Николай Погодин темп действующие лица болдырев — начальник строительства. Валька
жүктеу/скачать 290 Kb.
|
Данило Данилович. Эге! Не надо завтра? Ишь, какой он у вас… острый. Ладно. Скажите, будем считать сегодня. (Отходя.) Так и скажите вашему патрону «вери уэл». АКТ ВТОРОЙ КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ Кабинет Гончарова. Гончаров у телефона. Гончаров (говорит по телефону). Да. Эй, Данило Данилович!.. Да, зайдите за Картером и спускайтесь ко мне… Повторяю: мне с ним надо потолковать по техническим вопросам. Пожалуйста, без переводчика. Пожалуйста! Справлюсь сам. Все. жду. (Бросает трубку.)Квашня! Балбес! (Берет развернутый номер газеты, читает.) Стук в дверь. Да.
Входит Груздев. Груздев. Добрый вечер, Юрий Николаевич!.. Разве Картер еще не пришел? Гончаров. А разве Картер должен был притти? Груздев. Ну вот тебе и раз! Переводчица мне сообщила, что вы просили Картера притти к вам на совещание. А Картер просил меня притти к вам. Гончаров. Не знаю, дорогой мой, кто кого просил. Не знаю… Садитесь, коллега. Груздев. Но будет ли у вас какое-то совещание? Гончаров. Ничего у меня не будет… Теперь мы начали период работ без совещаний, без конференций, как говорит Картер… Напролом, после разберем. Сигару хотите? Настоящая заграничная, приятель прислал. Садитесь… Вот какой-то болван в «Правде» расписывает наши темпы, восхваляет наши дела. Товарищ Груздев и Картер, конечно, на первом плане. (Смотрит на часы.) Груздев. Пусть пишут. Пойду. Гончаров. Постойте! Как тиф? Груздев. Вам слышнее. Гончаров. Сводки дают Болдыреву. Постойте! Это правда, что сестра Болдырева больна? Груздев. Больна… давно. Гончаров. Так… Давно? Вы сырую воду не пейте, друг мой… Не пьете сырой воды вы, а? Груздев. Ну, не пью. К чему вы это говорите? Гончаров. Я по натуре профилактик, а тифом могут болеть не только люди, но даже заводы, сооружаемые нами, и целые государства… Груздев. Юрий Николаевич, какого чорта вы все время говорите это мне? Чего вы хотите от меня? Гончаров. Вы же энтузиаст, друг мой. Вас прославляет пресса, вы, говорят, вхожи в партийный комитет… вы не записываетесь в партию? Груздев. Никуда я не записываюсь и не пойму, чего вы от меня хотите… от всего инжколлектива. По-моему, надо ставить вопрос прямо, а таким образом работать с главным инженером трудно… невозможно. Гончаров. Совершенно правильно. Я полагаю, что этот темп — фокус. А я инженер, но никак не жонглер. Ясно? Куда же еще прямее сказать? И дальше, друг мой, я полагаю, что мы должны пройти путь старых промышленных стран и учиться не у Америки, а у Германии, у Англии. Груздев. И отложить это строительство ровно на двести лет? Гончаров. Хотя бы и так… хотя бы и так… ибо мужики, строящие завод, так же далеки от американизма, как мы с вами от психологии каких-нибудь марсиан. (Взглянув на часы.) Э, чорт!..(Торопясь.) Оттого, друг мой, мне ваш энтузиазм представляется наивным… Груздев. Все? Гончаров. Далеко не все. Груздев. До свиданья! Входит Касторкин с гитарой, навеселе, за ним Татьяна Львовна и Калугин. Касторкин(поет). Аллилуя… ах, аллилуя… аллилуя… (Груздеву.) Ничего подобного, не до свидания! Татьяна Львовна. И мы к вам… У Касторкина день рождения или именины, или что-то вообще. Касторкин. Вообще… Груздев, никуда не пущу. К чорту дела! Юрий Николаевич, бутылку шампанского с друзьями! (Поет.) «Когда