12
На следующий день, в воскресенье, Камилла обедала у Кесслеров. Уклониться она не могла. Больше никого не приглашали, и разговор за столом вышел почти веселым. Ни неудобных вопросов, ни двусмысленных ответов, ни неловких молчаний. Настоящее рождественское перемирие. Впрочем, нет! Один неловкий момент все-таки возник: когда Матильда выразила беспокойство по поводу условий ее выживания в комнатушке горничной, Камилле пришлось приврать. Она не хотела сообщать им о своем переезде. Пока не хотела… Надо сохранять бдительность… Маленький злюка так и не съехал, и за одной психодрамой вполне могла последовать другая…
Взвесив на руке подарок, она заявила;
– Я знаю, что это…
– Нет.
– Да!
– Ну давай, скажи… Так что это?
Пакет был упакован в крафтовую бумагу. Камилла развязала ленточку, положила перед собой на стол, разгладила, достала блокнот.
Пьер потягивал вино. Ах, если бы только эта упрямица снова взялась за работу…
Закончив, она повернула рисунок к нему: канотье, рыжая борода, глаза, как две большие бельевые пуговицы, темный пиджак, дверная рама – она словно скопировала обложку.
Он даже не сразу понял, что произошло.
– Как тебе удалось?
– Я вчера целый час его рассматривала…
– Купила?
– Нет.
– Уф…
Помолчав, он спросил:
– Ты снова рисуешь?
– Потихоньку…
– Вот так? – он кивнул на портрет Эдуарда Вюйара. – Снова копируешь, как дрессированная собачонка?
– Нет, нет… Я… Только наброски в блокнотах… Ерунда… Рисую всякую чепуху…
– Но удовольствие хоть получаешь?
– Да.
Он ликовал.
– А-а, замечательно… Покажешь?
– Нет.
– Как твоя мать? – вмешалась великая дипломатка Матильда. – По –прежнему на краю пропасти?
– Скорее, на самом ее дне…
– Значит, все хорошо?
– Просто отлично, – улыбнулась Камилла.
Остаток вечера они провели в разговорах о живописи. Пьер комментировал работы Вюйара, искал сходство, проводил параллели, предавался бесконечным рассуждениям. Он то и дело вскакивал, снимал с полки книги, предъявляя им доказательства собственной проницательности, и в какой-то момент Камилле пришлось переместиться на самый край дивана, чтобы уступить место Морису (Дени)29, Пьеру (Боннару)30, Феликсу (Валлотону)31 и Анри (де Тулуз-Лотреку)32.
Как торговец Пьер был невыносим, а как просвещенный любитель искусства – выше всяких похвал.
Ну конечно, он говорил глупости – а кто этого не делает, рассуждая об искусстве?! – но говорил он их вдохновенно. Матильда зевала, Камилла допивала шампанское.
Когда его лицо почти исчезло в клубах дыма от сигары, он предложил отвезти ее домой на машине. Она отказалась – слишком много съела, не помешает пройтись.
Квартира была пуста и неожиданно показалась ей слишком большой, она закрылась у себя и провела остаток ночи, уткнувшись носом в свой подарок.
Она позволила себе несколько часов утреннего сна и присоединилась к коллеге раньше обычного: в канун Рождества кабинеты опустели около пяти. Они работали быстро, в тишине и молчании.
Самия ушла первой, а Камилла поболтала несколько минут с охранником:
– Это они заставили тебя надеть колпак и бороду?
– Да нет, сам проявил инициативу, для создания праздничной атмосферы!
– Ну и как, оценили?
– Да о чем ты говоришь… Всем плевать… Зато мой пес впечатлился. Не узнал меня, дурак такой, и зарычал… Клянусь, тупее собаки у меня в жизни не было…
– Как его зовут?
– Матрица.
– Это сука?
– Да нет… А почему ты решила?
– Так, нипочему… Ладно, пока… Счастливого Рождества, Матрица, – сказала она, обращаясь к лежавшему у ног охранника крупному доберману.
– Не надейся, что он ответит, эта псина ни черта не соображает, точно тебе говорю…
– Да я и не рассчитывала, – засмеялась Камилла. Этот парень – Лаурель и Харди33 в одном флаконе.
