Последняя гимназия
жүктеу/скачать 2.51 Mb.
|
| ГЛАВА ПЯТАЯ
1 Викниксор сидел у стола, полуобернувшись к юнкомам, пришедшим говорить с ним о комсомоле. Он ковырял в ухе, внимательно рассматривал найденное там и растирал в пальцах. Вид его был неопределенный и скорее недовольный; он наверное и не слушал Иошку потому что вдруг прервал его и, грузно повернувшись в кресле, заговорил: - Да, комсомол — вещь хорошая, но не для нас... Это озадачило ребят. Иошка переглянулся с юнкомцами и, стараясь говорить бодро, возразил: - Почему? Ведь Юнком тоже комсомольская организация. Мы хотим только переименоваться... - Ах, дело не в названии. Нашей школе вовсе не нужен комсомол. Юнком занимался и занимается школьным строительством. Комсомол займется политикой, а школе этого не надо. - Но ведь и Юнком тоже занимался политикой? - А кто говорит, что Юнком — совершенство. Нам нужна совсем другая организация... Такая организация, которая существует в английской школе. Там, например, есть объединения лучших учеников - -- Стр.53
— Знаете, Виктор Николаевич, — желчно произнес Иошка, - по-нашему между комсомолом и вашими тутерами очень большая разница. - Только та, что тутеры для нас нужнее. - И потом, — вмешался Сашка, — тутеры у нас не пройдут. Это же накатчики. Их бить будут. Викниксор замолчал. Секунду он что-то обдумывал и наконец осторожно сказал: - Конечно. Их бы били... Но после Юнкома... мне казалось... я думал... этого уже не будет... - Значит, что же... Значит, вы хотели, чтобы Юнком подготовил почву для тутеров? - Нет... Я думаю... я предполагал... я был уверен, что вы постепенно придете к сознанию необходимости подобной организации. Я... стремился к этому... Вдруг Викниксор спохватился: - Это, конечно, между нами. - Мы понимаем, — мрачно ответил Иошка. — А если всё-таки нам лучше комсомол? — Ваше дело. Вам обещали — идите, хлопочите. 2 - Ну что ты теперь на это скажешь, Иошка, а? Что ты теперь скажешь? - Что скажу, — Иошка остановился, шумно втянул в себя воздух и огорченно взглянул на Сашку: — Ничего, брат, не скажу. - Нет, но ты пойми, что это значит: это же обман, уловка, гибель! — Сашка суетился около Иошки, забегал вперед и заглядывал ему в лицо: — Это же политика... - И никакой тут нет политики. Просто у Викниксора в грудях бушуют чувства, — он и проговорился. А нам между прочим наплевать, — только и всего, Юнкому он ничего сделать не посмеет. - А я вот не могу верить Викниксору. Он прежде всего халдей. - А мы шкидцы? - Да! — Во-первых, Викниксор не волк, а мы не бараны. Юнком теперь организация сильная и постоит за себя. — А как же комсомол? — Организуем и без Викниксора. — А он будет волынить! — Не посмеет. — А если посмеет? Иошка ничего не ответил и пожал плечами. Они пошли по коридору к клубу. Сильный шум несся из открытых дверей. Покрытый зеленым сукном стол с газетами был сдвинут в сторону, шахматы в беспорядке рассыпаны по доскам. Юнкомцы, возбужденные и кричащие, столпились вокруг Коси Финкельштейна. Будок, ставший от злости еще костлявее и рыжее, наскакивал и махал кулачками на поэта: — Сволочь!.. Барабанная шкура!.. Гад!.. Побежал, небось теперь!... Раньше не бегал? — невыгодно было, да? — Что тут такое? — спросил Сашка, подумав, что Кося по привычке где-нибудь что-нибудь украл... — Так как же, — обратился к Сашке Будок: — Дзе тут раньше вас от Викниксора пришел. И только рассказал про его разные там намеки, про разных там тутеров, как этот Кося срывается с места и говорит: я ухожу из Юнкома!! Кося Финкельштейн стоял в толпе сгорбившись, растопырив кривые ноги и, покусывая пальцы, упрямо твердил: — Я ухожу из Юнкома. Сашка беспомощно оглянулся. — Ты, конечно, шутишь? — дрогнувшим голосом спросил он. — Нет. — Серьезно? — Да. Сашка посмотрел на Иошку, ожидая от него поддержки, но тот круто повернулся и вышел вон. За ним ушел и Кося. — Между прочим, — робко и стараясь говорить независимей обратился новичок Химик к Сашке, — Кося, по-моему, чумовой. Ну факт что — чумовой. Вскочил тут, запищал: "ухожу, ухожу!" — Шкурник он, вот кто,- крикнул Будок. — Ну и что ж из того, что он ушел? — уже смелее снова вмешался Химик. — Стоит из того шум подымать? Пусть уходит. — Значит, по-твоему, Юнком проходной двор, да? — набросился на новичка Сашка. — Значит, мы должны каждого юнкомца чуть-что вышибать, да?.. — Да ведь Кося сам ушел! — завопил Химик, растерянно уставясь на Сашку. — Ну и что ж из того, что сам?.. Надо узнать, почему ушел. Может, он сдуру, а может он и действительно псих. Вообще мы, как организация, должны стремиться и вообще бороться. И чтобы все юнкомцы поступали организованно и без бузы! — Это ты хорошо говоришь, — ехидно усмехнулся Будок. — А почему сам председатель этого не исполняет? Взял и ушел? — Стой, ребята! — замахал руками Сашка, предчувствуя длинный спор: — Плюнем на это. Сейчас о комсомоле говорить надо, а не спорить! Вечером перед сном Сашка разыскал Иошку сидящим на теплой плите в кухне. Сашка второй год был в Шкиде и хорошо знал характер своего неразлучного приятеля. А тот уже собственно был совсем больным человеком. Скитания по приютам и детдомам в конец издергали его, сделали нервным и вспыльчивым. Были ль у него родные? Кто они такие? Никто не знал, не знал и сам Иошка. Так и бродил он по свету. Один со своими книжками и стихами. Он много работал: читал, писал, занимался с ребятами по политграмоте; руководил Юнкомом, а это значило, что и всем самоуправлением, всей Шкидой. Он поддерживал себя в этой работе только надеждами, только победами, только жаждой преодоления трудностей. Их всегда удавалось преодолевать ему, — правда, ценой нервов, ценой длительного, отнимавшего много сил напряжения. Но