Ранее в нашей стране преобладало две концепции исторического развития: марксистская (материалистическая) и буржуазная, при чём наиболее правильной признавалась марксистская
жүктеу/скачать 0.56 Mb.
|
|
Взгляд, согласно которому развитие истории определяется разумом и волей отдельных людей, исчезнувший или, точнее, оттесненный на задний план в результате великих потрясений конца XVIII - начала XIX вв. в последующем вновь начал обретать влияние. Одним из крупнейших апологетов исторического волюнтаризма в XIX в. был британский мыслитель Томас Карлейль (1795 - 1881), автор книги «Герои, почитание героев и героическое в истории» (1841; послед. русск. изд.: Карлейль Т. Теперь и прежде. М., 1994). «...Всемирная история, - писал он, - история того, что человек совершил в этом мире, есть, по моему разумению, в сущности, история великих людей, потрудившихся здесь, на Земле... Все, содеянное в этом мире, представляет, в сущности, внешний материальный результат, практическую реализацию и воплощение мыслей, принадлежащих великим людям, посланным в этот мир. История этих последних составляет поистине душу всей мировой истории».[242] Однако никто из приверженцев волюнтаристического взгляда на историю не мог выдержать его до конца последовательно. Не представлял исключения и Т. Карлейль. В той же самой книге он писал и о том, что великие люди были призваны своим временем, что они осуществляли то, к чему стремилась вся масса людей.[243]Тем самым он фактически признавал, что существуют какие-то объективные факторы, обусловливавшие характер эпохи и желания масс людей. Но рассматривать эти факторы он не пожелал, ибо в таком случае его концепция рухнула бы. То же противоречие пронизывает работу уже упоминавшегося русского мыслителя П.Л. Лаврова «Исторические письма» (1868 - 1869 - 1891; послед. изд.: Лавров П.Л. Философия и социология. Т. 2. М., 1965). С одной стороны, он пишет, что «...Как ни мал прогресс человечества, но и то, что есть, лежит исключительно на критически мыслящих личностях; без них он безусловно не возможен; без их стремления распространить его он крайне не прочен».[244]С другой стороны, он же вынужден признать, что «культура общества есть среда, данная историей для работы мысли и обусловливающая возможное для этой работы в данную эпоху с такой же неизбежностью, с каковой во всякое время ставит пределы этой работе неизменный закон природы».[245] В результате он оказывается в своеобразном кругу: культура.обусловливает мысль, а последняя изменяет культуру. «История мысли, обусловленной культурой, в связи с историей культуры, изменяющейся под влиянием мысли, - вот вся история цивилизации», - таков его конечный вывод.[246] Но особо противоречивыми в этом отношении являются взгляды русского публициста и общественного деятеля Николая Васильевича Шелгунова (1824 - 1891). В своей статье «Историческая сила критической личности», представляющей отклик на «Исторические письма» П.Л. Лаврова, он, полностью признавая правоту последнего, писал: «Но так как историю ведет лишь умственный элемент человечества, а представителями умственного элемента являются те счастливцы, которые «куплены ценою прогресса», то ясно, что и будущий прогресс ведут они, и личность их является руководящей и двигающей силой».[247]Это было сказано в 1870 г. Но двумя годами раньше Н.В. Шелгунов в работе «Социально-экономический фатализм» утверждал: «Социально-экономический фатализм есть сила роковая: ничто не может устоять против нее: как она вела человечество до сих пор, так поведет она его вперед в будущем».[248]И не следует думать, что за эти два года его взгляды кардинально изменились. Через два года после отклика на книгу П.Л. Лаврова, в котором отстаивался волюнтаризм, появилась его статья «Фатализм исторического процесса». «... Прогресс, - говорилось в ней, - к сожалению, идет не путем сознания. Люди, стоящие во главе так называемых исторических событий, так же мало знают, что им делать, как и покорные люди, которыми они повелевают... Людская бессознательность исключала до сих пор возможность другого прогресса, кроме фаталистического».[249] Таким образом, во взглядах Н.