Было около десяти. По улицам бегали рысцой элегантно одетые люди, нагруженные пакетами с подарками. У дам уже болели ноги от лакированных шпилек, дети носились между тумбами, мужчины листали записные книжки, стоя в телефонных будках.
Праздничная суета забавляла Камиллу. Она никуда не торопилась и отстояла очередь в дорогом магазине, чтобы обеспечить себе хороший ужин. Вернее, хорошую бутылку вина. С выбором еды у нее, как всегда, возникли проблемы… В конце концов она попросила продавца отрезать ей кусок козьего сыра и положить в пакет два ореховых хлебца. Какая разница, это всего лишь дополнение к вину…
Она открыла бутылку и поставила у батареи – пусть шамбрируется! Налила себе ванну и целый час отмокала в обжигающе-горячей воде. Надела пижаму, толстые носки и любимый свитер. Из дорогущего кашемира… Остатки былой роскоши… Распаковала систему Франка, установила ее в гостиной, приготовила поднос с угощением, погасила весь свет и устроилась под одеялом на стареньком диванчике.
Она сверилась с оглавлением: Nisi Dominus оказалась на втором диске. Вечерня Вознесения – не совсем та месса, которая подходит для Рождества, к тому же псалмы придется слушать не по порядку…
Но какая, в конце концов, разница?
Какая разница?
Камилла нажала кнопку на пульте, закрыла глаза и оказалась в раю…
Она одна в этой гигантской квартире, с бокалом нектара в руке, а вокруг – ангельское пение.
Даже хрусталики люстры позвякивали от счастья.
Cum dederit dilactis suis somnum
Esse, haereditas Domin filii: merses fructus ventris .
Это был номер 5-й, и она прослушала его раз четырнадцать, не меньше.
И на четырнадцатый раз ее грудная клетка наконец взорвалась и рассыпалась на тысячу осколков.
Однажды, когда они с отцом сидели вдвоем в машине и она спросила, почему он всегда слушает одну и ту же музыку, отец ответил: «Человеческий голос – самый прекрасный из всех инструментов, самый волнующий… Даже величайший виртуоз мира никогда не сумеет передать и четверти эмоций, которые способен выразить красивый голос… Голос – частица божественного в человеке… Это начинаешь понимать с возрастом… Я, во всяком случае, осознал это далеко не сразу, но… Может, хочешь послушать что-нибудь другое?»
Она успела ополовинить бутылку и поставила второй диск, когда кто-то зажег свет.
Все получилось просто ужасно, она прикрыла глаза руками, музыка внезапно показалась ей совершенно неуместной, голоса – почти гнусавыми. За две секунды мир провалился в чистилище.
– А, ты здесь?
– …
– Не дома?
– Наверху?
– Нет, у родителей…
– Сам видишь…
– Работала сегодня?
– Да.
– Ну извини, извини… Я думал, никого нет.
– Да ничего…
– Что слушаешь? «Casta fiore»?
– Нет, это месса…
– Ты что, верующая?
Она непременно должна познакомить его с тем охранником… Эти двое поладят… Даже лучше, чем старички из «Маппет-шоу»…
– Вообще-то, нет… Слушай, погаси свет, если нетрудно.
Он ушел, но очарование было нарушено. Она протрезвела, а диван утратил форму облака. Она попыталась сконцентрироваться, взглянула на оглавление. Так, на чем мы остановились?
Deus in adiutorium meum intende
Помоги мне, Господи!
Точнее не скажешь.
Этот олух явно искал что-то на кухне, ругаясь и срывая раздражение на дверцах шкафчиков.
– Эй, ты не видела два желтых судкаTupperware34? О боже…
– Большие?
– Ну да.
– Нет. Я не трогала…
– Черт… Никогда ничего не найдешь в этом бардаке… Что вы делаете с посудой? Жрете ее, что ли?
Камилла со вздохом нажала на «стоп».
– Могу я задать тебе нескромный вопрос? Зачем ты ищешь судки в два часа ночи, в Рождество?
– Затем. Они мне нужны.
Ладно. Бесполезно. Она встала и выключила музыку.
– Это моя система?
– Да… Я позволила себе…
– Черт, вещь просто суперская… Надо же, ты меня не нагрела!
