Моряк с Балтики В. П. Теннов

Глава 1. Бокс, лыжи или бег?

Глава 2. На фронт

Глава 3. Суровая Балтика

Глава 4. Школа бега

Глава 5. С морем не шутят

Глава 6. Мастер спорта

Глава 7. В Ленинграде

Глава 8. Первая встреча с Затопеком

Глава 9. Спортивный клуб армии

Глава 10. Первый мировой

Глава 11. Владимир Куц - москвич

Глава 12. "Рыжая лиса" в соревнованиях в Лондоне

Глава 13. В погоне за рекордом

Глава 14. Разведка боем

Глава 15. Олимпийский чемпион

Глава 16. После олимпийских игр

Глава 17. Год 1957-й, последний

Глава 18. За партой

Глава 19. Тренер спортивного клуба армии

Глава 20. Его ученики

Глава 21. Аллея славы

А ведь они были, эти замечательные советские бегуны. Был ленинградец Алексей Максунов, победивший в 1928 году финна Вильмара Исо-Холло – будущего олимпийского чемпиона. Были братья Серафим и Георгий Знаменские – славные чемпионы кросса французской коммунистической газеты «Юманите». Был и командир Красной Армии Феодосий Ванин, в начале войны установивший мировой рекорд в беге на 20 километров.

К сожалению, в те годы Советский Союз не входил в Международную любительскую легкоатлетическую федерацию, и, следовательно, наши спортсмены не могли участвовать в представительных международных соревнованиях, а мировые рекорды, установленные ими, не фиксировались.

Обычно к сообщениям о результатах советских легкоатлетов любители спорта за рубежом относились с недоверием. В лучшем случае допускали, что русские женщины могут успешно выполнять силовые упражнения – толкать ядро, метать диск. Что касается легкоатлетов-мужчин, и прежде всего бегунов на длинные дистанции, то здесь предпочтение отдавалось финским, шведским, английским, а позже и чехословацким спортсменам, имевшим в беге давние и славные традиции, чаще других побеждавшим на олимпийских играх и устанавливавшим рекорды мира.

И вот неожиданно в 1954 году на первенстве Европы по легкой атлетике неизвестный спортсмен из Советского Союза возглавил бег на 5000 метров. Его отрыв от общей группы, неудержимое стремление вперед были настолько непохожи на обычную хитроумную тактику зарубежных асов, что зрители, собравшиеся на стадионе в швейцарском городе Берне, сперва замерли в недоумении, а потом бурно приветствовали смелого русского, не только ставшего чемпионом Европы, но и установившего мировой рекорд на этой дистанции. Впрочем, его успех сочли случайным.

А двумя годами позже, на Олимпийских играх 1956 года в Мельбурне, он оставил позади себя сильнейших английских, венгерских, польских и австралийских бегунов, завоевав золотые награды на обеих стайерских дистанциях.

Каждые олимпийские игры имеют своего героя. Таким героем в Мельбурне стал советский спортсмен Владимир Куц.
Нелегко писать книгу о человеке, который ушел из жизни. Проходят годы, постепенно начинают забываться и поступки, и внешний облик этого человека. Его знакомые нередко путают даты, не могут восстановить в памяти некоторые связанные с ним события. Для того чтобы установить какой-либо факт, приходится расспрашивать десятки людей, сопоставлять воспоминания, копаться в газетных вырезках.

Все это выпало на мою долю после того, как я решил написать книгу о Владимире Петровиче Куце. Собственно, главную роль в этом решении сыграло одно обстоятельство. За год до смерти Куца издательство «Физкультура и спорт» предложило мне помочь олимпийскому чемпиону написать небольшую книгу для молодежи, в которой было бы кратко рассказано о его спортивном пути и даны советы для начинающих бегунов. До этого заботы спортивного журналиста не раз сталкивали меня с прославленным спортсменом, мы были хорошо знакомы и поэтому быстро договорились и приступили к работе.

Но, как это нередко бывает, материал вышел за пределы книги. Мы о многом вспоминали, многое записывали. Владимиром Петровичем была прожита большая и яркая жизнь. Словом, когда книжка Куца «Будь первым» в 1975 году увидела свет, в моих тетрадях оставалось немало дополнительного материала.

