Когнитивное варьирование концепта «регулирование»

На французском языке концепт вербализуется с помощью разных вокабул. Ниже представлены (в отличие от распространенной в когнитологии практики исследовать имена) гнезда слов с глаголом во главе, интерпретирующие пространство данного концепта, так как глагол позволяет выстроить ассоциативные отношения. Гнезда слов позволяют констатировать первичные значения по отношению к соответствующим системам. Из дюжины глаголов, относящихся к концепту регулирование, только два глагола réglementer и régir употребляются в праве в значении регулирования правоотношений, регламентирования с помощью правовых актов (глагол régir употребляется также в значении управления в грамматике (régime du verbe) и служит примером использования вокабулы с одним и тем же значением в разных сферах, что приводит к разным результатам при одном концептуальном значении). Глагол réglementer дает отглагольное существительное réglementation (обозначающее действие), а оно в свою очередь значение результата действия. Во французском языке основную глагольно-именную формулу можно показать на следующем примере: produire – production – produit, где production обозначает действие (отглагольные существительные на -tion и -ment обозначают действие), а produit – результат действия, состояние. Если в группе нет существительного, обозначающего состояние или результат, то его выражает отглагольное существительное, в нашем случае réglementer – réglementation (регулирование), где réglementation обозначает и действие, и результат, если нет специального отглагольного существительного, то оба значения действия и результата совмещены в одном. В группе régler – règlement – règle те же связи, règlement (урегулирование, например, споров) выражает действие и результат действия (правила), например, règlement intérieur (правила внутреннего распорядка), регламент как собирательное значение и отдельно règle (правило, норма как отдельная единица). Следует отметить, что, несмотря на то, что règle de droit – это норма права, глагол régler в значении правового регулирования не употребляется. Его группа используется в сфере решения споров и в торговой сфере, где глагол имеет значение «платить»: régler les comptes (рассчитываться, платить по счетам), соответственно règlement des comptes –сведение счетов, разборка. В представленном функционировании вокабул показано что-то похожее на грамматическую ментальность носителя языка в синхронии, независимо от времени образования этих форм или проникновения в язык. Такова в данном случае тенденция к упорядочению французского языка.

С правовым регулированием связан также глагол régulariser, например, régulariser les relations – официально оформить отношения, определить статус. Глагол réguler имеет более общее материальное значение регулирования (не с помощью правовых актов), например, экономикой (ойкос по-гречески - ведение домашнего хозяйства) с помощью налогов, и дает отглагольное существительное, используемое в общем смысле (régulation sociale). Он используется, например, в философии в общем значении регулировать. Глагол administrer относится к сфере административного управления (например, les dépenses administratives в ст.49 Договора о ЕС нужно толковать как расходы на управление административным аппаратом Союза), administration publique – муниципальное (административное) управление, (типа МФЦ в РФ) (отглагольное существительное может означать орган, осуществляющий соответствующее действие), глагол diriger относится к сфере политического управления, direction также обозначает действие и орган. B Договоре о ЕС в значении «ведения политики, действий» используется conduire, la conduite de leur action. По разным областям распределены глаголы gérer (заниматься хозяйственной деятельностью), gouverner (управлять, править страной) (в последнее время термин gouvernance (une bonne gouvernance) употребляется в сфере глобальной экономики), guider (управлять, направлять, показывать направление в прямом материальном смысле, например, в военной области или в качестве руководства). Добавим глаголы commander, ordonner, piloter. В качестве синонима к указанным глаголам (слова passe-partout) в общелитературном языке часто используется глагол encadrer, особенно в значении «сопровождать соответствующими актами». Глаголы encadrer и gérer широко используются в «рассеянном» состоянии в общелитературном языке. Представленными вокабулами характеризуются системные (словарные) смыслы концепта регулирование в синхронии. Вполне понятно, что в разных сферах регулирование проявляется по-разному, элементы регулирования привязаны к своим сферам и проявляют «терминологичное» постоянство по отношению к ним в качестве первичной привязки.

