Жизнеописание святого Франциска Ассизского Супруга госпожи Бедности

Оглавление

Глава I,

Жили некогда в городе Ассизи муж и жена, люди весьма состоятельные.

Мужа звали Пьетро, точнее сказать, Пьетро Бернардоне, по имени его доброй памяти родителя. Был Пьетро отважным купцом, в Провансе и на Востоке закупал товар - драгоценные ткани и домой возвращался, нагруженный богатствами.

Жену звали Пика (Сорока), хотя настоящее ее имя было Джованна. Она отличалась высокими добродетелями, и душевное богатство ее было столь велико и совершенно, что затмевало золото, накопленное мужем.

Оставалось жить во взаимном счастье, что они и делали. Не бывает, однако, розы без шипов.

Счастье омрачалось тем, что Бог не благословил их детьми, скрепляющими любовь, и оттого точно темное облако тяготело над ними.

Уже мадонна Пика совершила паломничество к гробницам апостолов в Риме; в смиренной молитве, простершись на полу часовни Св. Михаила на горе Гаргано, умоляла Господа даровать ей желанное материнство. Все было напрасно. Небо, казалось, было глухо к ее плачу.

Однажды мессер Пьетро занимался приготовлениями к отъезду, собираясь по торговым делам в Святую Землю и рассчитывая на немалые барыши.

- Мессер, - сказала ему жена, - не возьмешь ли меня с собой? Какое было бы счастье посетить те места, где совершилось наше Искупление!

Поначалу муж не знал, что ответить: его беспокоила мысль о доме и имуществе, о том, что с ними станет во время их долгого отсутствия. Он уж сказал было "нет", но нежелание огорчать жену взяло верх:

- Мадонна, если тебе угодно, поезжай со мной.

Уладив дела, они отправились в путь. Сердце мадонны Пики наполнялось невыразимым счастьем.

Наконец они достигли Палестины, и тут муж занялся своими делами, а жена отправилась в паломничество.

Глубокая вера, больше, чем наставления людей, указывала ей места, освященные пребыванием Спасителя, там она забывалась в сладкой молитве. Молилась она и у Гроба Господня, и в Вифлееме, в той пещере, где произошло Рождество Христово.

Кто может пересказать мысли, роившиеся в уме женщины из Ассизи, когда она взирала на смиренное ложе, где Пресвятая Дева родила Иисуса? Преклонив колена на голый камень, она открыла Божией Матери свое тайное горе. Не столько голосом, сколько сердцем поведала о великом желании иметь дитя и, может быть, в этот миг ощутила, что молитва ее услышана.

***

Была зима 1181 - 1182 года. Дома, в тишине, не нарушаемой громким голосом мужа, торгующегося с покупателями - ибо он снова был в отъезде, - женщина готовилась к великому дню.

Заранее приготовили все, как должно, но провидение в своей неисповедимости распорядилось иначе.

Мадонна Пика уже вышла из юного возраста, и первые роды обещали быть трудными. В тревожное время, сознавая опасность, благочестивая женщина вновь прибегла к молитве. Вспомнила вифлеемскую пещеру, скромную обстановку, в которой родился Спаситель, и, просвещенная высшим светом, решила последовать примеру Пресвятой Девы.

Она приказала служанкам постлать ей ложе в нижней части дома, где муж обыкновенно ставил лошадей, и попросила, чтобы туда привели вола и ослика. Когда все было готово, она с трепетом сошла вниз и, улегшись на сено, без особых мучений разрешилась от бремени.

В городе происшествие вызвало немалый шум. Кумушки и соседки, собираясь, судачили о мадонне Пике. Не постигая смысла случившегося, они все объясняли прихотью беременной женщины. С того времени прозвище Пика совсем заменило крестное имя Джованна: сорокам приписывается прихотливость желаний.

***

Сплетни кумушек не проникали за ворота дома Пьетро Бернардоне и не умаляли счастья мадонны Пики. Она жила как в раю, пестуя дитя, чей плач наполнял мать не печалью, а радостью.

Однажды странный паломник постучал в дверь дома мадонны Пики. Почтенного вида, с мягким взором. Он попросил разрешения взглянуть на малыша и прижать его к груди. Жалея бедняка, Пика сначала досыта его накормила, а потом отвела к сыну.