В. Шелгунова причудливо сочетались такие взаимоисключающие представления о ходе истории, как волюнтаризм и фатализм. И, по-видимому, ни тот, ни другой взгляд полностью его не удовлетворяли, в особенности волюнтаристский. Отсюда его метания. Собственно волюнтаризм как его самого, так и П.Л. Лаврова, был обусловлен одной единственной причиной - стремлением обосновать необходимость активной революционной деятельности в условиях, когда не было массового революционного движения. Обычно к числу сторонников волюнтаристического взгляда на историю относят и такого видного русского мыслителя, как Николай Константинович Михайловский (1842 - 1904), чаще всего ссылаясь при этом на его работу «Герои и толпа» (1882. Соч. Т. 2. СПб., 1896; Избр. труды по социологии. Т. 2. СПб., 1998). Но ее содержание не дает оснований для такого вывода. Как подчеркивает сам Н.К. Михайловский, в этой работе он не рассматривает вопрос о роли личности в истории. В центре внимание его отношение между толпой, массой и человеком, под влиянием которого она находится и за которым следует. И ту проблему он поставил и исследовал за 8 лет до появления книги Габриэля Тарда (1843 -1904) «Законы подражания» (1890), которому обычно отдают приоритет. Один из историков философской мысли, стремясь доказать волюнтаризм Н.К. Михайловского, ссылается на одно из мест в другой его работе, где, как этот автор утверждает, говорится, что ставить человека в зависимость от необходимости, закономерности общественного развития «значит унижать его человеческое достоинство, превращать его в машину, которая не ведает, что творит».[250] Такая мысль действительно изложена на этой странице данной работы и процитированные слова на самом деле взяты оттуда, но только эта идея принадлежит вовсе не Н.К. Михайловскому. Он просто излагает чужой взгляд, а затем подвергает его критике.[251] Собственные взгляды Н.К. Михайловского на роль личности в истории лучше всего изложены в его статье «Граф Бисмарк» (1871). «История, - писал он, - управляется общими постоянными законами, но не они составляют прямую, непосредственную причину человеческих действий. Человек действует под напором той сети условий, среди которых ему приходится жить, а эта сложная, постоянно в известных пределах колеблющая, постоянно изменяющаяся, то отливающая, то приливающая сеть подчинена общим, простым и постоянным законам. И независимость человека от общих законов истории, и его зависимость от ближайшего сочетания причин - относительны. С одной стороны, есть в истории течения, с которыми человеку, будь он семь пядей во лбу, бороться невозможно. С другой, человек, получив причинный толчок от данной комбинации фактов, становится к ней сам в положение причинного деятеля и может влиять на нее более или менее сильно. Сознательная деятельность человека есть такой же фактор истории, как стихийная сила почвы или климата. Общие, простые и постоянные исторические законы намечают пределы, за которые деятельность личности ни в коем случае преступить не может... Общими законами истории определяется тот порядок, в котором исторические фазисы следуют друг за другом. В этом отношении все тянущие в разные стороны усилия отдельных личностей в среднем выводе и в окончательном результате нейтрализуются. Но не то мы видим в отношении скорости, с которой исторические фазисы идут друг другу на смену. Здесь главным образом и сказывается значение индивидуальной деятельности. Бессильная вырыть новое русло для истории, личность может, однако, при известных условиях временно запрудить историческое течение или ускорить его быстроту... Итак, то обстоятельство, что в истории время от время являются личности, накладывающие свою индивидуальную печать, вовсе не противоречит законосообразности истории: общие законы заведуют порядком исторического движения, личности влияют на его скорость... Для того, чтобы личность могла давать тон истории, набросить свой личный колорит на эпоху, требуется, разумеется, чтобы она сама попала в тон, чтобы было нечто общее между ее задачами и средой, в которой ей приходится действовать».[252] Волюнтаризма здесь нет. Единственное, в чем можно упрекнуть Н.