Костюм населения Северного Кавказа VII-XVII веков

Москва – 2007

Работа выполнена в отделе теории и методики Института археологии РАН

Официальные оппоненты:

Д.и.н. Полосьмак Н.В.

Д.и.н. Кузнецов В.А.
Ведущая организация:
Государственный музей искусств народов Востока.

Защита диссертации состоится «_____»____________2007 г. на заседании диссертационного совета Д 002.007.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте археологии РАН по адресу: Москва, ул. Дм. Ульянова, 19, 4-ый этаж, конференц-зал.

Автореферат разослан «_____»____________2007

Ученый секретарь

Диссертационного совета д.и.н. Дэвлет Е.Г.

За последнее столетие археологических исследований Северного Кавказа накоплен материал, позволяющий отразить единый процесс складывания народного костюма и выделить основные культурно-хронологические этапы его формирования, что представляется особенно актуальным на фоне описательного и узколокального характера предшествующих изысканий. Актуальным является рассмотрение костюма как элемента структуры повседневности.

Современный уровень развития археологии ориентируется на интегральный характер исследований. В этой связи актуальным является метод междисциплинарного изучения археологического костюма, позволяющий реконструировать средневековые костюмные комплексы, их практические и символические свойства.

Исследуя этапы развития костюма на тысячелетнем отрезке времени, возможно в отдельных случаях установить соответствие между определенными элементами костюма и этнокультурной средой, с которой эти элементы генетически связаны. Для Северного Кавказа, являющегося зоной культурного взаимодействия Востока и Запада, это особенно важно. Выявление заимствований в области костюма позволяет прояснить некоторые моменты этнополитической истории региона.

Использование костюмов в качестве археологического источника для реконструкции социальной, политической, этнической истории, а также идеологических систем средневековых обществ является особенно актуальным для народов Северного Кавказа, не имевших в прошлом собственной письменности.

В условиях возрастающего интереса к археологическому костюму и разобщенности используемых авторами методик актуальным является создание новой концепции исследования костюма, с наибольшей полнотой охватывающей все явления и процессы, которые может отражать костюм как исторический источник.

Объект и предмет исследования. Предмет изучения – социальная, экономическая, политическая, этническая история и идеологические системы средневековых обществ Северного Кавказа. Объектом исследования является средневековый костюм народов Северного Кавказа как культурная форма, содержащая совокупность характерных признаков, отражающих его утилитарные и символические функции.

Фиксирование одежды относится к началу археологического изучения памятников Северного Кавказа во второй половине XIX в. представителями русской археологической школы П.С. Уваровой, исследовавшей могильник XIV в. у селения Махческ¹, и Н.И. Веселовского, раскопавшего курганы XIV–XV вв. в районе станицы Белореченской². Спустя 50 лет после раскопок к материалам Белореченского могильника обратилась В.П. Левашева³. Ее исследование было первым опытом классификации и типологизации данных материалов.

Н.И. Веселовский и Н.И. Воробьев в скальном могильнике Мощевая Балка (западная часть Карачаево-Черкесской Республики, вблизи верховьев реки Большая Лаба) обнаружили одежды и ткани уникальной сохранности. Впоследствии эти коллекции были объединены в отделе Востока Государственного Эрмитажа усилиями академика И.А. Орбели и дополнены находками, сделанными на этом памятнике директором школы поселка Курджиново Е.А. Миловановым и старшим научным сотрудником отдела Востока А.А. Иерусалимской⁴. Одежды и ткани, аналогичные материалам из Мощевой Балки, обнаружил М.М. Ковалевский в 1885–1886 гг. в результате археологического исследования могильника Хасаут в долине реки Клухор. Часть этих находок, дополненная позже коллекцией, собранной в 1959 г. А.П. Руничем, хранится в фондах ГИМа⁵.

В начале XX в. случайные находки одежды из могильников Балкарии были приобретены А.С. Собриевичем для Музея народов Северного Кавказа. Материал был впоследствии опубликован Г.Н. Прозрителевым⁶. В настоящий момент находки хранятся в фондах Ставропольского краеведческого музея (О.ф. № 14442; 14453). К этим материалам при реконструкции аланского костюма обращалась З.В. Доде⁷.

