентов России усиливаются как коллективистский, так и индивидуалистический блоки, т.е. одновременно действуют и азиатский, и европейский тренды [Лебедева, 2000; Лебедева, Татарко, 2007].

Авторы статьи занимаются изучением ментальности российских студентов на основе использования методики Г. Хофстеда. Она позволяет определять вестернизацию ментальности, прежде всего, по двум количественным показателям – индивидуализму (IDV) и дистанции власти (PDI). Для стран Востока характерны высокая дистанция власти (авторитаризм) и низкий индивидуализм, для стран Запада – наоборот. Следовательно, в качестве критерия вестернизации можно рассматривать снижение дистанции власти и рост индивидуализма.

В ходе кросс-культурного исследования, проведенного в 2005 г. под руководством турецкого социолога А. Эргенели, удалось собрать информацию по пя­ти странам об изменении ментальных характеристик студентов модернизирующихся стран в зависимости от уровня их образования (табл. 1) [Латова, Эргенели и др., 2006].

Сравнивая хофстедовы индексы российских студентов с ранее полученными индексами для разных регионов России, можно сделать предположительный вывод, что различия в целом похожи (хотя и менее ярко выражены) на ситуацию в других модернизирующихся странах: студенты России вестернизированнее – у них выше индивидуализм и ниже дистанция власти.

Модель потенциальных
траекторий эволюции
ценностной ориентации
студенческой молодежи

Но является ли специфичность ценностей российского студенчества устойчивым инновационным продуктом вузовского образования, или это ростки нового, которым не дано прижиться в «неплодородной почве»?

Можно предположить, что образование устойчиво и необратимо вестернизирует сознание человека, делая его более раскрепощенным и индивидуализирую его личность. Далеко не случайно, скажем, Петр I внедрял европейское образование дворянских «недорослей» буквально палочными методами. Царь-ре­форматор полагал, что независимо от того, является ли обучение результатом свободного выбора или принуждения, обученный молодой человек обязательно «впитает» западную идеологию и станет союзником реформаторов.

Но можно предположить и иное. Опыт стран догоняющего развития показал, что вузовское образование далеко не всегда ведет к необратимой модернизации ментальности молодежи. Завершив образование и окунувшись в реальную жизнь, экс-студент может утратить западный лоск и вернуться в лоно традиционной культуры. Кроме того, не вполне очевиден и вестернизирующий эффект самой вузовской системы. Можно радикально перестроить учебные программы, но вполне сохранить традиционные механизмы взаимодействия вузовских преподавателей и студентов, в ходе которых осуществляется неявная трансляция ментальных ценностей.

При таком раскладе придется признать, что современная российская систе­ма образования может дать подрастающему поколению только необходимые им знания (в лучшем случае научить их получать новые знания по мере устаревания уже приобретенных). Быть транслятором новых веяний или хотя бы просто закрепить в умонастроении молодежи прозападные взгляды она не в силах.

В наиболее общей форме роль высшего образования в процессах модернизации/вестернизации общества можно изобразить при помощи модели, включающей три социальные сферы:

1) предвузовская среда, в которой абитуриент либо вестернизован, либо со­ответствует средней для данного общества норме, либо остернизирован;

2) вузовская среда, которая либо остернизирует студента, либо ценностно нейтральна, либо вестернизирует;

3) поствузовская среда, которая либо остернизирует экс-студента, либо вес­тернизирует его, либо ценностно нейтральна и просто сохраняет те ценностные ориентации, которые сложились в вузе.

Схематически эта модель потенциальных траекторий эволюции ценностной ориентации студенческой молодежи показана на рис. 2.

Из 27-ми потенциально возможных траекторий эволюции ценностных ори­ентаций студенчества в разных странах и в разные периоды времени реализовывались, вероятно, в той или иной степени абсолютно все. Более того, одновременно в одной и той же стране разные образовательные системы могут работать по диаметрально противоположным схемам. Например, в мусульманских странах и регионах (как, например, в Египте или российском Татарстане) система медресе функционирует по модели (2 или 3)  (6)  (8 или 7), а филиалы за­падных университетов – по модели (1 или 2)  (4)  (8 или 7).