И все же этого было бы недостаточно, если бы не помощь друзей и родных Владимира Петровича. Оказалось, что, несмотря на значительный срок, прошедший после смерти Куца, в сердцах многих людей все еще живет любовь и уважение к этому человеку, искреннее желание вспомнить о встречах с ним, о совместной работе. Все они горячо поддерживали мою уверенность в том, что книга о Куце сейчас особенно нужна. Именно его опыт может помочь советскому спорту преодолеть тот длительный кризис в беге на длинные дистанции, который наблюдается в наше время.

Я не могу не выразить глубокую благодарность за помощь в сборе материала для книги прежде всего брату Владимира – Николаю Петровичу Куцу, товарищам по работе в Центральном спортивном клубе Армии – заслуженным мастерам спорта Сергею Лобастову, Феодосию Ванину, Нине Откаленко, Борису Токареву, мастеру спорта международного класса Тамаре Дмитриевой, мастерам спорта Александру Уткину, Владимиру Котенкову, а также людям, которые сыграли заметную роль в становлении Владимира Куца как спортсмена,– заслуженным тренерам СССР Леониду Хоменкову, Сергею Вакурову, Вячеславу Садовскому, Уно Кялле, заслуженному тренеру Эстонской ССР Александру Чикину, Евгению Горшкову, заслуженному мастеру спорта Петру Болотникову и ученику Куца – мастерам спорта международного класса Владимиру Афонину и Сергею Скрипке.

В работе над книгой мне помогли и мемуары самого В.П. Куца («От новичка до мастера спорта» и «Повесть о беге»), а также воспоминания о Куце Петра Болотникова (в книге «Последней круг», написанной им вместе с журналистом С. Шенкманом), Владимира Кузнецова («В зеркале моей душе»), Эмиля Затопека («Моя тренировка») и Гавриила Коробкова («Записки легкоатлета»).

Среднего роста, светловолосый старшина с крупными и вместе с тем мягкими чертами лица, которые могли становиться жесткими и резкими, показывая, что у их обладателя есть и воля, и далеко не слабый характер, завоевал признание товарищей не только своей простотой и отзывчивостью, но и так ценившимися на флоте физической силой и выносливостью.

Однако в первое время он производил впечатленье увальня. При росте 172 сантиметра весил 85 килограммов. Ему не всегда удавалось так затянуть ремень, чтобы выглядеть подтянутым, бравым моряком, что не раз служило поводом для насмешек и ехидных замечаний товарищей. Но все это продолжалось лишь до того дня, когда командир приказал погрузить на корабль ящики и бочки с продуктами.

Двое моряков тщетно пытались поднять двухсоткилограммовую бочку с маслом.

– А ну-ка, погоди…– отстранил их Куц и, ловко взвалив бочку на плечи, направился с ней к трапу.

С тех пор насмешки смолкли, но сам он никак не мог примириться с такой тяжелой обузой, особенно в молодые годы, как лишний вес. Зарядка, которой Владимир с усердием занимался, и поднимание тяжестей помогали мало, хотя в гарнизоне и нашлась настоящая штанга, к которой он старался почаще подходить в свободное время. Нужно было предпринимать что-нибудь другое.

– Попробуй позаниматься боксом,– посоветовал ему как-то мичман. – С твоей-то силой ты любого нокаутируешь…

В гарнизоне нашелся более-менее опытный боксер, который объяснял ему, как принимать боевую стойку, наносить удары, уходить в глухую защиту, как бить по мешку с песком и работать с тенью. Но тренировки продолжались недолго – до тех пор, пока единственного в их гарнизоне знатока бокса не перевели в другую часть.

Вот тогда-то и вернулось к нему старое, родившееся еще в детские годы увлечение лыжным спортом. Здесь не надо было самому мастерить лыжи, как это он делал в селе. Лыжи выдавались морякам удобные, с полужестким креплением.

Лыжные пробеги входили в план боевой подготовки, и на одном из первых занятий он не только уложился в норму, но и выполнил третий спортивный разряд. Да и с весом дело как будто пошло на лад. Может быть, лыжи и совсем приворожили бы его, если бы не случай, произошедший с ним в один из праздничных майских дней 1948 года.

В гарнизонных весенних соревнованиях по кроссу участвовали моряки и солдаты из приписанных к гарнизону пехотных частей. В каждом забеге выступало 25 человек, а в последнем, солдатском забеге оказалось 24 бойца. Порядок есть порядок, и к 24 пехотинцам пришлось добавлять одного моряка из очередного, теперь уже морского забега. В списке первым стояла фамилия Владимира Куца.