Одежда и своеобразные женские головные уборы были зафиксированы профессором Л.П. Семеновым при изучении склеповых памятников горной Ингушетии в 1925–1932 гг.⁸ Изучение ингушских склепов было продолжено Е.И. Крупновым. Исследователем были описаны находки женских и мужских одежд, а также убранство костюмов, обнаруженных в погребальных памятниках⁹.

В 1983 г. профессор В.Б. Виноградов поставил вопрос о необходимости изучения «портняжного промысла у позднесредневековых вайнахов»¹⁰. В этом направлении работали его ученики: Б.Б.-А. Абдулвахабова¹¹, З.А. Мадаева¹², З.И. Хасбулатова¹³, Д.Ю. Чахкиев¹⁴. В.Б. Виноградов совместно с Б.Б.-А. Абдулвахабовой и Д.Ю. Чахкиевым провел всестороннее исследование женских головных уборов «кур-харс»¹⁵.

В 1926 г. сотрудник Центрального музея народоведения Б.А. Куфтин исследовал позднесредневековые осетинские склеповые могильники, в которых собрал предметы женской одежды. К находкам из этой коллекции обращались Е.Н. Студенецкая¹⁶, Т.Д. Равдоникас¹⁷, З.В. Доде¹⁸.

В результате исследования парного женского захоронения в могильнике Подорванная Балка в Нижнем Архызе Л.Н. Глушков выявил полный комплекс костюма, от которого в настоящее время сохранился только один головной убор (СГКМ. О.ф. Инв. № 26640/211). Эта находка была исследована З.В. Доде¹⁹.

В результате археологических раскопок Змейского катакомбного могильника XI–XII вв. С.С. Кусаевой²⁰ и В.А. Кузнецовым²¹ были выявлены изделия, выполненные из шерстяных и шелковых тканей, кожаные одежды, отделанные золоченой аппликацией, разнообразные головные уборы и обувь, декорированные металлическими украшениями и бубенчиками. Часть этих находок спустя много лет была представлена на выставке «Аланский всадник», организованной Государственным музеем искусств народов Востока, в разделе «Средневековая Алания VI–XII вв. н.э.»²². К этим материалам неоднократно обращался В.А. Кузнецов в контексте исследования истории средневековой Алании²³.

В результате археологических раскопок богатых погребений конца XI – первой половины XII вв. могильника Кольцо-Гора в районе г. Кисловодска С.Н. Савенко выявил одежды, во многом повторяющие формы и технологию изготовления известных находок из Змейского катакомбного могильника²⁴.

Комплекс женского костюма XIII–XIV вв. из могильника Байрым был отреставрирован и опубликован Т.Н. Никитиной²⁵ и И.М. Мизиевым²⁶. Последний продолжил исследование археологических костюмов карачаевцев и балкарцев по материалам могильников Верхний Чегем, Байрым, Курнаят, Ташлы-Тала, Карт-Джурт и др., представив результаты в монографии «Очерки истории и культуры Балкарии и Карачая XIII–XVIII вв.», в главе, посвященной описанию одежды и украшений²⁷.

Фрагменты одежд, выполненных из шелка и парчи, войлока и грубого холста, также зафиксированы в археологических памятниках Карачая XIV–XV вв. Х.Х. Биджиевым²⁸.

Т.Б. Мамукаев, исследовавший склеповый могильник Даргавс («Город мертвых»), реконструировал средневековый свадебный наряд осетинки в «шелковой одежде типа пыльника»²⁹. Наиболее подробно находки костюмов (одежды, обуви, головных уборов, украшений и тканей) из «Города мертвых» описаны в монографии В.Х. Тменова³⁰.

Скальные погребения в Нижнем Архызе и Мощевой Балке исследовались В.Н. Каминским и И.В. Каминской. Находки тканей византийского, иранского, китайского и согдийского производства из этих памятников упомянуты в работе И.В. Каминской³¹. Часть собранных материалов поступила в фонды Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника имени Е.Д. Фелицина и Карачаево-Черкесского музея-заповедника. Материалы текстильной коллекции VIII–IX вв. из Карачаево-Черкесского музея опубликованы О.В. Орфинской³².

