Ларисе Григорьевне, толкнувшей меня на грешный путь графомана

Мартовский кот

- Я не бунтарь, - шептал он в темноту, - Я не стану размахивать радужным флагом. Я не пойду на митинги и парады, я не позову его венчаться. Господи, я просто хочу, чтобы мы были счастливы, как сейчас. Пусть все будет как есть, хоть еще немножко...

Утром он просыпался от валеркиных ласк: за полчаса до будильника. Счетчик календаря отщелкивал очередную цифру. Он отсчитал ровно половину марта, и от зимы остались только грязно-серые глыбы на обочинах, будто развалины после войны. И ноздреватый снег. И невзрачный зонтик прятал от прохожих улыбки двух парней, поглощенных друг другом.

Конец марта.

День рождения Эдика гуляли в баре недалеко от школы. Веселые и пьяные, играли в бильярд. И Валерка все ловил себя на мысли, что ему не хватает того, кто остался дома. Шумели пацаны, танцевали девчонки – эдова сестра и ее подруги. В детстве они и их умиленная опека досаждали, но теперь друзья Эдика по достоинству оценили его теплую дружбу со старшей сестренкой.

Ирма не танцевала. Лениво наблюдала сквозь дым сигарет и танцпола. Эд – косился.

На Валеру.

Разговор давно зрел. Пожалуй, созрел настолько, что любая реплика собеседника уже была прогнозируема, а потому смысла в разговоре особого-то и не было. Так, потребность выговориться... но это так немало иногда.

- Дома тебя не застать... – Эдик забросил было пробный камушек, но тут же нарвался на засаду:

- Так дом у меня не там, куда ты звонишь, Эд.

Кашлянул. Подумал, как сформулировать помягче. Наклонился ближе.

- А вы с ним... Все типо серьезно?

- Ну да, - улыбнулся Валера, - и на первый вопрос тоже "да".

Кашлять после каждого ответа было странно, но Эдик почему-то не мог остановиться. Это было похоже на нервный тик.

- И... кто..?

Валера сверкал своей фирменной похабной ухмылочкой.

- Я его.

- А он..?

- Пальчиками.

Эдика довольно заметно передернуло. Впрочем, он был морально готов услышать что-то подобное. Даже хотел. Хотя и не признался бы себе в этом.

- Бережет меня, гад такой. Но скоро раскуручу.

Руки Эда творили непотребство с картонкой-подставкой под пивной бокал. На одной стороне была реклама Швитуриса*, на другой – клеточки для игры в морской бой. В тот короткий период, когда были бесплатными SMS, они играли на уроках. В классе висела гробовая тишина. Учителя даже пугались немножко.

А на литовском в старой школе резались в карты под партой. Да и англичанина доводили до багрово-яростной физиономии, играючи справляясь с любым заданием и потому считая себя вправе превращать галерку в маленький Лас Вегас.

- Когда познакомишь?

- Еще нет. Не время...

- Паришься.

- Парюсь.

Эдик похлопал по плечу:

- Wszystko będzie v porządku*, - и как-то сразу на душе у него стало легче.

Валера улыбнулся открыто и по-детски.

- Эдвардэк... Ja też cię kocham*.

- Wiem*.

***

- В Висагинас?.. – Аленка уставилась на подругу в почти немом изумлении.

- Это же офигительно далеко!

Катя пожала плечами.

- На машине? – Аленка наклонилась к зеркалу, придирчиво рассматривая ресницы. На шее у нее сверкали огромные буквы SEX, соединенные множеством цепочек – писк сезона от Диор.

- На автобусе.

Глаза в обрамлении драматичных ресниц (две тысячи калорий от МаксФактор) распахнулись так широко, что макияж почти перестал быть видным.

- На каком-то автобусе, в какой-то Висагинас... Что ты нашла в этом парне?

- Не знаю, - улыбнулась Катька.

Белобрысая подруга поймала ее взгляд в зеркале. Прищурилась:

- У него родители богатые?

- Не знаю.

- Машина у них есть? Куда они отдыхать летом ездят? В доме живут или в квартире? Сколько комнат?

- Я не знаю, Ален.

- Не понимаю я тебя! Ничего про парня не знаешь, а едешь куда-то... Зачем?!

Катя вздохнула: иногда Алена не понимала, казалось, совсем простых вещей. Подумалось – а ведь совсем недавно и сама она точно так же говорила, думала, одевалась, красилась, ходила по магазинам... Как клонированная Аленка.

