Нелегальный сумасшедший
жүктеу/скачать 209 Kb.
|
|
Владимир Лидский НЕЛЕГАЛЬНЫЙ СУМАСШЕДШИЙ Эксцентрическая трагедия в двух действиях Действующие лица Параджанов Следователь Макашов Леонид Ильич Брежнев Лиля Брик Луи Арагон Марчелло Мастрояни Борис Мессерер Белла Ахмадулина Грабитель Вася Убийца Гриша Вера, жена Гриши Неизвестный франт Судья
Прокурор Адвокат
Светлана, жена Параджанова Суренчик, сын Параджанова Аня, сестра Параджанова Жора, муж Ани Зэки, конвоиры, соседи, зрители, прохожие, гости, провожающие на похоронах, судебные заседатели, члены худсовета и т. п. В спектакле может участвовать любое количество актёров. Поскольку пьеса довольно многолюдна, каждый актёр исполняет столько ролей, сколько посчитает нужным режиссёр, осуществляющий постановку. В групповках и эпизодах могут быть задействованы актёры, исполняющие основные роли. Действие первое. Картина первая. Небольшой уютный тбилисский дворик. В глубине сцены — длинный двухэтажный дом с галереей, на которую ведет широкая деревянная лестница. В правой половине дворика — обширный стол, за которым соседи отмечают обычно дни рождения, юбилеи, рождения детей и прочие дворовые праздники. Это такое сакральное место соседского единения. Вообще, двор для тбилисцев является местом, где проходит их жизнь, — здесь готовят еду, чинят автомобили, велосипеды, здесь стирают и развешивают бельё, здесь играют дети, здесь ссорятся супруги. Над дворовым столом — древняя шелковица. В левой половине двора — бетонный постамент; возможно когда-то на нём стояла какая-нибудь садовая скульптура или памятник, но сейчас постамент пуст, видимо, ждёт прихода нового героя или тирана. На авансцене — трибуна с государственным гербом СССР. Издалека звучит похоронная музыка, постепенно нарастая и приближаясь, она звучит уже в полную силу на всём пространстве двора. Из кулис появляется похоронная процессия. Люди несут некрашеный и неструганный гроб, сопровождаемый венками, флагами, флажками и транспарантами. В гробу — грузный человек с бородой. На транспарантах надписи: «Да здравствует Параджанов!», «Слава Параджанову и КПСС!», «Народ и Параджанов едины!», «Миру — мир, Параджанову — счастье!», «Мир, труд, май, Параджанов!» и тому подобное. Процессия проходит по кругу два-три раза, люди плачут, утираются платками, женщины причитают. Гроб ставят на дворовый стол. К одному из провожающих подходит случайный прохожий, привлечённый во двор траурной музыкой. ПРОХОЖИЙ. Кого хоронят, товарищ? ПЕРВЫЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ. Великого Параджанова! ПРОХОЖИЙ. Скажите пожалуйста! Не может быть! Ведь он молодой ещё был! ПЕРВЫЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ. А вот поди ж ты! ПРОХОЖИЙ. А что же с ним случилось? От чего он умер? На какой почве? ПЕРВЫЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ. Известно на какой— на тбилисской, конечно! ВТОРОЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ. Товарищи! Сегодня мы провожаем в последний путь великого светоча эпохи, оплаканного Политбюро ЦК КПСС, Советом Министров СССР, правительствами демократических стран и даже славными компетентными органами нашей могучей державы! От нас ушёл гений народов нашей многонациональной родины, великий художник-интернационалист, и все люди доброй воли, а также прогрессивная общественность всего мира скорбят вместе с нами! ТРЕТИЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ (подхватывает). От нас ушёл Сергей Параджанов, большой художник, до конца дней своих остававшийся верным принципам социалистического реализма, всю свою многотрудную жизнь посвятивший народу, партии и земле, которая его взрастила! Родная земля питала его своими соками, а любимая партия всемерно поддерживала его и искренне заботилась о нём… АНЯ (кутаясь в бобровую шубу). Это был великий человек! Его любили все! И он отвечал людям взаимностью. Щедрость его не знала пределов. Правда, иногда он бывал и вздорным… даже вредным… Эх, родименький мой!.. да на кого же ты нас поки-и-инул… да на кого же ты нас оста-а-авил! А ведь обещал меня ещё с Марчелло познакомить! Это ж мечта… всей жизни мечта! Обожаю Марчелло! А он не успел! Не успел, бедолага! ЧЕТВЁРТЫЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ. Из любого мусора он мог сотворить красоту… а всё потому, что любовь к ней… к красоте, то есть… была у него в крови! Давайте вспомним его родителей! Отец Сергея был знаменитым тифлисским антикваром, которого, кстати, не раз арестовывали, как классово чуждого, и тогда делами в семейной лавке заправляла его жена. Мама Сергея умела заменить мужа, и весь Тифлис знал, что в любое время дня и ночи у неё можно купить бриллианты на любой вкус и на любой кошелёк... ПЯТЫЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ. Да что родители! Он даже в тюряге мастерил такие вещи! Их бы в музей сейчас!.. ШЕСТОЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ. А что вы думаете? Наверное, будет когда-нибудь на белом свете его музей! И лучше бы у нас — в Тбилиси! ПЕРВЫЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ. Прощай, дорогой друг! Пусть на том свете тебе будет лучше, чем на этом! Как часто тебя обижали здесь, как часто не понимали! А там тебе будет хорошо, там тебе будет уютно и покойно… Господь привечает тех, кто делает мир краше… ВТОРОЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ. Создатель великих фильмов, картин, коллажей, неистощимый фантазёр и выдумщик… как много он успел! А сколько бы он успел ещё, если бы ему не мешали! ПРОХОЖИЙ. А чё он помер-то, молодой такой? ТРЕТИЙ ПРОВОЖАЮЩИЙ. Спи спокойно, дорогой товарищ! Может быть, теперь ты наконец выспишься… Ведь при жизни тебе это редко удавалось! ПАРАДЖАНОВ (неожиданно садится в гробу). Всё! Выспался уже! Люди одобрительно галдят. Любопытный прохожий падает в обморок. Параджанов встаёт из гроба, спускается на землю, оценивающе оглядывает стол со стоящим на нём гробом, поправляет ленты на траурных венках. Поднимается на бетонный постамент в левой половине двора и принимает позу трибуна, простирая правую руку вперёд, к видимому только ему светлому будущему. ПАРАДЖАНОВ. Товарищи! Дорогие товарищи! Спасибо вам всем за то, что пришли проводить меня! Дай Бог, не в последний раз! Я хочу вам сказать одну очень важную вещь: красота не спасёт мир… она не может спасти мир! Сколько бы ни было её вокруг нас, зло сильнее, а уродство некоторых людей затмевает порой всё самое лучшее, что создано человечеством. Леонардо будет писать картину двадцать лет, мучаясь, бесконечно переделывая и поправляя её, а какой-нибудь маньяк сожжёт полотно за пять минут! Я всю жизнь создавал прекрасные вещи, фильмы… я судьбу свою сделал одним прекрасным, ярким и многоцветным фильмом… а меня затоптали, унизили, запихнули в страшную нору безработицы и запретов! Почему мне не дают работать? Меня пытаются погрузить в серость… в бесцветность жизни… меня! человека, не способного жить вне цвета… вне света! Я — радуга этого мира! Молитесь многоцветью и разнообразию! Знаете молитву древних греков? Пусть удвоится и утроится всё прекрасное! Прекрасного должно быть много! А эти серые личности на трибуне Мавзолея… все эти начальники, охранители… эти серые мыши системы… я их всех (Пауза.)