Могильник Мощевая Балка был также исследован экспедициями Института археологии РАН под руководством И.С. Каменецкого и Е.И. Савченко³³. Коллекция тканей, полученная в результате работы на памятнике, передана в Ставропольский краеведческий музей (О.ф. Инв. № 29494/1-91). Факт наличия импортных шелков в захоронениях Мощевой Балки был отмечен в работах Е.И. Савченко, без подробного описания находок³⁴. Находки одежд и обуви из погребений Нижнего Архыза на горе Пароход, на горе Церковной и у поселка Буковый описаны В.А. Кузнецовым, отметившим, что «холщовые и полотняные ткани, из которых шились одежды жителей Нижне-Архызского городища, производились на месте в пределах Северо-Западного Кавказа»³⁵.

Основной вклад в изучение аланского костюма VII–IX вв. внесла А.А. Иерусалимская. Результаты ее исследований изложены в ряде статей и монографии, посвященной раннесредневековым находкам на Северо-Кавказском Шелковом пути, обнаруженным в могильнике Мощевая Балка³⁶. В центре внимания исследователя находится ткань как неотъемлемая составная часть всего комплекса костюма³⁷. А.А. Иерусалимская рассматривает различные аспекты, касающиеся истории раннего средневекового текстиля. В поле ее внимания попадают не только технология ткачества и текстильные сюжеты, но и вопросы, связанные с художественными заимствованиями³⁸.

Работы А.А. Иерусалимской соответствуют принципам, принятым в мировой практике исследования текстиля, и являются методологической основой для изучения технологических особенностей и дизайна шелковых тканей. Опыт работы с текстилем отражен автором не только в многочисленных статьях и монографии, но также в опубликованном «Словаре текстильных терминов», являющемся важным методическим пособием для исследователей³⁹.

Интересна работа А.Я. Кузнецовой «Народное искусство карачаевцев и балкарцев», где одна глава посвящена одежде⁴⁰.

Опыт обобщения материалов, касающихся истории северокавказского костюма, известных к 1982 г.⁴¹, был предпринят Т.Д. Равдоникас. Ей принадлежит первый монографический обзор костюмных комплексов на широком хронологическом отрезке (V в. до н.э. – конец XVII в.)⁴².

Таким образом, археологические находки костюмов из северокавказских памятников VII–XVII вв. известны практически на всей территории региона. Но их освещение в литературе, как правило, носит повествовательный характер, ограниченный территориальными и временными рамками памятника. Описание материалов, за редким исключением, не было связано с проблематизацией исследования. Наиболее изученным оказался аланский костюм VII–IX вв., результаты исследования которого с наибольшей полнотой представлены в работах А.А. Иерусалимской.

В целом ряде работ в качестве источника рассматриваются отдельные элементы аланского костюма – поясные наборы, украшения или амулеты.

В специальной археологической литературе массовый материал поясных наборов из аланских памятников проанализирован преимущественно как источник, позволяющий установить направления передвижений кочевников в раннем средневековье, этнический состав переселяющихся народов, а также для уточнения вопросов хронологии. Важным результатом этих исследований является реконструкция социальной организации аланского общества в работах С.А. Плетневой⁴³, В.Б. Ковалевской⁴⁴, Г.Е. Афанасьева⁴⁵, В.С. Флерова⁴⁶, И.О. Гавритухина⁴⁷, В.Ю. Малашева⁴⁸, Д.С. Коробова⁴⁹ и др.

Большой вклад в изучение кавказских украшений VI–IX вв. внесла В.Б. Ковалевская (Деопик). Она уточнила хронологию и предложила классификацию аланских украшений, а также выявила основные пути торговых связей⁵⁰. Украшения костюма средневековых адыгов в общем комплексе культуры народов Северного Кавказа были проанализированы Е.П. Алексеевой⁵¹.

