История создания поэмы

О том, как возник замысел «Реквиема», Анна Ан­дреевна Ахматова сочла необходимым сообщить чита­телю перед началом поэмы — вместо предисловия: «В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, ни­когда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):

• 
  А это вы можете описать? И я сказала:
  
• 
  Могу.
  

Итак, в основу поэмы легли факты личной биогра­фии: 22 октября 1935 года сын Анны Ахматовой и Николая Гумилева Лев Николаевич Гумилев был аре­стован. Студент исторического факультета ЛГУ был брошен в тюрьму как «участник антисоветской тер­рористической группы». В этот раз Ахматовой удалось вырвать сына из тюрьмы довольно быстро: уже в ноябре он был освобожден из-под стражи. Для этого ей пришлось обратиться с письмом к Сталину. Впо­следствии она опишет это так:

Уводили тебя на рассвете,

За тобой, как на выносе, шла,

В темной горнице плакали дети,

У божницы свеча оплыла.

На губах твоих холод иконки,

Смертный пот на челе... Не забыть!

Буду я, как стрелецкие женки,

Под кремлевскими башнями выть.

Во второй раз Л. Н. Гумилев был арестован в мар­те 1938 года и приговорен к десяти годам лагерей, позднее срок сократили до 5 лет (в 1949 году Льва арестовывают в третий раз, приговаривают к рас­стрелу, который заменяют потом ссылкой).

Вина Л. Н. Гумилева ни разу не была доказана. В 1956 и 1975 годах его полностью реабилитировали (по обвинениям 1938 и 1949 годов), было наконец «установлено, что Л. Н. Гумилев был осужден не­обоснованно» (Из сообщения Главной военной проку­ратуры).

Аресты 1935 и 1938 годов Анна Андреевна рас­сматривала как месть властей за то, что Лев был сы­ном Н. С. Гумилева.

Арест 1949 года, по мнению А. Ахматовой, был следствием печально известного постановления ЦК 1946 г., теперь сын сидел в лагере из-за нее.

Поразительное предчувствие трагической судьбы сына великих российских поэтов запечатлелось в стихотворении М. Цветаевой, созданном еще в 1916 году (Льву было тогда всего четыре года):

Имя ребенка — Лев,

Матери —Анна.

В имени его — гнев,

В материнском — тишь.

Рыжий львеныш

С глазами зелеными,

Страшное наследье тебе нести!

Северный Океан и Южный

И нить жемчужных

Черных четок — в твоей горсти!

Пережитое Анной Андреевной в эти годы нашло отражение не только в «Реквиеме», но и в «Поэме без героя», и в цикле «Черепки», и в ряде лирических стихотворений разных лет:

Мне, лишенной огня и воды,

Разлученной с единственным сыном...

Вот и доспорился яростный спорщик

До енисейских равнин,

Вам он бродяга, шуан, заговорщик,

Мне он — единственный сын...

Однако было бы неверным сводить содержание по­эмы «Реквием» только к семейной трагедии. «Рекви­ем» — это воплощение народного горя, народной трагедии, это крик «стомильонного народа», которо­му выпало жить в то время,

...когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад.

И ненужным привеском болтался

Возле тюрем своих Ленинград.

И когда, обезумев от муки,

Шли уже осужденных полки,

И короткую песню разлуки

Паровозные пели гудки,

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь.

Анна Ахматова чувствовала себя в неоплатном дол­гу перед теми, с кем стояла в тюремных очередях, с кем «вместе бедовала» и «в ногах валялась у крова­вой куклы палача»:

И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мною

И в лютый холод, и в июльский зной

Под красною, ослепшею стеною.

Поначалу «Реквием» был задуман как лириче­ский цикл и лишь позднее был переименован в по­эму. Первые наброски относятся к 1934 году, наибо­лее интенсивно Анна Ахматова работала над поэмой в 1938—1940 годах. Но тема не отпускала ее, и в 60-е годы Ахматова продолжала вносить отдельные стро­фы в поэму.

При жизни А. А. Ахматовой в нашей стране «Рек­вием» напечатан не был, хотя в 60-х годах был широ­ко распространен среди читателей в «самиздатов-ских» списках. В 40—50-х годах рукописи «Реквие­ма» Анна Андреевна сжигала после того, как прочитывала стихи людям, которым доверяла. Поэма существовала только в памяти самых близких, дове­ренных лиц, заучивавших строфы из нее наизусть. Л. К. Чуковская, автор «Записок об Анне Ахма­товой», приводит такие свидетельства из своих днев­ников тех лет: «Длинный разговор о Пушкине: о Ре­квиеме в «Моцарте и Сальери». В сносках же Чуков­ская сообщает: «Пушкин ни при чем, это шифр. В действительности А. А. показала мне в тот день свой, на минуту записанный, «Реквием», чтобы про­верить, все ли я запомнила наизусть». (31 января 1940 г.) «А. А. записала — дала мне прочесть — со­жгла над пепельницей «Уже безумие крылом» — стихотворение о тюремном свидании с сыном» (6 мая 1940 г.).

В 1963 году один из списков поэмы попал за гра­ницу... там впервые «Реквием» опубликовали полно­стью (мюнхенское издание 1963 г.). Восприятие пи­сателей русского зарубежья передает очерк извест­ного прозаика Б. К. Зайцева, напечатанный в газете «Русская мысль»: «На днях получил из Мюнхена книжечку стихотворений, 23 страницы, называется «Реквием»... Эти стихи Ахматовой — поэма, естест­венно. (Все стихотворения связаны друг с другом. Впечатление одной цельной вещи.) Дошло это сюда из России, печатается «без ведома и согласия авто­ра» — заявлено на 4-й странице, перед портретом. Издано «Товариществом Зарубежных Писателей» (списки же «рукотворные» ходят, наверное, как и Пастернака писания, по России как угодно)...

Да, пришлось этой изящной даме из Бродячей Со­баки испить чашу, быть может, горчайшую, чем всем нам, в эти воистину «Окаянные дни» (Бунин)... Я-то видел Ахматову «царскосельской веселой грешни­цей», и «насмешницей», но Судьба поднесла ей оцет Распятия. Можно ль было предположить тогда, в этой Бродячей Собаке, что хрупкая эта и тоненькая жен­щина издаст такой вопль — женский, материнский, вопль не только о себе, но и обо всех страждущих — женах, матерях, невестах, вообще обо всех распинае­мых? <...>

Откуда взялась мужская сила стиха, простота его, гром слов будто и обычных, но гудящих колоколь­ным похоронным звоном, разящих человеческое сердце и вызывающих восхищение художническое? Воистину «томов премногих тяжелей». Написано двадцать лет назад. Останется навсегда безмолвный приговор зверству». (Париж, 1964 г.)