… имел! да, имел! всех этих членов Политбюро я имел буквально и в самых извращённых, циничных формах! Да ведь они сами этого хотели!.. Умоляли меня, чтобы я это сделал! Пусть снова сажают, пусть делают что хотят… пускай хоть убьют! Ничего они не смогут сделать! Ничего! Я останусь, а они исчезнут! Вот им от меня с высот будущего! (Делает неприличный жест; в этот момент слышен щелчок затвора фотоаппарата и видна яркая вспышка. На заднике появляется снимок Параджанова с поднятой в неподобающем жесте рукой.) Пусть получат! (Пошатнувшись на постаменте, оступается и падает на руки толпы. Утвердившись через мгновение на ногах, поворачивается к залу.) Вот такое у нас будет кино! Стоп! Снято! Картина вторая. Кабинет следователя по особо важным делам Макашова. За письменным столом, в качестве которого можно использовать дворовый стол из предыдущей сцены, — Макашов, напротив — на простом табурете — Параджанов. МАКАШОВ. Вот вы, Сергей Иосифович, такой известный человек… ведь вас во всём мире знают! ПАРАДЖАНОВ. Ну, ещё бы! А вот вы… знали меня раньше? до того, как дело моё взяли? МАКАШОВ. Нет, не знал! ПАРАДЖАНОВ. А говорите — во всём мире! Вы мои фильмы хотя бы видели? МАКАШОВ. Ну, видел один… ПАРАДЖАНОВ. И как вам? МАКАШОВ. Да никак! Непонятно ж ничё… ПАРАДЖАНОВ. Вы знаете, у меня уже был такой случай… Некий секретарь ЦК Армении сказал как-то, что в одном моём фильме слишком много мастики. А он когда-то в своей жизни полотёром был… ну, я и подумал, что его оценка каким-то образом связана с натиранием полов… кто ж его знает? может, когда пол натирается большим количеством мастики, так это хорошо… А фильм знаете, как назывался? МАКАШОВ. Как? ПАРАДЖАНОВ. «Саят-Нова». МАКАШОВ. Что это? ПАРАДЖАНОВ. Не что, а кто… это средневековый поэт такой был… армянский… не слыхали? МАКАШОВ (с тяжёлой иронией). Учёность свою хотите показать… образованность… ПАРАДЖАНОВ. Да нет… к слову просто пришлось… и вообще — это неважно… так про того, с мастикой… потом-то уж мне объяснили, что он и не мастику вовсе ввиду имел, а мистику… МАКАШОВ. Вы меня тут юмором своим своеобразным не развлекайте. Не надо… я вам это серьёзно говорю… И вообще, я бы вам советовал посерьёзнее к делу отнестись… Вот у вас, к примеру, нашли шариковую ручку… производство Гонконг… с раздевающейся девицей… (Подходит к сейфу, достаёт оттуда ручку, показывает её издалека Параджанову.) Вот так (Поднимает ручку вертикально.) — одетая… а вот так (Переворачивает ручку.) — раздевается. Порнография! ПАРАДЖАНОВ. Да Бог с вами! Какая же это порнография? МАКАШОВ. Не порнография, да? Ну, хорошо… а это? (Достаёт из сейфа игральные карты с изображениями обнажённых девушек.) Это тоже не порнография? В вашем доме нашли. ПАРАДЖАНОВ. Да я в карты отродясь не играл. И ручка эта не моя. Может, из гостей кто забыл. Или ваши подкинули. МАКАШОВ (неожиданно хлопнув ладонью по столу). Вы мне тут не забывайтесь, гражданин Параджанов! Вы что себе позволяете! ПАРАДЖАНОВ (ничуть не смутившись). А что такое? Вы же мастера провокаций! Далась вам эта ручка! Прямо скажите: вас задевает, что я членов Политбюро имел! МАКАШОВ. Вам нравится, Сергей Иосифович, эпатировать окружающих… Вы открыто говорите о том, что в приличном обществе принято скрывать… Я бы вам не советовал так себя вести. Тем более что для подобных деяний предусмотрена у нас, слава Богу, уголовная ответственность. ПАРАДЖАНОВ. А вы докажите! МАКАШОВ. Зачем? Вы сами в этом признаётесь! ПАРАДЖАНОВ. Признание — царица доказательств? Недалеко ж вы ушли от Андрея Януарьевича! МАКАШОВ. Какого ещё Андрея Януарьевича? ПАРАДЖАНОВ. Вышинского! Да вы сами посудите, как я мог… с членами Политбюро? Это же трёп! МАКАШОВ. Вы не выкручивайтесь теперь! В вашем деле есть показания Александра Воробьёва, Феликса Десятника, Ивана Пискового, Валентина Паращука… да что я вам рассказываю, будто бы вы сами не знаете! А вы в курсе вообще, что на вас заявление написано? ПАРАДЖАНОВ. Какое заявление? Порывшись в бумагах, Макашов извлекает лист с заявлением. МАКАШОВ. Которое послужило основанием для вашего ареста… цитирую: «Начальнику милиции такому-то