Их так много, таких белобрысых клонов, бесцельно бродящих по дорогим бутикам среди босоножек и нижнего белья... Тех, кто развлекаться ходит в "Акрополис", покупает тряпки ради брендов, выбирает бойфрендов по толщине кошелька и считает калории при весе сорок пять...

- Там был конкурс. Авторской песни. Артем пел. Он стоял на сцене, с гитарой, такой клевый...

- Ему платили за это? – перебила Аленка, роясь в косметичке.

- Нет, конечно.

Алена смотрела непонимающе.

***

Март был похож на арм-реслинг. Зима и весна долго боролись на равных, чуть отклоняясь то в одну, то в другую сторону, заставляя зрителей дрожать от нетерпения. Потом наконец зима начала сдавать. Сначала понемногу, а потом – резко, потеряв надежду. За несколько незаметных дней город очистился, высох и разнежился под ослепительной голубизной неба весны. Еще лежал лед на озерах, белели обрывки снега в жидких рощицах за городом – в былых владениях графа Тышкевича, где ныне медленно разрастаются дачные поселки...

Стоило Паше одеть в школу рубашку – и в Валерке проснулся мартовский кот. В отличие от своего четвероногого собрата, он не орал и не лазал по крышам, но вот за блудливостью его еще не каждый хвостатый мог бы угнаться.

Паша пробовал выматывать его по ночам, но сдался, не в силах справиться с потребностями растущего организма. Валера забегал на переменах и окнах – и заперев на ключ дверь кабинета, бессовестно тискал Пашу. К звонку чуть припухали и темнели зацелованные губы. Паша только вздыхал... весьма мечтательно. Он был счастлив.

Иногда по ночам – когда выдавалась спокойная ночь - он лежал с открытыми глазами и немного боялся. Что за счастье, за эти светлые несколько месяцев придется расплачиваться. Что однажды все рухнет, сломается. Валера запрещал ему думать об этом. Он воспринимал подарки судьбы как должное и порой рисковал.

...Вкрадчиво скрипнула дверь. Что-то мучительно-сладкое дрогнуло внутри; Паша обернулся. Предчувствие не обмануло – это был Валерка, с лицом Казановы. Он вальяжно опирался на стену, косился на восьмиклашек-дежурных, задержавшихся после звонка. Ждал. Потом глянул учителю прямо в глаза, и Паша понял, что ощущает кролик перед удавом. Валера облизнул губы. Паша взмолился богам. А вслух сказал, опасаясь, что предаст голос –

- Девочки, вы можете идти...

Считал секунды, разделявшие их... Восьмиклассницы ушли, покачиваясь на каблуках, и Валера мягко скользнул к учительскому столу.

- Ключи, дорогой.

Паша покорно полез в ящик. Вздрогнул, касаясь валеркиной руки. Ключ дважды щелкнул в замке, отделяя мир от них.

Когда Валерка был таким... завораживающе-хищным, с ним невозможно было спорить. Невозможно было строго хмурить брови, пытаться проповедовать конспирацию. Потому что под этим взглядом все отходило на второй план. Паша снял очки, встал из-за стола. Из-под полуприкрытых век следил, как Валера, крадучись, по-кошачьи, подходит к нему... Потом в поцелуе горели губы, терзали, никак не могли насытиться, до стонов, до пальцев, впившихся в ткань форменного пиджака. Чуть качнулась земля, и в бедро ткнулся край стола. Валерка притянул к себе, судорожными поцелуями покрыл грудь, шею... Когда, когда он успел расстегнуть рубашку... Безоговорочно нагнул учителя, рванул брючный ремень. Слабые протесты –

- Ты с ума сошел, в школе... Валер, не надо... – разумеется, не оказали никакого эффекта и тут же сменились сладким "Ммм...", когда Валеркины пальцы подозрительно легко скользнули внутрь. На парту упал изнасилованный тюбик KY. Вот паршивец, ведь готовился заранее! Его, извращенца юного, просто заводит опасность... Адреналин и весенние подростковые гормоны... Наверное, Ольга была права: у него мечта, отыметь учителя прямо на парте... и кончить по звонку...

Валеркина ладонь ласкала спину, нежно спустилась по бедру, коснулась напряженного члена. И Паша, прерывисто дыша, отдался моменту.