достаточно было появиться маленькой неприятности, совсем, может быть, маленькому и незначительному препятствию, для Иошки непонятному и нежданному, как у него сразу опускались руки и пропадала всякая охота к деятельности. И эту черту характера своего друга прекрасно знал Сашка, понимая, почему не совладал с собой Иошка, услыша странное заявление Коси. Но Сашка знал еще, как важна сейчас была иошкина работоспособность, и он заговорил о случае в клубе. — Но ты пойми, Сашка, — с отчаянием и начиная волноваться и дергаясь бледным испитым лицом, отвечал Иошка. — Ну, я могу бороться с Викниксором, могу бороться с бузой, с расколом в наших рядах, но когда твои же друзья покидают тебя вдруг, в самый ответственный и опасный момент... — Пустяки это, Иошка!.. — Хороши пустяки! А если и все так побегут? Ведь это же будет позорно, прямо гроб будет, когда останутся двое - трое... — Ты, Иошка, плохо ребят знаешь. Они вовсе не шкурники... Они нас не оставят... А вот когда ты из клуба ушел, у меня, поверишь ли, сердце дрогнуло. Неужели, думаю, уйдет?.. — Что ты, — даже отшатнулся Иошка. — Разве я когда-нибудь был ренегатом? — Про это я ничего не говорю. Я про то, что теперь за халдеями следить надо. Они, Викниксоры, хитрые — и не заметишь, как по-своему все сделают. Факт! В кухне было жарко и душно. Пахло хлебом, тряпками и какой-то съедобной кислятиной. Разомлевшие и жирные зимние мухи ползали по желтоватым истрескавшимся кафелям, по стенкам, изредка снимались и тяжело перелетали с места на место. Из незакрытого крана быстро и звонко бежала вода, и стук капель вместе с торопливым стуком стенных часов-ходиков единственно нарушал тишину. Иошка сидел на плите сгорбившись, опустив голову, и не глядел на своего соседа.. — Ладно, Сашка, — сказал он. Много здесь разговаривать не приходится. Плюнул бы я и отошел, да дел уж очень много начато — ничего не поделаешь, тянуть надо... Про Косю забудем. Поговорим об этом завтра, на президиуме, подготовь к нему материал... А я с утра в Губоно двину насчет комсомола... Идет так? — Конечно идет; о чем и разговор весь!.. 3 — Сашка! Сашка! Скорей! Сашка сбежал с лестницы. Иошка стоял внизу бледный, с покрасневшими глазами, со сбитой на затылок кепкой. — Знаешь... Нам комсомол не разрешают, запретили... — Кто?! — Я был сейчас в Губоно, и мне так сказали. — А как же говорил инспектор? — Я сказал им это... Они ответили, что наш заведующий... — Викниксор? — Да, Викниксор не хочет, а они боятся разрешить. — Ну, а что же ты? — Что я? Кричал, требовал, угрожал, — меня вывели вон. Сашка стоял, схватившись за перила, и никак не мог ничего сообразить. — Что ж теперь будем делать? Иошка ничего не ответил и, как-то странно взмахнув руками, пошел в клуб. Вечером собрался Экстренный пленум коллектива. Обычно веселого и энергичного председателя Иошки нельзя было узнать. Он вяло и тихо пробормотал сообщение о том, что было с ним в Губоно, потом сел и уже больше не произнес ни слова, предоставив вести собрание Дзе. Сашка видел, как подействовало поведение председателя на остальных ребят, но он знал, что растолкать, расшевелить сейчас Иошку было делом уже невозможным! Собрание было возмущено происшествием в Губоно. Долго спорили, кипятились, ругали Викниксора, ругали отдел, ругали инспектора, потом написали резолюцию — "ходатайствовать перед райкомом". — Но в нее мало кто верил. Разошлись с тяжелым чувством неожиданно надвинувшейся беды. Ночью окончательно разнервничавшийся Иошка разругал матерно дежурного халдея, и в Летописи появилась запись: "Ионин за грубость исключается из Юнкома". Но на другой день после скандала запись зачеркнули, сказав, что вышло недоразумение. Хотя Кубышка клятвенно уверял всех, что почерк записи был викниксоровский. 4 Утром во время урока немецкого языка в класс пришел Викниксор. Вместе с ним был высокий и белокурый молодой человек с ясным и немножко наглым взглядом, одетый очень тщательно и изысканно, как одеваются сенновские "мальчики" и "жоржики" с Невского, в новый синий костюм и белую артистически глаженую рубашку "Оксфорд", повязанную у воротника оранжевым галстуком. "Халдей, — подумали ребята. — Молоденький только какой". Викниксор хозяйственно оглядел класс, ребят, пол, потолок, стены и равнодушно сообщил: — Это ваш новый товарищ. Его фамилия Фокин. Будет учиться у вас в четвертом классе. Сядьте, Фокин. Потом почесал голову, подождал, пока Фокин сядет, и, еще раз оглядев ребят, вышел из класса. Фокин сидел на парте, аккуратно поддернув брюки и насмешливо глядя своими голубыми глазами на класс. А шкидцы смотрели на него и тихо ахали. — Вот так шкидец! — Пижон на пробках! — Викниксора перерос! — Гогочка! Новый воспитанник был так не похож на всех остальных ребят и глядел так нагло и презрительно, что все почувствовали обиду и возмущение. Только Воробей, поклонник кино и великосветского тона, любовно прошептал: — Ишь ты — сидит-то как, прямо Гаря Пиль! — Форсила! — фыркнул Голый. — Тише, — крикнула немка Эланлюм. — Молчать! Фокин, встаньте. Sprechen sie deutsch?. (Вы говорите понемецки?) — Ja! (да), — ответил новичок, учтиво поднявшись под восторженный шопот Воробья и заглушённое шиканье остальных. — Ja, meine Frau... nicht viel und nicht gut (да, фрау... немножко, не очень хорошо). — Nein, ihre Ausprache ist gut (нет, у вас прекрасный выговор). Сразу видно, что вы учились в настоящей школе. Seid fleissig, — Sie worden Forts hritte machen (будьте прилежны и вы пойдете далеко). Садитесь. Фокин, поблагодарив, сел, а когда урок кончился и немка пошла из класса, он поднялся, полный непреувеличенной вежливости и поклонился. — Подлиза! — прошипел Дзе. Он, как и многие другие, уже