Музыка войны…

8 сентября 2009 года по улицам Санкт-Петербурга разнесся гул сирены. Сирены, которая в годы Великой Отечественной Войны отдельной строкой была вписана в партитуру жизни не только Ленинграда, но и всех городов, подвергавшихся атаке немецких авиабомб. Несмотря на то, что о проверке системы по оповещению населения, приуроченной ко дню памяти жертв блокады, было объявлено заранее, сирена заставила сжаться сердца многих жителей и гостей северной столицы России. Она пронеслась по Невскому, и Лиговскому проспектам, заставляя замедлить шаг спешащих по ним пешеходам, заглянула в школы и детские сады, учащиеся которых слышали об ее душераздирающем тембре от своих бабушек и дедушек, она навестила музеи и храмы, которые много раз получали ранения именно под ее настойчивый, предупреждающий голос. Слышно ее было и в Большом зале филармонии, где 9 августа 1942 года был дан бой, эхо которого разнеслось по всему миру. В тот день оккупированный Ленинград давал бой самым опасным противникам любого человека: страху, ненависти, отчаянию, гибели, смерти… Единственным оружием, которое могло бороться с этими невидимыми врагами, захватывающими души людей и прочно удерживающих их своими когтями, оказалась музыка. 9 августа 1942 года в блокадном Ленинграде это оружие было приведено в действие оркестром Радиокомитета под управлением К. И. Элиасберга: впервые в Ленинграде прозвучала седьмая симфония Д. Д. Шостаковича. Этого дня ждали все, о подготовке к бою, который должна была дать «симфония мужества» немецким захватчикам, люди узнавали по радио и из газет: «…Шостакович пишет симфонию. «Ленинградская правда» сообщает об этом среди сводок с фронта, среди эпизодов о «стервятниках» и о бутылках с горючим. Значит, искусство не умерло, оно живо, сияет, греет сердце», - вспоминала писательница Вера Инбер. Седьмая симфония Шостаковича с 5 марта 1942 года, с того дня, когда в Куйбышеве состоялась ее мировая премьера, победоносно пошла по стране, отогревая сердца людей, голодных, уставших, измотанных в боях. 9 августа 1942 года в 355 день блокады зал Ленинградской филармонии был полон, многие приехали на концерт с передовых, люди добирались, «рискуя жизнью, подтверждая тем самым, что убить ее невозможно». (Д. Шостакович)

Эпической, широкой и вместе с тем передающей небывалый подъем, воодушевление, энергию мелодией открывается симфония: вот она мирная довоенная жизнь. Мирная жизнь, которая была у моего прадеда, Василия Иосифовича Гулого, до осени 1941 года, пока он не ушел на фронт. Воспоминания об этом довоенном времени, о семье, которые мой прадед унес с собой на фронт, заставляли его с оружием в руках бороться за эту самую мирную жизнь, увековеченную музыкой Шостаковича. Он шел в атаку с надеждой вернуться в свой дом в деревне Ново-Острополь, с надеждой обнять своих детей и жену, с надеждой, что скоро опять выведет свой трактор на необъятные взглядом поля. Его надеждам суждено было сбыться. Он вернулся. Он смог поклониться старинной иконе с изображением лика Христа, которая занимала особое место в доме. Она стояла на полочке в углу комнаты красиво украшенная. Уверенный в том, что дети не посмеют подойти к иконе без разрешения, прадед прятал за ней газеты, чтобы ни дай Бог никто из несмышленых малышей не смог порвать портрет Сталина, напечатанный в них. Уверенна в силе воздействия иконы на детей была и моя прабабушка, Ирина Васильевна, пригрозив пальцем детям, кивала прабабушка головой в сторону иконы: «Он все видит», - затем говорила она и уходила по своим делам, точно зная, что дети не посмеют сделать ничего плохого. Моя прабабушка обладала сильным и красивым голосом. Многие заслушивались, когда она заводила украинскую народную песню. Поразительно, но в своей «мирной» экспозиции Шостакович отразил песенность, музыкальность русских и украинских деревень. Поменяв оркестровку, тембральную окраску, настроение главной партии, которая открывала симфонию, Шостакович звуками рисует портрет женщины, которая ждала, надеялась и любила. Напор и энергия главной темы сменяется лирическими, колыбельными интонациями. Вот также нежно, тепло, спокойно звучал красивый голос моей прабабушки, когда она укачивала своих детей… Про мир, нежность, тепло и спокойствие пел оркестр 9 августа 1942 года: колыбельные, материнские интонации сменяло пасторальное звучание флейты, напоминающее игру пастуха. В самом конце «мирной» экспозиции (первого раздела первой части симфонии), мелодия растворяется в воздухе. Может быть, именно такими звуками была наполнена последняя ночь мирной жизни, ночь перед войной?