На парте карандашом был написан столбик дат. Едва заметный даже так, прямо перед лицом... Значит, восьмиклассник Вышедворский контрольную списал... Додумать мысль он не успел.

Паша вцепился в край парты сильными пальцами, расставил ноги пошире. Парта безбожно ехала вперед с каждым толчком. На бедрах уверенно лежали Валеркины ладони. Горячие, влажные... Парта скрипела, все громче, все чаще...

...А потом они курили, сидя на полу у распахнутого окна. И ухмылялись, глядя на нелепо скособочившиеся столы.

- Ты мне за это ответишь, - мечтательно промурлыкал Паша. - Прямо сегодня вечером...

- Очень на это надеюсь.

Деловито бились в стекло проснувшиеся мухи, полные бодрой надежды найти эту чертову форточку. И находя, с торжествующим зудением улетали на свободу.

***

Тусовка была в разгаре, только чипсы хрустели. Дверь открыл Сказочник – как всегда, в своем репертуаре:

- Здоров, Макс, - добродушно фыркнул Валера, пожимая протянутую руку.

В комнате Ирмы народ расслабленно потягивал пиво. К своему удивлению, на диване Валера увидел Полину. Девушка чуть растерянно улыбалась, будто извиняясь за свое присутствие. Сказочник сел рядом, уверенной рукой обнял за плечо, что-то тихонько спросил – она только покачала головой и снова робко заулыбалась. Улыбка у нее была красивая: добрая, нежная, неиспорченная Голливудом и глянцевыми обложками.

Смильгина и Сказочник? Вот это номер...

- О, Валерка, заходи-садись-штрафную! – приветствовал его Эдик.

- Я, пожалуй, постою, - вполголоса бросил Валера, загадочно улыбнувшись. Эдик на секунду застыл, потом принялся сосредоточенно рыться в пачке чипсов.

Стоять он, конечно, не стал – разлегся на полу, положив голову Ирме на колени. И оттуда не видел, как Ирма напряженно следила за Эдом, а тот, поймав ее взгляд, дернул плечом: фальшиво даже для ненаблюдательного человека.

Разговоры взглядами и жестами в "великолепной шестерке" были делом вполне обычным. Внимательному зрителю интересно было бы следить, как после той или иной ничего не значащей фразы в разговоре переглядываются Ирма и Эдик, Ирма и Сказочник, Эдик и Валера...

Ирмины пальцы с какой-то материнской нежностью путались в Валеркиных волосах, гладили и успокаивали. Он наблюдал сквозь ресницы – Сказочник по-семейному спокойно обнимал Полинку, Никиш потягивал пиво, Мух рассказывал что-то смешное... Теплые ладони Ирмы. Сказочник, вылупившийся из им же созданного мрачного образа, сбросивший с себя свою легенду и вдруг ставший обыкновенным парнем... а ведь еще недавно воображение начисто отказывалось представлять, что такой человек может намазывать на хлеб масло, чистить зубы или покупать проездной, как простые смертные. Девчачья погибель Никиш, смазливое личико а ля Ди Каприо, так никому пока и не отдавший свое сердце – с красивыми так бывает, ровно как и со страшненькими: последних не хочет никто, первые не хотят никого сами. Мух... Ильюха, лучший друган, закадычный приятель, с которым лет семь за одной партой отсидели... Эдик, который больше, чем друг, но все же навсегда останется только другом...

Как он любил их всех... Валера закрыл глаза. Через два месяца они перейдут рубикон. Жизнь раскидает – кого куда... Новые лица, заботы, радости. Бессонные ночи. Пока еще чужие, не обкатанные языком слова – сессии, преподы, кафедры, лекции... Иногда он чудовищно не хотел взрослеть. Знал и боялся: беззаботное время закончится. Все чаще и чаще думал о будущем – как и каждый из них, немного боясь, немного предвкушая. Думал о себе и Паше. Прекрасно понимал, что от родителей финансовой поддержки ждать было бы наивно, если он уйдет жить к мужчине... Что нужно как минимум поступить на бесплатное, да и работу найти, потому как учительская зарплата двоих не выдержит... Думал о многом, давно устал думать. Хотелось просто уснуть, раствориться в тепле чьих-то ласковых рук, и открыть глаза через год – когда все уже встанет на свои места, и новое превратится в рутину.

Тусовка неумолимо ползла к завершению. Квадрат пива – долго ли умеючи?