путейцы веселятся…» Забыл… Неважно. Мы арендуем вашу веранду, начальник. На небе четыре миллиона звезд. Калугин, действуйте! Мы сейчас их вознесем на высоты забвения. Почему молчите, главный? А-а, по лицам вижу — опять и опять политическая экономия. Одни верят, третьи сомневаются, четвертые восторгаются. Товарищи, бросьте, все равно мы ни черта не понимаем! И вы, Юрий Николаевич, ни черта не понимаете. Татьяна Львовна. Касторкин, не хамите. Касторкин. Неважно. Татьяна Львовна. Юрий Николаевич, немедленно ухаживайте за мной. Калугин (с веранды в окно). И дайте нам бокалы. Касторкин. Не хмурьтесь, сэр… Желание дамы. Татьяна Львовна. Да. Гончаров. Я очень рад. Татьяна Львовна. Как это сказано! Гончаров. Право. Касторкин. Груздев, не смывайтесь… Симон Симонович, закройте семафор. Вы в плену… ну, пару бокалов, ну, в чем дело? Не имеем права, что ли?.. Раз в месяц… Груздев. Дело не в праве. Касторкин. Ша, пошли… (Увлекает Груздева на веранду, поет.) А сейчас придут дамы… Татьяна Львовна. Юрий Николаевич, отчего вы такой? Гончаров. Какой? Татьяна Львовна. Мы помешали? Вы ждете кого-нибудь? Гончаров. Никого, дорогая, никого не жду. Простите… сейчас все будет в порядке. Мне необходимо кое-что сообщить Болдыреву. Секретно. Вот… получил сию минуту телеграмму…. Два слова по телефону, н я свободен. Татьяна Львовна. Ах, дела, пожалуйста! Секрет? Гончаров. Служба, Татьяна Львовна. Татьяна Львовна. Но лишь две минуты… смотрите. (Уходит.) Гончаров. Этот идиот Касторкин… (У телефона.) Коммутатор… Тридцать. Да… Данило Данилович… Данило Данилович и Картер на пороге. Данило Данилович. Я здесь. Гончаров (бросил трубку). И отлично. (Картеру.) Take a seat, please. (Даниле Даниловичу.)Ко мне так не во-время пришли, но в конце концов… (На веранду.) Господа, я сейчас! (Даниле Даниловичу.) Совсем не то вышло. Данило Данилович. О чем вы думали толковать-то? Может, объяснимся кратко? Гончаров. В конце концов мы все решим кратко. (Картеру.) Excuse me. Would you look at this album, sir? (Даниле Даниловичу.) Вы понимаете, о чем я хотел с вами беседовать? Данило Данилович. Понимаю. Гончаров. Вы достаточно взвесили мое письмо? Вбегает Касторкин. Касторкин. Аллилуя, аллилуя… А-а-а! Мистер Картер, русская водка, очень хорошо. Прошу. Гончаров. Касторкин, я прошу тебя… десять минут… серьезный разговор. Касторкин. К чорту серьезные разговоры! Надо тоже раз в месяц отдохнуть честному специалисту. Гончаров. Касторкин, мы должны сейчас решить вопрос о железных конструкциях. Понятно? (Мягче.) Друг, пожалуйста, попроси Татьяну Львовну, пусть накроет сама. Касторкин. Ежели о железных конструкциях, то я плыву… Я уплыл. (Уходит.) Гончаров. Так вот, Данило Данилович, мне нужно теперь же знать ваше решение. Подаете вы заявление об отставке или нет? Уходите вы с этого строительства или нет? Данило Данилович. Я уже старик, Юрий Николаевич. Многое пережил и проверил в лаборатории ума и души. Не спешите сделать вывод, что я рухлядь, оправдывающаяся только жизненным опытом. То, что вы предлагаете нам, — не ново и лишено для меня лично какого бы то ни было риска. Гончаров. Выражайтесь ясно — отказываетесь? Данило Данилович. Не так. Гончаров. Как же? Данило Данилович. Я не согласен с вашим планом принципиально. Гончаров. Не предполагал. Данило Данилович. Не надо горячиться, Юрий Николаевич. Отряхните