– Да уж, не нагрела…
Он изумленно вытаращил на нее глаза.
– Зачем ты дразнишься?
– Низачем. Счастливого Рождества, Франк. Пошли поищем твой котелок. Да вот же он, на микроволновке…
Она снова легла на диван, а он принялся за перестановку в холодильнике. Закончив, молча пересек гостиную и направился в душ. Камилла спрятала лицо за стаканом: она наверняка израсходовала весь бак…
– Блин, кто вылил всю воду?
Он вернулся через полчаса – в джинсах и голый по пояс, свитер надел не сразу… Камилла улыбалась: это уже не намек, а чистой воды приглашение…
– Можно? – спросил он, кивнув на ковер.
– Будь как дома…
– Глазам не верю – ты ешь?
– Сыр и виноград…
– Это у тебя десерт?
– Нет, ужин…
Он покачал головой.
– Знаешь, это очень хороший сыр… И чудный виноград… И прекрасное вино…
– Налить?
– Да нет, спасибо…
У Камиллы отлегло от сердца: ей было бы жаль до душевной боли поделиться с ним остатками «Мутона-Ротшильда»…
– Все путем?
– Что?
– Я спрашиваю, как у тебя дела, – пояснил он.
– Ну… да… А у тебя?
– Устал…
– Работаешь завтра?
– Не-а.
– Хорошо, сможешь отдохнуть…
– Не-а.
Содержательная беседа…
Он подошел к столику, подцепил футляр от CD, вытащил пакетик с травкой.
– Скрутить тебе?
– Нет, спасибо.
– Какая ты правильная…
– У меня свое зелье… – Она взяла стакан.
– Ну и зря.
– Почему, разве алкоголь вреднее наркотиков?
– Конечно. Можешь мне поверить, уж я-то алкашей на своем веку повидал… И никакой это не наркотик… Это как Quality Street для взрослых…
– Верю на слово…
– Не хочешь попробовать?
– Нет, я себя знаю… Уверена, что мне понравится!
– Ну и?
– Ну и ничего… У меня проблема с тормозами… Не знаю, как объяснить… Мне очень часто кажется, что в мозгу какой-то кнопки не хватает… Не умею правильно рассчитать… Все время заносит – то в одну сторону, то в другую… Всегда нарушаю равновесие, захожу слишком далеко, и это плохо кончается… Мои увлечения.
Она удивилась самой себе. С чего это она так с ним разоткровенничалась? Может, слегка перебрала?
– Если я пью, то пью слишком много, если курю, обкуриваюсь, если влюбляюсь, теряю рассудок, а когда работаю – довожу себя до изнеможения… Ничего не умею делать нормально, спокойно…
– А когда ненавидишь?
– Об этом мне ничего не известно…
– Я думал, ты меня ненавидишь.
– Пока нет, – улыбнулась она, – пока еще нет… Когда это случится, ты не ошибешься… Почувствуешь разницу…
– Ладно… Ну так что, твоя месса закончилась?
–Да.
– Что будем слушать?
– Знаешь… Не уверена, что наши вкусы сходятся…
– Может, кое в чем и сойдутся… Подожди… Дай подумать… Уверен, что найду хоть одного певца, который тебе тоже понравится…
– Попробуй.
Он скрутил косячок и сходил к себе за диском.
– Что это?
– Ловушка для девушек…
– Ричард Кочанте?
– Да нет…
– Хулио Иглесиас? Луис Мариано? Фредерик Франсуа?
– Нет.
– Герберт Леонард?
– Гм…
– А, я знаю! Рош Вуазен!
I guess I’ll have to say… This album is dedicated to you…35
– Нееееет…
– Дааааа…
– Марвин36?
– Ну! – Он развел руки. – Ловушка для девушек… Я же говорил…
– Обожаю.
– Я знаю…
– Мы настолько предсказуемы?
– Нет, к несчастью, вы совершенно непредсказуемы, но номер с Марвином проходит всякий раз. Не было в моей жизни ни одной девушки, которая не «поплыла» бы…
– Так уж и не было?
– Не было, не было, не было… Конечно, были! Но я их не помню. Они не в счет… А может, у нас до этого просто не доходило…
– Ты знал много девушек?
