Нелегальный сумасшедший
жүктеу/скачать 209 Kb.
|
ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Это ваше истинное отношение к Генеральному секретарю нашей партии? ПАРАДЖАНОВ. А как же? Конечно! Ай, джан! Это замечательный человек и талантливый актёр! Брежнев принимает на сцене различные позы, демонстрируя себя примерно так, как это делают культуристы. Я вам снова по секрету скажу (Понижает голос.)… следующей осенью я буду снимать его в своём новом фильме… «Гамлет»! он будет играть у меня Гамлета! Леонид Ильич — пластичный и подвижный… у него стройные ноги… БРЕЖНЕВ (декламирует). … не дай сгореть в неведенье, скажи, Зачем твои схороненные кости Раздрали саван свой; зачем гробница, В которой был ты мирно упокоен, Разъяв свой тяжкий мраморный оскал, Тебя извергла вновь? Что это значит, Что ты, бездушный труп, во всем железе Вступаешь вновь в мерцание луны, Ночь исказив… ПАРАДЖАНОВ. Прекрасный актёр! За-ме-ча-тельный! Чудесные брови, благородной лепки голова! Он тоже гений! ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Кто будет финансировать съёмки? Говорят, это зарубежный проект? ПАРАДЖАНОВ (с воодушевлением). Да! Финансировать будет Юнеско! Замечательный югослав! Молодой, красивый… миллионер! У него нефтяные скважины на Арктическом шельфе! Денег даёт сколько угодно! Так и сказал: бери, Серёга, столько долларов, сколько тебе нужно! ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Погодите, Сергей Иосифович! ЮНЕСКО — это ж вроде международная организация! ПАРАДЖАНОВ (обескураженно). Да? А я и не знал… Я думал — югослав… Впрочем, к чёрту Юнеско! Ещё и неизвестно, выполнит обещание или не выполнит… К чёрту его! ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. О чём вы мечтаете в этой жизни? ПАРАДЖАНОВ. О тёплом туалете! Я всегда отвечаю на этот вопрос именно так. Потому что у меня никогда не было тёплого туалета… И сейчас нету! А вот у Леонида Ильича есть! Правда, Леонид Ильич? БРЕЖНЕВ. Конечно! Ещё какой! И не один даже! ПАРАДЖАНОВ. В Тбилиси у меня и сейчас примитивный холодный туалет из кривых неструганных досок… вы не поверите, он даже протекает… кстати, один мой клиент в этом туалете уронил сами понимаете куда огромное кольцо вот с таким (Показывает.) бриллиантом… моё, между прочим, кольцо… а я и не расстроился… пропади оно пропадом! А когда я был в Голландии, к примеру, так нас там в королевский дворец повезли… я скромничать не стану… чтобы вручить мне почётный диплом «Маэстро ХХI века» А там — стол! Заморские яства! Делфтский фаянс! Севрский фарфор! Ели вы когда-нибудь с такого фарфора? Нет, конечно! Вы из алюминиевых мисок жрать привыкли! Как в зоне! Советский человек живёт в вечной зоне! Вы же все — в зоне! Вы знаете, что такое свобода? Свобода — это возможность говорить, что хочешь! Жить, как хочешь! Возможность не быть зависимым от чиновников! Дарить себя людям без остатка! Иметь много денег и тратить их без оглядки! (Неожиданно.) Свобода — это тёплый туалет! БРЕЖНЕВ. Ну… это мещанские представления! ПАРАДЖАНОВ. Ага! Мещанские представления! Сам же сказал сейчас, что хороший туалет есть… и даже не один! БРЕЖНЕВ. Так я Генсек! ПАРАДЖАНОВ (начинает вдохновенно метаться