Значения вокабул, обслуживающих данный концепт, характеризуются следующими дихотомическими признаками: материальность/нематериальность, действие/результат, действие/состояние, действие/осуществляющий его орган. Значения большинства французских глаголов характеризуются тем, что в них заложен прямой (первичный) материальный смысл, который становится абстрактным, метафорическим, переносным, что часто происходит при смене субъекта (подлежащего) – в синхронии, а также в результате важных культурных разломов – в диахронии.

Варьирование возникает в актах коммуникации, при взаимодействии дискурсов и возникновении асимметрии на языковом и культурологическом уровнях в естественном «рассеянном» языке, например, на арго: mon gouvernement – моя жена, в поговорках: la barque qui a plusieurs pilotes court droit au naufrage у семи нянек дитя без глазу, tenir les commandes – управлять, держать власть в своих руках. Глаголы mener и conduire, а также существительное règle используются во многих фразеологических оборотах, prendre la conduite de la barque (принять бразды правления), selon ta bourse gouverne ta bouche (по одежке протягивай ножки, соразмеряй свои аппетиты со своими возможностями) и т.д.

В целом анализ представленных вокабул может быть основан на таких постоянных параметрах, как: род/вид, время, пространство, материальность/виртуальность. В данном случае наиболее общим родовым понятием следует считать régulation. Различение рода и вида существенно для установления смысловых иерархий и может влиять на перевод. В разных языках различение рода и вида разное, например, термин nullité в конституционном праве Франции имеет значение «ничтожность» в оппозиции к caducité (недействительность), а в договорном праве такой оппозиции нет и на русский язык переводится как «недействительность». Разный перевод объясняется тем, что в праве РФ родовым понятием является «недействительность», а во французском праве – nullité.

Право как институт и общественное установление предназначено для того, чтобы регулировать общественные отношения, соответственно нормы, законодательные и иные нормативно-правовые акты (textes légaux et règlementaires) по своей цели являются регулирующими. Наряду с чисто юридическими классификациями, по отношению к языку обыденной картины мира французские юристы делят правовые термины на три группы: 1)термины, значение которых совпадает со значениями соответствующих вокабул общелитературного языка, 2)термины, правовое значение которых не совпадает с его значениями и 3)термины, которые в праве имеют только свое специальное значение. Распределение и использование терминов подпадает под определенные принципы, которые соответствуют юрилингвистическим отношениям между континентальным правом (Франция – страна писаного континентального права) и французским языком – вербализатором этого права (в отличие от результатов этих отношений в Великобритании, стране англо-саксонского права, вербализуемых английским языком).

Чтобы быть термином, достаточно иметь постоянное определенное значение в конкретной сфере (или отрасли права) под определенным именем, ибо сфера (отдел знания, отрасль) обусловливает его значение. Отсюда можно сделать вывод, что все первоначальные имена в своих сферах фактически являются терминами. Материальным предметам было легко давать имена, а нематериальные элементы надо было вычленить из континуума действительности и дать имя, отсюда латинское слово terminus (пограничный камень, межевой знак, окончание, конец, предел), в котором также заметны материальное и переносное значения, перешедшие во французский язык. Поэтому на французском языке слово terme (термин) в  mettre un terme имеет значение конец. Любые термины (и сугубо научные, и обыденные в соответствии с нашей точкой зрения) обладают способностью выходить из своих сфер в другие сферы или в общелитературный язык (если он уже конституировался), а смена сферы приводит к изменению значения термина, появлению смысловых отклонений и т.д.. (Связаны ли такие переходы с принадлежностью одному и тому же концепту или разным – вопрос пока открытый). Так постепенно в общелитературном языке термины собираются «рассеянно», по выражению М.Фуко, и именно этот общелитературный (рассеянный) язык изучает лингвистика, считая его естественным. В нем можно прогнозировать варьирование, ибо язык предстает как конгломерат мелких фрагментов обыденной картины мира, где ни одна сфера не отражена целиком и полностью. Целиком и полностью знание описано в научной картине мира с помощью специального языка (langage) этого отдела знания. Если смотреть на язык не как на материальную сущность, привязанную к определенному месту, а как на «плазму», то мы увидим его в любой момент в любом месте именно в этом рассеянном состоянии, но с первичной сферой научной картины мира (как картиной, полностью детерминирующей его сущность) связь наиболее тесная.