от гражданина Петриченко Семёна Петровича, проживающего там-то и там-то… Заявление… так…Товарищ начальник! Мой гражданский долг заставляет меня обратиться к вам по поводу развратника и педераста Параджанова Сергея Иосифовича. На протяжении многих лет он занимается развратом несовершеннолетних и молодых юношей и мужчин. Свой дом он превратил в гнусный притон. Прошу вас положить конец этим развратным действиям» … вот так! с уважением, подпись, восьмое декабря тысяча девятьсот семьдесят третьего года… как вам это нравится? ПАРАДЖАНОВ. Что же здесь может понравиться? Но не вы ли совсем недавно обвиняли меня в изнасиловании редакторши с телевидения? Как же это вяжется с доносом этого… как его? Петриченки… МАКАШОВ. Во-первых, не с доносом, а с заявлением… советский человек не пишет доносы, он сигнализирует о недостатках… а во-вторых, вы же известный насильник… какая вам разница, кого насиловать — мужчин или женщин? ПАРАДЖАНОВ. В этом утверждении — и ваше лицо, и лицо власти… МАКАШОВ (вскочив). Слушай ты… великий режиссёр! Я тебя законопачу… ты хоть понимаешь это? Загоню тебя… куда Макар телят не гонял! ПАРАДЖАНОВ. А куда не гонял? МАКАШОВ. Всё! Тема закрыта!.. (Меняя тон.) Знаете, что, Сергей Иосифович? Давайте лучше сотрудничать со следствием. ПАРАДЖАНОВ. Так вы меня обвиняете в том, чего не было! МАКАШОВ. Ну почему? Изнасилование редакторши я с вас снял… за недоказанностью… ПАРАДЖАНОВ. Ещё бы вы его не сняли! Она пьяна была, как сапожник! Читал я её показания… мне давали! Абсурд же полный! МАКАШОВ. Вы всё равно будете сидеть! Уж я постараюсь! ПАРАДЖАНОВ. Да за что? МАКАШОВ. А я вам скажу… мы сейчас одни с вами… я скажу (неожиданно взъярившись)… ты, сука, пасть свою поменьше разевай! Чё ты базаришь везде? Чё ты метлой метёшь на каждом светофоре?.. Тебя страна выучила, тебе партия работу дала! А ты? ПАРАДЖАНОВ (с трудом сдерживаясь, тихо, но гневно). Где мне партия работу дала? Я фильмы сделал, которые гремели! По всему миру! А мне за это? Четыре картины в Киеве закрыли! Две — в Ереване! «Цвет граната» перемонтировали! Без меня! Без моего ведома! Насильно! Андерсена не дали снимать! В Госкино отказали! В Прибалтике отказали! Все три студии прибалтийские отказали! Боятся меня, что ли? Я прокажённый? Чумной?.. В Армении еле запустили! Тоже не хотели! Через «не хочу» запустили! А тут вы! А тут этот… как его… Петриченко! Кто это такой, кстати? Дайте, что ли, очную ставку, а то как-то нехорошо получается; он меня знает, а я его — нет! Всё через этого чёртова Петриченку поломали! МАКАШОВ. Тебе не только работу… тебе всё поломают! Тебе шею свернут! Я лично сверну! Мы тебя уничтожим! Понял? Будешь письма протестные подписывать! Будешь за всякую мразь заступаться! Давай! Не будешь! Ты за ЦК числишься! За Политбюро! Тебе год светит по сто двадцать второй… за мужеложство! А я тебе пять буду искать! Пять! Понял, нет? И получишь пятерик! И хрен выйдешь у меня оттуда! Каждый божий день станут от тебя кусок плоти там отрезать! И замочат… рано или поздно! С такой статьёй долго не живут… ПАРАДЖАНОВ. Ну, ничего… я уж поживу как-нибудь… МАКАШОВ. Поживи, попробуй… Лучше сотрудничай! (Снова резко меняя тон, вежливо.) Послушайте, Сергей Иосифович! Я ведь всё-таки вам добра желаю. Давайте договоримся: вы подпишете всё, что надо, а я вам — только год… честное благородное слово — не стану пяти лет искать… вину признайте и всё! Месяц следствия идёт вам за два… ещё полгодика посидите и на досрочку! А может вообще условным обойдётся… Вы только подпишите! ПАРАДЖАНОВ. Ну, хватит, хватит! Стоп! Снято! Картина третья. Клубная сцена культурно-воспитательной части в лагере строгого режима. Над сценой красное полотнище с надписью «На свободу — с чистой совестью!». По сцене мечется Параджанов, устанавливая