прах политики и скажите: неужели вам, молодому инженеру, получившему такие возможности… Гончаров. Вы дублируете Болдырева. Данило Данилович. Чего вам надобно? Гончаров. На эту тему сейчас говорить длинно и не нужно. Значит, вы… Так-с… Вы говорили с Калугиным? Данило Данилович. Да. Гончаров. Он… Данило Данилович. И он тоже. Гончаров. Принципиально? Данило Данилович. Нет. Считает, что плеть обуха… Гончаров. Еще бы, жена молодая, Татьяна… «Любви все возрасты покорны…» Так-то, Данило Данилович, попищали, поплакали, а потом обжились, норочки выкопали, постельки постелили, плодиться стали… Дышать можно. Данило Данилович. Оставим этот разговор, Юрий Николаевич, и забудем о нем. Ваше письмо я уничтожил и даю вам слово… Гончаров. Что же, вы полагаете меня вредителем? Данило Данилович. Нет, Юрий Николаевич… оставим этот разговор. Гончаров. Отказываетесь? Данило Данилович. Да. Молчание. Гончаров. Разрешите мне переговорить с мистером Картером… Данило Данилович. Не стоило бы, Юрий Николаевич. Гончаров. Какой вы чудак! Вы чудак! С ним у меня иной разговор — краткое техническое интервью. Данило Данилович. Не надо бы, Юрий Николаевич. (Встает, уходит.) Гончаров. Калоша! С ним плакать, а не работать… Well, Mr. Carter. Садитесь… как это сказать?.. Я пользуюсь удобным моментом… Не fo!..I would like to talk to you about your work in Russia. О вашей работе в России. Картер. Please do. Гончаров. Корпорация технической интеллигенции интернациональна. The Corporation of the Technical intelligentia is international. Сумасшедший дом… Как по-английски сумасшедший дом?.. Our country is a lunatic asylum. Наша страна. Да. Мистер Картер, сумасшествие… We are ruled by madmen. Правители… Вы понимаете?.. Безумный эксперимент… A crazy experiment. Этот завод… фантазия. А вы содействуете… You lend a hand to maniacs. Безумцам… Я, как русский инженер… am a Russian engineer and I adress myself to you as to a colleague. Картер. I do not think the bolsheviks are crazy. Lunatics do not build plants. Гончаров. Да, сумасшедшие не строят заводов, but they are lunatics not in a direct sense. Not in a direct sense. Картер. I do my employer's work. Гончаров. Ты работаешь для хозяина. You work for your employer? Картер. I do not care about politics. Гончаров. И не хочешь знать политики? Картер. Your politics affect my disposition. Гончаров. От политики у тебя портится настроение? Картер. You do too much talking and not enough work. Гончаров. Мы много рассуждаем и мало работаем? Какой ты тупой идиот! Картер (хлопает Гончарова по плечу). Русски водка корошо. Входит Касторкин. Касторкин. Опять и опять политическая экономия. У меня пять паровозов, и я знаю, что они все у Комягина под парами и действуют по графику. Вот и вся философия. (Поет.) (Гончарову.)…Не рыдай. Касторкин и Картер уходят. Уходя, Касторкин играет и поет. На столике звонит телефон. Гончаров. Да, квартира Гончарова… Инженера Гончарова… А зачем вам нужно инженера Касторкина?.. Пришли железные конструкции? Срочно. Я срочно зову инженера Касторкина…(Отошел к двери, вдруг остановился, вернулся к телефону.) Инженер Касторкин слушает… КАРТИНА ПЯТАЯ Комната Вальки в квартире Болдырева. Ночь. У постели, где лежит Валька, на столе горит закрытая плотным зеленым абажуром электрическая лампа. В комнате, кроме больной, никого нет. Некоторое время