Нередко о каком-то атлете можно прочитать: в детстве он часто хворал, но упорные занятия спортом вывели его на широкую стезю здоровья. Хотите верьте, хотите нет, но в случае с Виктором Санеевым было именно так

Нередко о каком-то атлете можно прочитать: в детстве он часто хворал, но упорные занятия спортом вывели его на широкую стезю здоровья. Хотите – верьте, хотите – нет, но в случае с Виктором Санеевым было именно так. Или почти так.

Детские годы провел он в благодатном южном городе Сухуми. Однако и щедрое солнце, и живительная черноморская волна, и сочащиеся витаминами фрукты, казалось, бессильны были вдохнуть чуточку здоровья в его тщедушное тельце. Мать разрывалась между домом и работой. Отца надолго приковал к постели паралич. А тут отнялись ноги и у трехлетнего малыша.

Видно, есть волшебная сила в материнских слезах. Сейчас, листая страницы прошлого, с трудом веришь, что обреченный на неподвижность ребенок смог подняться и понемногу ходить. Знаю: то было нелегкое послевоенное время, и семья Санеевых, подобно многим другим, жила впроголодь. Да и сам Виктор вряд ли мог тогда предполагать, что станет, когда вырастет, не просто сильным и ловким, но одним из самых известных долгожителей в олимпийском спорте. Он был самым что ни на есть обыкновенным мальчишкой и, как все одногодки, просто бегал сломя голову, карабкался на поросшие лесом склоны ущелий, купался и допоздна гонял с соседскими пацанами самодельный тряпичный мяч. Как знать, не эта ли неуемная детская тяга к движению оказалась тем самым снадобьем, перед которым отступил, быть может, вечный недуг? Остается гадать и насчет того, как скоро Виктор пришел бы в спорт, и пришел бы вообще, если б не случай.

Как-то во время импровизированного футбольного матча на школьном дворе Витя довольно ловко перепрыгнул через упавшего соперника. И вдруг услышал голос директора школы. Подошел.

– Акоп Самвелович, вот наш чемпион. А ты, Виктор, покажи, как умеешь прыгать, – директор представила Санеева незнакомому человеку. Это был волшебник Акоп Керселян. Смею утверждать: не будь этой встречи Керселяна с сухумским школьником, олимпийский мир никогда не узнал бы несгибаемого Виктора Санеева. Они словно родились друг для друга. Тренер и ученик.

Далеко не сразу пришло к Санееву постижение закономерностей «тройного». Поначалу он вообще довольно-таки прохладно относился к легкой атлетике. Ему больше нравилось поднимать штангу, играть в баскетбол за сборную города. Если же быть до конца откровенным, то и времени на спорт оставалось в обрез. После школы Виктор устроился рабочим на литейно-механический завод, шлифовал утюги. Выматывался за смену так, что до стадиона с трудом добирался. А здесь, в группе Керселяна, оживал.

К слову, тренер не стремился во что бы то ни стало форсировать у своих подопечных специальные качества, больше внимания уделял разносторонней подготовке. И лишь после зимнего легкоатлетического чемпионата Грузии, где на восемнадцатилетнего Санеева обратили внимание «взрослые» тренеры, состоялся серьезный разговор.

К тому времени Виктор пробегал стометровку за одиннадцать и шесть, прыгал в длину на шесть тридцать и тройным на тринадцать тридцать. Тренер считал эти результаты неплохой базой для специализации именно в тройном прыжке. И рекомендовал главное внимание сосредоточить на спринтерском беге. Уловив удивление во взгляде Санеева, пояснил: спринт – основа успехов в прыжках. Не случайно четырехкратный олимпийский чемпион американец Джесси Оуэнс побеждал одновременно в спринтерском беге и прыжках в длину, а польский прыгун Юзеф Шмидт, рекордсмен мира в тройном прыжке, пробегает сто метров за 10,3 секунды...

Вот уж о чем не думал тогда Санеев, что настанет время – доведется беседовать ему с великим Оуэнсом, соревноваться со Шмидтом, более того, выиграть у него поединок и стать первым в истории Олимпийских игр советским чемпионом в тройном прыжке... Пока же, следуя совету, он усердно шлифовал технику спринта и прыжков в длину.

Шло время. За плечами – институт субтропического хозяйства. Жизнь есть жизнь, надо было кормить семью, и Санееву казалось, что нет надежнее профессии, чем та, что нужнее всего в родном краю. Но по мере того, как укреплялись узы, связывающие его со спортом, нарастало сомнение в том, что специальность избрана правильно. Предстояли годы учебы в другом институте физической культуры. Постепенно давали плоды и специальные тренировки в спринтерском беге, прыжках, поднятии тяжестей. Санеев трансформировался в идеального легкоатлета, а точнее – в прыгуна тройным. Чему в немалой степени, как считает сам, обязан разносторонней физической тренированности и тому, что по счастливому стечению обстоятельств избежал ранней специализации.