по сцене в крайнем возбуждении). А я чем хуже? Но пусть, хорошо, пусть это — мещанские представления! Да! Но это — свобода, я же говорю! Вот прихожу я в королевский туалет, а там всё в мраморе, в благородном граните, старинные зеркала в золочёных рамах, унитазы — не поверите — снова из севрского фарфора! примостился я осторожно на этот фарфор, ну, посидел… поразмышлял о душе́, о бренности человеческого бытия… потом думаю: пора! Исподволь начинает звучать торжественная грозная музыка. Нажал какую-то золотую кнопку и вдруг меня как давай внутрь унитаза втягивать! Ужас! я перепугался, скорей другую какую-то кнопку — рраз! и тут меня могучей такой струёй как вытолкнет наружу! Да в дверь башкой! Да как понесёт по коридору! А я без штанов! А там гэбэшники… контролируют меня… увидели такое дело, хвать пистолеты и давай мне в голый зад целиться! Бах, бах! (Имитирует выстрелы из пистолета.) Мимо! Косые! Стрелять не научились… подсматривать да подслушивать только мастера… (Продолжает метаться по сцене.) Вот — свобода! Вот равенство и братство! Вот туалет из мрамора и гранита! (Последние слова его перекрывают бурные аплодисменты. Параджанов поднимает руки в упредительном жесте.) Ну, всё, всё! Не надо аплодисментов! (Аплодисменты постепенно стихают.) К чему эти ненужные почести, восхваления и посулы? К чему этот культ личности? Музыка, поднявшись до уровня своего максимального звучания, резко стихает. БРЕЖНЕВ. Да здравствует Параджанов! АНЯ (падая с колосников в богатой меховой шубе и вычурной шляпе, украшенной овощами и фруктами). А с Марчелло так и не познакомил! Может, уже познакомишь, наконец? ПАРАДЖАНОВ. Ай, джан! Стоп! Снято! Затемнение. Занавес. Действие второе. Картина первая. Неосвещённый павильон киностудии. Сумерки настолько непроницаемы, что зритель способен увидеть только неясные контуры предметов. На авансцене — Параджанов, Мессерер и Ахмадулина. ПАРАДЖАНОВ. Белла, я так тебя люблю! Пусть Боря на меня не обижается! Я хочу подарить тебе этот камень… посмотри, какой красивый топаз! Ты, наверное, такого огромного и не видела никогда… БЕЛЛА (растерянно). Серёжа… (Пауза.) Серёжа… я не могу принять… это очень дорогой камень… БОРИС. Ого! Вот это красота… да он, кажется, антикварный… ПАРАДЖАНОВ. Конечно, антикварный! Смотри, какая оправа! Золото! Самое настоящее червонное золото! Бери, Белла! Не обижай старика! Это мне сам Католикос подарил! БЕЛЛА (в изумлении). Каталикос? ПАРАДЖАНОВ. Вазген Первый! Лично! В благодарность за мои творения! Даже руку пожал! БОРИС. Фантастика! А где ты с ним встречался, Серёжа? ПАРАДЖАНОВ. В Эчмиадзине, где ж ещё? Персональное приглашение! БЕЛЛА. Серёжа, я не могу принять! ПАРАДЖАНОВ. Не стесняйся! Меня ещё куда-нибудь пригласят, опять чего-нибудь подарят! Ты же знаешь, я везде желанный гость! Меня постоянно приглашают… короли, королевы… и прочие монархи… Папа Римский меня, кстати, очень любит… у Патриарха я вообще прописался… ты слышала, что меня гением называют? Ты бери, я себе ещё достану! Султан Брунея недавно мне письмо написал… приезжай, говорит, Серёга, погостить… поживи, говорит, месяцок-другой… у меня, дескать, гарем хороший… Махараджа тоже звал… через послов