К. Михайловского, так это в том, что говоря о объективных движущих силах истории, он ни в этой, ни в других своих работах ничего конкретного сказать о них не может. Будучи уверен в их существовании, он ничего о них не знает. Отмеченная выше непоследовательность во взглядах характерна не только для Т. Карлейля, П.Л. Лаврова и Н.В. Шелгунова, но и вообще почти для всех мыслителей, которые либо прямо отстаивают волюнтаризм, либо так или иначе склоняются к нему. При всей сумбурности и противоречивости взглядов Фридриха Ницше (1844 - 1900) на историю в них отчетливо пробивается струя волюнтаризма. Критикуя взгляд, согласно которому в центре внимания историка должны быть массы и законы их движения, Ф. Ницше в работе «О пользе и вреде истории для жизни» (1874; мн. русск. переводов) писал: «Массы представляются мне достойными внимания только в трех отношениях: прежде всего, как плохие копии великих людей, изготовленные на плохой бумаге со стертых негативов, затем, как противодействие великим людям и, наконец, как орудия великих людей; в остальном же побери их черт и статистика!».[253] Эклектическая смесь волюнтаризма и провиденциализма обнаруживается в труде итальянского философа, историка и публициста Бенедетто Кроче (1866 - 1952) «Теория и история историографии» (1915; русск. перевод: М., 1998). Из мыслителей XX в. к волюнтаристическому пониманию истории склонялся Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955). «В хорошо организованном обществе, - писал он в работе «Восстание масс» (1930), - масса не действует сама по себе. Такова ее роль. Она существует для того, чтобы ее вели, наставляли и представительствовали за нее, пока она не перестанет быть массой или, по крайней мере, не начнет к этому стремиться. Но сама по себе осуществлять это она неспособна. Ей необходимо следовать чему-то высшему, исходящему из избранных меньшинств. Можно сколько угодно спорить, кем должны быть эти избранные, но то, что без них - кем бы они ни были - человечество утратит основу своего существования, сомнению не подлежит, хотя Европа вот уже столетие, подобно страусу, прячет голову под крыло в надежде не видеть очевидного. Это не частный вывод из ряда наблюдений и догадок, а закон социальной «физики», под стать Ньютоновым по своей непреложности».[254]И конечно же испанский философ не может, как и большинство поборников волюнтаризма в истории, быть последовательным. Великие люди, по его мнению, чтобы добиться успеха, должны слышать «подземный гул истории».[255] Согласно точке зрения уже известного нам К. Поппера, заниматься поисками действующих в истории сил могут только сторонники историцизма - направления абсолютно несостоятельного.[256]И сам он этим не занимается. Но полностью обойтись без каких-либо представлений о факторах исторического развития невозможно. И К. Поппер, сам того четко не осознавая, высказывается по этому вопросу. Одно из практически предлагаемых им решений - волюнтаризм. К. Поппер возмущен историцизмом, который «близок к вере в социальные и политические чудеса, отрицая за человеческим разумом силу сотворения более разумного мира».[257]В пику историцистам он провозглашает: «Будущее зависит от нас, и над нами не довлеет никакая историческая необходимость».[258]Вот как он характеризует взгляд на историю своего единомышленника. «Он верит, что человек - хозяин своей судьбы и что мы можем влиять на историю или изменять ее соответственно с нашими целями, подобно тому, как мы уже изменили лицо земли. Он не верит, что эти цели навязаны нам условиями или тенденциями истории, но полагает, что они выбираются или даже создаются нами самими, подобно тому, как мы создаем новые идеи, новые произведения искусства, новые дома или новую технику».[259] Но вполне понятно, что волюнтаристическую точку зрения он не может провести до конца последовательно. «...Наши институты и традиции, - пишет К. Поппер в другом месте той же самой работы, - не есть дело Бога или природы, а представляют собой результаты человеческих действий и решений и изменяются под их влиянием. Однако это не означает, что все они сознательно спроектированы и их можно объяснить на основе человеческих потребностей, ожиданий или мотивов. Наоборот, даже те институты, которые возникают как результат сознательных и преднамеренных человеческих действий, оказываются, как правило, непрямыми, непреднамеренными и часто нежелательными побочными следствиями таких действий».