Паломник, взяв младенца на руки и подняв вверх - при этом торжественностью он напоминал святого старца Симеона, - благословил его такими словами: "В один день в этом переулке на свет появились два мальчика. Один, - и он указал на того, которого держал на руках, - станет одним из величайших святых, другой - одним из наихудших негодяев".

Сказав это, он удалился, и никто его больше не видел.

Глава II,

в которой рассказывается, как св. Франциск стал предводителем юношей в Ассизи, а также говорится о его христианском воспитании.

Когда у Пьетро родился сын, сам он находился в Провансе. По благополучном окончании дел, с легким сердцем, отправился он в обратный путь. Но истинная радость ждала его дома: наконец-то жена подарила ему наследника.

Пьетро ликовал, ибо к прочим его недостаткам - честолюбию, пристрастию к роскоши и к заносчивости перед людьми - надо прибавить безграничное тщеславие. До рождения сына он хоть в одном полагал себя ниже других смертных: его весьма тяготило отсутствие наследника. Теперь все изменилось. У него есть свое дитя, можно строить планы на будущее, можно возлагать на него великие надежды, растить по своим понятиям: вырастет - все кругом только глаза раскроют от изумления.

Первым делом он сменил ребенку имя. Пьетро не хотел, чтобы мальчик стал отшельником, сумрачным исхудалым аскетом, как Иорданский Креститель. Он хотел видеть его прекрасно воспитанным молодым человеком, знающим толк в музыке и поэзии, в одежде из красивых тканей, которые привозил на продажу отец; важным военачальником, владеющим мечом и ведущим отряды воинов в сражение. Поэтому он нарек сына Франциском - пусть, мол, самим именем уподобится тем благородным французам, которые с рыцарской доблестью соединяют обаяние стихотворца и изящество.

Детство и юность Франциска отмечены отцовским влиянием. В школе Святого Георгия, в своем приходе, он изучал латинский и народный язык, от отца научился проникать в смысл провансальского языка и наслаждаться провансальскими стихами, записанными на чудесном, украшенном миниатюрами пергаменте.

Душа его, от природы открытая прекрасному, понемногу впитывала "веселую науку". Усвоенное он, в свою очередь, передавал молодежи города на общих празднествах.

Скоро он стал заметен в среде сверстников, те подпадали под его обаяние, любили его, беспредельно им восхищались.

Франциска провозгласили королем пиров и праздников, предводителем юношества Ассизи; не было такого блестящего собрания, где бы Франциск не оказвался на виду. Его мандолина издавала нежные звуки, голос трогал сердца, одежды блистали. Все улочки и переулки Ассизи слышали его шаги, окна открывались, из-за ярких гвоздик выглядывали любопытные девушки.

Наблюдая издалека, спрятавшись в тень, радостно потирал руки Пьетро Бернардоне.

***

Блестящие успехи юного Франциска позволяют угадать, какими дарами он был наделен; не будем, однако, поверхностно судить о его воспитании.

Святой жизни женщина, она заботливо внушала сыну твердые принципы религии и нравственности, которые должны были служить ему опорой на протяжении всей жизни. Это воспитание дало плоды: Франциск никогда не опускался до низких поступков, никогда не шел на поводу у низменных побуждений. Все низменное и грубое вызывало у него неприязнь и отвращение.

Это хорошо знала мадонна Пика и кумушкам, которые по обыкновению судачили о Франциске, всегда отвечала:

- Кем, по-вашему, станет мой сын? Я верю, что он, несмотря ни на что, станет сыном Божиим.

К месту будет рассказать такой случай из его жизни тех лет.

Пьетро Бернардоне позаботился о том, чтобы посвятить сына в тайны торгового ремесла, к которому тот выказал большие способности. Желая приобщить сына к делу, дававшему большой доход, и внушить ему чувство ответственности, отец часто оставлял его вместо себя в лавке - принимать покупателей и заключать сделки, а порой посылал в город Фолиньо, где держал торговлю.

Однажды, когда Франциск находился в отцовской лавке, туда вошел нищий и попросил подаяния Христа ради.

Занятый сделкой, Франциск нетерпеливо отмахнулся от нищего и прикрикнул на него, но тут же его поразила мысль: "Если бы он попросил меня от имени какого-нибудь знатного господина здесь, на земле, я бы не отказал. Как же мог я так грубо с ним обойтись, когда он попросил меня Христа ради?"

Он тотчас выбежал за нищим и, догнав, щедро его одарил, а в душе твердо решил никогда не отталкивать тех, кто придет к нему просить именем Божиим.