приглашение доставили: любишь ли ты, мол, Серёжа, индийский чай? Приезжай, что ли, хоть на чашку чая… БОРИС. Серёжа… в Индии же вроде республика… откуда там махараджа? ПАРАДЖАНОВ. Да? А я и не знал… Неважно, впрочем! Главное — приглашали! А в Индии знаете, какие драгоценные камни… Боря, хочешь я тебе оттуда изумруд привезу? БОРИС. Сержик, спасибо, не надо ничего! ПАРАДЖАНОВ. Слушайте, мне президент США ракетный комплекс недавно подарил… По совету Леонида Ильича… подари, говорит, Джимми, нашему Серёге ракеты с разделяющимися боеголовками… он им мирное применение найдёт… и найду, конечно, найду… у нас же сейчас — ограничение стратегических вооружений… там такие ракеты… фантастической красоты! я из них башни счастья построю… хотите подарю? Летать станете на них… авиабилеты не нужно будет покупать! Экономия! Я у Картера могу даже авианосец попросить. Он мне не откажет! Потому что я — кто? БЕЛЛА. Гений, Серёжа, конечно, гений! Такому, как ты, невозможно отказать! ПАРАДЖАНОВ. Да! (Торжественно.) Белла! Борис! Не откажите мне в любезности! Почтите своим присутствием торжественный показ костюмов к моему новому фильму… завтра, в десять утра в павильоне номер пять нашей высокочтимой киностудии… Торжественный звук фанфар, выпевающих призывные мелодии. Яркий свет. Цветные фонари. На небольшом возвышении стоят, словно на трибуне, Параджанов, Борис, Белла, два-три члена худсовета. Вдоль сцены расстелены чудесные ковры, расставлена старинная утварь — кувшины, драгоценная посуда, изделия ремесленников, керамика, оружия, массивные ювелирные украшения, богато украшенная конская упряжь… Под мелодию дудука мимо этих сокровищ идёт красочная массовка в национальных костюмах: караванщики, купцы, погонщики, восточные красавицы, рабы, подростки; лошадей, верблюдов и собак можно представить большими мягкими игрушками; в процессии есть даже грациозная пантера… Массовка идёт по кругу, — входя в левую кулису, делает за сценой переход и вновь появляется уже из правой. БЕЛЛА. Как красиво, Серёжа! ПАРАДЖАНОВ. Ай, джан! В фильме будет в тысячу раз красивее! БОРИС. Это просто потрясение! ПАРАДЖАНОВ. Я ещё и не так могу! БОРИС. Какой сложный порядок представления эскизов! Так всегда? ПЕРВЫЙ ЧЛЕН ХУДСОВЕТА. Скорее — никогда. На моей памяти во всяком случае такого ни разу не было. А я в кино уже двадцать восемь лет… ВТОРОЙ ЧЛЕН ХУДСОВЕТА. Это возмутительно! Кто позволил? Какое расточительство! БОРИС. У нас в театре, конечно, такого тоже нет. Просто делаем эскизы. Всё проще намного. ВТОРОЙ ЧЛЕН ХУДСОВЕТА. Вот я и говорю… для чего столько денег нужно было тратить? БОРИС. Спектакль… настоящий спектакль… Какие типажи, грим… костюмы… ПАРАДЖАНОВ (гордо). Я сам делал… БЕЛЛА. Музыка! БОРИС. Как всё переливается, искрится, играет и горит… Музыка меняет свой ритм, постепенно начинают преобладать танцевальные мелодии, массовка танцует. БЕЛЛА. Боже! ВТОРОЙ ЧЛЕН ХУДСОВЕТА. Ну и зачем? Это ж государственные деньги! Можно было просто развесить эскизы костюмов… у нас для этого специальная комната есть… и всё… и кинопробы в зале показать… К чему эти траты? ПЕРВЫЙ ЧЛЕН ХУДСОВЕТА. Зато всё наглядно. Думаю, эскизы мы безоговорочно утвердим. Очень всё