Рис. 2. Потенциально возможные траектории эволюции
ценностных ориентаций студенческой молодежи
в модернизирующихся странах
Столкновение разных моделей высшего образования (вестернизирующей и остернизирующей) ведет к тому, что студенчество развивающихся стран может стать движущей силой самых разных движений – как радикально прозападных (китайские студенты в 1989 г.), так и радикально антизападных (иранские студенты в 1979 г.).

Для ответа на вопрос, какая из этих траекторий наиболее типична для постсоветской России, необходимо выяснить

1. 
   как влияет на вестернизацию ментальности студентов вузовская среда;
   
2. 
   как влияет на вестернизацию сознания экс-студентов поствузовская среда.
   

Обработка данных опроса 2005 г. дала, однако, несколько неожиданный результат: корреляция хофстедовых показателей с уровнем образования студентов оказалась весьма слабой (табл. 2) [Латов, Латова, 2007]. Отмечено лишь две зна­чимые корреляции, но и те с относительно низкими количественными оценками.

Даже если предположить, что низкие и малозначимые корреляции объясняются недостаточным количеством респондентов, то довольно неожиданными оказываются векторы корреляций. По идее, чем дольше учатся студенты, тем выше в их сознании должны быть ценности индивидуализма и тем ниже ценности авторитаризма (дистанции власти). Но лишь в Турции и Киргизии по показателю PDI ожидания совпали с полученными данными. В Казахстане длительность образования оказалась никак не связанной с изменением ни PDI, ни IDV. В большинстве случаев (по PDI – в России, на Украине и в Пакистане; по IDV – в Белоруссии, Киргизии и Пакистане) вектор корреляции оказался даже противоположным ожидаемому. Получается, что с ростом образования у студентов несколько растет индекс дистанции власти и несколько снижается индекс индивидуализма.

Налицо парадокс: высшее образование вестернизирует сознание студентов, но чем дольше длится это воздействие, тем слабее степень вестернизации. Можно сказать, что мы наблюдаем эффект отрицательной предельной ценностной отдачи от высшего образования, когда последние годы обучения дают уже не прирост, а сокращение полезного культурного эффекта. Если учесть слабость и низкую достоверность корреляций, то более корректным будет вывод о нулевой предельной ценностной отдаче от высшего образования, если понимать ценностную отдачу как вестернизацию сознания студентов (повышение индивидуализма, понижение дистанции власти).

В поисках объяснения загадки нулевой предельной отдачи высшего образования можно выдвинуть гипотезу, что главным вестернизирующим фактором является не само по себе высшее образование, а подготовка к нему.

Выбор профессиональной карьеры осуществляется в основном в последние школьные годы, когда школьник определяется с приоритетами «нравится – не нравится» относительно учебных дисциплин. Поскольку мы анализировали ментальные ценности в основном студентов-экономистов, то следует учитывать, что с базовыми идеями современного «мейнстримного» экономического мышления молодежь знакомится уже в рамках школы. Разумно предположить, что тот школьник, который настроен на получение высшего экономического образования, заранее будет культивировать в своем сознании благожелательное отношение к индивидуальному выбору в демократическом обществе. Поскольку в вузы приходят молодые люди, априори лояльные к западным ценностям, то сама вузовская система может работать с нулевой отдачей, практически не влияя на степень укорененности этих ценностей.

Вернемся теперь к модели потенциальных траекторий эволюции ценностной ориентации студенческой молодежи. Для ответа на вопрос, какая из 27-ми траекторий наиболее типична для постсоветской России, необходимо учесть:

1) обнаруженную нами прозападность ментальности российских студентов (гораздо более сильный индивидуализм при примерно таком же уровне дистанции власти);

2) открытый нами эффект нулевой (или отрицательной) предельной ценностной отдачи от высшего образования.