Глава III,

В год 1202 Франциску было уже полных двадцать лет.

Небо над Ассизи затянулось тучами, сердца граждан озлобились.

После смерти императора Генриха VI народ всюду подымался на борьбу за свободу городов, которую, пользуясь феодальными законами, нагло попирали бароны и вассалы.

Ветер сражений увлек и молодежь Ассизи: изгнав дерзких властителей из города, они не остановились и, взобравшись на гору Субазио, там на склонах громили и разносили замки властителей. Наконец-то они отомстили за гнет, притеснения и обиды.

Феодалы так легко не сдались. Они бежали в город Перуджу, стоявший на соседнем холме и издавна враждовавший с Ассизи, и там просили защиты своих прав. Вспыхнула война.

Два войска сошлись на берегу Тибра, на склоне Коллестрада, в ноябре 1202 года. Пролилось много крови. В жестокой битве жители Ассизи потерпели поражение - разбитое и униженное возвращалось их ополчение в стены родного города.

Не все ополченцы вернулись к домашнему очагу. Одни полегли на поле боя, других - таких было немало - захватили в плен. Захваченных бросили в темницы надменной Перуджи, среди них был и юный Франциск.

Горько пленнику: на своей шкуре и дольше всех он терпит последствия поражения!

С ассизскими пленниками обращались сурово, их намеренно унижали. С наступлением холодов общее уныние еще усугубилось. Франциск, который от природы не был крепкого сложения, физически страдал больше других. Но при виде чужой беды душа его изнемогала от сострадания, и это завоевывало ему любовь всех товарищей по несчастью. Даже тот из них, кто совсем закоснел в грубости и кого все избегали, поддался обаянию Франциска, снова стал улыбаться и благословил жизнь.

Чем слабее становилась плоть, тем более возвышался дух святого. Какие таинственные голоса слышал он в глубине сознания? Однажды, обратившись к товарищам, он сказал:

- Я радуюсь и ликую в Господе, ибо знаю: придет время, и весь мир будет почитать меня.

Окружающие подумали, что юный пленник повредился умом.

***

Наконец заботы матери и молодость взяли верх над болезнью, здоровье Франциска стало поправляться, и вскоре он совсем окреп.

Оправляясь от болезни, он любил доходить до края города - там он садился на землю и смотрел кругом себя. Впрочем, к природе он охладел, все вокруг казалось ему чужим.

Позже Франциск возобновил веселые похождения с прежними приятелями, но всюду его настигало чувство пустоты и отвращения. Какая странная перемена происходила в его душе? Угадать нелегко. Отвратив его от радостей мира, болезнь позволила ему прикоснуться к тайне вечности, и он чувствовал себя погруженным в это необычное ощущение.

Провидение предназначило его к великому делу: стать отцом-основателем огромного Ордена, вместилища духовных сил, которые обновят Церковь, вольют в нее молодую энергию. Таинственно воздействуя на душу, оно разными путями вело его к одной цели.

Франциск пока не ведал о том великом, что должно было свершиться через него. Он ощущал лишь властную потребность выйти из непонятного состояния, вновь обрести душевное равновесие.

В лучшие для него годы - до того, как вспыхнула принесшая столько бедствий война - он читал о подвигах паладинов Карла Великого, об удивительных приключениях рыцарей Круглого Стола. Тогда он бредил этими рассказами, приводившими его в восторг.

Об этих, уже полузабытых, героях он вспомнил снова, когда в Апулии объявился французский военачальник Гвалтьеро де Бриенне, который своими подвигами в защиту Церкви и Империи вызывал народное восхищение.

Юного Франциска тоже захватил общий порыв. Он решил идти сражаться во главе небольшого отряда жителей Ассизи, ему хотелось покрыть себя воинской славой.

Шел 1205 год, когда отряд с крестами на груди и алебардами, гарцуя на породистых жеребцах в красивых попонах, выехал из восточных ворот Ассизи. Их провожал ликующий народ, желавший им победы, и плачущие близкие.

Первый привал был назначен близ Сполето. И там произошло событие, прервавшее военную карьеру Франциска в самом начале.

Однажды звездной ночью, когда товарищи Франциска спали и видели во сне славные подвиги, он отчетливо услышал голос, говоривший:

- Франциск, за кем лучше следовать: за хозяином или слугой?

- За хозяином.