сцена остается пустой. Входит Болдырев. Болдырев. Валька, а я сегодня совершенно свободен… (Идет на носках к постели.) Что тут разлито? (Нагибается к полу.) Молоко… (Подходит к постели вплотную и долго смотрит.) Нет, это мне поглянулось. (Бросается на колени и прижимается головой к груди Вальки. Порывисто отрывается.) Валька! Ты спишь, Валька? Валечка, Валюшка, сеструшка!.. (Целует ее в губы и медленно встает, пятясь спиной от постели.) Мертвая… (Стоит темным, силуэтом посреди комнаты.) Мутно мне… Погоди, Степан, ты погоди… Ну, плачь, старик, плачь… Дайте мне кто-нибудь папироску… Вальки, понимаешь… Вальки, понимаешь ты, не будет уже!.. И все вокруг скалится, скалится… Ну, ладно. (Подходит к постели, глядит в лицо Вальки, снимает шапку, накрывает Вальку с головой.) Прощай, мой милый друг!.. Теперь куда же мне пойти? В соседней комнате звонит телефон. Всю ночь звонят. Всю ночь я один должен не спать… Уйду я на Волгу. Сегодня вы меня не троньте. Звонок повторяется продолжительно, обрывается, снова трещит. (Машинально идет в соседнюю комнату.) В чем дело? Болдырев. Ты ко мне завтра приди, Максим… Что ты кричишь такое? Я не разберу. Ты мне говори тихо. Так, понимаю… Что ты сказал? Повтори. Как они смеют? Я расстреляю на месте!.. Остановить! Вызвать ГПУ! Погоди, ты прав… Через пятнадцать минут меня машина забросит… Что?.. Привет?.. Погоди, Максим, не болтай… Ее нету… Так… Мертвую я застал Вальку… (Пауза.)Как знаешь… Косят со всех сторон. (Положил трубку, отошел от телефона.) К тебе, Валька, друг твой придет… Небось, ждала. (Закашлялся, ушел.) Валька некоторое время лежит неподвижно. Потом она порывисто и глубоко вздыхает, покрывало шевелится. Входит Максимка. Валька. Максим, дай мне пить. Максимка. Это ты, Валя, говоришь или это не ты? Валька. Максим, не валяй, пожалуйста, дурака. Максимка. Не будь я человеком, если это не ты… Товарищи, произошло колоссальное недоразумение!.. Валя, милая Валя, я тебя люблю как комсомолку, как товарища, как человека, как женщину, как девушку! Валя, я сейчас плакал, как сукин сын, когда мне сказал Степан, что ты лежишь мертвая… Ты подумай, — ты мертвая, ты в гробу, и оркестр играет похоронный марш на твоей могиле, а я… я стою и плачу… Валька. Максим, дай мне пить. Максимка. Открывайте водопроводы! Открывайте нарзанные источники! (Бегает по комнате.) Бочку боржому, дюжину пива!.. Валя, как я рад! Я могу сейчас петь романсы, оперы, прелюдии, речитативы. Нет, Валя, ты теперь с нами, и я отсюда никуда не уйду. Я сам буду ухаживать за тобой, сидеть на этом стуле и перевязывать тебя. Валька. Максим, дай же мне пить! Максимка. Пить?.. Мгновенно! (Бежит на кухню и поет на мотив «Смело, товарищи, в ногу».) Пить, пить, пить, пить, пить, пить, пить… (Врывается со стаканом.) Пей, пей все! Я разрешаю. У тебя совершенно здоровый вид, Валя… Валька. Максим, ты принес сырую воду. Максимка. Сейчас скипячу. Мгновенно! Валька. Ты совсем с ума сошел, Максим. Максимка. Совсем сошел с ума. Определенно! Валька. Дай мне кипяченой воды. В кувшине, на окне. Максимка. Мгновенно! (Выливает воду из стакана, наливает из кувшина.) Пей! Может, сбегать в город за нарзаном? Нет, я серьезно. Ну, чего ты улыбаешься, Валя? Если бы ты могла понять, как я тебя люблю! Я окончательно тебя люблю! Это брехня, что любви не существует. Я сейчас всех разгромлю, кто мне