чувствовал антипатию к этому изящному, блестящему новичку. Никто, конечно, не выдал наружно своих чувств, потому что считали ниже шкидского достоинства приставать к новеньким. Только Купец, как человек некультурный и гордящийся этим, выбрался из-за своей парты и, приблизившись к новичку, пробасил: — А ну, красавчик, давай поборемся! "Красавчик" брезгливо поморщился, взглянул через плечо на шкидца и молча отвернулся. Это взбесило и взорвало Купца и, плюнув на школьные традиции, он с руганью кинулся на новичка. В другой раз ему наверное бы помешали бить новенького, но сейчас никто не тронулся. Купец был самым сильным и дюжим из всех ребят, но сразу тяжело взвился в воздух и брякнулся об пол. Брякнулся сильно, с каким-то хрястом, словно в животе у него ударили в барабан. — Вот это здорово! — прокатилось в толпе. Ребята восхищенно и уже без тени недоброжелательства смотрели на новичка, потому что сильному человеку они могли простить всё. Воробей даже прыгал от радости. — А Купец-то лежит и ротик открыл. — Ха-ха-ха! — Ай да новичок! Купец поднялся с пола и, обалдело крутя шеей и отряхивая коленки, потащился к своей парте и там начал объяснять окружающим его ребятам: — Он смотрит только херувимчиком, а бьет как Гужбан! Он ударил меня два раза, и я думал, что сдохну. — Это называется кроше, — подскочил Воробей. — Я видел это в кино, когда дрались по боксу. Он дал тебе два кроше и выкрошил два зуба... Он знает бокс и дерется, как в кино. Тогда все оставили Купца и бросились знакомиться с новичком. Новичок любезно пожимал всем руки, называл имя, отчество и фамилию и просил звать попросту Фокой, чем очаровал ребят окончательно. На следующих уроках он уже сидел на Камчатке, рядом с Иошкой, и, развалясь за партой, ковырял во рту, не слушая халдеев. Иошка хлопал его по плечу и приговаривал: — Ак-климатизировался... Перед обедом Сашка работал над документами в школьном музее, которым он по-прежнему заведывал и который недавно получил новое и большое помещение в третьем этаже, — здесь к нему пришел Викниксор. — Вот что я хотел бы сказать тебе, — начал Викниксор. — Меня очень беспокоит новый ученик Фокин. Он неплохой еще мальчик, и я хотел бы, чтобы вы взяли его в работу в Юнкоме, его надо основательно подправить. — Что же, — важно ответил Сашка: — мы только рады будем новому работнику. Он работать любит? — М-м... Как бы тебе сказать, — замялся Викниксор. — Боюсь, что я его еще плохо знаю... Думаю, во всяком случае, не очень. — Жаль. Он, между прочим, и в самом деле какой-то непонятный. Выглядит, как маменькин сынок, а Купца в два счёта сбил с ног... В общем парень хороший. Только, Виктор Николаевич, за что он попал к нам? — Совершенно случайно. Это — сын моего старого полкового товарища — он учился в Петершулле [ ZT. Petri-Schule, Петри-шуле, Петершуле за Лютеранской церковью на Невском пр.22 ? , http://petrischule.spb.ru/main/history/4 ] и попал в компанию испорченных молодых людей. Он — единственный сын очень состоятельных родителей, они его балуют. В конце концов он совсем отбился от рук. Дня три тому назад Фокин устроил дебош, ему грозил суд и тюремное заключение. Родители были в отчаянии. Просили моей помощи, и вот мне удалось, пользуясь своим влиянием, доказать, что он подсуден еще комиссии по делам несовершеннолетних (ему не более недели только исполнилось шестнадцать лет). Таким образом я и взял его в Шкиду. А кроме того, это еще и выгодный ученик, — хитро прищурился Викниксор. — Его родители арендаторы пуговичной фабрики и, значит, по закону педсовет имеет право требовать плату за его воспитание... А мальчик он вообще умный и развитой... Я рад, что он сумел поставить себя в классе. Конечно, он немного испорчен, но если на него будет действовать коллектив, его наверняка удастся исправить... Попробуйте, вам удавалось. ---- ZT. Из: http://zt1.narod.ru/doc/marsh-30.doc .. Совет командиров. .. Коммунары заранее подают секретарю совета заявления: о переводе из отряда в отряд, о разрешении курить, о неправильных расценках, об отпуске, о выдаче разрешения на лечение зубов и пр. .. ZT. 99% директорских голов полагали и полагают, что указанные вопросы решает директор, и значит это – педагогика перпендикулярного действия, а у А.С. Макаренко эти (такого рода) вопросы решал ребячий совет командиров, и значит это – педагогика горизонтального (в терминологии Макаренко – параллельного) действия. ] ZT. Ясно и понятно, что у Викнисора была банальная педагогика перпендикулярного действия... ---- 5 За день Иошка успел основательно сдружиться с Фокой, ходил с ним, показывая школу, а вечером устроил его кровать рядом со своей. Перед сном Фока еще раз удивил шкидцев, проделав шестнадцать мюллеровских упражнений и обтершись до пояса холодной водой. Потом, когда все улеглись спать и халдей ушел в канцелярию, Иошка повернулся к новичку и тихо спросил: — Не спишь? — Нет, — вздрогнул тот. — А что? — Теперь расскажи, что днем обещал... За что тебя в Шкиду послали? — Опять ты пристаешь, — поморщился Фока. — Право же, неинтересно. — Нет, ты расскажи. — Чудак! Ерунда здесь всё одна. — Да говорю тебе — не ерунда. Может, мне интересно. Может, я все истории собираю... — Ну! — удивился Фока. — Собираешь? Верно? Это занятно! — Он устроился поудобнее и продолжал: — Ну, если есть охота, слушай. Учился я в Петершулле. Учился там три года, и компания у нас своя, конечно, подобралась. Бузили, знаешь, пили чёрт его знает как. Особенно Колька Москалев отчаянный был. Загонит, знаешь, человек десять малышей в темный коридор, возьмет в руки чернильницу, двери закроет и кричит: "У меня чернила, удирай мелочь, а то оболью!" Малыши как мыши во все стороны бегают в