- Зачем же ты тратишь силы, следуя за слугой, а не за хозяином?

- Чего ты желаешь от меня, Господи?

- Возвращайся в Ассизи. Твой путь - иной.

***

Утром, разбитый и подавленный, он попрощался с товарищами и молча пустился в обратный путь.

- Дорогу незадачливому рыцарю!

- Сын Пьетро Бернардоне вернулся с победой!

Это или примерно это кричали Франциску ассизские мальчишки, когда он вступил в свой город. Оскорбления и насмешки провожали его до самого дома, где его уже ждал потрясенный отец. Осталось единственное утешение - выплакаться на груди горячо любимой матери, она одна по-прежнему верила в него.

Печально тянулись дни. Однако время врачует все раны, затянулась и рана Франциска. Снова присоединился он к шумной ватаге ровесников, в увеселениях пытаясь скрыть от себя собственную душевную пустоту.

Как-то прекрасным весенним вечером он пировал с друзьями: все предавались обильным возлияниям, шум нарастал, дышать становилось нечем.

Франциск терпеливо дожидался, пока все выйдут на воздух с цитрами и мандолинами и отправятся по улочкам петь под украшенными цветами окошками.

Наконец все вышли, и вдруг кто-то заметил, что Франциска нет:

- Куда он подевался? Кто задержал его в эту благоуханную ночь?

Франциска нашли: прислонившись к косяку двери, он отрешенно смотрел куда-то вдаль.

- О чем ты задумался, Франциск? Может быть, милая девушка пленила твое сердце?

- Так и есть, друзья. Меня пленила красивейшая на свете Дама, самая благородная, какую можно вообразить.

Он не лгал. Ему уже явился лик необыкновенной Госпожи, которой предстояло стать верной спутницей всей его жизни: лик госпожи Бедности.

Это случилось после того, как он задумался о бесполезности и расточительности своей жизни, об ужасном воздействии богатства на тогдашнее общество, которое было не менее беспокойным, чем нынешнее. И в особенности, о нищете простого народа, которая чаще всего соединялась с нравственной распущенностью.

С того дня Франциск мечтал встретиться с госпожой Бедностью и наполнить ее евангельским смыслом.

Ему требовалось, прежде всего, время для внутреннего переустройства, для приготовления души к желанной встрече. Бабочка, прежде чем взлететь и развернуть на солнце пестрые крылышки, какое-то время проводит в тени, в коконе, из которого потом выпархивает в своем великолепном наряде. Так и Франциск.

В окрестностях Ассизи, где-то на крутых склонах горы Инферно, обрывающихся к Тешо, он нашел неприметную пещеру; там он погружался в размышления и молитву.

С ним был друг, всюду за ним следовавший и посвященный в его тайну. Друг ждал у входа в пещеру, а Франциск внутри общался с Богом. Наружу доносились лишь стоны и восклицания.

Укрепив дух, Франциск пустился, наконец, на поиски госпожи Бедности. Впервые он встретился с ней в Риме, куда отправился пока еще с мирским товаром как богатый и вызывающий общее восхищение молодой человек.

Там он простерся у гробницы первоверховного Апостола, после чего вынул все деньги и королевским жестом швырнул их как подаяние. Потом подошел к нищим, теснившимся у входа, и с одним из них поменялся одеждой.

Сын Пьетро Бернардоне, цвет молодежи Ассизи, вдруг стал грязным оборванцем! Только что его тело облекал гладкий бархат, а теперь - грубая колючая шерсть. Из любви к своей Даме он совсем отбросил стыд: протянул руку и принял протянутую милостыню.

Каждая жилка в нем дрожала, но дух ликовал: Христос из любви к людям оставил небесную славу и облекся нашей немощной плотью - неужто Его раб не уподобится Ему, облекшись нищетой своих братьев?

***

Вторая встреча произошла в Ассизи. Однажды, когда он ехал верхом по равнине, он ясно услышал звук приближающегося колокольчика, затем увидел обезображенного болезнью прокаженного. Его изъязвленное тело издавало невыносимое зловоние.

В один миг он соскочил с коня, подошел к прокаженному и подал ему милостыню c поцелуем любви. Когда он снова вскочил на коня и, отъехав, обернулся в последний раз, прокаженного не было. Кругом простиралось ровное поле.

Сам Христос под видом прокаженного принял поцелуй от Своего раба и исчез.