Исследование амулетов и талисманов является самостоятельной темой, о чем свидетельствует многочисленная литература, касающаяся данного вопроса. В.И. Абаев, Г.Е. Афанасьев, А.А. Иерусалимская, В.Б. Ковалевская, В.А. Кузнецов, С.А. Плетнева, В.С. Флеров, З.Х. Албегова и другие исследователи рассматривают амулеты из катакомбных захоронений как один из критериев определения аланской культуры, как материал, позволяющий реконструировать религиозные представления алан и мировоззренческие основы, послужившие базой консолидации аланского этноса⁵².

Число работ, касающихся костюмов золотоордынских кочевников, значительно меньше. Немаловажную роль в этом сыграли установки советской идеологической системы, отрицавшей позитивную роль тюркского компонента в истории и культуре многих народов. Это привело к преобладанию в литературе традиций автохтонизма и преувеличению значения иранского компонента⁵³.

Крайне редкая сохранность органических материалов в кочевнических захоронениях также послужила причиной ограниченного интереса исследователей к проблеме кочевнического костюма.

В качестве основного источника для детального исследования половецких костюмов С.А. Плетнева использовала каменную половецкую пластику⁵⁴. Венгерский ученый А. Палоци-Хорват изучал костюм половцев, опираясь, главным образом, на изображения кочевников в книжной миниатюре⁵⁵.

Костюмы кочевников золотоордынского времени на территории Северного Кавказа не были известны до находок в могильниках Новопавловский (1981 г.)⁵⁶ и Джухта (1998 г.)⁵⁷. Исследование этих материалов и реконструкция костюмных комплексов выполнены З.В. Доде⁵⁸. Спустя 25 лет после раскопок материалы Новопавловского могильника были опубликованы Е.И. Нарожным и Н.А. Охонько ⁵⁹. Несколько работ З.В. Доде посвящено проблеме технологической и художественной атрибуции шелковых тканей монгольского времени⁶⁰.

Следует отметить монгольский костюм, обнаруженный П.Н. Шишкиным в Увеке и опубликованный А.А. Кротковым⁶¹. Последний описал женскую одежду и головной убор, реконструкция которого стала хрестоматийной. Находки женских одежд из мавзолея в могильнике Маячный Бугор в Астраханской области были введены в научный оборот Д.В. Васильевым⁶². Изучение материалов из могильников Увек и Маячный Бугор также было предпринято группой авторов, опубликовавших технологические характеристики материалов⁶³.

Находки головных уборов в золотоордынских памятниках Поволжья и Подонья, а также попытки их реконструкции представлены в публикации Е.П. Мыськова⁶⁴. В результате исследования курганного могильника у хутора Семенкина Волгодонского района Ростовской области были выявлены фрагменты шелковых одежд и женских головных уборов⁶⁵. Бокку, мужской пояс и фрагменты шелковых тканей зафиксировал К.Ю. Ефимов в погребениях могильника Олень-Колодезь в Воронежской области⁶⁶.

Детальное описание монгольского костюма по материалам каменной пластики представлено в работе монгольского исследователя Д. Баяра⁶⁷. Автор опубликовал также коллекцию археологических материалов монгольской мужской одежды, собранную в 1959 г. Монгольской археологической экспедицией АН СССР под руководством С.В. Киселева в Читинской области на реке Онон⁶⁸.

Другой монгольский исследователь – У. Эрдэнэбат – в монографии, посвященной исследованию монгольской бокки, обобщил известные археологические находки, обнаруженные на территории бывшей Монгольской империи, а также привел широкий круг изобразительных источников, на которых воспроизведен этот головной убор⁶⁹.

В связи с накоплением археологических данных, связанных с монгольским костюмом, внимание исследователей стала привлекать их научная интерпретация: выявление историко-культурного контекста бытования, установление семантического содержания элементов костюма и комплексов в целом.

А.А. Тишкин в своих исследованиях женских головных уборов монгольского времени опирается на археологические, изобразительные и письменные свидетельства. Автор опубликовал опыт экспериментального изготовления и практического апробирования головных уборов, реконструированных им на основании археологических находок⁷⁰.

