«Любовь Небесная» и «любовь земная»: спор о «Тесных вратах» в переписке П. Клоделя и А. Жида (1909 г.)

Кашина Татьяна Александровна

Аспирантка Московского Государственного университета им. М.В. Ломоносова, Москва, Россия
Поль Клодель и Андре Жид на протяжении своего эпистолярного диалога часто обращаются к разговору о христианстве: представляется даже, что именно религиозный вопрос составляет самое ядро их отношений. В первые годы их общения миссионер Клодель то с пылом атакует обуреваемую сомнениями душу Жида, то просит у того прощения за излишние горячность и фанатизм. Интересно однако, что Жид часто и сам провоцирует обращение к религиозной теме. Так, анонсируя в одном из своих писем скорое появление повести «Тесные врата» и прося у Клоделя высказать мнение о книге, как только она будет им прочитана, сам Жид охарактеризует свое произведение следующим образом: «Вероятно, Вы поймете, читая, что речь здесь идет не просто о сюжете литературном (если там вообще таковой присутствует!) … Вы непременно почувствуете, что эта книга ужасно, даже до слез протестантская. Но я смею надеяться и на то, что протестантизм этой книги не слишком озлобит вас против автора, потому что Вы почувствуете, что сама идея книги несет в себе его (протестантизма – Т.К.) критику…» [Claudel, Gide: 89]

Прочитав книгу Жида, Клодель действительно не останется равнодушным. Он сразу напишет Жиду ответное письмо, в котором рассмотрит «Тесные Врата» двояко: как произведение искусства и как произведение христианское. Клодель отдает должное, во-первых, блестящему стилю Жида, а также затронутой в повести проблеме женского «нет» в любви. По Клоделю, особенно важную психологическую проблему всегда представляет собой мотивация этого «нет»: «Сила Вашей книги в том, что здесь нет какого бы то ни было внешнего долга, но только внутренний голос» [Claudel, Gide: 102], - напишет он Жиду. От этого он перейдет к рассмотрению повести с христианской точки зрения. Действительно, Клодель увидит в драме Жида начало ярко протестантское, а значит - ошибочное. Смерть Алисы, «безнадежная… в четырех голых и чистых стенах», сжимает, как он пишет, ему сердце. Жертву героини, отказ ее от земной любви, ничем не мотивированный и чуждающийся идеи любого вознаграждения, Клодель воспринимает как чисто протестантскую. По его мысли, поскольку протестантизм лишен таинств и опирается на догмат о предопределении, в нем связь человека с Богом теряет реальную основу, и потому человек вынужден жить в постоянном неведении относительно своей судьбы: Бог в нее вмешивается только «редкими и малопонятными штрихами» [Ibid]. В этом и состоит драма героини, которая вынуждена «угадывать» волю Божию в своей жизни и потому идет на разрыв с тем, кто ей ценнее всего в мире, решив, что в этом и состоит тесный путь, о котором говорит Христос. При этом действует она совершенно бескорыстно, движимая только моралью и стремлением к самосовершенствованию. Католику же Клоделю идея безвозмездной любви чужда, ведь абсолютно бескорыстная любовь невозможна даже к Творцу, -- в противном случае «нам больше нечего просить, нам больше не о чем молиться, нам останется только холодно любоваться Им (Богом – Т.К.) как произведением искусства, хотя даже из произведения искусства мы получаем некоторую прибыль - оно имеет образовательную ценность» [Claudel, Gide: 103].

Жид на упреки Клоделя мгновенно отзывается: он рад, что ему удалось своим произведением вывести друга на столь важный разговор. Он согласен с тем, что самая причина драмы книги – в ее протестантском духе, ее «неортодоксальности». «Тщетно я пытаюсь понять, что могла бы представлять из себя драма католическая… Католичество может и должно приносить душе успокоение, уверенность… Напротив, протестантизм вовлекает душу в путешествие по путям судьбы, которые могут привести туда, куда я показал» [Ibid]. Жид говорит о том, что героизм Алисы и ее нежелание вознаграждения есть черта истинно благородная, а потому вызывающая любовь и восхищение. «Это портрет …души-протестантки, внутри которой разыгрывается ключевая драма протестантизма» [Claudel, Gide: 104].

Клодель не преминет ответить, защищая католицизм от упрека в спокойствии: не может быть спокойной жизнь тех, кому сказано «не мир пришел Я принести, но меч (Мф. 10, 34)». Также он пояснит, в чем, на его взгляд, состоит истинная трагедия героини «Тесных врат», которая и ему весьма симпатична: ее благородная натура была призвана провести свою жизнь в монашеской келии, а не в сумасшедшем доме [Claudel, Gide: 106]. Здесь Клодель, как нам кажется, выказывает те взгляды, что нашли выражение и в его творчестве: так, к 1909 г. им уже написана драма «Юная дева Виолен», один из мотивов которой – отказ от любви земной во имя высшего призвания (писатель редактирует драму в те годы, когда сам намеревается стать монахом). Но нам представляется, что творческий спор не только продолжит, но и обогатит спор эпистолярный: тема немотивированного отречения от земной любви пройдет красной нитью через крупнейшие произведения Клоделя и найдет самое яркое выражение в творческом завещании писателя – драме «Атласный башмачок». Любопытно, что героиня последней драмы Клоделя, Пруэз, откажется от любви вовсе не ради монастыря, а почти так же, как Алиса, – ради внутреннего голоса, ради зова Ангела-хранителя. И столь мучительное восклицание повести Жида: «Алиса! Алиса!» переродится в «Родриго! Родриго!» клоделевской драмы. Но между двумя восклицаниями есть и различие: если герои Жида не знают, зачем нужна их жертва, то герои Клоделя это знают – они очень явственно ощущают зов Божий, а потому уверены в том, что их любовь, не имеющая права осуществиться в этом веке, обретет свое истинное измерение в Вечности. Поэтому жертве героев Клоделя присуще не отчаяние, а особая трагическая радость: они жертвуют любовью земной ради Любви Небесной.