***

Так написал св. Франциск в «Завещании». Последние слова дают нам ясное понятие о преображении, которое он пережил под воздействием описанной встречи.

Суровая внутренняя борьба уже привела его к победе над чувствами и страстями: Франциск подчинил их своему духу.

Ему оставалось одолеть последнюю преграду, которую составляет для человека его естество: обычным людям это не под силу, ибо тут уже потребна святость, мистический восторг с той "сладостью души и тела", которая непонятна для обычных душ.

Франциск, встретясь с прокаженным, испытал это состояние. Теперь он был "чист и достоин восходить к звездам".
Глава V,

в которой рассказывается, как Иисус Распятый говорил со св. Франциском и как Святой окончательно отвергся мира.

Сладость, которую Франциск испытал, поцеловав прокаженного, неожиданно для него заполнила пустоту, образовавшуюся еще тогда, когда в свои юные годы он лишился всех мечтаний и обольщений века сего.

Чтобы сполна насладиться новым ощущением, он удалялся в неприметные и заброшенные церкви, куда не достигал шум деловой сутолоки, и в тишине предавался горячей молитве.

В особенности он полюбил церковку Cв. Дамиана, за городской чертой, на восточном склоне холма, среди разросшихся олив и кипарисов.

Поначалу он ненадолго заходил в нее на пути в Фолиньо или обратно.

Теперь он нарочно спускался туда из города и проводил там время в молитве.

Однажды утром, погрузившись в молитву, он взирал на византийское pаспятие в алтаре и вдруг увидел, что черты Господа оживают, губы шевелятся, и голос возглашает:

- Ступай, Франциск, почини дом Мой, ты видишь - он почти разрушен.

Когда глаза и уста Христа вновь обрели обычную неподвижность, а изумление в душе Франциска ослабло, он огляделся: церковка и вправду совсем обветшала и крыша прохудилась. Ни о чем другом он пока не думал, ибо не мог еще вообразить, какое трудное дело возложит на него Провидение.

Немедленно поднявшись с колен, он вернулся в город и вошел в дом. Как много раз до того, нагрузившись тканями на продажу, он отправился верхом в Фолиньо. Там все распродал, но, сочтя, что выручил недостаточно, без раздумий продал и коня.

Тут же пустился обратно и, явившись в церковь Св. Дамиана, выложил всю выручку перед священником, прося, чтобы тот на эти деньги отремонтировал церковь. Священник хорошо знал нрав Пьетро Бернардоне, поэтому отказался принять щедрый дар. Он боялся неприятностей с богатым купцом, предпочитая покой и бедность.

Франциск огорчился и, поколебавшись, схватил деньги и бросил их за окошко. После чего взмолился, чтобы священник допустил его остаться при нем и позволил сколько угодно молиться в этой церкви.

Добрый священник ничего не имел против, поэтому позволил странному юноше оставаться при нем и молча молиться перед алтарем.

Однако за сыном явился сам Пьетро Бернардоне. Его тревожило, что Франциска все нет и нет, а он уже был наслышан о его чудачествах, поэтому явился с палкой, намереваясь силой заставить блудного сына вернуться под отчий кров.

Франциск, в страхе перед отцовским гневом, укрылся в тайном убежище. На свое счастье, священник нашел деньги, брошенные Франциском: они все еще лежали за окошком. Получив их назад, купец несколько утихомирился и вернулся назад в город.

***

Франциск месяц укрывался в тайном убежище. Он хотел окончательно порвать с миром: в ушах его настойчиво звучал голос Господа: "Кто любит отца и мать более, нежели Меня, не достоин Меня".

Однажды, не убоясь унижения, он вошел в город и двинулся по самым людным улицам. Одежда его была разорвана, волосы взлохмачены, борода отросла - смотреть страшно.

Горожане, едва завидев, окружили его и, кто шутки ради, кто осуждая его чудачества, кто назло его отцу, стали бросаться камнями и глумиться над ним. Мальчишки, радуясь неожиданной забаве, бросали в него грязью и сквернословили.

От него отстали, только когда на место происшествия явился мессер Пьетро. В бессильном гневе он схватил сына, на спине дотащил до дома и запер в чулане под лестницей, чтобы в домашней темнице тот излечился от своих безумств, одумался и решил, наконец, жить по-человечески.

Как бы плохо ни обстояли дела с сыном, мессер Пьетро не забывал о барышах. Поэтому он, как обычно, отправился по торговым надобностям, а за узником поручил присматривать жене.