реквизит, поправляя грим и костюмы исполнителей. Все персонажи в трёх последующих «клубных» эпизодах несколько утрированы и выглядят так, как это свойственно иногда самодеятельным актёрам, чересчур серьёзно относящимся к своему месту в искусстве. Дворовый стол в этой сцене выполняет функции судейского стола; за ним величественно восседает Судья. По обе стороны от него — народные заседатели. Возле стола — прокурор, в некотором отдалении — скамья подсудимых, на которой сидит Параджанов. Рядом с ним — адвокат. Звучит торжественная музыка. С колосников спускается транспарант с надписью «Кожа». ПРОКУРОР (указывая на Параджанова). … взгляните, товарищи, на этого отщепенца! Самим своим существованием он дискредитирует звание советского человека! Он спекулировал иконами, золотом, бриллиантами… грабил простых людей… АДВОКАТ. Протестую! Эти обвинения сняты с моего подзащитного в связи с недостаточностью доказательств. ПРОКУРОР. Неважно! Обращаю внимание суда на слова «недостаточность доказательств»! Это именно и говорит о том, что означенные преступления имели место, но следствие не сумело их доказать! Предлагаю отправить дело на доследование и выяснить, какими путями попали к подсудимому музейные иконы, бриллианты и золотой перстень семнадцатого века, усыпанный драгоценными камнями… АДВОКАТ. Протестую! При обыске в квартире подсудимого поименованные предметы не были обнаружены. ПРОКУРОР. Естественно! Если б их обнаружили, о чём бы мы тогда говорили! Спрятал где-то очень удачно! ПАРАДЖАНОВ. Да не было у меня ничего! Какие бриллианты? Икона была, так мне её родственники подарили. Я её продал давно. А перстень Католикос в прошлом году прислал… в знак уважения и признания моего таланта… СУДЬЯ (стучит молоточком). Подсудимый, вам не давали слова! АДВОКАТ. Справка (Зачитывает.): «Перстень из жёлтого металла с фальшивыми жемчужинами и вставками из дымчатого стекла приобретён подсудимым в магазине № 1 тбилисского Ювелирторга в апреле 1973 года. Цена изделия 42 рубля 78 копеек». ПАРАДЖАНОВ. Каталикос подарил! ПРОКУРОР. Взгляните, товарищи! Этот человек ни в чём не раскаялся! А между тем он не только спекулянт, барышник и торговец краденым, он ещё и развратник! Он изнасиловал молодую непорочную девушку, редактора телевидения, которая только-только вступила в комсомол… АДВОКАТ. Протестую! Не доказано! ПРОКУРОР. Не доказано! А надо бы доказать! Надо бы вывести на чистую воду этого греховодника, этого грязного человека, цинично попирающего принципы социалистического общежития! Следующее поколение советских людей будет жить при коммунизме, и разве можем мы взять с собой в светлое будущее такого подонка и двурушника? Дело подсудимого вёл следователь Макашов, кристально чистый и благородный рыцарь наших правоохранительных органов. Человек горел на работе! Ценой своего здоровья, своего драгоценного времени, не жалея ни сил, ни средств следователь Макашов создал уголовное дело, в котором насчитывается более трёх тысяч страниц! И какое это дело! Оно будет посильнее «Фауста»! И уж точно превысит его по объёму. Вся подробная история преступлений подсудимого предстаёт, товарищи судьи, перед вашими глазами со страниц этого небывалого уголовного дела! Мало того, что он занимался спекуляцией, насиловал целомудренных девушек, так он ещё и порнографию распространял! АДВОКАТ (вопит). Протестую! Ничего мой подзащитный не распространял! Шариковую ручку с изображением раздевающейся красотки он хранил дома и не мог вообще её распространять, потому что она имелась у него в единственном экземпляре! ПАРАДЖАНОВ. Так мне её подкинули! Следователь Макашов, я думаю, сам и подкинул! СУДЬЯ (снова раздражённо стучит молоточком). Подсудимый, вам слова не давали! ПРОКУРОР. А игральные карты с порнографическими изображениями развратных