осязаемо… я вижу будущий фильм… ВТОРОЙ ЧЛЕН ХУДСОВЕТА. Да, но деньги! Я всё-таки поставлю вопрос перед руководством студии! Это безобразие! БЕЛЛА. Какая красота… ПАРАДЖАНОВ. Тебе правда нравится? Массовка и члены худсовета покидают сцену. БОРИС. Серёжа, спасибо тебе за приглашение. Я такого никогда не видел. ПАРАДЖАНОВ. А что если мы отметим это дело? Картина вторая. Все трое перемещаются в глубину сцены и усаживаются за дворовый стол, который так и остался одним из островков показа, — на нём старинные кувшины, антикварные блюда и вазы, наполненные красочными фруктами, изящные бокалы и фужеры. Параджанов разливает вино. ПАРАДЖАНОВ. Белла, хочу выпить за тебя! Ты великая поэтесса и очаровательная женщина! Приезжайте почаще, друзья… я всегда рад вас видеть! БЕЛЛА. Спасибо, Серёжа! БОРИС. А ты не забывай заезжать к нам в Москве! ПАРАДЖАНОВ (поднимает бокал). Ну! Пусть удвоится и утроится всё прекрасное! Пьют. БОРИС. Серёжа, откуда у тебя всё это великолепие? ПАРАДЖАНОВ. Наворовал! БОРИС (укоризненно). Сер-ё-ёжа… ПАРАДЖАНОВ. Ну, наворовал… из песни слова не выкинешь… покупал… выменивал… кое-что дарили… Я же антиквар во втором поколении. Мой папа был самый знаменитый тбилисский антиквар. А когда папу сажали, его делами занималась мама. (Хвастливо.) У нас в доме всегда были драгоценности, золото… А папу часто сажали. Он всю жизнь был неблагонадёжным. Его советская власть не признавала. Что это за профессия такая — антиквар? Вот слесарь — другое дело! Или там, к примеру, токарь!.. (Со вздохом.) Меня вот тоже не признают… советская власть меня всё уничтожить норовит… да и в жизни доброжелателей хватает… БОРИС. Так ты ж сам людей настраиваешь… сколько раз я слышал… грубишь, хамишь, матом ругаешься… Язык же у тебя без костей! Как же можно на съёмочной площадке матом ругаться? ПАРАДЖАНОВ. А если они не понимают? Я говорю: мне верблюды нужны! Немедленно дайте мне верблюдов! Нету верблюдов! Не могут достать! Я говорю: мне павлины нужны! Где павлины? Я просил павлинов для съёмки! Какого…! Ничего не исполняют! Замысла не видят! Говорят, что я какую-то херню снимаю! Я говорю: всадников в кадр! А они мне: сразу не получается… нам доскакать нужно… время нужно! Они мне ритм ломают! В фильме должен быть ритм! Фильм — это песня! Это песня из цветов, фруктов, старинных кувшинов… прекрасных женских тел, верблюдов, павлинов и грациозных пантер… это песня, где гремит Кура, где благоухает в феврале цветущий абрикос и дымятся на окраинах серные источники, где шумят древние тифлисские бани и медленно ползёт ввысь городской фуникулёр… БОРИС. Слушай, Сержик, Александр Македонский, конечно, герой, но зачем же стулья ломать? ПАРАДЖАНОВ. А иначе они не понимают! Покроешь вот матом хорошенько, так сразу всё и появляется! (Сокрушённо.) Жаль каскадёров не могу покрыть… от них по морде, пожалуй, как раз и схлопочешь… Ничего… ничего… Зато меня будут помнить… Мне памятник в Тбилиси поставят! У кого хочешь спроси! Всякий скажет тебе, что Параджанов — великий! У Феллини спроси! У Тонино Гуэрры спроси! У Тарковского спроси! А вот Жора, папа моего племянника — не верил! Царствие ему небесное! Ты, говорит, так себя ведёшь, будто бы «Броненосец «Потёмкин!» сейчас снял! Тоже мне, дескать, гений кинематографа! А я вам сейчас покажу… Выходит из-за стола, берёт из груды реквизита красивую, украшенную разноцветными лентами коробку, открывает её. В коробке — целая куча чёрных сатиновых трусов. Параджанов натягивает их сверху, снизу, даже надевает на голову. Вот! Смотрите! У нас тут недалеко Лёва-цеховик живёт, большой мой поклонник, между прочим. Его тоже сажают без конца… за то, что он людям одежду шьёт. Вот он сшил мне двадцать четыре пары трусов… на мою корму не сыщешь трусов… Это тебе, говорит, на год, потом ещё, мол, сошью… А до этого я в маминых трусах ходил… ну, и что? Что здесь такого? Приехал Азнавур, так Жора… племянника папа, я же говорю… до него докопался: гений Параджанов или не гений? Шарль ему спокойно так и сообщает: успокойся, мол, Жора! конечно, Параджанов гений, ты даже и не сомневайся! А Жора говорит: чё ж он тогда в маминых трусах-то ходит? Разве может гений в маминых трусах ходить? БЕЛЛА (плача). Серёжа… Серёжа… ПАРАДЖАНОВ. Не плачь, Белла! Мне приятно было в маминых трусах ходить… Спасибо Лёве-цеховику, выручил! Правда, потом его опять посадили… так и сидит до сих пор… жалко Лёву, хороший был мастер… (Неожиданно.) А я половину трусов Эльдару Рязанову послал! То-то он обрадовался! Рязанов, кстати, меня тоже очень признаёт… А Жора вот всё не верил… А ведь я доказал… правда, после смерти уже… после его смерти… Я его так проводил, как никто бы не проводил! Потому что Анька, сестрица моя, вообще ничего не хотела… в закрытом гробу, говорит, похороним да и всё! До чего тупая у меня сестра! Мужика своего в закрытом гробу хотела хоронить! Эх! Разве можно так? Ненавижу её! Жадина, скопидомка! А Жору я с почестями проводил. В миру Жора был красавец… он парикмахером работал и это всегда добавляло ему особого шарма… как же он после смерти может плохо выглядеть? Не может! Разве я допущу такое? С колосников спускается гроб с телом Жоры. Параджанов подбегает к нему, рыдает, простирает руки к небу, словно бы моля Господа о снисхождении к покойному. Жора! Бедный Жора! Я так тебя любил! Я так тебя уважал! На кого ты покинул меня? Мне ж теперь одному с сестрой сражаться! А ведь она вредина и скупердяйка! Бедный Жора! До чего она тебя довела! Ты такой худой! А что у тебя в штанах! У тебя же ничего почти не осталось в штанах! Всё из-за неё! Это она истончила твоё мужское достоинство! Нет, Жора! Я этого так не оставлю! (Выбегает на середину сцены, роется в куче реквизита, достаёт из-под вороха ковров цветные тряпки, куски поролона.) Вот, нашёл! (Белле и Борису.) Я ему красивую фигуру сделал, прямо под костюм тряпки насовал… чтобы он красивше стал… а на месте мужского достоинства я такой богатый объём ему создал! Загляденье! Звучит торжественная и скорбная музыка. При жизни Анька ничего подобного никогда не видела! Таким объёмом можно гордиться! (Засунув под костюм Жоры поролон и тряпки, слегка подталкивает гроб, который начинает медленно раскачиваться на тросах.) А потом я его загримировал… да так, что на панихиде все просто изумились! Я ему сделал грим императора Фердинанда! Румяные щёки, подведённые брови, завитые усы! Красавец! Не хуже, чем в жизни! На Дали ещё был очень похож! (Носится по сцене, влетает в кулису, выводит оттуда свою сестру Аню. На голове Ани — два парика, снизу рыжий, сверху чёрный.) А Аньку одел в бобровую шубу (Помогает Ане надеть шубу.)