– Куц, на старт! – раздалась команда.

Пришлось занимать место на краю длинной солдатской шеренги.

– Внимание! Марш!

Шеренги бойцов в солдатских ботинках и обмотках устремилась вперед. Лишь Куц бежал в широких матросских брюках, через несколько минут насквозь промокших и цепляющихся за каждый кустик или камень. А дистанция была трудной. То и дело попадались канавы и ямы, наполненные холодной весенней водой. Прошло немного времени, и в ботинках, в которые стекала вода с брюк, захлюпало. Нужно было что-то предпринять.

Самое простое – сойти с дистанции. Но тогда не оберешься насмешек. А ведь солдаты бегут. И внезапно он почувствовал то, что впоследствии не раз испытывал на соревнованиях,– то, что бегуны называют спортивной злостью.

Обогнать! Во что бы то ни стало обогнать взявших вместе с ним старт участников кросса! Доказать, что моряки не бывают последними…

А между тем большинство солдат были уже впереди. За ним, тяжело дышалось лишь несколько, видимо, самых незадачливых бегунов.

Прежде всего – освободиться от этих сковывающих движения брюк. Он останавливается на минуту, закатывает широкие флотские брюки выше колен и торопливо подвязывает их разорванным пополам носовым платком. Теперь бежать легче, и Куц нагоняет большую группу участников. Еще усилие, и они остаются позади. Впереди только несколько человек, самых проворных, выносливых.

Они не понимает, откуда у него берутся силы, но бежит все быстрее и быстрее. Наконец перед ним лишь одна чья-то спина…

Линию финиша Куц пересекает первым. А к концу дня, когда подсчитано время всех забегов, выясняется, что абсолютно лучший результат в кроссе показан старшиной второй статьи Владимиром Куцем.

Может быть, этот кросс ничего и не решил бы в его спортивной судьбе, если бы не второе выступление в беге, которое состоялось так же неожиданно, как и первое, спустя несколько месяцев на небольшом армейском стадионе с беговой дорожкой, длина которой вместо положенных 400 равнялась всего 330 метрам.

Здесь проходили гарнизонные соревнования по легкой атлетике, и в команды, представлявшие отдельные части гарнизона, включались только самые опытные, самые тренированные. Куц считался лыжником, а к соревнованиям готовился другой матрос их базы.

Гвоздем программы был бег на 5000 метров, и Володя с группой болельщиков, устроившись на невысоких деревянных трибунах, протянувшихся вдоль беговой дорожки, приготовился криком поддерживать своих спортсменов. Но в последний момент выяснилось, что участник от их флотской команды заболел и бежать некому.

Трудно сказать, что толкнуло на этот поступок, но через несколько минут он уже подходил к командиру части.

– Разрешите доложить! Я могу пробежать пять тысяч метров.

– А бегал ли ты раньше эту дистанцию? Ведь сойдешь, сраму не оберешься. Впрочем, постой, постой,- командир внимательно посмотрел на Куца. – А не ты ли так удачно пробежал весенний кросс?

– Я, товарищ командир!

– Ну что же. Попробовать можно. Но только одно условие. Как бы тебе не было тяжело, не сходить с дистанции. Понял?.. Во что бы то ни стало, хоть последним, но добежать до конца.

Куц едва успел занять место среди бегунов, построившихся на дорожке, как раздался выстрел стартера, и все бросились вперед.

«Буду делать, как все, а держаться постараюсь в середине. Авось добегу до конца»,– подумал Владимир.

Командир, возглавлявший на соревнованиях их команду, как видно, плохо представлял себе сущность стайерского бега. Перед стартом он успел сунуть Володе в руку платок, посоветовав держать его во рту во время бега, а, кроме того, после каждого круга подходил к дорожке и вкладывал ему в руку кусок сахара. С платком Володя разобрался быстро: почувствовав, что он только мешает дышать, запихнул его в карман. Сахар же послушно держал во рту, пока не растает.

В начале бега он занял место у бровки, оказался в середине группы и старался попадать в ногу с бегущим впереди, видимо, опытным спортсменом.