– Что значит знал?
– Эй! Зачем выключил музыку?
– Затем, что ошибся – поставить-то я хотел совсем другое…
– Да нет, оставь! Это мой любимый певец! А ты хотел поставитьSexual Healing?37 Если так, то вы предсказуемы… Ты хоть знаешь историю этого альбома?
– Которого?
– «Here my dear».
– Нет, я редко его слушаю…
– Хочешь расскажу?
– Погоди… Сейчас я устроюсь… Передай мне подушку…
Он раскурил свой косячок и прилег a la «древний римлянин», подперев голову рукой.
– Валяй, рассказывай…
– Ну так вот… Но учти, я не Филибер, так что опишу в общих чертах. Here my dear означает примерно следующее: вот моя дорогая…
– Дорогая – в смысле иедешевая?
– Нет, в смысле драгоценная… – пояснила она. – Первой большой любовью Марвина была девушка по имени Анна Горди. Говорят, первая любовь – всегда последняя, не знаю, так это или нет, но Марвин точно не стал бы тем, кем он стал, если бы не встретил ее… Анна была сестрой большой шишки из Motown, основателя компании Берри Горди. Она была своей в этой среде, а из него талант так и пер, ему было всего двадцать, ей – почти вдвое больше, когда они встретились. Страсть, любовь, морковь и все такое прочее… Именно она запустила его на орбиту, поставила на рельсы, помогла, направила по верному пути, поддерживала и ободряла. Пигмалион в юбке, если угодно…
– Кто-кто?
– Гуру, тренер, ядерное топливо… Им так и не удалось родить своего ребенка, и они в конце концов усыновили мальчика, но уже в 77-м их брак начинает разваливаться. Он – звезда, почти бог… Их развод – впрочем, как и все разводы на свете – превратился в настоящий кошмар… Еще бы, ставки-то в игре были запредельные… Битва была кровавая, и адвокат Марвина предложил выход, который мог успокоить страсти: все деньги, вырученные за будущий альбом Марвина, должны были достаться его бывшей жене. Судья утвердил решение, и наш идол радостно потирал руки: он собирался втюхать ей слепленное на скорую руку дерьмецо… Вот только сделать этого он не мог… Невозможно просто так сбыть с рук великую любовь. Ну в общем, кое-кому, может, и удается, но не Марвину… Чем больше он размышлял, тем яснее понимал, что повод слишком уж хорош… А может, наоборот, совершенно ничтожен… Ну так вот, он уединился и создал это маленькое чудо, в котором описал всю их историю: встречу, страсть, первые столкновения, ребенка, ревность, ненависть, гнев… Вот, слышишь? Anger, когда все разлаживается? А потом успокоение и начало новой любви… Это сверхщедрый подарок, ты так не думаешь? Он выложился до конца, показал то лучшее, на что был способен, – и все это ради альбома, который не должен был принести ему ни гроша…
– Понравилось?
– Кому, ей?
Да.
– Нет, она возненавидела альбом. С ума сходила от ярости и очень долго попрекала его тем, что он выставил их частную жизнь на всеобщее обозрение… Ага, вот она: This is Anna’s Song 38. Послушай, как красиво… Ну признай, что это не имеет ничего общего с местью бывшей жене! Это песня о любви.
– Угу…
– А ты задумался…
– Слушай, а ты в это веришь?
– Во что в это?
– Что первая любовь – всегда последняя?
– Не знаю… Надеюсь, что нет…
Они дослушали диск до конца в полном молчании.
– Ну ладно… Черт, скоро четыре… Завтра опять будет тот еще видок…
Он встал.
– Будешь праздновать с семьей?
– С тем, что от нее осталось…
– А осталось-то много?
– Вот столечко… – он почти соединил большой и указательный пальцы…
– А у тебя?
– Вот столько… – она махнула рукой над своей макушкой.
– Ага… Значит, целый выводок… Ну пока… Спокойной ночи…
– Останешься спать здесь?
– Помешаю?
– Нет-нет, конечно нет, это я так, для справки…
Он обернулся.
– Будешь спать со мной?
– Что-о?
– Нет-нет, это я так, для справки… Он просто пошутил.
Достарыңызбен бөлісу: |