ывают такие вопросы, задаваться которыми неловко, а публично тем более. Вот я в какой-то момент задался дурацким вопросом: зачем был написан «Раковый корпус»? Вопрос дурацкий вдвойне. Во-первых, потому, что любое настоящее произведение искусства создается по одной причине: художник не может его не создать. А во-вторых, как раз про «Раковый корпус» Солженицын довольно подробно все объяснял. Есть его дневниковая запись 1968 года — «Корпус» уже к этому времени написан. Она из так называемого дневника Р-17, пока полностью не опубликованного, но фрагменты его печатались. Эти фрагменты использовались в комментариях Владимира Радзишевского к «Раковому корпусу» в 30-томном выходящем собрании Солженицына.
Замысел рассказа «Два рака» возник в 1954 году. Имелись в виду рак бывшего заключенного и рак функционера, партийного работника, прокурора, с которым Солженицын не лежал в одно время. Тот недуг свой переносил годом раньше и был известен будущему автору «Ракового корпуса» только по рассказам соседей по этому самому грустному заведению. Дальше он пишет о том, что в день выписки у него возник иной сюжет — «Повести о любви и недуге». И не сразу они соединились. «Лишь через 8–9 лет, уже перед появлением „Ивана Денисовича“, оба сюжета соединились — и родился „Раковый корпус“. Я начал его в январе 1963-го, но он мог и не состояться, вдруг показался малозначительным, на одной линии с „Для пользы дела“…».
Этот рассказ, надо сказать, Солженицын, кажется, меньше всего любил из того, что он написал. Справедливо или нет — другой разговор.
«…Я переколебался и написал „ДПД“, а „РК“ совсем забросил. Потом как-то выделилась „Правая кисть“» — замечательный ташкентский „онкологический“ совершенно рассказ. «Надо было создаться отчаянной ситуации после отнятия архива, чтобы в 1966 году я просто вынужден (курсивит для себя Солженицын это слово. — Прим. лектора) был из тактических соображений, чисто из тактических: сесть за „РК“, сделать открытую вещь, и даже (с поспеху) в два эшелона». Имеется в виду то, что первая часть была отдана в редакцию «Нового мира», когда вторая еще не была дописана. «Раковый корпус» был написан для того, чтобы видели, что у меня что-то есть, — такой чисто тактический ход. Надо создать некую видимость. Для чего? Что прикрывает «Раковый корпус»? «Раковый корпус» прикрывает завершающий этап работы над «Архипелагом».
Работа над суммарной книгой о советских лагерях началась давно. Но ударное время для работы над «Архипелагом», как мы знаем, — это с 1965 на 1966 и с 1966 на 1967 год, когда Солженицын уезжал в Эстонию на хутор своих друзей, естественно по лагерю. И вот там в Укрывище, как это было названо позднее в книге «Бодался теленок с дубом», в довольно таких спартанских условиях «Архипелаг» и писался. Вот «Корпус» его прикрывает.
Всё так. Тактика есть тактика. Но что-то здесь, на мой взгляд, осталось недоговоренным. Может быть, и не нужно было самому Солженицыну это договаривать. Конечно, в 1963 году Солженицын начинает писать и оставляет «Корпус». В 1964-м он даже специально ездил в Ташкент разговаривать со своими врачами, вникать в дело. Но сильная работа пошла тогда же, буквально в параллель к «Архипелагу». Нет, он писал это в другое время года, так сказать, в других условиях, в открытом поле. Но эти вещи шли параллельно.
И в этом есть некоторый очень глубокий смысл. Мы знаем, что Солженицын не собирался печатать «Архипелаг» сразу. Более того, что и публикация его на рубеже 1973–1974 года была вынужденной: она была связана с гэбистским захватом рукописи, смертью Воронянской , со всеми этими страшными обстоятельствами — когда он дал команду печатать. В принципе, он предполагал эту публикацию позже. Даже в ситуации противостояния в конце 1960-х — начале 1970-х годов с властью, и отнюдь не только из инстинкта самосохранения, Солженицын полагал, что этой книги черед еще не пришел. Слишком мощная будет взрывная волна, и бог весть, что тут произойдет.
И вот это выдышивая, выстраивая, он одновременно писал «Раковый корпус», книгу, которая давала возможность выйти на путь примирения. Не забвения прошлого, а примирения, покаяния и человеческого разговора, в том числе и не в последнюю очередь с властью. Потому так был важен этот изначальный посыл. Два рака. Что это означает? Это означает, что все люди смертны, и по толстовскому рассказу, который читают в «Раковом корпусе» , неизбежен вопрос: чем люди живы?
Ключевая для «Ракового корпуса» фраза — это то, что вспоминает Ефрем Поддуев, как он не пощадил зэков. Не потому, что питал к ним какие-то особые чувства, а потому, что с него спросят, если канаву не дороют. И услышал: «И ты будешь умирать, десятник!» Вот и прокуроры, и кадровики, и сверхпартийные функционеры — вы тоже не застрахованы от рака и от болезней, которые хуже рака. Помните, Русанов восклицает: «Что может быть хуже?» Костоглотов ему отвечает: «Проказа». Ни от недугов, ни от смерти вы не застрахованы, опамятуйтесь.
Поэтому так важна толстовская составляющая подтекста и смерти Ивана Ильича, и прямое обсуждение рассказа «Чем люди живы». Солженицын всегда был, что называется, фанатически заворожен точностью факта. При этом время действия «Ракового корпуса» перенесено на год. Он недужил весной 1954 года, а действие разворачивается в 1955-м. Почему? Потому что именно в 1955-м в стране становятся ощутимы сдвиги. Снятие большей части членов Верховного суда, отставка Маленкова и те веселые обещания коменданта, которые звучат в последней главе: скоро все это кончится, не будет вечной ссылки.
«Раковый корпус» писался о времени надежды, и заметим, что и пишется он во время сложное, но некоторым образом время надежды. Задним числом мы прекрасно понимаем, что государственный переворот 1964 года вгонял в гроб либерализацию. Но на самом деле ситуация 1966, 1965, 1967 годов была чрезвычайно колеблющейся. Непонятно, что это коллективное руководство предпримет. И здесь вот этот человеческий посыл был необычайно важен. Это был некоторый упущенный шанс для власти и для общества. Притом что ориентация на общество была очень важна, Солженицын хотел, чтобы «Корпус» печатался в самиздате.
И здесь нельзя не привести две аналогии. Когда петля совсем подошла, осень 1973 года, все стало ясно, и не знает Александр Исаевич, на запад ему ехать или на восток или убьют. Что он делает в этот самый момент? Он пишет письмо вождям Советского Союза, мол, вы на этой земле живете, русские вы люди, есть в вас что-то человеческое? Не оказалось. И надо сказать, что примерно так же получилось много лет спустя со словом, обращенным уже не столько к власти, сколько к обществу, со статьей «Как нам обустроить Россию», где те самые мягкие пути, понимание, договаривание, выздоровление были не увидены, не расслышаны. В общем, примерно так, как в свое время случилось с «Раковым корпусом».
Достарыңызбен бөлісу: |