Один за другим оставались позади круги беговой дорожки. Когда он пробегал мимо трибуны, знакомые глосса неизменно подбадривали его:

– Давай, Володька! Держись! Покажи, как надо бегать!

В самом деле, почему ему не продвинуться на несколько мест вперед, тем более что солдат, к которому он пристроился, постепенно начал отставать от лидеров. И Куцу удается обойти сперва одного бегуна, потом второго, третьего… Впереди остается только один спортсмен – бежит он легко, широким шагом. Стройная фигура, длинные ноги. Вот это настоящий бегун…

Но в конце восьмого круга Владимир настигает и «настоящего бегуна». Бежать тяжело, но снова появляется то чувство спортивной злости, которое он испытывал на весеннем кроссе. Какая-то неведомая сила несет его, как на крыльях, вперед.

Вот что вспоминал Владимир Куц об этом первом для него соревновании на беговой дорожке:

«…Девятый круг я закончил метров на 20 впереди других. Но в пылу борьбы никак не мог сосчитать, сколько кругов мне осталось бежать. Я делил в уме 5 тысяч метров на 330 – длину дорожки. Затем от общего числа кругов отнимал пройденные, но получалась какая-то чепуха… Короче говоря, безуспешно упражнялся во всех четырех действиях арифметики, пока не услышал радостный голос командира, передававшего мне сахар: - Это последний кусочек!..

Последний кусочек – значит, последний круг. И вот она – финишная ленточка. Я схватил ее рукой, словно на ощупь хотел убедиться в победе… Товарищи меня качали, потом обнимали, потом опять качали. А у меня с непривычки нестерпимо болели шея, мышцы живота, а руки и ноги как будто отваливались. Трудно досталась мне первая победа на беговой дорожке, но я твердо знал, как поступлю завтра: начну тренироваться в беге».

Победив на гарнизонных соревнованиях, Куц был включен в команду, которая выступала в Таллине на первенстве Краснознаменного Балтийского флота. Но он не имел достаточного опыта. Половину дистанции был впереди. На вторую половину, как говорят бегуны, его не хватило. В итоге – третье место, но первая грамота.

На грамоте был изображен строй военных кораблей во главе с флагманом Балтийского флота линкором «Октябрь». А под линкором написано: «Дана Владимиру Куцу в том, что на 18-й Спартакиаде флота в 1948 году в беге на 5000 метров он занял третье место с результатом 16 минут 48 секунд» – и подпись: «Главный судья генерал-майор Кустов. 4 августа 1948 года».

Однако нельзя сказать, что Володя не мечтал о море. Он любил слушать рассказы словоохотливого дяди Федора, служившего в молодости на флоте, о широких морских просторах, о далеких странах, о лихих моряках, готовых в любой момент на подвиг.

Вот так и проходила подготовка Куца к морской службе – в речных купаниях, ловле раков и нырянии на спор: «кто дольше?» Собственно, нырять Володя научился не совсем обычным способом. Когда вода в речке была еще холодной, мальчишки вытаскивали на солнцепек бочку с водой, она нагревалась, и они по очереди погружались в воду с головой, стараясь пересидеть друг друга.

Пухтя, как прозвали Владимира Куца за кажущуюся неповоротливость, в этом соревновании отставал от своих приятелей, но, обладая большим упорством, поставил перед собой задачу – догнать и перегнать!

Пожалуй, это было первое тренировочное задание: он ежедневно опускал в бочку голову, стараясь оставаться в таком положении как можно дольше. А так как каждый труд в конце концов вознаграждается, то через некоторое время ему удалось поставить рекорд пребывания в бочке, пересидев бывшего чемпиона на целых полминуты. Едва ли он предполагал тогда, что тренировка в бочке поможет ему в будущем на военно-морской службе.

Уже в те годы Куц отличался упорным характером, за что ребятишки нередко обзывали его упрямым ослом. Но так или иначе после тренировок в нырянии он поставил перед собой новую задачу – научиться ходить на лыжах. Это было потруднее – хотя бы потому, что лыж в селе не было, да и кто бы купил мальчику такую дорогую вещь.

Одну сломанную лыжу он нашел в поле. Видимо, ее бросили проходившие здесь на лыжах красноармейцы. Для изготовления второй пришлось хорошенько распарить в горячей воде доску от старой рассохшейся бочки, потом выпрямить ее.

