Репрезентация художественного билингвизма в адыгском языковом пространстве: когнитивный и культурологический аспекты
жүктеу/скачать 186.5 Kb.
|
|
На правах рукописи Зекох Зоя Зауровна Репрезентация художественного билингвизма в адыгском языковом пространстве: когнитивный и культурологический аспекты Специальность 10.02.19 – теория языка Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук Майкоп – 2012 Работа выполнена на кафедре общего языкознания в ФБГОУ ВПО «Адыгейский государственный университет» Научный руководитель: доктор филологических наук, доцент Багироков Хазрет Заурбечевич ФБГОУ ВПО «Адыгейский государственный университет»
ГБУ «АРИГИ им. Т. Керашева» кандидат филологических наук, доцент Сокурова Саида Нурбиевна ФБГОУ ВПО «Адыгейский государственный университет»
диссертационного совета доктор филологических наук, доцент З.Р. Хачмафова Общая характеристика работы Актуальность исследования диссертации заключается в малоизученности проблемы художественного билингвизма и определяется необходимостью исследования выражения когнитивных и культурологических возможностей художественных текстов билингвальной языковой личности для выявления ментальных характеристик адыгского этноса, а также теоретического и практического осмысления факторов, влияющих на уровень антропоцентризма адыгской ментальности. Художественные тексты писателей отечественного и зарубежного адыгского языкового пространства весьма значимы для литературы новописьменных языков, традиции которых находятся на стадии становления. Эти тексты важны для адыгов, поскольку они дают возможность выявить и осмылить когнитивные и культурологические характеристики, определяющие языковое сознание билингвальной языковой личности. Следует отметить, что особенности когнитивных и культурологических характеристик в художественных текстах билингвальной языковой личности писателей отечественного и зарубежного адыгского языкового пространства не подвергались специальному исследованию. Объектом исследования послужили художественные тексты писателей-билингвов отечественного и зарубежного адыгского языкового пространства для рассмотрения билингвизма в форме художественного двуязычия, исследование которого позволяет установить единство мировосприятия, градуируемое в рамках рассматриваемых когнитивных и культурологических парадигм. Предмет исследования – маркированные национальной лексикой когнитивные и культурологические текстовые «ментальные фраземы» (Ахиджакова М.П.), высказывания, отражающие специфику национального мировидения. Цель предпринятого исследования – выявить в отечественных и зарубежных художественных текстах адыгского языкового пространства национальные особенности мировосприятия билингвальной языковой личностью и позитивное воздействие родного языка и культуры на билингвальное языковое сознание, формирующее межкультурную коммуникацию. Гипотеза исследования – установление единства художественного мировидения являющегося стратегически обусловленной категорией в отечественных и зарубежных художественных текстах писателей адыгского языкового пространства и своеобразия билингвальной языковой личности, которое может выступать как лингвокультурный компонент, выраженный особой языковой единицей, эксплицирующейся ментальностью билингвальной языковой личностью автора. Вслед за Ахиджаковой М.П., которая утверждает, что «ментальные фраземы являются одной из системных единиц плана содержания языка, выделяемые автором наряду с другими языковыми единицами и определяемые как совокупность форм и глубинных значений языкового сознания, формирующих ментальность носителей данного языка» (Ахиджакова 2007: 7), мы считаем, что «ментальные фраземы» могут содержать в себе «ментальные лексемы», «ментальные культуремы» и «ментальные мифологемы», семантическая наполненность которых способна репрезентировать ментальность билингвальной языковой личности. Для достижения целевой установки необходимо решить следующие задачи: 1) установить теоретические позиции с учетом имеющейся информации по исследуемой проблеме; 2) уточнить роль и влияние двуязычия на художественные тексты билингвальной языковой личности; 3) выявить в художественных текстах билингвальной языковой личности когнитивные и культурологические параметры адыгских «ментальных фразем»; 4) описать создающие эффект единства этнической идентичности «ментальные фраземы» на материале художественных текстов писателя-билингва. Материал исследования. Художественные тексты писателей-билингвов отечественного и зарубежного адыгского языкового пространства (корпус эмпирического материала составил около 2000 ментальных фразем). В частности, для выявления когнитивного и культурологического воздействия использованы художественные тексты произведений Ю.