Но разве мать, а тем более мадонна Пика, может взять на себя неблагодарную обязанность тюремщика при собственном сыне? Не успел отец отъехать от дому, как она спустилась вниз и сняла с сына оковы. Смутно она чуяла, что совершается в нем, и ей казалось, что чрезмерная строгость к нему противна воле Божией, которую она угадывала в последних удивительных событиях.

Ласково упрашивая Франциска подчиниться отцу, помириться с ним и вернуться к прежней жизни, она действовала не по убеждению, а по долгу - не желая идти против мужа; когда же увидела, что сын не поддается на уговоры, настаивать не стала: пусть поступает по-своему.

Муж, однако, был другого мнения. Вернувшись домой и увидев, что птичка вылетела из клетки, он обрушился на жену и в неистовстве кинулся в церковь Св. Дамиана, где, как ему сообщили, укрывался сын.

На этот раз Франциск чувствовал за собой право служить Господу, поэтому не стал скрываться и вышел, прямо глядя отцу в лицо:

- Отец, я не боюсь твоего гнева. Вяжи меня, избивай, запирай меня в темницу, делай, что хочешь: какую ты ни придумаешь муку, я с радостью пострадаю из любви к Иисусу.

Голос Франциска звучал по-новому, он смотрел твердо, как полководец.

Мессер Пьетро, онемев от такой дерзости, чуть не лишился рассудка и в ярости побежал к консулам. Угрожая отречься от сына и лишить его наследства, он втайне рассчитывал, что тот, испугавшись, сделается послушным. Ему казалось, что поступкам сына нет никакого оправдания. Он считал, что сын просто обуян злобой и черной неблагодарностью.

Но Франциск не согласился предстать перед консулами: он заявил, что гражданский суд не имеет права судить его в таком деле, и обратился к суду церковному.

Епископом был в ту пору настоятель церкви Св. Руфина Гвидо II, о котором сохранились воспоминания как о твердом и отечески благожелательном пастыре.

Выслушав жалобы мессера Пьетро и защитную речь сына, Гвидо тотчас вынес ясное решение:

- Ты, мессер Пьетро, не имеешь права мешать сыну следовать по пути, назначенному Господом, посему отступись от своих суровых намерений. А ты, Франциск, если и вправду хочешь следовать Господу на пути к совершенству, откажись от всего. Такова Его заповедь.

Тогда юноша сбросил с себя всю одежду и остался в одной власянице. Подобрав одежду с земли, он бросил ее потрясенному отцу:

- Слушайте, - воскликнул Франциск, - до сей поры я звал отцом Пьетро Бернардоне, но я желаю служить одному Господу, и я отказываюсь от всего имения отца и от одежды, которую от него получил. Отныне я могу с уверенностью говорить: «Отче наш, сущий на небесах».

Живое сочувствие охватило толпу. Тронут был и сам епископ. Своей мантией он прикрыл наготу юноши. Всякая связь с миром и с плотью оборвалась. Франциск нищим вступал в служение Господу.

Пьетро Бернардоне стоял как оглушенный. Не того он ждал, ему не надо было ни денег, ни одежды, он хотел своего первенца, которого, несмотря ни на что, все еще сердечно любил. Он явился на церковный суд, надеясь властью епископа вернуть сына к послушанию, и вот все погубил.

Бедный мессер Пьетро! Впервые его расчеты не оправдались.

Он отправился назад в лавку, сердце его изнывало от муки.

По-видимому, жизнь его была недолгой: второй его сын Анджело указан в книге записей Ассизи за 1215 год под именем не отца, а матери: Анджело ди Пика.

Глава VI,

в которой рассказывается, как св. Франциск по дороге в Губбио столкнулся с разбойниками и как дошел до монастыря Св. Верекундия.

Весна 1207 года. Природа понемногу просыпается, нежная зелень уже покрывает просторы долины Сполето, пробивается вдоль ручьев и тропок. Среди скал горы Субазио зацветают фиалки, набухают почки терна, наполняя воздух лесным ароматом.

Обновляющаяся мать-земля купается в лучах солнца. На горных вершинах, как чистый кристалл, сверкает последний снег.

Однажды утром Франциск вышел из города. На нем был длинный плащ с крестом на спине, под плащом власяница, терзавшая тело.

Но душа его была исполнена радости.

Бабочка, покинув кокон, выпорхнула; опьяненная солнцем и благоуханием, она выписывает круги над землей.