темноте, пищат, друг-на-дружку натыкаются, а Колька их и кропит чернилами. Потом уговорит: сами виноваты, из рук выбивали. Чудак!.. А как пили, что делали — вспомнить страшно. Кажется, на меня во всех отделениях протоколов по пять составлено. А вот напоследок нам не повезло. Выпили мы тогда, помню, у меня. Потом поехали к Москалеву, там дернули. Потом пошли в пивную. А как стали платить — пятиалтынного не хватило. Пустяки, конечно? мы там часто бывали, да и сейчас выложили рублей двенадцать... А Кольке показалось, что официант издевается... Ну и д-дал в ухо... — В ухо? — Обязательно в ухо, а то куда ж еще? Колька всегда в ухо бьет... Ну, тут, конечно, набежали люди-человеки в фартуках и потащили его... Эх, думаю, мать честная, пропадет Колька… Взял в руки стул и начал громить. Тут какая-то гадина вызвала милицию, меня схватили, потащили, по дороге, конечно, я им наложил, но и они не постеснялись... Потом протокол, камера, угрозыск — пальцы отпечатывать, опять камера. Сижу, жду суда, а потом говорят: отправлен будешь в несовершеннолетнюю комиссию и в дефективный детдом. И счастье это твое, говорят, а то огреб бы ты месяцев шесть отсидки. Ну вот и всё. -- [ 1) МИКРОФОННЫЕ МАТЕРИАЛЫ УПРАВЛЕНИЯ МЕСТНОГО ВЕЩАНИЯ ВСЕСОЮЗНОГО РАДИОКОМИТЕТА РЕДАКЦИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ № 38 БОЛШЕВЦЫ ОТРЫВКИ И СОКРАЩЕННЫЕ ОЧЕРКИ ИЗ КНИГИ "БОЛШЕВЦЫ" ПОД РЕДАКЦИЕЙ М. ГОРЬКОГО, К. ГОРБУНОВА и М. ЛУЗГИНА СОСТАВИЛ Д. НОРИЦЫН ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ПО ВОПРОСАМ РАДИО МОСКВА. 1936 [...] Они ходили на собрания, устраивали "субботники". А одновременно — острый взор Мологина видел и это — в глубине, в подполье происходило другое. Случалось — некоторые болшевцы пили, играли в карты. [...] Как-то в лесу он наткнулся на компанию болшевских ребят. Они ругались, били о сосны пустые бутылки. С ними были какие-то визгливые бабы. Парень в костюме "бостон", с лицом старухи — Мологин видел его на одном из собраний — кричал, покачиваясь, придерживаясь рукой за со сну: / — Клево, Ласкирик! Твои бочата! Завтра винтим в Москву! / "Погребинский заблуждается и преувеличивает, — внезапно подумал Мологин. — Продувная шпана, которую собрал он здесь, морочит ему голову" [...] (с.12). / .. / .. Исключить можно, но будет ли это верно, будет ли разумно .. Опять в тюрьму! Здесь все воры и жулики... Точно с другими не бывает того же самого? Сегодня ты его исключишь, завтра — он тебя .. И кто тогда в коммуне останется? Нужно влиять через культурный подход. Со временем, может быть и они перевоспитаются... Но не исключать. Никого нельзя исключать! .. /.. Теперь говорил Дима Смирнов — Дядя Алеша, — борода у тебя рыжая, голова у тебя лысая, — бросил он с насмешкой. — Живи с нами, работай! Помогай нам — ты умный. Но своих порядков у нас не заводи! Кто плюет на наши порядки, мечтает прикрыться коммуной, тому у вас места нет. Таким, как Рогожин, у нас места, нет... Здесь нет воров и жуликов. Здесь коммунары! Плохо, я скажу, ты, дядя Алеша, коммуну узнал .. (с.13) .. / .. — Матвей Самойлович! Здравствуйте! — с деланной бодростью сказал Мологин. / Погребинский не изменил позы. / — Ты двоедушный человек, — сквозь зубы произнес он. Напрасно я поверил тебе .. / .. — Защитник, видишь ли, радетель! "Никого нельзя исключать". Душа — добряк парень! Во всех "шалманах" теперь скажут: "Алеха-то наш, во!". Вот кому ты помогать начал. Вот на кого ты стал работать, — продолжал Погребинский. — А спросил ли ты, сколько Сергей Петрович греха принял на душу, укрывая от общего собрания вот этих твоих Рогожина с Ласкириком!? Поинтересовался ли ты, сколько ночей и Богословский, и Николаев, и Накатников просидели с ними, убеждали да уговаривали? Тебе неинтересно? Понятно. Ну, а о том, ты подумал, что не исключить этих теперь, так завтра десятки новых начнут воровать и пить — раз это можно, раз позволяется. А чем все они могут кончить? Ты не знаешь, чем они могут кончить? Ты не думаешь, что в конце концов, они могут просто погибнуть? И мы — мы с тобой были бы виноваты в их гибели! Ну, так зато мы с тобой добрые, мы с тобой не жестокие! Пускай себе гибнут, нам-то до них что! (с.14) [...] 2) С: http://bolshoyforum.com/forum/index.php?topic=95093.new#new ZT. В папке ЦГИА СПб на Псковской 18 Фонд 139, оп. 1 дело 9421 есть и листы – объяснительная записка от ученика Котлярова (чернила, трудный для меня почерк) о том, где и как он с соучениками пил, и какие скандалы случились: почти полностью совпадает с рассказом Фокина Иошке о его (Фокина) былых похождениях в СПБ – Петершулле. Это показывает тождество внутришкольных нравов в Вологодской губернской гимназии 1902 г. , см. http://zt1.narod.ru/doc/Bonvech-1902.doc . Из многовековой истории внутришкольных педагогических драм, и в Питерских "советских" гимназиях 1920-25 годов. Уму не постижимо, на какие "исправительные способности" Шкиды рассчитывал неразумный Викниксор, добровольно принимая в неё таких типов, как Фокин... Викниксор явно погнался за деньгами папы Фокина, совершенно не подумав о том, как разлагающе может подействовать этот Фокин на атмосферу в Шкиде... ] -- — Так, — с неожиданной завистью протянул Иошка: — весело вы времечко свое проводили... У нас скучно. — Что ты! Мне здесь даже нравится. И бузить у вас можно, и ребята хорошие, и пить можно. — Хм. Насчет первого не спорю, а вот насчет "выпить" — не очень. — А я очень и не буду. С меня и этого хватит. — И Фока осторожно вытащил из-под подушки сороковку. — Различаешь? Булькает. Очищенная, знаменитая, сорокаградусная. Иошка от изумления не проронил ни слова и глядел на Фоку, который, прикрывшись одеялом, неслышно тянул из