Г. Чуяко «Сказание о Железном волке», «Чужая боль», Т. Керашева «Абадзехский охотник», «Дочь шапсугов», А. А. Хагурова «Жизнь коротка, как журавлиный крик», Ч. Онера «Написано на скалах», М. Кандура «Черкесы. Балканская история», А. Мидхата «Кавказ», З. Апщацэ «Гибель Сосруко», К. Натхо «Николас и Надюша», С. Харахока «Орлы», О. Сейфеддина «Привычка», «Фалака» и др. Для анализа привлечены современные художественные тексты, а также данные различных филологических словарей. Основные методы исследования при изучении «ментальных фразем» в художественных текстах билингвальной языковой личности определены спецификой изучаемого материала. Использован комплекс традиционных методов лингвистического анализа; куда входят методы наблюдения и описания, идентификации и дифференциации; компонентный, контрастивный и контекстуальный и семантический методы исследования текста, которые позволяют идентифицировать когнитивные и культурологические характеристики «ментальных фразем» билингвальной языковой личности. Методологической базой исследования послужили основные положения современной семиотики, когнитивистики, психолингвистики, лингвокультурологии, лингвистики текста (Б. Дадье (1968), З.У. Блягоз (1988, 1992, 2006), У.М. Бахтикиреева (2006), М.П. Ахиджакова (2007), Р.О. Туксаитова (2007), И. С. Хугаев (2010) М. Бахтин (1979), В. Иванов (1977), И. Стернин (1999), А.А. Гируцкий (1990), Н.Т. Гишев (2003, 2008, 2009), Х.З. Багироков (2005, 2008) Б.А. Хасанов (1990), Ю.М. Лотман (2001), К.В. Балеевских (2002), С.Г. Николаев (2005) и др.). Билингвальная языковая личность рассматривается в рамках понятийной триады: язык – мышление – культура. Язык трактуется как субстрат культуры, который пронизывает все ее структуры и служит инструментом ментального упорядочивания мира и средством закрепления этнического мировидения. Научная новизна работы заключается в том, что расширяется понятие «билингвизм» и уточняются его характеристики. Предлагается также новый подход к изучению взаимовлияния языков в художественном тексте билингвальной языковой личности, развивающий существующие точки зрения по билингвизму. Наряду с этим, творчество билингвальной языковой личности рассматривается не только с позиции взаимодействия языков, но и культур, ибо «ментальные фраземы» взаимосвязаны и в совокупности дают более широкое представление о возможности влияния предыдущего опыта писателя на его литературное творчество при написании произведений на неродном языке. В ходе комплексного исследования когнитивных и культурологических характеристик отечественных и зарубежных художественных текстов писателей адыгского языкового пространства выявлены «ментальные фраземы», в состав которых включаются «ментальные лексемы», «ментальные культуремы» и «ментальные мифологемы», служащие доказательной базой функционирования «общеадыгского лингвокультурного пространства». Основные положения, выносимые на защиту:
Теоретическая значимость исследования определяется возможностью дальнейшей разработки теории лингвистической относительности Сепира-Уорфа в ее применении к феномену билингвизма (художественного), в систематизации культурно-различительных и языковых характеристик би- и полилингвизма (адыгской и русской, адыгской и турецкой, адыгской и арабской и т.д.) посредством исследования художественных текстов билингвальной языковой личности. Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы в курсах лекций по сопоставительной типологии языков, адыгской литературе, лексикологии, стилистике и поэтике адыгского языка, этнопсихолингвистике и сравнительной культурологии. Апробация работы. Основные положения диссертации докладывались и обсуждались на заседаниях кафедры общего языкознания АГУ. Результаты исследования были представлены на ряде конференций: Всероссийской научной конференции «Теория и практика обогащения словарного запаса обучаемых в условиях полиэтнической среды» (Майкоп, 2006), на республиканской межвузовской конференции «Билингвизм: обучение языку и речи» (Майкоп, 2007), на 6-й и 7-й Международных научных конференциях «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии» (Майкоп, 2008; 2010), а также в материалах научных чтений «Язык и культура: единство и взаимосвязь» (Майкоп, АРИГИ им. Т. Керашева, 2010). По материалам проведенной работы опубликовано восемь статей, в том числе одна в издании, рекомендованном ВАК РФ. Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка, содержащего 190 наименований, списка использованных словарей, списка текстовых источников. Текст содержит одну схему и три таблицы. Основное содержание работы Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, определяются объект, предмет, цель и задачи исследования, содержится характеристика материала и методов его анализа, раскрывается научная новизна, теоретическая и практическая значимость, формулируются положения, выносимые на защиту. Первая глава «Инновационо-исторические предпосылки формирования адыгской письменности» содержит анализ общих проблем становления адыгской письменной культуры, двуязычия, билингвальной языковой личности. В адыговедении относительно художественных текстов билингвальной языковой личности профессор З.У. Блягоз отмечает «К заслугам первых индивидуальных билингвов следует отнести создание письменности, начиная с 1918 года… Создана письменность сначала на арабской графической основе (с 1918 г.), затем – на латинской (с 1928 г.), наконец, - на основе русской графики (с 1937 года). Появились первые учебники и учебные пособия на адыгейском и русском языках, словари разные - двуязычные, толковые. Все это продукт деятельности билингвов-индивидов…» (Блягоз 1980: 35). На современном этапе заложена основа адыгско-русского художественного билингвизма, т.е. «создания национальной книги, тесно связанной с проблемой двуязычия и перевода», - отмечает З.У. Хуако (Хуако 1998: 146). С развитием адыгского языкового пространства возрастает интерес к языку, культуре, обычаям и традициям. Стоит проблема расширения и укрепления связей с адыгами, живущими в других регионах страны, а также зарубежными адыгами (адыги в настоящее время проживают почти в 50-ти странах мира – в Турции, Сирии, Иордании, Германии, США, Израиле, Австралии и т.д.). Их численность достигает около пяти миллионов. С этим связано полилингвальное существование адыгских художественных текстов, поэтому выдвигаются разные предложения по созданию единого для всех адыгов алфавита. Если адыгская диаспора в Европе, США, Австралии и Турции пользуясь латиницей, то адыгам живущим в арабских странах, предпочтительнее было бы письмо на арабской графической основе. Однако, адыгская диаспора, находящаяся за рубежом, не обучается и не пишет на адыгских языках. Для налаживания оптимального процесса обучения адыгов на родных языках необходим комплексный подход к выбору общей графической базы. Основными тенденциями современного адыгского языкового пространства являются: 1) возрождение интереса к адыгским языкам и культуре, обычаям и традициям; 2) стремление расширить социальные функции адыгских языков в разных сферах общения; 3) выработка механического переноса опыта социально-языковой адаптации иммигрантов-адыгов (в Турции, Сирии, Иордании и т.д.) на условия совместного проживания жителей в Республике Адыгея; 4) дальнейшее распространение адыгско-русского и русско-адыгского двуязычия с преимущественной ориентацией на двусторонний тип билингвизма. Следует отметить, что история и становление художественных текстов в каждой стране составляют часть истории национальной литературы и культуры. По нашему мнению, при создании художественного текста билингвальной языковой личностью, с включением в него (в том или ином виде) дефиницию, относящуюся к иному языку, например, адыгскому, создается билингвальный текст. Так, в языковом пространстве героев романа Т. Керашева «Дорога к счастью» функционируют следующие «ментальные фраземы» (паремические конструкции): «В неначатом деле змей сидит», «Чем много прожить, лучше много повидать», «Раз ты человек, не роняй голову!», «Неважно, что нарядно одет, важно, что опрятно», «Если родился мужчиной, пусть не теряет достоинства своего народа». Они вводятся в ткань художественного текста билингвальной языковой личности как своеобразные семантические скрепы: Е ул1ын, е ул1эн зыфа1уагъэр мыщ фэдэ ч1ып1э ушэтып1 а1оба.