Интерпретации элементов монгольского костюма уделено внимание в работах М.Г. Крамаровского, отметившего особое место воинских шапок – орбелге – и воинских поясов в составе костюма монгольского всадника и женского головного убора бокка на территории Золотой Орды⁷¹.

Семантическому содержанию женского головного убора боктаг посвящена статья А.Г. Юрченко⁷². Ему же принадлежит исследование роли монгольской прически, которая была характерна для консолидированной группы военнообязанного мужского населения Монгольской империи⁷³.

Основные черты костюма замужней монголки и девичьего монгольского костюма выявил на основании археологических находок и изобразительных источников М.В. Горелик, проследивший, также развитие монгольского кафтана с отрезной юбкой⁷⁴. Ранее автор изучал монгольские черты в среднеазиатском мужском костюме по миниатюрам XV–XIX вв.⁷⁵ На основании одежды и вооружения М.В. Горелик устанавливает этническую принадлежность персонажей, отраженных на миниатюрах, и на основании этих реалий датирует и атрибутирует изобразительные памятники⁷⁶. Мужской костюм киданей и монголов X–XIV вв. остается в центре внимания автора в контексте исследования воинского искусства, оружия и снаряжения средневековых кочевников⁷⁷. М.В. Горелик одним из первых обозначил проблему необходимости выделения схожих и даже тождественных элементов культуры у разных этносов на большой территории, которые связаны с феноменом имперского костюма⁷⁸.

Анализ традиции использования различного направления запаха в одежде у народов Дальнего Востока провела Л.Н. Гусева⁷⁹.

Реконструкция и комплексное исследование одежды и шелковых тканей из золотоордынского могильника Вербовый Лог в Ростовской области, базирующееся на использовании научно-естественных методов и привлечении широкого круга культурно-исторических параллелей, выполнено З.В. Доде⁸⁰.

В заключение историографического обзора следует остановиться на тех исследованиях, в которых изложена методика реконструкции археологического костюма. В числе работ, затрагивающих проблемы методики, следует назвать последние исследования Г.М. Майтдиновой⁸¹, Н.В. Полосьмак и Л.Л. Барковой⁸², а также монографию С.А. Яценко⁸³.

В подходе к костюму как к историческому источнику, не только раскрывающему материальный и духовный мир древних обществ, но и позволяющему реконструировать этносоциальные аспекты истории и эстетические идеалы древности, практически все исследователи единодушны. Принципиально различным является изложенный подход к самой возможности реконструкции костюмов по погребальным фрагментам. Г.М. Майтдинова считает, что реконструкция костюма, не подтвержденная находками подлинных одежд, носит гипотетичный характер, а расположение украшений на костяке дает только общую схему декоративного решения костюмного ансамбля⁸⁴. С этим мнением вполне солидарна Н.В. Полосьмак⁸⁵. С.А. Яценко имеет противоположное мнение. Методика реконструкций археологического костюма, разработанная С.А. Яценко, «основана как на послойной фиксации украшений и тканей одежд, учете в каждом конкретном случае характера обрушения свода, разложения гроба и частей трупа, так и на привлечении наиболее детальных изображений персонажей данного этноса, с учетом синхронных родственных этносов и костюма иранских народов в целом вплоть до этнографической современности»⁸⁶. На практике реконструкции костюмов из могильника Тилля-тепе, приведенные в монографии автора, основываются исключительно на фиксации расположения в погребении золотых бляшек⁸⁷. Оценка реконструкций, выполненных с использованием подобного подхода к источнику, дана Н.В. Полосьмак: «Проведение… аналогии с какими-либо реконструкциями костюмов, выполненными на основе остатков украшений из погребений, не вполне корректно, поскольку такие реконструкции, как правило, очень условны»⁸⁸. Справедливо замечание Н.В. Полосьмак и относительно ограниченных репрезентационных возможностей изобразительных источников⁸⁹.

Г.М. Майтдинова также считает, что только подлинные находки одежд подтверждают гипотезы, сделанные на основании изобразительных источников⁹⁰, а этнографические параллели для реконструкций древних костюмов следует привлекать очень осторожно, «так как элементы, отмеченные в традиционной культуре, могут быть привнесены в более позднее время в результате неоднократных взаимовлияний»⁹¹.