горлышка. — Ну, — оторвался тот наконец от бутылки и, вытирая губы, протянул ее Иошке. — Пей, только не громко. — Что ты, с ума сошел, — замахал руками и даже оглянулся шкидец. — Спрячь скорей. — Пей! Пей, говорю. Иошка поломался еще немного, но, соблазненный уже одним видом водки, хлебнул. Фока достал кусок хлеба. Выпил Иошка. Сороковка кончилась. Друзья заговорили веселее. ГЛАВА ШЕСТАЯ 1 Вечерние уроки кончились, Шкида пьет чай. В полутемной, мрачноватой столовой, со всех концов сплошь заставленной столами, по вечернему невесело — шумно и тоскливо. Только у окон, где сидит четвертое отделение, оживленно разговаривают Фока, Дзе и Иошка. Беседой, впрочем, назвать этот разговор будет трудно: ребята попросту подтрунивают над халдеем, пока тот, не выдержав, смывается. — Ох, и скучно же сегодня, ребята, — зевая говорит Фока и отирает платком рот. — Что бы придумать такое? — он неопределенно щелкает пальцами и вдруг оживляется: — Хотите анекдот, мальчики? — Даешь, — радуются "мальчики". — Ладно... Получила старушка одна от сына письмо... — начинает нарочито-небрежным тоном Фока, - из-за границы... Ребята хохочут. Сашка недовольно чмокает и качает головой. - А вот ещё, как три еврея с Раковским во Францию ездили, — снова начинает Фока... Сашка опять недовольно чмокает. - А! — кричит Иошка, — наш уважаемый Саша недоволен! Наш достопочтенный секретарь коллектива изволит хмуриться. Отчего это, Сашенька? - Ты сам знаешь отчего, — огрызается Сашка. - Ты, председатель коллектива, и Дзе, член президиума, как последние обыватели все дни теперь трещите с Фокой и слушаете анекдоты. Противно. - Подумаешь... — обижается Иошка. — Может, и мне прикажешь сидеть сложа губки бантиком, писать инструкции и говорить умные речи? - Ты сам знаешь, что тебе делать... Ты - председатель Юнкома. - Ну и молчи. Иошка отворачивается хмурый. Фока смотрит на них со скрытой усмешкой. -- Стр.65
Сашка, не отвечая, опускает глаза и зубами вгрызается в кружку. Сашка помнит, как на другой день он, полный самых лучших чувств, подошел к новичку поговорить с ним о Юнкоме и как тот отшил его с самой разлюбезнейшей улыбкой. — И вообще, — добавил он под конец, — с комсомольскими и прочими организациями я никогда не имел дела и иметь не хочу. И Иошка совсем изменился с тех пор, как подружился с Фокой, стал какой-то развязный, нахальный, расхлябанный; ходит с забубённым видом... и пахнет от него водкой. Над Сашкой, над его юнкомовской работой подшучивает... Теперь даже Дзе пристал к нему, юнкомовскую работу совсем забросили. На последнем заседании президиума Джапаридзе только зевал, а Иошка рассматривал оранжевый галстук, подаренный ему Фокой, предоставив Сашке решать дела. Сашка от работы не отказывается, — Юнком работает ровно и без перебоев, — но поведение двух "вождей" начинает внушать опасение. Надо как-нибудь поговорить с ними, предостеречь, а то — Сашка улыбается — хотел он на Фоку воздействовать, а тот, оказывается, уже Дзе с Иошкой к себе прибрал. За столом хохотали во все горло, слушая очередной рассказ Фоки, как евреи на аэроплане летали. Купец под общий смех сгребает в охапку Финкельштейна и спрашивает: - Хочешь, Кося, еврейский погром устрою. – Кося слабо отбивается, но в это время в столовую входит новая жертва, второй поддежурный халдей Селезнев... - А! - кричит Иошка. — Наш дорогой, наш уважаемый товарищ Селезнев. Ура товарищу Селезневу... Гип, гип! - Ур-ря! - раскатились четвероклассники. – Ур-ря! Ур-ря! – зарявкала, очнувшись, вся столовая. - Ур-ря, Селезнев!.. Крик вышел таким сильным и страшным, что, -- Стр.66
Из учительской прибежал сам дежурный по школе Кира. — Безобразие! — закричал он. — Встать! Прекратить чай! Сию же минуту по классам! Но его тоже не слушали. По столам, как признаки приближающейся грозы, грохоча прокатились кружки, и неистовый крик "ур-ря" заставил Киру бежать за подкреплением. Опять прокатилось "ур-ря", которое хором начали Иошка, Дзе и Фока. Потом они запели: "На бой кровавый" и принялись громоздить баррикады. Это была кратковременная и беззлобная буза. Баррикады стояли только в столовой и коридоре. Правда, кто-то потушил свет, и в темноте взяли в плен Селезнева, которого замкнули, втолкнув в уборную. Но халдеи мужественно наводили порядок. Скоро опять загорелось электричество, бузить стало опасно, и баррикады опустели. Это была кратковременная и беззлобная буза, но во время её — как знал Сашка — юнкомцы пытались удержать бузовиков, и это им не без труда удалось бы сделать, если бы на баррикадах не стояли, сражаясь с халдеями, Иошка и Дзе... 2 В последние дни при работе в одиночку у Сашки накапливалось очень много дел, и ему помогали Воробей и Будок. Сейчас один переписывал протоколы, а второй под Сашкину диктовку быстро писал инструкцию. Дверь отворилась. -- Стр.67
- Иошка... - Он самый. Собственной, чистопробной персоной. Ознакомьтесь вот с этим самым документом и прощайте! Он выбросил из кармана сложенный лист бумаги и лихо повернувшись, ушел, засвистев "Пупсика" В комнате пахнуло водкой, и Воробей с Будком подозрительно задвигали ноздрями. Сашка развернул оставленную Иошкой бумагу. Секретарю коллектива "Юнком" Заявление. "Настоящим имею честь довести до вашего сведения, что: "1) В "Летописи" от вчерашнего числа появилась следующая запись: "Ионии за злостное и преднамеренное нарушение порядка в столовой исключается из Юнкома с переводом в четвертый разряд". Запись сделана на полях красными чернилами и снабжена пометкой: "на основании распоряжения зав-школой". "2) Исходя из вышеизложенного, считаю свое дальнейшее пребывание в "Юнкоме" излишним. С приветом Георгий Ионин. "Целиком поддерживаю Иошку и тоже ухожу из "Юнкома" Дзг.