Пример оказался заразительным, и вскоре многие деревенские ребятишки соорудили себе лыжи-самоделки. И вот тут-то Владимир не уступал не кому. Научился не просто ходить, а скользить, энергично отталкиваясь палками, съезжать с гор, а однажды даже принял участие в соревнованиях для старшеклассников и хотя добрался до финиша последним, однако с дистанции не сошел и отстал не особенно далеко.

Лыжи давали еще одно преимущество – позволяли экономить время на дорогу в школу. Алексино по местным меркам село небольшое – не более 200 дворов. Здесь была только начальная школа. А чтобы учиться дальше, нужно было поступать либо в городскую тростянецкую, либо в сельскую белчанскую школу. В село Белка идти надо было пять километров. А на лыжах дорога до школы становилась в два раза короче. Вместо часа не более 30 минут.

Такова уж деревенская жизнь – ходить приходится много. А ведь ходьба, да еще быстрая – родная сестра бегу. Летом ребята наведывались в Тростянец. Пусть и невелик городок, но привлекал к себе. Работали в нем несколько заводов. На железнодорожной станции Смородино хоть и не надолго, но останавливались поезда. Но главное – кинотеатр и Дом культуры. Ребятишки из окрестных сел бегали из одного кинозала в другой, чтобы за один день посмотреть две-три картины.

Ни в какое сравнение с Алексиным не могло идти и село Белка, растянувшееся по крайней мере километров на семь. Здесь в десятилетке учился Володя Куц. Появилась возможность заниматься физкультурой. Правда, спортивного зала не было, зато в широком коридоре стояли конь, брусья, висели кольца. А рядом со школой – игровая площадка и гимнастический городок.

Летом ходили в лес за грибами и ягодами, а то отправлялись за 18 километров в дикие фруктовые сады, где можно было набрать и груш и яблок. Словом, возможностей для занятий различными физическими упражнениями у деревенских ребятишек было не меньше, а, пожалуй, побольше, чем у городских. В свободное от учебы время играли за селом в лапту, в «красных и белых». Тут происходили такие сражения, что нередко возвращались домой в синяках, с разбитыми носами.

Не был забыт и футбол. Собирали на мяч по 20 копеек, а футбольным полем служила площадка за железной дорогой, называлась она почему-то «Балас». Играли класс на класс или улица на улицу. А зимой на замерзшей речке можно было покататься на коньках или с помощью трех коньков соорудить своего рода буер-санки с парусом.

Володя Куц в этих первых спортивных занятиях старался не отстать от других. Изо всех сил он тянулся за своим другом, крепким и сильным парнишкой Борисом, с которым однажды они отдали дань романтике путешествий,– собрав в мешок побольше продуктов, бежали в Ташкент. Правда, сев в поезд зайцами, добрались только до Харькова, а оттуда были отправлены обратно по домам…

Не хотелось Володе уступать и своим однофамильцам. Фамилия Куц была в селе самой распространенной, и в класс, где учился Володя, попало сразу три Куца. Учительница Ольга Марковна перенумеровала всех троих – он стал Куцем Третьим.

Если прибавить к этому заботы по дому, работу на огороде и в поле, то получится, что в школьные годы Владимир получил хорошую физическую закалку, окончил своего рода спортивную школу. Трудно сказать, когда это произошло, но постепенно Пухтя превратился в ладного деревенского парня с широкой грудью, наделенного и силой и выносливостью. Это последнее качество он доказал однажды в соревновании с батькой, который поехал на мельницу на велосипеде. Володя отказался сесть на багажник, а отправился другой дорогой бегом. И оказался на мельнице первым.

Алексино было расположено на холмах, с трех сторон окруженных лесом Дома сбегали с холмов вниз к железной дороге, по которой поезда неслись в одну сторону к Сумам, в другую – к Харькову. В речке и ставках водилась рыба, раки. Леса были богаты грибами, ягодами. Их чисто побеленный дом под железной крышей стоял в начале улицы, поближе к железной дороге. За домом – фруктовый сад. Во дворе сарай, где жила их кормилица – корова Майка. Одно время в сарае стоял и гнедой конь, но его потом во время войны отдали партизанам.

Семья была дружная. Зимой отец и мать работали в городе. Отец – кочегаром на сахарном заводе. Мать – на деревообделочном комбинате. Летом все выходили на полевые работы, даже младшие – сестра Таня и брат Николай. Володя же умел вести коня точно по борозде, присматривался к работе тракториста.