скажет, что любви не существует. Валька. Ну и что? Максимка. Что же мне делать теперь? Валька. Танцуй. Максимка. Ты вот всегда одинаковая, и даже когда больная. Валька. Сядь здесь… ну, на кровать, что ли, сядь… Да сиди тихо, Максим. Я ведь очень слаба. Поговори серьезно и не шути. Дай-ка твою руку. Ты очень хороший парень, Максим. Я тебя тоже давно люблю. Максимка. Валя!.. Валька!.. Валечка!.. Валька. Тихо, Максим, тихо… Максимка(срывается с кровати). Не могу! Музыка, Вторую рапсодию Листа, Бетховена, Глазунова! (Поет нечто неизвестное, отбивая чечетку.) Входят сиделка и доктор. Доктор. Это что за кордебалет? Максимка. Виноват. Доктор. Ничего не понимаю! Вы откуда взялись, молодой человек? Максимка. Ей-богу, не знаю, товарищ доктор. Вы не обижайтесь, такое дело! Вы ничего не знаете! Сиделка. А, это Максим. Он здесь свой. Но она, смотрите, смеется… Валя, милая, я ведь думала, что вы… Валюша, какая радость! Максимка. Товарищи, вы все ничего не знаете… Такое дело! КАРТИНА ШЕСТАЯ Ночь. Рельсовые пути. Будка. Комягин тихо разговаривает с Болдыревым. Лагутин прохаживается. Болдырев. Вот тебе и Касторкин! Вот тебе и Касторкин! Лагутин. Степан, ты горячишься. Болдырев. Я провожу линию крайней терпимости. Я, как нянька, ухаживаю за Калугиным, мне Гончаров крови стоит — с его принципами, с его сомнениями… Довольно! Теперь настало время ударить хотя бы по Касторкину. Тут мы проявим твердость. Лагутин. Я считаю это мелкой местью Картеру. Болдырев. Звенья одной цепи, Лагутин. Мне виднее, у меня эти мелочи вот тут сидят. Входит Груздев. Груздев. Что у вас произошло такое? Болдырев. Шутить изволят господа техноруки. Груздев. Бывает. Болдырев(Груздеву). Ты у Гончарова сегодня был? Груздев. Был. Болдырев. Пили? Груздев. Пили. Болдырев. Касторкнн тоже был? Груздев. Был. Болдырев. Какое распоряжение он отдавал по телефону относительно погрузки частей конструкций? Груздев. Понятия не имею. Болдырев. Какие там у вас происходили разговоры? Груздев. Ты, товарищ Болдырев, не тот тон берешь. Болдырев. Из квартиры Гончарова как раз в то время, как там пили, Касторкин отдал распоряжение сгрузить железные конструкции с восьмого пути. Понимаешь? Груздев. Понятно… Я этого не слыхал. Входит Максимка. Максимка. Ой, буза! Ой, затерлась буза! Пьян, как царь-Давид! Входит Касторкин. Касторкин. Степан Семенович, извиняюсь, я немножко выпил… но в неслужебные часы. Болдырев. Товарищ Касторкин, вы помните, что делали сегодня на квартире Гончарова? Касторкин. Ничего не помню. Болдырев. А если мы вам напомним? Касторкин. Пожалуйста. Болдырев. Вы, как начальник транспортного отдела, на запрос дежурного Комягнна. сделанный вам по телефону на квартиру Гончарова, распорядились подать состав с железными конструкциями на восьмой временный путь. Касторкин. Да что вы, Степан Семенович! Смешно… Разве я с ума сошел? Болдырев. Я повторяю: распорядились вы и обещали к полуночи приехать на место разгрузки. Касторкин. Степан Семенович, вы это серьезно? Болдырев. Не ради же шутки мы вызвали вас в третьем часу ночи, чорт побери! Касторкин. Степан Семенович, нет… я же сам составил план… Восьмой путь завтра снимут. Там нельзя. Болдырев. В том-то и дело, что нельзя. Касторкин. Не понимаю! Ничего не понимаю! Болдырев. Нет, гражданин Касторкин, я здесь предлагаю вам выбор: либо вы сейчас расскажете все откровенно, либо