- Я думаю, ребята, — сказал Сашка, почему-то отводя глаза в сторону, пора уже звонить на собрание. Будок посмотрел на Сашку и хотел что-то сказать, но промолчал и вышел. Обычно на собрание собиралось много и посторонних, но сейчас Сашка всех их выпроваживал: - Закрытое, ребята, будет, — говорил он: -только одни юнкомцы могут присутствовать. Шкидцы приставали к нему с расспросами, а он вместо ответа давал им Иошкино заявление. -- Стр.68
— Начнем, пожалуй, — тихонько пропел Воробей. - Т-ш... — К порядку. Дело, ребята, вот какое... да... Иошкино заявление все читали? — Все-е... — Вот я и хочу об этом заявлении говорить. Конечно, слов нет — последнее время он нервничал, здорово нервничал... Говоря по-нашему, бузил. А почему бузил? Потому что на Юнком идет наступление. Викниксор хочет всех нас в тутеров переделать! ... Не смейтесь, — азартно прокричал Сашка. — Они, Викниксоры, хитрые... — Постой, Сашка, — перебил его Будок. — Не заходись и не брызгайся... Об Иошкином с Дзе поведении давно надо было вопрос поднять. Что есть они в последнее время? Бузовики и разложившиеся юнкомцы. Они только позорят коллектив. И напрасно ты, Сашка, замазываешь это и про Викниксора нам заливаешь. Конечно, они твои друзья. Мы понимаем, что тебе неприятно обвинять их. Но если коллектив через это разлагается, - тут нужно определенно что делать: гнать всех бузовиков и хулиганов в три шеи. - Верно, Будок! — закричали сразу несколько голосов. — Гнать их, сволочей, ко всем чертям! Опять в роде Гришкиной с Лёнькой история. Дай мне слово, Сашка. - Мне! - Я раньше просил. - Прошу слова! - Тише! — крикнул Сашка. — Засохните. Меня, ребята, вам обвинять нечего. После вчерашнего я сам решил созвать вас на собрании и говорить об Иошкином и Дзе поведении. Но за несколько минут до начала я получил вот это заявление, которое заставило меня подумать совсем о другом... Но вы не дали мне сказать... -- Стр.69
- Тш-т. - Так вот что. Будок верно сказал что Дзе с Иошкой сейчас вроде, как бы оторвались от Юнкома. Я сейчас о другом... Ведь мы, мы, то есть, Юнком наш, комсомольская организация, и кого хотим, того и принимаем к себе, - а халдейского согласия не требуем. Верно?.. И вот коллектив наш потому халдеям и не нравится... Викниксор хочет тутеров заиметь, а не комсомол — сейчас во всю, можно сказать гадит. Иошка, например, — набузил вчера, а Витя уже забегает вперед и пишет в Летописи: "Ионина исключить!" Что мы должны сделать после этого? Исключить Иошку? На завтра такая же запись будет о Дзе — тоже исключим. Послезавтра ещё о ком-нибудь. "Летопись" не мы пишем, — и будем исключать по викниксоровской указке, да? А потом через ту же Летопись он станет и другие отдавать приказания. Вот вам и готова тутерская организация. Пусть Иошка и Дзе набузили — это наше дело, хотим мы их исключим или нет. Сейчас надо обсудить поведение Викниксора и только после говорить об Иошке и Дзе. Правильно я рассуждаю, ребята? - Правильно, Сашка! - Тш-ш. - Сейчас предлагаю поступить так. Мы вынесем резолюцию, где, во-первых, потребуем уничтожения этой записи в Летописи, во-вторых, сдерем с Викниксора обещание, что ничего подобного впредь не повторится. А в-третьих, потребуем оставить коллектив в покое. Если же он откажется, пригрозим, что все уйдем из Юнкома. Да я первый уйду и ни за что не останусь тутерствовать. Сашка сел. - Так что ж, товарищи, — после небольшого молчания заговорил Будок: - обсуждать здесь нечего. Будем делать, как Сашка сказал. — Правильно! — Голосуй! -- Стр.70
— Даёшь резолюцию! — Факт.