Рассеивание важнейшая способность языка, благодаря ей, в юридической сфере выделяется целый пласт общеправовых терминов, принципов и универсалий, которые служат для того, чтобы обслуживать все правовые сферы – бесконтекстно. Этот принцип французского языка действует и в других отделах знания.

Естественный язык в отличие от специального представляет собой не сумму множества языков, а синергетическую конфигурацию, «экстракт», где все дискурсы sont décantés (décantation – выпадение в осадок) (Синергетика этих процессов должна быть предметом междисциплинарных исследований, вариативность – лишь один из случаев синегетики). Помимо известных отличий специальных языков от естественного, значимым параметром являются рукотворные элементы в специальном языке. В этом смысле законодатели, суды, юристы оказывают большое влияние на дискурс, особенно европейского права – в ситуации мультилингвизма и мультиюридизма.

Возникновение права как конструкции, основанной на справедливости, явилось поворотным моментом в развитии европейской цивилизации. Переломные моменты (как, например, в нашу эпоху компьютеризации) всегда приводят к изменению концепта и его вербализатора (как например, в эпоху зарождения письменности или революции). Правовое регулирование осуществляется с помощью нормативно-правовых актов, которые предполагают три нормативных (регулирующих) действия: дозволение, запрет, обязывание. Акты являются писаными и представляют собой иной тип коммуникации: и автор, и получатель сообщения анонимны и отстоят друг от друга по времени. Кроме того указанные параметры регулирования дополняются эффективностью, императивность, наказанием и т.д.

Юристы давным-давно осознали, что письменный текст «слабый» (Гадамер) и «молчит как истукан» (Платон), а ведь текст регулятора всегда подчиняется определенной цели (регулирования), поэтому на него оказывается воздействие, изменяя если не его букву, то его дух путем толкования и прямого влияния даже на язык. Например, в рамках специальной процедуры Суд ЕС в свое определение понятия travailleurs включил и лиц, ищущих работу, во Франции для этого используется отдельная вокабула: chercheurs d’emploi. Рукотворность и сознательное воздействие на дискурс и на язык должны учитываться при проведении лингвистического анализа, поскольку лингвисты исходят из объективности смысла.

До революции 1789 г. во французском праве сформировался целый пласт адагий (являющихся завершенным дискурсом нормативного характера), до сих пор являющихся составной частью внутреннего права Франции. Они используются как универсалии даже в разных правовых семьях: романо-германской и англо-саксонской. Для данного исследования они интересны, так как по своему происхождению больше походят на естественный язык, т.е. возникли не по установлению как законы, а в процессе неоднократного повторения обычая, по-видимому, сопровождавшегося высказываниями. Так они закрепились в дискурсе благодаря своей особой стилистике, форме и использованию в актах коммуникации. Из 473 адагий, представленных в словаре Адагии французского права [Roland 1999], встретились всего две адагии на латинском языке, где используется глагол, обозначающий регулирование: Auctor regit actum и Locus regit actum, в остальных адагиях таких глаголов нет: Nul n’est censé ignorer la loi, Non bis in idem, Une fois n’est pas coutume, Nul crime sans loi, A l’impossible nul n’est tenu, Le gracieux devient contentieux и т.д.. Особенностью приведенных адагий на латинском и французском языках является то, что в них нет вокабул, обозначающих регулирование, они его выражают своим общим содержанием, например: A l’accusé le dernier mot, но могут его и не выражать: Dieu nous garde de l’équité des parlements (Избави нас боже от справедливости судов, которые во Франции до 1789 г. назывались parlements), однако и в этом случае они оказывают регулирующее действие при принятии решений. В последней адагии идет о том, что суды должны выносить решения по закону, а не по справедливости. Если текст является законодательным или иным нормативно-правовым актом, т.е. несет правовые последствия (а значит, регулирует), он является регулятором в связи с его принадлежностью нормативной системе. В подобных случаях, когда лингвистический анализ не выявляет смысла концепта, говорят о пропозициональности. Подобным иллюстрирующим примером могут служить фрагменты из «Книги мертвых» древних египтян. Оправдательная речь умершего на Суде Осириса: «Я не говорил того, что заведомо неправда. Я также не содеял ничего с вероломным сердцем…Я не убивал…Я чист, я чист, я чист» [Древнеегипетская книга мертвых 2005: 11]. С точки зрения права в этих речах есть и элементы уголовного и гражданского права, с точки зрения языка характерна форма, показывающая динамизм ситуации и совмещающая «я» человека и результат. Здесь в линейном дискурсе заметно проявление третьего смысла: значит, я заслуживаю прощения – объемность, имплицитность смысла.