я немедленно передаю это дело в ГПУ. Касторкин. Степан Семенович, разве так можно говорить? За что же меня сажать в ГПУ? Степан Семенович, нет, я не пьян, я все помню. Я никому не звонил. Это не я, Степан Семенович… Дорогой товарищ Лагутин, войдите в мое положение… Болдырев. Вы даже сказали, что с Болдыревым все согласовано. Касторкин. Я сказал? Я не сказал… Максимка. Что вы не сказали? Касторкин. Я сказал?.. Нет, я ничего никому не сказал. Я не говорил по телефону. Это ложь. Болдырев. Вам два раза сказал Комягин, что утром путь разберут, и вы два раза повторили ему, что никто ничего не разберет. (Комягину.) Верно? Комягин. Верно. Касторкин. Я два раза тебе сказал? Комягин. Два раза сказали. Болдырев. Тогда Комягин отдал распоряжение направить состав на восьмой… Касторкин. На восьмой? Болдырев. На восьмой. Но он позвонил (указывает на Максимку) заведующему бюро рационализации и сказал ему, что, повинуясь приказу начальника, он возражает против разгрузки. Если бы Комягин этого не сделал, вы бы сорвали мне темп. Конечно, Касторкин, мы друг друга поняли? Можете итти на квартиру и делать выводы на свободе. Касторкин. Я не виноват, Степан Семенович. Болдырев. Идите, Касторкин. Касторкин. Не гоните вы меня сейчас. За что вы меня гоните? Степан Семенович, умоляю вас, не выдавайте меня, пощадите! У меня есть мать-старуха, она умрет, она не поверить никому… Груздев, подтвердите. Что же вы молчите? Разве можно отворачиваться от человека, которого оклеветали? Максимка. Идите, товарищ Касторкин… К чему шуметь? Ну, там разберут. Касторкин. Не пойду! Вы не имеете права меня отводить, вот что! Я свободный советский гражданин, я имею две благодарности за работу. Боже мой, боже мой, я день и ночь работал, создал транспорт, ввел железную дисциплину… Да, да, мне завидовали, меня называли дураком, но вы, Степан Семенович, неужели вы не цените меня?.. Ведь тут судебная ошибка. Господи, Степан Семенович, пожалейте, поймите… Болдырев. Товарищ Касторкин, немедленно уходите. Касторкин. Хорошо… Где моя фуражка?.. Ну, вот я и ухожу… Я, значит, должен немедленно уходить?.. Спокойной ночи. Я теперь пойду. (Уходит.) Максимка. Определенно жалкий тип. Болдырев. Ну, что ты скажешь, Груздев, по этому поводу? Груздев. Я технолог, но не следователь. Болдырев. А ты несешь ответственность за дело, вверенное тебе? Груздев. Одиннадцать лет несу. Болдырев. Ну, и как бы ты поступил на моем месте? Груздев. Точно так же. Болдырев. Значит, я прав? Груздев. По-моему, нет. Болдырев. Ты занимаешься софистикой. Груздев. Я бы на твоем месте поступил точно так же, но, во-первых, я бы не признал себя правым до тех пор… Болдырев. Понимаю. Груздев. А во-вторых, с этим парнем я бы не поступил так резко. Болдырев. Да, объективно это верно, конечно. Лагутин тоже говорит: не спеши. Утро вечера мудренее. Ладно! Извини, Груздев, что подняли тебя. Лагутин. Болдырев, в восемь утра бюро. Болдырев. Ладно. Груздев. Ты, Степан Семенович, выпей чайный стакан водки — уснешь, а утром чаю крепкого напейся — и сразу обретешь мудрость Соломона и нервы Александра Македонского. У тебя глаза, как иллюминаторы. Болдырев. Да, глаза режет что-то. До свиданья! Лагутин и Груздев уходят. Максимка (заложив руки в карманы, поет). Болдырев. Чего ты дурачишься? жүктеу/скачать 290 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|