… и посадил на персидскую подушку! (Белле и Борису.) Вы знаете, что шуба — это униформа тбилисских вдов? Она сидела в ногах у Жоры (Снимает с Ани оба парика и водружает на её голову чёрную подушечку.)… и тихо плакала… на голову я ей положил маленькую чёрную подушечку, а сверху — спелый алый гранат… Музыка стихает. Белла и Борис потрясены. БОРИС. Серёжа, тебе нужно фильм об этом снять… ПАРАДЖАНОВ. Я сниму… обязательно сниму… назову «Исповедь»… фильм про то, как снесли наше старое кладбище, а на его месте разбили парк культуры и отдыха… Как мои предки с тех пор стали приходить ко мне… жаловаться и просить убежища… Про то, как я умер в детстве… Про то, как тоскую я по жене… как скучаю по сыну…знаете, какой у меня сын? Красавец! Стройный, кудрявый! Апполон! Знаете, на кого похож? На Алена Делона! Архитектором хочет стать… Входит сын Параджанова Суренчик, рыхлый, толстый мальчик лет двенадцати, неловкий и нескладный. СУРЕНЧИК. Папа, я решил постирать свои вещи! ПАРАДЖАНОВ. Ай, джан! Молодец, Суренчик! Возьми у тёти Ани порошок, тазик и стирай! Из кучи реквизита Суренчик выбирает разноцветное тряпьё, замачивает его в тазике, щедро сыпет стиральный порошок. Поодаль на прежнем месте сидит Аня, она снова в двух париках — рыжем и чёрном, без шубы, в обычном домашнем халате. АНЯ. Суренчик, дорогой, ты где порошок взял? СУРЕНЧИК (поднимая мокрые тряпки). У тебя в шкафу, тётя! АНЯ. Скажи папе, дорогой, чтобы он дал тебе двугривенный! СУРЕНЧИК. Зачем, тётя? АНЯ. Чтобы купить мне пачку порошка. Пойдёшь в керосиновую лавку к Мойше Кабанчику и купишь… заодно скажи отцу, что он должен мне ещё кусок мыла… ПАРАДЖАНОВ (резво подскакивая к сестре). Кусок мыла я тебе должен, да? Ах ты, ведьма старая! Почему же это я тебе без конца что-то должен? Почему же мне ты ничего не должна? АНЯ (повышая голос). Да потому что я у тебя ничего не ворую! А ты у меня воруешь… постоянно воруешь! Кто на прошлой неделе мясо из холодильника упёр? ПАРАДЖАНОВ. Так у меня еды вообще не было! Тебе что, жалко, что ли? АНЯ. А мне кушать не надо! Я пенсионерка, у меня и так маленькая пенсия! А ты всё воруешь и воруешь! То мыло, то керосин, то посуду… ты зачем, сволочь такая, лифчик у меня украл? ПАРАДЖАНОВ. Так у меня голова мёрзла! АНЯ. Люди добрые! Мой брат — сумасшедший! Совсем свихнулся! У тебя разве шапки нету? Кто же из нормальных людей лифчик на голову надевает? ПАРАДЖАНОВ. Да нормально! У тебя размер подходящий! Ну, была шапка, так я её Фрунзику отдал… Человек шапку потерял! Пускай он теперь замёрзнет насмерть? Пускай он теперь менингитом заболеет? АНЯ (подбегая к брату). А вот это что на тебе? (Хватает его за лацканы пиджака.) Ведь это Жоры пиджак! Как ты смел, негодяй, взять пиджак моего мужа? (Пытается снять пиджак.) ПАРАДЖАНОВ (в искреннем изумлении). Зачем ему? Дура! Сама сумасшедшая! Совсем спятила! Он же помер давно! На хрена ему пиджак? АНЯ. Скотина! Псих! Великий режиссёр он, видите ли! Ты ворюга! Урка! Правильно