- «Не о таком ли испытании сказано: или будь мужествен, или умри»; мэзрэ чэщрэ уишъэф ащымы1у а1ощтыгъэ, ау шъэф 1отап1эу я1агъэр хьак1эщ зэгъок1ыр арыгъэ,- «Рассказывать свои тайны принято было в пустой кунацкой, но не в лесу и не ночью»; ш1улъэгъур л1ыгъэм фэдэкъабз, 1ахь мыгощ. Шъоури 1эш1у, ау зыгу римыхьрэм ышхырэп, - «Любовью, как и мужеством, не поделишься. И мед сладок, да не все его любят»; «… имынэlосэ мэ шlагъо горэ къеугъ пlонэу, нэпцэ lужъу шlуцlэхэр къэныбжьыкlагъэх ошlэ-дэмышlэу…», - «…Неожиданно помолодели черные густые брови, будто услышал незнакомый приятный запах…» (Ю. Чуяко «Сказание о Железном волке»). Данные «ментальные фраземы» относятся к адыгскому языку, отличному от языка оригинала, и их употребление создает прецедент «классического» художественного билингвизма в его когнитивном и культурологическом понимании. В адыгских билингвальных художественных текстах наблюдаются и такие факты, когда автор в своем творчестве полностью переходит на второй язык: А. Евтых, А. Хагуров (на русский язык); Сейфетддин (Хатков), Тарик Мумтаз Гезтепе (Хагур), Рашид Ростом (Амафуков), Кандур Мухадин Иззет и др. (на арабский язык); Ахмед Мидхат (Хагур) (на турецкий язык); Кадыр Натхо (на английский язык) и т.д. Таких вторых языков обычно не бывает больше одного, хотя случаи создания автором художественных текстов на нескольких национальных языках, отличных от первого, истории литературы известны. Проблема этнической самоидентификации посредством «ментальных фразем» выдвигает ряд нерешенных теоретических задач, среди которых проблема первого языка и овладение вторым для носителя художественного билингвизма, создающего свои произведения на языке страны проживания (РФ, Турция, Сирия, Иордания, Израиль и т.д.). Как отмечает А.М. Гутов, это связано с тем, что «язык, на котором написано художественное произведение, не всегда является родным для самого автора» (Гутов 2002: 60). Следующая мысль В. фон Гумбольдта имеет непосредственное отношение к билингвизму: «каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только в том случае, если вступаешь в другой круг. Изучение иностранного языка можно уподобить приобретению новой точки зрения в прежнем миропонимании». Достоверно то, что «в чужой язык мы в большей или меньшей степени переносим свое собственное миропонимание и свое собственное языковое воззрение» (Гумбольдт 2000: 57). С.Г. Тер-Минасова, исследуя взаимосвязь языка, мышления и культуры, внесла в теорию лингвистической относительности свои коррективы, с которыми мы согласимся: «…Слово отражает не сам предмет реальности, а то его видение, которое навязано носителю языка имеющимся в его сознании представлением, понятием об этом предмете. Понятие же составляется на уровне обобщения неких основных признаков, его образующих, и поэтому представляет собой абстракцию, отвлечение от конкретных черт. Путь от реального мира к понятию и далее к словесному выражению различен у разных народов». В свою очередь, «язык отражает дейсвительность не прямо, а от реального мира к мышлению, и от мышления к языку. … Язык, мышление и культура взаимосвязаны настолько тесно, что практически составляют единое целое. Все вместе они соотносятся с реальным миром, противостоят ему, зависят от него, отражают и одновременно формируют его» (Тер-Минасова 2000: 126). Рассматривая в свое время данную проблему, Л. Блумфилд писал, что, «иногда изучающий иностранный язык овладевает им настолько хорошо, что его нельзя отличить от говорящего на данном языке как на родном. Это наблюдается порой в зрелом возрасте, но чаще – при смене языка в детстве. В тех случаях, когда совершенное усвоение иностранного языка не сопровождается утратой родного языка, возникает билингвизм (двуязычие), заключающийся в одинаковом владении двумя языками (эквилингвизм)» (Блумфилд 1968: 34). В данном случае автор имеет в виду практическую необходимость овладения вторым языком для элементарного общения в соответствующей языковой среде. Тем не менее, процесс становления билингвизма (эквилингвизма) содержит в себе достаточно серьезные и практически не исследованные вопросы, связанные с осознанием сущностной субстанции функционально активного языка. Сопоставив точки зрения В. фон Гумбольдта, А. М. Гутова, С. Г. Николаева, С. Тер-Минасовой, Л. Блумфилда и др., можно заключить, что «родным языком» для адыгов носителей художественного билингвизма является