Долиной Франциск дошел до реки Кьяшо, откуда берегом двинулся к ее истокам у Губбио, на склонах горы Инджино, "облюбованной блаженным Убальдо".

Пройдя долину Вальфаббрика и поднимаясь дальше в гору, он дошел до Каприньоне, местности, скрытой среди пещер и лесов, - излюбленном убежище разбойников и лихих людей. На пути Святой распевал хвалебную песнь на провансальском наречии.

Внезапно из зарослей выскочили три разбойника:

- Ты кто такой, что распеваешь на дороге?

- Я - вестник великого Царя, - твердо отвечал Франциск.

- Вот так вестник, да в какой пышной одежде!

И бросили его в ров, полный снега. Но Франциск не пал духом. Выбравшись из рва, он вновь безмятежно пустился по дороге.

Снег постепенно таял под весенними лучами, река на глазах набухала, создавая заторы и разливаясь.

По этой причине и вдобавок чувствуя, что от голода совсем свело желудок и нужна одежда, которая бы получше защищала от холода, Франциск постучал в ворота ближайшего монастыря - то был монастырь Св. Верекундия в местности, ныне называемой Валлиндженьо.

Увидев его в таком жалком виде и в рубище, монахи не больно-то ему поверили и отправили на кухню заработать немного похлебки.

Печальные то были дни: его чурались, с ним не говорили, никто не отделил ему, изголодавшемуся, хлеба и, что самое тяжкое, никто не подал ему, чем прикрыть наготу. Все опасались, что имеют дело с одним из тех недобрых людей, которыми кишела местность.

Не выдержав, исстрадавшийся Святой пустился в Губбио.

***

Случившееся не должно нас удивлять: все это дела человеческие, тем более, что относятся к временам, когда насилие и нравственное убожество (как, впрочем, и материальное) были не меньше, а может и больше нынешнего.

Переполненный любовью, св. Франциск без труда простил их. После этой встречи между монахами св. Верекундия и братьями св. Франциска даже зародилась дружба - столь глубокая, что продлилась на многие годы и после кончины Святого.

Об этой дружбе можно заключить хотя бы из того, что однажды, когда св. Франциск пожелал провести капитул из трехсот братьев при монастыре Св. Верекундия, аббат вместе с монахами снабдил их пропитанием, простым, но обильным, сообразно той бедности, которую так возлюбил св. Франциск. Милосердием монахов братья получили "овсяной и ржаной хлеб, сорго, бобы, горох и чечевицу, а слабейшие в придачу - яблочное вино пополам с водой".

Мало того. Рядом с монастырем произошли два случая, которые стоит пересказать, очень уж они в духе "Цветочков святого Франциска".

Однажды вышло так - о чем рассказывает и Фома Челанский, - что одна овца ночью разрешилась в хлеву ягненком. Увидела это одна свирепая свинья, накинулась на него и закусала до смерти. На следующее утро встают люди, видят мертвого ягненка и понимают, что в преступлении повинна та свинья.

"Услышав об этом, благочестивый отец растрогался и, вспомнив о другом Агнце, оплакал перед всеми мертвого ягненка: «Увы, брат ягненок, невинное животное, живой символ, всегда нужный людям! Да будет проклята та нечестивая, что убила тебя, и пусть никто, ни человек, ни животное, не ест ее мяса!» Невероятно! Злобная свинья вдруг почувствовала себя плохо и, уплатив дань трехдневным страданием, наконец сдохла, как того и заслужила. Затем ее бросили в монастырский ров, где она долго оставалась и, наконец, ссохлась, как деревяшка, и даже самый голодный не смел ее тронуть".

***

Св. Франциск дружил в той местности не с одними монахами; он приходил к самым простым людям, к крестьянам, и постепенно они привыкли к Святому.

Узнав о нем, крестьяне тут же побежали к нему толпой и, видя, что солнце уже на закате, стали его упрашивать переночевать у них:

- Брат Франциск, оставайся с нами, не езжай дальше, ведь в округе полно свирепых волков, они пожрут осла и тебя с товарищем не пожалеют.

Но брат Франциск в своей голубиной кротости отвечал:

- Ничего плохого я не сделал брату волку, чтобы он дерзнул сожрать нашего брата осла. Бывайте здоровы, дети мои, и имейте страх Божий.

И так святой Франциск остался цел и невредим.