тебя в тюрьме держали! (Не оставляет попытки снять с Параджанова пиджак.) Пускай ещё посадят! Параджанов вцепляется ей в голову, парики летят наземь, начинается потасовка, крики, вопли, мат. ПАРАДЖАНОВ. Жадюга! Плюшкин! Брату пиджак пожалела! Пропади ты пропадом со своим пиджаком! (Снимает пиджак, бросает ей в лицо.) Куском хлеба с братом не поделилась! За что же мне такая сестра! Подавись! Хлебом подавись, мясом подавись, пиджаком подавись! (Хватает тазик с замоченным бельём.) Порошком своим поганым подавись! (Опрокидывает тазик ей на голову.) АНЯ. Ай! Убил, господи, убил! Зарезал! Люди добрые, зарезал! (Продолжая вопить, носится по сцене.) Белла и Борис вскакивают со своих мест. Суренчик стоит, застыв в недоумении. ПАРАДЖАНОВ. Стоп! Стоп-стоп! Всё! Всё, говорю! Снято! Картина третья. Кабинет следователя Макашова. За столом — Макашов, против стола на табурете — Параджанов. МАКАШОВ. Ну вот вы снова и попались, Сергей Иосифович! От нас ведь не уйдёшь. Если человек виноват, то это навсегда. ПАРАДЖАНОВ. А что случилось? Почему меня арестовали? В чём я опять провинился? МАКАШОВ. Очень просто! Вы же не хотите жить, как добропорядочный гражданин… не хотите чтить Уголовный кодекс… ПАРАДЖАНОВ. Вы что, совсем, что ли, с ума тут посходили? За пачку стирального порошка? У вас по всей стране вагонами воруют… а вы хоть бы хны! У вас вагон денег государственных упёрли, а вы — гуляй, Вася, ешь опилки… ты хозяин лесопилки… Кому-то, значит, можно вагонами, а мне пачку порошка у сестры нельзя… МАКАШОВ. Нет, Сергей Иосифович, вовсе нет! Какой порощок? При чём здесь порошок? Вы арестованы за взятку! ПАРАДЖАНОВ. За какую ещё взятку? Это дутое дело! Вы же сами его и раздули. МАКАШОВ (вкрадчиво). Я бы поостерёгся, Сергей Иосифович, на вашем месте… ПАРАДЖАНОВ. Ну, дал я пятьсот рублей одному хорошему человеку… так на лечение помог… трубы у него с утра горели! МАКАШОВ. Вы мне тут юродивого из себя не стройте! Три года назад ваш племянник Гарик… знаете такого? ПАРАДЖАНОВ. Ну как же! Кто ж откажется от родного племянника… хоть он и Анькин сын! Сука всё-таки у меня сестра! МАКАШОВ. Так вот… ваш племянник Гарик три года назад незаконно поступил в театральный институт… ПАРАДЖАНОВ. Как это незаконно? МАКАШОВ. А так! Как будто вы не знаете! Ваш Гарик в экзаменационном диктанте сделал почти шестьдесят ошибок! ПАРАДЖАНОВ. Не может быть! МАКАШОВ. Да! Сделал! И как же он в институт поступил с таким диктантом? ПАРАДЖАНОВ. Как? МАКАШОВ. А вот почитайте… показания его сокурсников… читайте, читайте (Протягивает ему бумаги.)… много интересного узнаете… как раз то, что вы хотели скрыть от следствия… ПАРАДЖАНОВ (читает). «… подумаешь, ошибки! Меня не за диктант приняли, а за мой природный артистизм! Я же, в конце концов, не диктанты на сцене писать буду… Да мне вся приёмная комиссия рукоплескала! Вот они, гены, говорят! Дядя — великий режиссёр, художник, творческая личность… и племянник не отстаёт! Молодец! Да только из одного уважения к дяде примем! Я вообще — самый дорогой студент Советского Союза! Потому что дядя за каждую мою ошибку бриллиантами заплатил!..» жүктеу/скачать 209 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|