Г.М. Майтдиновой было определено основное требование, предъявляемое к реконструкциям: «…исторические реконструкции костюма должны, прежде всего, отвечать требованию принципиальной проверяемости на материалах, а все привлекаемые источники не должны противоречить ранее установленным научным фактам»⁹². Характер используемых Н.В. Полосьмак и Г.М. Майтдиновой находок одежды обусловил высокое качество представленных в их работах реконструкций.

В рассмотренных работах Г.М. Майтдиновой, Н.В. Полосьмак и Л.Л. Барковой изложены принципиальные подходы к возможностям реконструкции археологического костюма. Однако конкретные методические приемы воссоздания костюмного комплекса остаются за рамками исследований.

Таким образом, накоплен достаточно обширный материал, освещающий находки костюмов в средневековых памятниках Северного Кавказа. В литературе он представлен, главным образом, в виде описания находок. Круг работ аналитического характера, в которых костюм рассматривается как исторический источник, раскрывающий материальное и духовное устройство средневековых обществ Северного Кавказа, а также их историю и культуру, крайне ограничен. Это выражается не только в небольшом количестве таких исследований, но также в том, что анализ, как правило, проводится в узковременных или этнолокальных рамках, ограничивающих возможности костюма как исторического источника. В работах, в той или иной степени касающихся методов реконструкции археологического костюма, изложены основные принципы подхода к проблеме, но конкретные методики работы с археологическим материалом отсутствуют. Нет и методологических разработок, обосновывающих источниковедческий потенциал костюма. Эта ситуация подводит к определению целей и задач нашего исследования.

Цель исследования: на основе определения содержания и характера источниковедческого потенциала археологического костюма реконструировать этносоциальные, политико-экономические и идеологические аспекты средневековой истории народов Северного Кавказа путем создания новой концепции исследования костюма, с наибольшей полнотой охватывающей все явления и процессы, которые отражает костюм как исторический источник.

Задачи исследования:

– обобщение накопленных материалов по средневековому северокавказскому костюму в соответствии с имеющимся корпусом археологических источников;

– аргументация содержательного потенциала костюма как исторического источника и применения нового методологического подхода к его изучению;

– обоснование методики реконструкции костюма по археологическим данным и создание демонстрационного ряда в виде графических цветных реконструкций костюмных комплексов;

– анализ динамики развития костюма народов Северного Кавказа на различных культурно-хронологических этапах средневековья;

– установление смыслового значения костюма как знака, определяющего область исторической реальности, которую он обозначает: половозрастную, имущественную, социальную дифференциацию, религиозную, этническую, региональную принадлежность в различных этнокультурных системах средневекового Северного Кавказа;

– реконструкция модели историко-культурной действительности Северо-Кавказского региона и ее динамики, отражающей уровень развития местных обществ и характер их взаимоотношений с окружающими народами в VII–XVII вв.;

– определение векторов культурного взаимодействия и причин изменения их направлений; диагностирование механизмов территориально-культурных контактов народов, проживающих на сопредельных территориях, выявление характерных признаков переходных зон культурно-исторического взаимодействия; выяснение степени влияния религиозного фактора на формирование культуры изучаемых народов.

Каждая волна кочевников, захватывающая территорию Северного Кавказа, по-разному воздействовала на формирование культуры региона.

Хазария, просуществовавшая более 300 лет, с середины VII до второй половины X вв., оставила заметный след в культурном развитии адыгов, нахских племен, алан и народов Дагестана, входящих в состав Империи.

Во второй половине XI–XII вв. становление культуры народов Северного Кавказа проходило в непосредственном контакте с новой волной тюркоязычных кочевников – половцев.

XIII–XIV столетия на Северном Кавказе проходили под знаком монгольского вторжения, которое значительно перекроило этническую карту Северного Кавказа, изменило экономику, культуру и быт местных народов. Монгольское наследие сохранялось в культуре народов Северного Кавказа и в последующий период, в XV–XVII вв.