События многих военных дней и воспоминания, связанные с ними, «не выразить словами никогда» (Ботвинник С.)… Шостакович это понял, когда пытался найти слова для своей Седьмой симфонии: «В репризе возвращаются те же темы, что были в экспозиции. Но здесь они носят совершенно другой характер. Реприза — траурный марш или, вернее, реквием о жертвах войны. Простые люди чтят память своих героев. Как мне нужны были слова для этого эпизода! Но нигде я их не мог найти. Был момент, когда я сам собирался их писать. Впрочем, теперь я даже рад, что слов нет...». После эпизода «нашествия», ленинградцы, собравшиеся 9 августа 1942 года в зале филармонии, вновь услышали темы «мирной» жизни… Но знакомые мелодии приобрели другую окраску, другой характер: Шостакович изменил темы мирной экспозиции. Он не мог оставить их прежними: эпизод «нашествия» не позволял ему сделать этого. Война меняла самих людей, а, следовательно, их мирная жизнь никогда не будет такой же, какой была до пережитого ужаса. После ада войны страдания, скорбь и память изменили людей, точно так же как военная техника, артобстрелы, бомбардировки изменили внешний вид городов. С той лишь разницей, что многие земляные рвы, окопы, воронки закапывались, здания отстраивались заново или реставрировались, рвы же, оставленные войной в душе человека, засыпать было невозможно, душу нельзя отстроить заново. Отчаяние и боль, не подлежащего реставрации сердца человека, прошедшего войну, легли в основу эпизода симфонии, который сам автор назвал «реквием о жертвах войны». Через 53 года после премьеры седьмой симфонии в Ленинграде на Прохоровском поле тоже зазвучит реквием о тех, кто не вернулся домой. Реквием, застывший в камне - храм Святых апостолов Петра и Павла, воздвигнутый в 1995 г., зазвучит пронзительно и оглушительно во славу и память, тех, кто пал, защищая родную землю. Одно отличие будет у архитектурного реквиема от музыкального: его создатели найдут слова. Слова нужные и верные – фамилии и имена людей, павших в боях под Прохоровкой. Около семи тысяч имен высечено на белокаменных плитах внутри храма. Многие люди, которые приезжают на Прохоровское поле, поклониться подвигу своих дедов и прадедов, читая эти имена героев, не могут сдержать слез.

В мае 1945 года музыкальное пророчество стало явью, враг был сломлен. Победа пришла в Ленинград и Москву, пришла в Белгород, Курск и Орел, пришла в каждый уголок огромной страны. Пришла победа и в деревню Ново-Острополь, куда летом 1945 года вернулся мой прадед. Из Берлина Василий Иосифович привез красочные открытки, на которых были изображены нарядные красивые маленькие девочки, играющие с котятами. Привез мешочек табака, который он не курил и собирал во время войны для своих односельчан, привез бисер, который в руках моей прабабушки скоро превратился в женское украшение. Но главным украшением в послевоенном доме стали не открытки, висевшие на стенах в рамочках, и не бусы из бисера моей прабабушки, а медали и ордена, которые покрывали всю грудь прадеда. Война закончилась, вернулась мирная жизнь, за ее возвращение народ заплатил дорогой ценной. Василий Иосифович и Ирина Васильевна снова работали на полях. После войны в их деревню провели радио. Гимн, который передавался по нему утром каждого дня, возвещал, что взрослым пора выходить на работу. Радио не выключалось весь день, под его звуки старшие дети присматривали за младшими, готовили, убирались в доме. Впервые моя бабушка услышала Ленинградскую симфонию Шостаковича именно по радио.