В те школьные годы обнаружилось еще одно качество Владимира Куца – на редкость хорошая память. Правда, первое время он пользовался этим качеством во вред себе. По-украински читал бегло, а вот вместо того, чтобы учиться русской грамоте, заучивал на слух русские слова. Попросит отца прочесть заданное на дом и тут же запоминает текст. Так и отвечал уроки, делая вид, что читает по книжке.

Кончилось все это конфузом. Учительница поймала Володю, что называется, с поличным, и пришлось Куцу Третьему в срочном порядке учиться читать по-русски.

Когда началась война, Владимир Куц должен был перейти в восьмой класс. Но в сентябре занятия не начались, а в октябре стал слышен грохот орудийной пальбы, и вскоре в село вошли немцы. Свой приход они ознаменовали массовой ловлей кур, гусей, уток. Появился староста и вместе с немцами начал насаждать «новый порядок», который заключался во всевозможных поборах, нарядах и запрещениях с обязательным послесловием: «За нарушение – смертная казнь!»

Несмотря на это, на Сумщине широко развернулось партизанское движение. На железной дороге летели под откос воинские эшелоны, полицаям приходилось опасаться за свою жизнь. В деревнях жили впроголодь, но для появлявшихся ночами партизан всегда находились хлеб и сало.

Чтобы хоть как-то выразить свое отношение к фашистам, Куц с товарищами однажды ночью написали на воротах старосты: «Смерть фашистам и предателям Украины!» Знать точно, кто это сделал, староста не мог, но забрал и посадил под замок группу подростков, в том числе и Владимира Куца. Неизвестно, чем бы кончился для него этот арест, если бы не жадность старосты, выпустившего ребят помоложе за подношение в виде яиц и самогона.

В начале 1943 года в Алексине узнали о разгроме немцев под Сталинградом, о боях под Харьковом. Трудно сказать, как проникали в село эти вести. Вернее всего, их приносили партизаны.

Еще не наступила весна, когда Алексино освободили наши части. Правда, линия фронта проходила совсем рядом, но это была уже свобода, конец ненавистного немецкого ига.

В село на отдых с передовой отвели один из батальонов наших войск, и солдат разместили по избам. С завистью смотрел Володя на одетых в военную форму молодых ребят, отмывавшихся в бане, занимавшихся чисткой оружия, приведением в порядок поизносившегося обмундирования. Его мечтой было попасть на фронт. В самом деле, разве он не мог принести Родине пользу? В свои 16 лет выглядел на все 18. Был силен, вынослив. Он подготовил уже все необходимое для службы. Солдатские штаны, подаренные старшиной батальона, мать тщательно заштопала. Вполне еще годилась старая отцовская гимнастерка. А самое главное, он был отлично вооружен. После отступления немцев в лесу нашел настоящий немецкий автомат. С приятелем они практиковались в стрельбе – сбивали с деревьев еловые шишки.

Но когда он пришел в райвоенкомат, его отослали обратно.

– Таких малолеток в армию не берем. Сперва подрасти. А пока возвращайся домой помогать матери.

Никто не ожидал, что вскоре придет приказ: «В связи с выравниванием линии фронта нашим частям временно оставить Тростянец и прилегающие к нему населенные пункты».

Для местного населения это было большое горе. Только что отпраздновать освобождение и снова попасть под власть немецких захватчиков.

Володя долго не раздумывал. Мать хоть и плакала, но в глубине души одобряла его поступок: он сунул в мешок смену белья, захватил ковригу хлеба, кусок сала и вместе с несколькими алексинскими парнями отправили вслед за отходившим батальоном.

Как рядовой необученный, он был направлен в запасной полк, стоявший километрах в 150 от снова занятого немцами Алексина в местечке Сапогове. Еще не кончилась зима, но каждый день усатый сержант гонял их на военную подготовку, от которой были освобождены только временно направленные сюда из госпиталя старослужащие. Приходилось таскать на плечах катки от старого максима, «форсировать» по снегу глубокие канавы, учиться приемам маскировки, штыкового боя, собирать и разбирать затвор винтовки.