[260]И далее К. Поппер подвергает критике один из вариантов волюнтаризма - концепцию заговора. Из числа более или менее последовательных сторонников волюнтаризма можно назвать, пожалуй, только Л. фон Мизеса. В своей книге «Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции» (1957; русск. перевод: М., 2001) он исходит из того, что история складывается из действий индивидов, которые всецело определяются идеями. Сами же идеи - не производимы ни от чего. Они - целиком создание индивидов. Но большинство индивидов являются заурядными людьми. «Они не имеют собственных мыслей; они только воспринимают. Они не создают новых идей; они повторяют то, что слышали и подражают тому, что видели. Если бы мир был населен только такими людьми, то не существовало бы никаких изменений и никакой истории».[261]Новые идеи создаются отдельными выдающимися людьми - пионерами и лидерами, которым подражает и за которыми идет большинство. Но Л. фон Мизес - редкое исключение. В целом же идеи классического волюнтаризма сейчас никто сколько нибудь подробно обосновать даже и пытается. Высказавшись в пользу такого подхода истории, автор обычно на последующих страницах сам себя опровергает. Все современные исследователи, специально обращающиеся к проблеме роли личности в истории, обычно выступают против волюнтаризма. В качестве примера можно привести книгу известного американского философа Сидни Хука (1902 - 1989) «Герой в истории» (1943; 1955; русск. перевод одного раздела: «Если бы» в истории // Thesis. Вып. 5. М., 1994.) с очень характерным подзаголовком «Исследование ограничений и возможностей». 3.14.7. Конспиративистский вариант волюнтаризма (концепции заговора от С.А. Нилуса до Е.Т. Гайдара) Своеобразный вариант исторического волюнтаризма - различного рода представления о причинах исторических событий, которые можно объединить под название конспиративистских, или конспиралогических (от лат. conspiratio- заговор). Суть этих представлений заключается в том, что если не все, то большинство важных исторических событий происходит в результате решений, втайне задуманных и принятых небольшой группой людей. На первых порах сторонники такой точки зрения не ставили своей целью создать целостную концепцию исторического развития. Они пытались либо объяснить таким образом те или иные исторические события, либо свалить вину за них на ту или иную группу людей. А иногда целью было просто возбудить ненависть к той или иной или партии, тому или иному движению, той или иной человеческой группе. Разумеется, все это вполне могло совмещаться. Трудно сказать, когда именно появилась концепция заговора. Во всяком случае, еще в 1782 г. аббат Ф. Лефранк опубликовал книгу «Тайны революций, разоблаченные при помощи франкмасонства, и заговор против католической церкви». Вскоре после начала революции во Франции профессор Эдинбургского университета Дж. Робинсон в книге «Доказательства заговора против всех религий и правительств Европы» обявил это событие результатом заговора прежде всего масонов. Аббат Огюстен Барриэль, бежавший от революции в Англию, в пятитомном опусе под названием «Записки об истории якобинства» (1800) уверял, что она произошла в результате антихристианского заговора во главе с Вольтером, антимонархического заговора Ш.Л. Монтескье и Ж.-Ж. Руссо и, наконец, заговора против общественного строя, подготовленного орденом масонов и его филиалом орденом иллюминатов.