адыгский язык, т. е. язык, который усвоен от родителей, говорящих на родном языке. При этом художественные тексты билингвальной языковой личности «…стремятся воссоздать структуру чувственного мира. Как все социальные явления они представляют собой попытку человека упорядочить хаос, внести порядок в беспорядок восприятия, придать форму бесформенному. Но каждый язык делает это по-своему, разными путями, приходя к одинаковым результатам. Когда два языка вступают в контакт и как бы соперничают в одном индивиде, то это означает, в сущности, что в контакт и конфликт приходят два видения мира. Здесь есть все основания полагать, что переход от одного языка к другому может вызвать в мышлении глубокие потрясения» (Дадье 1968: 61). Б. Дадье не разделяет мнения о существовании «метаязыка», которое высказывалось рядом авторов, например Н. Хомским («в основе любого языка мы найдем систему, которая универсальна» (см. Хомский, 1999: 145; Вежбицкая 1997: 47; Коул 1977: 75 и др.). «…Двуязычный писатель не прибегает к переводу: язык произведения рождается где-то в глубине его сознания… Универсального метаязыка, в строгом смысле слова, не существует. Такой метаязык образуется постепенно, он есть точка взаимодействия и конфликтов, вызванных ситуацией двуязычия, а следовательно, и наш писатель представляет собой как бы точку, где в результате слияния двух потоков рождается нечто новое. Он избрал чужой язык, но это ставит его в известной мере в положение вне избранного языка, что позволяет ему увидеть этот язык новым, сторонним взглядом». Кроме того, «он находит источник обогащения языка и расширения своего понятийного багажа» (Дадье 1968: 61). Эта точка зрения Б. Дадье нам близка и является принципиальной и значимой для исследования художественных текстов билингвальной языковой личности. Во второй главе «Авторское своеобразие художественного билингвизма в адыгском языковом пространстве» рассматривается ментальное пространство адыгов, реализуемое в художественных текстах билингвальной языковой личности. Проблема билингвальной языковой личности уже решительно заявила о себе как об условии интеллектуально-профессионального выживания в современном мире. Средства выражения, используемые такой личностью, складываются по-разному, но вряд ли найдутся художественные тексты, которые создавались бы только на родном языке. В отношении зарубежных художественных текстов адыгского языкового пространства А. Калмык (Сирия) отмечает: «Соплеменники сохранили адыгскую душу. Им осталось вдохнуть ее в чужой язык и разговаривать с нами, что они и сделали успешно» (Калмык 1992: 69). В этой связи Х.Т. Тимижев пишет: «… мы не пытаемся вычленить творения адыгских художников зарубежья из этнокультурных традиций Ближнего Востока, если они представляют интерес для духовно-эстетического потенциала народа, с которым проживают наши соплеменники. Литература черкесского зарубежья до сих пор получает подпитку не только от художественной мысли адыгов, проживающих на Кавказе, но и от богатого духовного мира арабов и турок…». Вместе с тем, как отмечает автор, «…объединяющей темой всех локализованных адыгских литератур (адыгейской, кабардино-черкесской, черкесского зарубежья) сегодня становится тема духовного объединения черкесов, разбросанных по всему миру. На этой национальной идее зиждется и проза, и поэзия адыгского зарубежья» (Тимижев 2006: 127). Существование различных определений художественного билингвизма, наличие разных, порой противоречивых дефиниций свидетельствует о сложности данной проблемы. По мнению таких исследователей, как Н.Г. Михайловская (Михайловская 1981: 98), Ч.Г. Гусейнова (Гусейнов 1988: 59), «художественный билингвизм есть творчество не на родном языке, а на двух языках». Такое понимание художественного билингвизма не совсем точно выражает суть явления, сужает его границы. При анализе художественного текста билингвальной языковой личности, необходимо ввести понятие «ситуации двуязычия», под которой нередко понимается наличие в структуре художественного текста инонациональных средств отражения объективной действительности. В этой связи «художественный билингвизм определяется как творчество с использованием для создания художественных произведений инонациональных языковых средств» (Гируцкий 1990: 55). Важно отметить, что можно создавать художественные билингвальные тексты, используя в качестве