девиц? Самое настоящее распространение! АДВОКАТ. Протестую! Карты не выходили за пределы квартиры моего подзащитного! ПРОКУРОР. Да, не выходили! Но они использовались в развратных карточных играх! Их видели многочисленные гости, знакомые и приятели подсудимого! В том числе молодые и непорочные! Это и есть распространение! Подсудимый погряз в грехе, его безнравственный облик не соответствует и не может соответствовать нашим представлениям о человеке будущего, о человеке высокой коммунистической морали! О, велика же степень его падения! Он извращенец и сладострастный растлитель! Да будет позволено мне говорить о пагубной страсти подсудимого, каковая страсть на протяжении многих лет выражалась в его патологическом интересе к юношам и молодым мужчинам… Под видом подыскания актёров для своих фильмов подсудимый заманивал их в свою квартиру, где и совершал с ними противоестественные акты… ПАРАДЖАНОВ. Никого я не заманивал! Ко мне люди всегда сами в гости приходили! СУДЬЯ (повышая голос). Подсудимый! Последнее предупреждение! Вы будет оштрафованы за неуважение суда! ПАРАДЖАНОВ. Да я уважаю! Просто этот… какую-то херню несёт! СУДЬЯ (стучит молоточком и кричит). Подсудимый! ПРОКУРОР. Из-за пагубных пристрастий подсудимого покончили жизнь самоубийством несколько молодых мужчин… не в силах осознавать своей принадлежности к крайне малочисленному сообществу изгоев и отщепенцев и глубоко раскаиваясь в своих противоестественных влечениях, они… они… АДВОКАТ. Протестую! Единственный человек, фигурирующий в деле моего подзащитного, архитектор С. действительно покончил жизнь самоубийством, однако причины, побудившие его к этому необдуманному поступку, до сих пор не ясны и было бы неправильно связывать случившееся с разбираемым сегодня делом. Хочу добавить, что все обвинения, выдвинутые следствием против моего подзащитного, надуманны и требуют тщательной аргументации и неоспоримых доказательств. СУДЬЯ. Подсудимый, вам предоставляется последнее слово! ПАРАДЖАНОВ. Граждане судьи! Спасибо, что указали мне на мои преступления. Я хорошо знаю, что не являюсь полноправным членом социалистического общежития. Однако никаких преступлений я не совершал. Я живу честным трудом, во всю свою жизнь никакими валютными и антикварными спекуляциями я не занимался, никакой порнографии не распространял и уж точно никого и никогда не насиловал. Да, я испытываю парадоксальную страсть к мужскому полу, понимаю неправильность и гнусность своего полового поведения, но не могу ничего с этим сделать. АДВОКАТ. Сергей Иосифович! ПАРАДЖАНОВ (не обращая внимания). Сколько было моих сил, я боролся с этой болезнью, ведь моё неправильное состояние есть самая настоящая болезнь… Этот порок у меня от рождения, природа дала мне его, и как могу я идти против природы? Почему наш уголовный кодекс наказывает людей, не похожих на других? Почему меня ущемляют в моей свободе? Ведь я никому не мешаю и не совершаю никаких насилий. АДВОКАТ (тихо). Сергей Иосифович! Мы же договаривались с вами… вы усугубляете своё положение… ПАРАДЖАНОВ (продолжает, по-прежнему не обращая внимания на адвоката). В 48-ом году, когда я был освобождён от уголовной ответственности за противоестественную связь с Микавой, который занимал тогда очень высокие посты, я думал, что моя пагубная страсть больше не проявит себя… ведь это он меня совратил… мне было всего двадцать лет и я стремился жить нормальной жизнью… у меня было много женщин… я даже женился и, между прочим, очень любил жену Светлану и моего сына Суренчика… но жена оставила меня, потому что характер мой, вспыльчивый и ревнивый, невозможно вытерпеть… АДВОКАТ (шепчет). Последнее слово не является вашей обязанностью… это только ваше право… жүктеу/скачать 209 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|