[262] Затем подобного рода сочинения пошли потоком. В них результатом заговоров масонов и иллюминатов объявлялись и Реформация, и Английская революция, и, разумеется, Великая Французская революция. Затем появился миф о тайных революционных союзах - карбонариях, бланкистах, анархистах, ставящих своей целью путем зловещих заговоров взорвать основы европейской цивилизации. Этот миф был распространен на деятельность I Интернационала, который, располагая неизвестно откуда взятыми гигантскими суммами денег, готовит в союзе с другими врагами порядка грандиозный взрыв и время от времени назначает восстания в разных странах. Вера во всемирный заговор имела самое широкое хождение среди крайних правых кругов многих стран Европы, прежде всего Франции, в течение почти всего XIX в. И в числе его вдохновителей и организаторов все чаще начали называться евреи. Именно во Франции были созданы печально знаменитые «Протоколы сионских мудрецов». Они были состряпаны между 1897 и 1899 годами в Париже заведующим заграничной агентурой Департамента полиции МВД России Петром Ивановичем Рачковским (1853-1911) и его сотрудниками. Впервые опубликованы они была в России в начале XX в. Наиболее известным их публикатором был православный писатель-мистик Сергей Александрович Нилус (1862 - 1929). Последний перевел их с французского языка и включил во второе и последующее издание своей книги «Великое в малом и Антихрист как близкая политическая возможность» (1905; 1911) и в книгу «Близ есть, при дверех» (1917). Протоколы выдавались за дословную запись 24 тайных встреч глав мирового еврейского заговора, целью которого было разрушение всех государств и создание на их развалинах всемирной еврейской империи во главе с властителем из дома Давидова. Для достижения первой задачи предлагалось умело использовать парламент, либерализм, масонство, а также такие растлевающие учения, как дарвинизм, марксизм, ницшеанство. Как следовало из протоколов, именно «сионские мудрецы» стояли за всеми беспорядками в истории, включая Великую Французскую революцию. Ими были организованы все политические убийства и крупные забастовки. Они повышают цены и тем вызывают недовольство масс, разжигают классовую борьбу, спаивают рабочих, распространяют инфекционные заболевания и т.п., вообще создают обстановку хаоса. Фальшивка по замыслу создателей была направлена прежде всего против демократического и революционного движения. Его пытались скомпрометировать, выдав за махинации мировых еврейских заговорщиков. Но она была подхвачена главным образом антисемитами. В России «Протоколы» первоначально не пользовались большим успехом. Так продолжалось до революции 1917 г. и гражданской войны, когда они начали усиленно пропагандироваться белогвардейцами. Русский офицерский корпус всегда отличался антисемитизмом, в годы же гражданской войны антисемитизм белых офицеров достиг патологического размаха.[263]Фанатичным поклонником «Протоколов» был, в частности «верховный правитель российского государства» адмирал Александр Васильевич Колчак (1873 - 1920). Именно с подачи русских белогвардейцев известность этой фальшивки стала мировой. «Протоколы» были переведены на многие языки и получили самое широкое распространение, особенно в Германии. В этой стране к 1933 г. они были изданы более 30 раз миллионными тиражами. После прихода Гитлера к власти «Протоколы» были включены в школьные программы. В 20 - 30-х годы на Западе появилось множество книг, в которых пропагандировались «Протоколы» и в самых разных вариантах разрабатывались идеи всемирного заговора. Одна из довольно известных - сочинение Несты X. Вебстер «Всемирная революция. Заговор против цивилизации» (1921; русск. перевод: Киев, 2000). Особую популярность эта идея получила в среде белой русской эмиграции. Пример -вышедшая двумя выпусками в 1928 и 1930 гг. и дважды переизданная сейчас у нас книга известного черносотенца Николая Евгеньевича Маркова (1866 - 1945) «Войны темных сил» (М., 1993; 2002). В более утонченном варианте всемирный заговор превращается из еврейского в масонский, точнее в еврейскомасонский («жидомасонский»). Фантазии борцов против «жидомасонов» не было предела. Масоны убили Александра I, организовали Крымскую войну, а затем и Первую мировую войну. Русская революция была задумана масонами разных стран, среди которых были лорд Мильнер (представитель интересов Ротшильда), германский банкирский дом Вартбурга, американские банкиры Шифф и Кун, финансировавшие Троцкого, видный германский дипломат (в последующем -министр иностранных дел) Ульрих фон Брокдорф-Ранцау, которые снабжали деньгами Парвуса и через него Ленина. Согласно этой версии именно под давлением международного масонства германское правительство разрешило проезд Ленина из Швейцарии через Германию в Россию. Более чем забавный вариант заговорщической концепции содержится в недавно опубликованных у нас книгах Энтони Саттона «Как Орден организует войны и революции» (М., 1995) и «Уолл-Стрит и большевицкая революция» (М., 1998). Концепцию заговора, применительно к Октябрьской революции 1917 г. в России, отстаивал Л. фон Мизес в сочинении «Запланированный хаос» (1949; русск. перевод: Мизес Л. фон. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. М., 1993). Концепции заговора отдал дань Александр Исаевич Солженицын в книге «Ленин в Цюрихе» (Paris, 1975). В качестве тайного подстрекателя двух русских революций выступает у него уже упоминавшийся Парвус. Именно через него был осуществлен сговор между имперской Германией и русским эмигрантом Ульяновым, в результате которого рухнула старая Россия. Как неоднократно утверждает А.И. Солженицын, будучи реализацией привозного учения, Октябрьская революция была чуждой русскому народу, который в массе своей был против нее. Советская власть смогла восторжествовать вопреки воле народа только потому, что опиралась на штыки иностранцев: латышей, венгров, китайцев и т.п.[264] В действительности все обстояло с точностью до наоборот. Октябрьская революция была великим народным движением. Большевики смогли победить в гражданской войне только потому, что пользовались поддержкой подавляющего большинство народа. Это признавали все политики того времени. Дейвид Ллойд Джордж (1863 - 1945) - один из организаторов иностранной интервенции против Советской России - писал: «Когда стало ясно, что их (белых - Ю.С.) стремление к власти обречено на неудачу и что русский народ окончательно отдает свои симпатии большевистскому режиму, наш уход стал неизбежным».[265] А вот к белым отношение было прямо противоположным. «Как сказано, - писал ярый поборник белого дела князь E.H. Трубецкой, - меня поражала та ненависть, которая окружала добровольческую армию во всех местах, где приходилось ее наблюдать: в Киеве, в Одессе, в Крыму, в Новороссийске, в Екатеринодаре».[266]А вот что говорил в 1920 г. генерал Петр Николаевич Врангель, ставший к тому временем главнокомандующим белыми вооруженными силами Юга России известному политическому деятелю Василию Витальевичу Шульгину: «Я отлично понимаю, что без помощи русского населения нельзя ничего сделать...Политику завоевания России надо оставить... Ведь я же помню... Мы же чувствовали себя как в завоеванном государстве... Так нельзя... Нельзя же воевать со всем светом...».[267]Белые могли вести войну с красными несколько лет, только опираясь на иностранную поддержку. Но и это им не помогло. Они были наголову разгромлены. Заговорщиками и бандитами были, по мнению А.И. Солженицына, не только Ленин и Троцкий. Захват власти тоталитарными бандами имел место в Северном Вьетнаме, Никарагуа, на Кубе, где они оккупировали страны и поработили народы.[268]При этом он никак не объясняет, каким же образом шайка, захватившая власть в Северном Вьетнаме, сумела не только полностью разгромить более чем миллионную армию южновьетнамского режима, но и нанести тяжелейшее поражение самой могущественной империалистической державе мира - США. Все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Автор статьи «Жить не по лжи» (1974) в указанных и иных работах, появившихся после замечательного «Одного дня Ивана Денисовича», изолгался до предела. Во время перестройки и в постсоветский период в стране возникло довольно разношерстное движение, которое именует себя и патриотическим, и националистическим. Я буду называть его просто националистическим. И оно взяло на вооружение все эти конспирологические мифы, причем в большинстве случаев с упором на антисемитизм. «Протоколы сионских мудрецов» были напечатаны в журналах «Кубань» (1991) и «Молодая гвардия» (1993), вышли несколькими отдельными изданиями (1990, 1991, 1993, 1994) и в составе книг С. А. Нилуса (1994, 1996). Сравнительно недавно увидела свет книга доктора экономических наук Олега Анатольевича Платонова «Терновый венец России. Загадка сионских протоколов» (М., 1999), в которой на нескольких сотнях страниц «доказывается» подлинность этой совершенно явной фальшивки. жүктеу/скачать 0.56 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|