А кормили скудно, и получить наряд на кухню считалось большой удачей. Правда, в этом случае на старой кляче, запряженной в сани, нужно было возить тяжелую бочку с водой. Вода в колодце постоянно замерзала, а кляча была на редкость упряма – то останавливалась, когда хотела, то неожиданно рвалась вперед.

Наступила весна, и Володя Куц вздохнул с облегчением, получив назначение в штаб занимавшего на переднем крае оборону полка.

Началась новая жизнь. Донесения и приказы связному штаба надо было доставлять на передовую, из части в часть. Не раз попадал он под обстрел, бомбежку. Вот где пригодились и выносливость, и крепкие ноги. Не раз приходилось ползти, а то и отсиживаться в воронках.

Неизвестно, как сложилась бы дальше его фронтовая служба, если бы не один из командиров, с которым он встретился в штабе полка. Полковник Харченко, у которого недавно под Харьковом погиб сын, принял участие в судьбе Куца. Выяснив, что новому связному нет и 17 лет, он сказал:

– Рано тебе, братец, еще воевать. Поучиться нужно. Так что собирайся в дорогу…

Приказы командиров не обсуждаются. Владимиру пришлось сложить в вещевой мешок немногочисленные пожитки, документы, рекомендательное письмо в Уральское артиллерийское училище, кой-какие продукты и отправиться в путь.

…Курск поразил его длинными улицами, высокими домами, снующей по улицам толпой, в которой больше всего было военных и женщин. Вокзал был буквально забит желающими уехать. С трудом, простояв несколько часов в очереди, он получил билет у военного коменданта и сумел протиснуться в вагон. Но не успел поезд отойти от перрона, как началась бомбежка.

Когда он выскочил из вагона, поезд уже горел, а кругом свистели осколки от падавших бомб. О мешке с документами и продуктами Владимир вспомнил, когда их вагон был уже охвачен пламенем. К сожалению, на этом несчастья не кончились. На беду он приглянулся шайке бандитов-мародеров, которые, пользуясь сумятицей, грабили пассажиров на вокзале.

– Помоги-ка донести чемоданчик,- обратился к нему подозрительного вида здоровый детина. Ничего не подозревая, Куц решил помочь. Чемодан оказался тяжелым, и тащить его пришлось не близко. Очутившись в каком-то подвале, освещенном керосиновой лампой, он понял, что попал в компанию уголовников.

Предупредив, чтобы он не вздумал бежать, его решили «пристроить к делу». Но в тот же день, отправившись с одним бандитом «на дело», он сбежал, спрятавшись в вагоне проходившего товарного поезда. Так он оказался в расположенном южнее Курска небольшом городке Обояни.

Что делать? Без денег и документов ехать на Урал не имело смысла. Не привычный к городской жизни, деревенский хлопчик в раздумье шел по улице чужого, покалеченного войной городка.

Только один документ остался у него – комсомольский билет, сохранившийся в нагрудном кармане, и в Обоянском горкоме комсомола его направили грузчиком в райпотребсоюз. Здесь пришлось день и ночь выгружать из вагонов и грузить на подводы тяжелые ящики и мешки, а жить в общежитии. Трудились тут преимущественно женщины и старики, так что на его долю приходилась большая часть работы.

Ворочаясь на жестких нарах в общежитии, засыпая, он представлял себе родной дом, своих близких: как-то они живут сейчас в оккупации? Живы ли?

О том, что в это время происходило в Алексине, рассказывает младший брат Владимира Куца Николай:

– Когда советские войска оставили Алексино, в нашем доме жили мать, отец, бабушка и мы с сестренкой Таней. Я гордился, что мой старший брат Владимир ушел воевать с фашистами. На этот раз в деревне разместили тыловую немецкую часть. В сарае устроили склад. Отцу дали старое ружье, назначили сторожем и приказали: «Ты дежуришь ночь. Приходиль русски партизан – ты паф-паф!»

Из остатков муки мать пекла хлеб, а отец ночью передавал его партизанам. Нашелся в селе доносчик, который нашептал старосте, что Петр Алексеевич Куц подозревается в связях с партизанами. И вот однажды в избу ворвались полицаи. Мать посадили на подводу. Отцу связали руки и повели по селу к сельбуду (так у нас назывался сельсовет). Мы с Танюшей плача бежали сзади.

У сельбуда стали готовить веревку для виселицы. А дальше произошло то, о чем соседка тетя Поля говорила впоследствии: «Бог спас!»