Это означает, что следует отсечь не только вариант (4), но и варианты (2) и (3). В таком случае количество потенциально возможных траекторий, которые соответствуют российским условиям, сокращается с 27-ми до 6-ти (рис. 3).

В самом грубом приближении ответ на интересующий нас вопрос можно получить, сравнивая по показателям индивидуализма и дистанции власти вестернизацию студентов с вестернизацией людей с высшим образованием. Поскольку современное состояние методик не позволяет достигать высокой точности, целесообразно перейти от точных количественных показателей (табл. 3) к качественному описанию их соотношения (табл. 4).

Следовательно, в самом первом приближении можно сказать, что в постсоветской России работает схема (1)  (5 или 6)  (7): высшее образование не обеспечивает устойчивой вестернизации ментальных ценностей.

Однако такое решение проблемы будет не совсем корректно. Ведь мы сравнивали студентов 2000-х гг. с теми, кто получал образование в основном в советское время. Более высокая остернизированность сознания «отцов» в сравнении с «детьми» может быть результатом того, что в СССР довузовская, вузовская и поствузовская среда работали на остернизацию сознания, в то время как после начала либеральных реформ в новой России поствузовская среда стала уже не остернизировать, а вестернизировать сознание.

Чтобы избавиться от эффекта влияния советской эпохи и получить более корректный ответ на вопрос о том, по какой траектории функционирует российская образовательная система, необходимо сравнить современных студентов с теми людьми с высшим образованием, кто начал работать уже в постсоветской России. Образно выражаясь, «детей» надо сравнивать не с «отцами», а со «старшими братьями».

Если принять за барьер между СССР и Россией 1991 г., то для сравнения со студентами нам нужны работающие люди с высшим образованием, которым в 2004 г. было не более 36 лет, а в 2008 г. – не более 40 лет.

При проведении анкетирования в 2004 и 2008 гг. респонденты были разбиты на возрастные интервалы, среди которых имеются два подходящих: 25–30 лет и 31–40 лет. Хотя последний возрастной интервал не вполне подходит для оп­роса 2004 г., его использование, в принципе, допустимо, но данные по первому интервалу следует считать более важными, чем по второму. Необходимые по­казатели отражены в табл. 5 и 6, где данные для двух возрастных интервалов даны через дробь (числитель – респонденты с высшим образованием 25–30 лет, знаменатель – респонденты с высшим образованием 31–40 лет).

В то же время следует отметить, что молодые люди с высшим образованием все же сохраняют существенные отличия от среднего уровня, которые, од­нако, нельзя однозначно считать прозападными: экс-студенты более индивидуалистичны, но и более авторитарны. Вероятно, с течением времени эти отличия уменьшаются – поколение 31–40 лет «нормальнее» поколения 25–30 лет.

Вестернизация сознания студенчества в России, таким образом, – это характеристика, скорее, одной из фаз жизненного цикла, чем жизненного цикла нового поколения россиян в целом.
Литература
Латов Ю.В., Латова Н.В. Особенности «вестернизации» ментальности студенчества модернизирующихся стран // Социологические исследования. 2007. № 11.

Латова Н.В., Эргенели А., Латов Ю.В., Темирбекова Ж. Ментальность молодежи модернизирующихся стран как отражение изменений надконституционных правил институциональной среды (этнометрический подход на основе индексов Г. Хофстеда) // Научные труды Донецкого национального технического университета. Сер. Экономическая. Вып. 103–2. Донецк, 2006.

Лебедева Н.М. Базовые ценности русской культуры на рубеже XXI века // Психологический журнал. 2000. Т. 21. № 3.

Лебедева Н.М., Татарко А. Н. Ценности культуры и развитие общества. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2007.

С

ибирев В.А., Головин Н.А. Штрихи к портрету поколения 90-х годов // Социологические исследования. 1998. № 3.