Варьирование концепта регулирование хорошо прослеживается в диахронии, особенно в долгосрочной перспективе. Идею регулирования (для характеристики концепта) можно представить, обратившись к знаниям дописьменного периода. Ведь в диахронии концепт мог подвергнуться радикальным изменениям.

К периоду неолита человек подошел с уже оформленными институтами.

Среди разнообразия общественных институтов первобытному обществу на самых ранних этапах были известны тотемизм и табу. В работе «Эссе о человеке» Э. Кассирер определяет табу, как систему запретов. Нарушение табу (как, впрочем, и роды женщины) влечет за собой «заразную нечистоту», которая «распространяется на все сферы жизни» [Кассирер 1998: 425]. Преступление, связанное с нарушением табу, по представлениям первобытного общества, распространяется не только на человека, но и на весь его род, поэтому развивается (регулирующее) понятие очищения. Известно, какое место катарсис занимал в жизни древней Греции, и в каких формах он осуществлялся. В древней Греции широко практиковалось изгнание. Оно считалось самым тяжким наказанием. Можно предположить, что этот институт связан с понятием чистоты (родной земли).

Например, чтобы не осквернять землю, преступников подвозили к берегу на лодках, а судьи сидели на берегу и вершили суд. Удивительным является то, что отголоски понятия очищения мы находим во французском выражении purger sa peine (отбывать наказание). Латинский глагол pūrgō имел значения: se disculper, excuser, justifier, связанные с греческим значением катарсиса. Э.Кассирер отмечает, что система табу «была краеугольным камнем всего социального порядка. Не существовало ни одной стороны социальной системы, которая не регулировалась и не управлялась особыми табу» [Кассирер 1998: 429]. Система табу по вертикали затрагивала все общественные установления, а по горизонтали всех людей – никто не обладал неприкосновенностью. З.Фрейд отмечает, что «табу древнее богов и восходит ко временам, предшествующим какой бы то ни было религии» [Фрейд 2007:22]. На этом примере видна перспектива эволюции институтов (и универсалий): тотемизм – табу – мифология - религия – право.

Одной из универсалий, существовавших в разных культурах (которую можно признать институтом), является переходящее от одного периода к другому жертвоприношение и характеризуемое как путь движения к порядку. Жертвоприношения показывают путь формирования (провозвестников) и развития дискурса регулирования с последующими расщеплениями и уточнениями.