Когда отцу накинули на шею петлю, на площади появился старший полицай Захаров. Был он из местных жителей и до войны крепко дружил с отцом.

– А ну, погоди! – закричал он и, подъехав к виселице, перерубил веревку шашкой.– Этого человека я хорошо знаю и за него ручаюсь, а если кто что и говорит, то это наговор… Брехня!

Так остались живы родители Куца. Да и Алексину повезло. Немцы сожгли только здание сельбуда и клуб. А ближайшие села испытали на себе всю тяжесть оккупации. За связь с партизанами жгли в избах людей, топили в колодцах.

Передовая приближалась к селу, и семье Куца пришлось переехать в село Машково. Правда, и здесь было неспокойно. Рядом действовала зенитная артиллерия, в бывшем колхозном зернохранилище лежали снаряды для катюш.

А на фронте в середине лета 1943 года назревали новые события. Потерпев сокрушительное поражение под Сталинградом, немцы готовили новое наступление на Курской дуге, бросив сюда чуть ли не все силы, которые были в их расположении, и прежде всего танковые армии.

Родное село Куца Алексино и городок Тростянец оказались на южной оконечности Курской дуги. Именно отсюда, с юга, так же как и с севера, немецкие войска собирались нанести удар в направлении Курска. Готовились к этим боям и наши части.

Работая в Обояни, Володя мог наблюдать признаки приближающегося сражения. Здесь кончалась железнодорожная ветка, и сюда преимущественно ночами, прибывали и разгружались эшелоны с воинскими частями и военной техникой. Эти приготовления, эта могучая техника, которой обладала теперь Красная Армия, вселяли в него надежду, что ждать осталось недолго, что пройдет совсем немного времени и он сможет вернуться в родные места.

Когда началась Курская битва, над городом, держа направление на юго-запад, то и дело пролетали эскадрильи советских самолетов. Вокруг тяжело нагруженных бомбардировщиков сновали юркие «ястребки». Грандиозное танковое сражение, невиданное еще в истории войн, развернулось на юге Курской дуги вблизи населенного пункта Прохоровка. От Обояни до Прохоровки было каких-нибудь 40 километров, и гул орудийной стрельбы доносился сюда в течение нескольких дней. А затем войска Степного, Юго-Западного и Воронежского фронтов начали наступление на Харьков и южный плацдарм немецко-фашистских войск, где находились родные места Куца.

Надо ли говорить о том, каким нетерпением Володя ожидал, когда по радио прочтут очередную сводку Совининформбюро? 5 августа Юрий Левитан объявил о взятии Орла и Белгорода, и в этот день небо над Москвой озарилось всполохами первого в Великой Отечественной войне победного салюта.

В течение августа Совинформбюро регулярно сообщало о продвижении наших войск, а в конце месяца, перечисляя освобожденные Красной Армией города и населенные пункты, Левитан назвал и Тростянец.

– Домой! Скорее домой!

Взяв в Обояни расчет, Володя где на попутной машине, где пешком отправился в родные места. Путь его лежал через освобожденные города и села. Сгоревшие дома, следы жестоких боев, брошенная немцами техника. В районном центре Борисовке еще догорали вражеские танки. Нескончаемой чередой по шоссе и проселочным дорогам возвращались по домам люди, вынужденные во время боев прятаться в лесах. Нередко на месте родного дома их ждало пепелище с торчащей из потухших углей печной трубой.

В начале сентября Владимир Куц добрался до родных мест. Знакомая дорога поднималась на взгорье к покрытым лесом холмам, к родному дому под зеленой крышей. А на крыльце – мать, приложив руку ко лбу, чтобы лучше видеть, присматривается к приближающемуся солдатику.

– Мамо! Это ж я! Неужто не узнаете?!..

В селе старшего сына Галины Куц считали погибшим. Тетя Поля уже успела отслужить в церкви молебен. А в горнице на стене повесили Володину фотографию в черной траурной рамке.

…Так окончилась для Алексина война. Теперь нечего было бояться возвращения немцев. Их гнали все дальше и дальше на запад. В октябре были освобождены Днепропетровск и Запорожье. В начале ноября наши войска овладели столицей Украины Киевом. А затем наступил 1944 год – год десяти сокрушительных ударов Советской Армии и полного изгнания немецких войск из пределов Советской страны.