— Ребята, — блеющим голосом и серьезно сообщил он: — я подслушал, что вы собираетесь сражаться с Викниксором. Я хочу доказать, что я не трус и не шкурник, и опять пришел в Юнком. Я буду бороться вместе с вами, хотя мои убеждения и позволяют мне... — Вот дурак-то! — вырвалось у Голого Барина... — Глиста на Козьих ножках! — Ребята, — опять тем же голосом и без всякого выражения начал Кося: — я подслушал, что вы собираетесь бороться с Викниксором, и я хочу доказать, что я не трус и не шкурник и пришел бороться вместе с вами, хотя мои убеждения и позволяют мне... — Катись! — закричало сразу несколько человек. - Катись со своими убеждениями. — Ребята, я подслушал, что вы собираетесь бороться с Викниксором, — тоном великомученика снова начал Кося, но докончить не успел. Ребята вскочили с мест. Голый схватил Косю за шиворот, Воробей подал сзади, и великомученик с грохотом вылетел за двери. Между тем резолюция была написана, одобрена и проголосована. Будка послали за заведующим. Викниксор пришел недовольный, подозрительно оглядывая ребят. Ему дали резолюцию. Юнком притих. Все смотрели, как бегают по строкам быстрые викниксоровы глаза, как он хмурится, жмурится, поднимает брови и сжимает губы. Он кончил, сложил бумагу и оглядел собрание. - Так. Дальше что? -- Стр.71
— Дальше что? Чёрт возьми, что же теперь? Два десятка ребят, заробев, опустили глаза и заёрзали на стульях. — Что же дальше — я вас спрашиваю? — крикнул Викниксор. Сашка встал. — Мы требуем выполнения нашей резолюции. Вот всё. — По-жа-луйста, — протянул Викниксор. — По-жа-луйста без хамства! Не требовать вы должны, а просить. Совсем у тебя стал недопустимый тон. И потом, что за глупое мальчишество — резолюция. Вы уже не маленькие и должны понимать, что Ионин, этот истерик и психоневротик, дальше не может оставаться в Юнкоме. — Это наше дело, может он оставаться в Юнкоме или не может. — Нет, извините, пожалуйста. Я не могу допустить, чтобы в моей организации лучших учеников... Сашка многозначительно присвистнул. Викниксор дернулся в кресле. — Прошу не перебивать! — крикнул он. — Мальчишки!.. О чём это я?.. Да, да, в организации лучших учеников я не потерплю хулиганов. - Это внутреннее дело нашей организации. - Я сказал. - Мы тоже сказали. Викниксор встал. Викниксор нахмурился. Викниксор сердится. - Довольно этой комедии, — заговорил он. — Вы не хозяева в моей школе — прошу помнить. Кто не хочет оставаться — пусть уходит... Не беспокойтесь, у меня будет Юнком еще почище вашего... - Хватит! — крикнул Будок. – Слышали!.. - Довольно! -- Стр.72
Крик. Свист. Топот. — Долой! — Долой! — Виктор Николаевич, если этим вы всё уже высказали, нам остается только уйти. Верно я говорю ребята? — Верно-о! - Кончай разговоры. — Уходи, ребята. — Долой! — Долой! Викниксор с силой стукнул по столу кулаком. От удара заплясала по столу чернильница. — Юнком распускается! — крикнул он. — Но вы ещё мне вспомните об этом! 3 О конце Юнкома Шкида узнала просто. За утренним чаем, во время раздачи хлеба, Воробей сам схватил понравившийся ему кусок. — Положь, — крикнул дежурный, — чего хватаешь? А еще юнком... Воробей отпихнул наседавшего дежурного и под злорадный смех столовой поднес ему к носу кулак. - Едал — миндал... Вот тут тебе — юнком. Но дежурный решил, что это просто стратегический прием, имеющий целью захват недозволенного куска, и поэтому продолжал ругаться, пока не вмешался Сашка. - Катись, — крикнул Сашка: — катись к чёртовой бабушке. Теперь юнкомов нет... - Разогнали Юнком. И новость понеслась по столам. 4 "У меня будет Юнком почище вашего". Эту случайно оброненную фразу помнили и шкидцы, -- Стр.72
— Школой, — говорил он, — будет управлять объединение лучших учеников. Такими лучшими будут наши старосты, объединенные в совет под моим руководством. Затем он очень подробно остановившись на задачах Совета старост (совстара), сравнив его с английской тутерской организацией, наказав во всём подражать ей и закончил так: — Совстар должен стать своего рода парламентом. Да, парламентом великой Шкидской республики и Викниксор — президент её! Он думал, что шкидцам интересна и понятна его идея, потому что его внимательно слушали, и даже бородатый Маркс, висевший на стене, и невозмутимо, казалось, разрешал: "Валяй!" И Викниксор валял. { ZT. Текст окончания гл. 6 и текст гл. 7 взяты у Яшки Ханта ( jacob_hunt ) с : http://www.respublika-shkid.ru/book/read_last_gymnasy/chapter6/ и дале. } * * * "Открытие парламента состоялось в невероятно торжественной обстановке... Зал заседания был полон задолго до назначенного времени. Трибуна журналистов и галерея для публики не могли вместить всех желающих. "Ровно в восемь часов в доме правительства появились министры: кухонный, гардеробный и амбулаторный. Вслед за ними прибыл сам президент, и заседание началось. "Речь президента была обычно коротка и содержательна. "Президент говорил о том, что лошадь кушает овес, Волга впадает в Каспийское море, у алжирского бея под самым носом шишка. Потом он даровал шкидцам основы народовластия, при условии, если они не будут бузить, воровать, драться, — а, наоборот, слушаться халдеев и т. д. "После бурных оваций приступили к выборам президиума, сего высокопочтенного и высокоблагородного учреждения. При баллотировке подавляющим голосом Викниксора на пост председателя был избран лидер волынян-второклассников — человек высокого ума, волчьего аппетита и непередаваемого косноязычия. Секретарем теми же голосами был избран бужанин (первоклассник) Ганский. Этот почтенный деятель был видным литератором своего родимого края. Сочинения его всегда были образцом лаконизма и красноречия. Так "Слово о Полку Игореве", начинающееся "Не лепо ли нибяшеть, братья", он перевел "не лепите и не брешите, братцы", а картину "Марафонский бег" назвал "Марафетным бегом". "Таковы, в кратких чертах, эти два великих человека, призванные управлять высшим законодательным учреждением Шкиды. "Речь председателя (история дала ему прозвище "Балды"), в которой он благодарил за доверие депутатов, была достойна самого Цицерона. Она продолжалась всего пять минут, и им было сказано всего пять слов (включая междометия). "— Бр-р-р-р-а-атцы! — говорил Балда! — И-й-йя... н-н-н-ничего ннн-н-н-е-е-э-е-е-з-н-н — ... ре-э-6-бя-я-а. "Здесь эта речь была покрыта бурными аплодисментами, которые постепенно перешли в овацию. Все поднялись с мест и выражали свой восторг бросанием различных