Жертвоприношение, ритуал, обряд создают особые взаимодействия с действительностью. Они были призваны создавать порядок материальными средствами. Одно дело забить животное и съесть его, другое дело исполнить ритуал и создать некий дополнительный смысл. Язык предстает его непосредственной составной частью, т.к. ритуальные действия могли сопровождаться танцами, возгласами, при этом наблюдается действие 3 факторов: действа – логоса – действительности. Ритуал, жертвоприношение имеют четко поставленную цель воздействия на действительность, регулирования. Характер, способ, цель и адресат в ритуале могли быть разными, но ясно прослеживается направленность на восстановление порядка. Переживание события в ритуальных формах путем повторения сходно с обычаем, что важно учесть, ибо языку в них принадлежит не последняя роль. Краткий перечень событий в развитии цивилизации дает возможность констатировать нарастание регулирующих действий человека, а следовательно, эволюцию регулятивных универсалий. Например, Н.Н.Ерофеева, озаглавив свою статью «Архаический жертвенник как текст договора человеческого коллектива с богом об условиях землепользования»[Жертвоприношение 2000 :123] показала истоки конвенциональности, чего-то похожего на договор даже в период жертвоприношений. Подчеркнем, что это – материальный способ выражения регулирования, дематериализация как противопоставление стороне дихотомии придет позднее, перехода от материального к виртуальному еще нет.

Таким образом, благодаря материальным действиям, жертвоприношение восстанавливает и закрепляет порядок в символических формах. Появление идеи сакрального – есть манифестация третьего смысла, перехода от материального к виртуальному, превращения линейности дискурса в объемность – выход за пределы линейного пространства.. Дискурс становится объемным (в языке появляется полисемия, метафоры в разных символических действиях или предметах). Это свидетельствует о том, что метафоры ( и вообще полисемию) надо изучать в диахронии как манифестации переходов в дихотомиях от материального (на более ранних этапах) к виртуальному (что иллюстрирует высоко метафоричный французский язык), от священного к профанному – в данном отделе знания. Точно так же плавно происходило вытеснение религии правом в регулировании некоторых сфер. Позднее материальные воздействия сменятся виртуальностью, станут молитвой, т.е. словом. Эту конфигурацию можно считать провозвестницей будущего права как регулятора, несущего цель – действие – результат с той лишь разницей, что стремление повлиять на природу, на богов сменяется в праве стремлением повлиять на человека.

Жертвоприношение – конструкция, регулятор, оно основано на логике оппозиций, сочетании материального и виртуального и маркирует осознание отдельности материального действия от его словесного сопровождения (возгласы), его описание приведет к метадискурсу – мифу.

Прямыми регулятивными установками являются библейские заповеди (commandements). С точки зрения языка следует отметить различия в представлении установок. Например, на русском языке: Не убий! На французском языке: Tu ne tueras pas ! Последнее отличается перформативностью, оно ближе к человеческому «я» и слито с ним. В русском же варианте это скорее приказание внешней силы, отделенной от «я» человека. В этом можно усмотреть отражение разных взглядов на происхождение внешней (регулирующей) воли. Сравним русские: Сейчас же собрал вещи и ушел! Не шумите, уже пришла! Или французские: Je pars, je vole, je suis parti !

В культорологическом смысле тенденция к упорядоченности проявлялась по-разному: сначала было движение от хаоса к линейности. Линейность стала характерной чертой упорядоченного языка. С развитием письменности она становилась все более жесткой. Конструирование регуляторов на отношениях между словом и действительностью: ритуалов, обрядов, жертвоприношений, права и др. – привело к появлению объемных, пирамидальных, иерархических смыслов. В лингвистическом смысле отношения между концептом регулирование и его вербализатором показывают разные позиции порождения смыслов: из соответствующих вокабул, из общего смысла высказывания (при отсутствии слов, обозначающих регулирование), из экстралингвистического смысла высказывания.


Литература

1. Древнеегипетская книга мертвых/ Слово устремленного к Свету. Изд. Эксмо, 2005г., 432 с. Серия : Антология мудрости

2. Жертвоприношение: Ритуал в культуре и искусстве от древности до наших дней – М.: Языки русской культуры, 2000. – 536 с.; ил. – (Язык, Семиотика, Культура)

3. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке, М.: «Гардарика», 1998. –784с. (Лики культуры).