Тут надо бы отметить, тройной прыжок – весьма своеобразная дисциплина, стоящая особняком во всех разновидностях легкоатлетической программы. Три удара ногой о дорожку – скачок, шаг, прыжок – каждый, как показали исследования профессора Владимира Кузнецова, усилием до тонны! Зафиксирован случай, когда у Санеева оторвалась подошва туфли – настолько глубоко шипы вонзились в брусок. Тройной прыжок – это своего рода многопролетный мост, где опоры дают силу для отталкивания и одновременно ... гасят скорость. Но ведь без скорости далеко не улетишь. И Санеев снова и снова оттачивает все элементы прыжка, координирует связи между главными его составляющими: скоростью и силой. Как удалось найти оптимальный вариант, никто, пожалуй, кроме самого Санеева, точно не скажет. Даже такой авторитет в легкой атлетике, как главный тренер сборной страны Игорь Тер-Ованесян, отвечая на мой вопрос, предпочел искать объяснение в аналогии.

– Знаете, как прыгают насекомые? – подумав, произнес он. – По человеческим меркам фантастически. Крохотная блоха, у нее рост-то меньше трех миллиметров, а способна сигануть на расстояние в сто с лишним раз больше длины собственного тела. Оказывается, блохе столь непостижимый рекорд дается не за счет какой-то неимоверной силы, а благодаря использованию принципа метательного снаряда – катапульты. У основания задних лапок – эластичные подушечки. Приготовляясь к прыжку, она поднимает задние лапки и сжимает эти подушечки. Затем они, словно распрямляющаяся пружина, отталкивают блоху, и та летит, как пуля...

Не будем гадать, что стоит за этой аллегорией. Тем более, что специалисты еще в 1968 тщательнейшим образом изучили кинограмму победного прыжка Санеева на Олимпиаде в Мехико, когда в последней, шестой попытке он улетел на 17 метров 39 сантиметров. Стремительный разбег, тело распласталось в траектории – как если б неслось в поднебесье «затяжным» с нераскрытым парашютом. Лишь перед самым приземлением для очередного толчка меняет он ноги, высоко замахивает бедро. Впечатывает ногу в грунт загребающим движением, отталкивается и снова ноги далеко выброшены вперед, тело взлетает и парит... Уже в первый день установления рекорда судьи определили: Санеев около 30 сантиметров недоступил до бруска, то есть прыгал с огромным запасом. А в газетных репортажах тех дней о Санееве можно было прочитать: «человек-катапульта».

Одного не знали тогда ни специалисты, ни корреспонденты: за три года до этого классического прыжка у Санеева заболела нога. Да так, что на легкоатлетическом матче СССР–США он был только зрителем, не смог участвовать и в чемпионате страны.

– Неделя шла за неделей, месяц за месяцем – боль не проходила, – вспоминает Санеев. – Я иногда даже не различал, от чего болит: то ли от травмы, то ли от многочисленных уколов, компрессов и процедур. Даже наш известный врач Зоя Миронова засомневалась, смогу ли я вернуться в спорт...

Диагноз был лаконичен, как приговор: деформирующий артроз стопы. И прозвучал он как раз в то время, когда Санеев только-только полностью переключился на тройной прыжок...

Чего стоили хождения по врачам, ценой каких неимоверных страданий давался каждый шаг, известно одному спортсмену. Нам же остается удивляться тому, как, зная безнадежность своего состояния, Санеев не надломился психически, не изуверился в своем будущем. Может быть, надеялся на случай?

И жизнь снова преподнесла Санееву шанс. Один врач «Скорой помощи», бывший спортсмен, применил собственный, нетрадиционный метод лечения, и вскоре Санеев возобновил тренировки. Потом последовала серия феноменальных успехов на Олимпийских играх в Мехико, в Мюнхене, в Монреале... Итальянец Джузеппе Джентилле, Йорг Дремель из ГДР, бразильцы Нельсон Пруденсио и рекордсмен мира Жоао Карлос Оливейра – ни одной мировой «звезде» тройного не удалось сравняться с Виктором Санеевым. И все это время лишь жена Татьяна, да сын знали, что болезнь отступила на короткое время.

Это только в песне поется: «надейся и жди». 1977 год принес, казалось, крушение всех надежд. Время не только не излечило застарелую боль, но и добавило новую травму – повреждены связки ахиллова сухожилия. Оперировали Санеева в Хельсинки, и уже через полтора месяца он вышел на тренировки : снова приседания и резкие выпрыги вверх с тяжеленной штангой на плечах, снова бег, снова метания. И снова – травмы, бич «тройников». Казалось, они избрали Виктора своей излюбленнейшей жертвой.

Внешне Санеев не давал никому повода усомниться в своем намерении продолжать соревноваться. Хотя, если пристально прочитать его книгу «Ступени к пьедесталу», опубликованную в 1975 году, то можно увидеть такие вот строки, рожденные отчаянием: «А потом будет год 1980-й. И Московская Олимпиада, самая яркая и радостная из Олимпиад. Наверное, тогда я буду уже сидеть на трибуне среди зрителей».

Не устояло сердце бойца перед искушением в четвертый раз попытать нелегкое олимпийское счастье. Хотя буквально за месяц до старта перенес он очередную операцию ноги. Признаться, мало кто верил в реальность шансов Санеева на успех: ему вот-вот исполнится 35 лет, да и физически он уже не тот, каким видели его в пору «пика». Оставалось надеяться разве что на опыт.

И вот с больной ступней, с которой только-только сняты швы, Санеев использует все шесть попыток. И становится обладателем своей четвертой олимпийской медали – серебряной.

Специалисты же после последнего олимпийского старта Санеева дополнили перечень качеств, необходимых «тройнику», словами: «исключительная воля».