предметов (окурки, книги) в сторону председателя, скромно вытиравшего пот с треугольного черепа. "После этого сессии были предложены для обсуждения следующие вопросы: "1. О починке носков. "2. Об организации дежурств в уборных на предмет надзора за своевременным спуском воды. "3. О раздаче носовых платков с меткой (первый сорт). "4. О раздаче носовых платков без метки (низкий сорт). "Обсуждение проходило в строго-деловом порядке. "Как полагается, вставал председатель и вносил предложения: — "Г-г-г-бу... н-н-н-бу... м-м-м-бу... "3атем высказывались за и против, предложение голосовалось. В заключение г-н президент принимал или отвергал его. Конец заседания был омрачен некоторым скандалом. Лидер распущенного Юнкома, г-н Ионин, ворвавшись в зал заседания, с криком "тутеры" щелкнул председателя по затылку; председатель упал под стол. Личная гвардия г-на президента, состоящая из отборных халдеев, немедленно удалила бунтовщика из залы и дальше — в изолятор. Наконец вопросы все были исчерпаны. Президенту захотелось спать, и парламент разошелся на каникулы..." Так изображалось это заседание подпольным сатирическим листком "Ап ендицит", который вышел после описанного и был составлен добрым десятком авторов. Ни желания, ни охоты играть в парламент ни у кого из ребят не было... Вскоре распались кружки, захирел клуб. Пригласили было со стороны инструктора, явившегося в образе немолодой особы, поджарой, как борзая сука, и сварливой, как примус. Особь шкидцы прозвали "Клубничкой" и окончательно исчезли из клуба. Он так и стоял закрытый, пыльный, пустой. Но вот за оживление всей работы взялся неугомонный Селезнев. 5 КЛУБ ШКОЛЫ ИМ. ДОСТОЕВСКОГО сегодня после вечернего чая состоится доклад т. Селезнева. "Перспективы международного рабочего движения" Вход свободный. Вечером в клубе слышалось какое-то подозрительное движение и грохот. Завклуб Ганский самоотверженно таскал скамейки под ободряющий окрик Селезнева. — Тащи еще! — покрикивал халдей. — Стоять ребятам придется. Народу ведь хлынет масса. Селезнев не ошибся. Первыми хлынули старшие... Потом выскочил Дзе и понесся по зданию. — Ребята! — орал он во все горло. — Хряй вниз! Клуб открыли... Селезнев там доклад говорит, честное слово. Честное слово действовало. Забыв привычные дела, шкидцы бросали карты, мышеловки, захлопывали книги и кучами низвергались в клуб. Последним промчалось первое отделение во главе с Химиком и Мышкой. Клуб уже не вмещал всех желающих. Докладчик стоял, ухватившись за стол, и, трясясь, кричал на аудиторию: — Вы-ы-ыйди вон!.. Аудитория с гиком носилась по скамейкам и столам. Наиболее благоразумные поспешно опустошали шкаф с книгами. Остальные кричали, вопили, орали, швырялись газетами и, журналами. Фока втихомолку срывал со стены плакаты и портреты и подрисовывал Марксу усы. В углу курили, не обращая внимания на завклуба, истерически требовавшего: — Оставь докурить, сволочь! Ну хоть раз курнуть дай... Купец, развалясь на диване, властно приказывал: — Рассказывай! — Рассказывай, — подхватывали шкидцы. — Вали, Селезнев! Крой дальше! — Вы-ы-ыйди во-он!.. Я вас зап-зап-пишу! Я Викт-лаичу!.. Я Губоно!.. Я... ячейки... — Попробуй только! — Запиши!.. — Халдей несчастный! — Совнарком яичный! Собравшимся становилось всё веселей и веселей. Начали раскидывать по сторонам скамейки, свалили стол, загородив халдею выход... Диким голосом и притопывая пел Иошка. Дзе размахивал ножиком. Фока вертел лохматым изодранным знаменем, норовя задеть по голове Селезнева. Вдруг потух свет, что-то посыпалось и загрохотало в темноте. Завыли, заорали на все голоса шкидцы. Кричал Ганский, которого закатывали в ковер. Кричал и рвался Селезнев, которого мазали сажей. В упоении ржал Купец: — Вот буза-то!.. Над-дай, ребята, над-дай! Наиболее благоразумные уже выметались вон. В клубе накидывали на Селезнева скатерть. Катали по полу Ганского. Громоздили из скамеек и столов баррикады. Фока, надсаживаясь, хотел опрокинуть опустевший книжный шкаф и наконец свалил его в общую кучу. Селезнева тоже сбили с ног, наворотили и набросали сверху стульев, взявшись за руки, пронеслись в хороводе мимо и скрылись... Начавшаяся в Шкиде буза заставила Викниксора созвать свой парламент раньше. На этот раз заседание было очень поспешное и не торжественное. Публики не было и старост было тоже немного. Викниксор говорил зло и раздражаясь с каждым словом еще больше. — Какие же вы старосты, если не можете справиться с бузой? Зачем тогда выбирали вас?.. Школа бузит... Вчера, например, я слышал, здесь в клубе тоже была буза. При этом лица ребят осветились улыбкой приятного воспоминания: они переглянулись и фыркнули. — Молчать... — окончательно вышел из себя Викниксор. — Я предлагаю запретить доступ в клуб бывшим юнкомам; зачинщики бузы — это они... Кто против?.. Нет?.. Принимается... Завклубом назначили Евсеева: возражать тоже никто не стал. Евсеев, тщедушный парнишка, с вечно мокрым носом и в меланхолически обвисших штанах, напуганный рассказами Ганского, своего предшественника, хотел отказаться, но его уже "проголосовали", и он покорился. — Судьба. Печально обстояло дело с замещением должностей. Число старост с каждым днем уменьшалось, старшие отказывались работать в самоуправлении, и оно разваливалось. Наконец, решившись, Викниксор произнес в столовой речь. — Они (т. е. старшие) не желают работать — прекрасно. У нас есть новые силы. — Свежие, неиспорченные бредовыми идеями ребята. Вот они (жест в сторону младших). Они создадут новое самоуправление. Они будут хозяевами школы. Хозяева школы недовольно чавкали. Вечером Викниксор по одиночке вызывал их и назначал старостами. Таким образом удалось сколотить школьное самоуправление. Шкидская демократия вновь была поднята на необходимую высоту. Не очень высоко, правда. Иначе — подними их высоко — они тебя за-панибрата сочтут. И крепко внушалось каждому вновь поступающему халдею: — С ребятами не амикошонствовать: между воспитателем и воспитанниками должна быть стена. Клуб работал с "перебоями". Евсеев, заслышав около него шаги, поспешно запирался и гасил свет. Если это был кто из ребят, он отмалчивался. Если Викниксор — отпирал. Викниксор оглядывал пыльный клуб, пыльную мебель, пыльные груды журналов, шумно вздыхал и уходил. Потом клуб стал "открываться" все реже и реже и наконец совсем закрылся. Тутеры провалились. -- жүктеу/скачать 2.51 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|