постоянной основы лишь один из языков, и тогда эффект билингвизма проявляется в самом тексте независимо от того, написано ли данным автором произведение на другом языке: П. Кошубаев, А. Хагуров, Р. Кешоков, А. Кушхаунов, Т. Адыгов и др. Мы согласны с мнением о том, что художественный билингвизм проявляется на уровне эксплицитного и имплицитного совмещения элементов языков и культур. Следует сказать и том, что, совмещая в произведении элементы двух культур, обращаясь к русскому, адыгскому, турецкому, арабскому языкам как к форме создания произведения, писатель создает глубоко национальное произведение с ярко выраженной национальной спецификой. Принципиально важно то, что в лингвистическом аспекте художественный билингвизм представляет собой неоднородную и одновременно цельную речевую ткань, в которой зафиксировано два речевых кода. Именно такие тексты мы выбираем для анализа: цlэпlэжъыгъ, ыжэ зызэк1ищырэм машlо къыдэтэкъоу, ыпэбзыджынмэ жъоку устхъор къарилъэсыкlэу къуаджэхэр тыригъэстыкlыщтыгъэх, цlыфхэм агу ришхыкlыщтыгъэ… (Цуякъо Ю. «Гъуч1ы Тыгъужъым итаурыхъ»), - «… чудовище, безжалостно пожирающем аулы и выедающее сердца людей, способных затем попирать, предавать, забывать, торговать древней своей землей и отеческими святынями...» (Ю. Чуяко «Сказание о Железном волке»). Из приведенного эмпирического материала можно заключить, что автор – является билингвальной языковой личностью, поскольку русский и адыгский языки в художественном тексте функционируют в равной степени. Необходимо указать, что в родном адыгском языке сила наполнения смысла лексем выступает в контексте для передачи больших эмоций в адрес объекта, чем в русском, хотя и в русском тексте привлечены возможности экспрессивной насыщенности лексем с неменьшей силой, что свидетельствует о колорите художественного текста билингвальной языковой личности. Следует отметить, что в художественных текстах авторов, созданных на ином языке, обязательно вкрапливаются элементы на лексическом и фразеологическом уровнях родного языка: ак1ыб зэфэгъэзагъ, – «повернулись друг к другу спиной», «поругалис»; пц1ы уупсыщтмэ л1агъэм телъхь, - «хочешь обманывать - вали на мертвого» (О. Сейфеддин «Кисет»); мылъкур осэпсым фэд, - «богатсво подобно росе», узэупч1ыжьын уимы1эмэ, уи п1э1ожъ гъэт1ылъи еупч1ыжь, - «если не с кем советоваться, положи свою папаху и с ней советуйся» (О. Сейфеддин «Привычка»); ипак1эк1э мэгуш1о, - «улыбаясь под усы», … ишъо к1оц1ыфэжьырэп, - «не влезает в свою шкуру» (О. Сейфеддин, «Вероотступник»); пц1ым ылъакъо к1ако, - «у неправды ноги коротки», къэбар мыщыу, - «пресный рассказ, бесполезный», иунапчъэ фиш1ыжьыгъ, - «закрыть двери своего дома», «найти свою погибель» (О. Сейфеддин «Кто это был?»); шы дэхэ мычъэр, - «конь красив, но скачет плохо», апсэ зы чысэм зэдилъ, - «их сердца в одном кисете, шыурэ лъэсрэ зэфэдэхэп, - «разница между ними, как у пешего с всадником» (О. Сейфеддин «Три совета»); щэм ыстыгъэр щхыум епщэ «тот, кто обжегся молоком, дует на кефир», тхьэлъанэу пш1ырэр умгъэцэк1эжьмэ, уи шъуз ек1ыжьы, - «если поклясться и не выполнить обещанного, жена уйдет от тебя» (О. Сейфеддин «Фалака»); …тэтэжъ ыпашъхьэ, атэкъэпщ пlонэу, къиуцуагъ, ыбгъи тlэкlу къыригъэуцукlыгъ… (Цуякъо Ю. «Гъуч1ы Тыгъужъым итаурыхъ»), - «…стал перед дедушкой, как петух, чуть выставив грудь» … (пер. автора), …ахъщэр ебзым фэд…(Цуякъо Ю. «Гъуч1ы Тыгъужъым итаурыхъ»), - «…деньги как навоз (мусор) …» (пер. автора). Эмпирический материал свидетельствует о том, что национально-специфические особенности художественных текстов билингвальной языковой личности формируются посредством вышеприведенных единиц путем калькирования, усечения смысловой нагрузки лексем, имплицитно использовав скрытые смыслы и т. д. Отметим некоторые особенности билингвальной языковой личности М. Кандура. Его художественные тексты наполнены паремическими конструкциями и фразеологизмами, функционирующими в «ментальных фраземах»: «… у адыгов не принято спрашивать, откуда прибыл гость и зачем…»(М. Кандур «Кавказ»); «… речь старшего нельзя перебивать…» (М. Кандур «Кавказ»); «… гость у адыгов, как за крепкой стеной…» (М. Кандур «Кавказ»); «… к гостевому столу переходят, когда истекает разговор…» (М. Кандур «Кавказ»); «… что гостю приглянется, то ему и дарят, таков обычай…» (М. Кандур «Черкесы. Балканская история»); «… если по пути встречают гостя, его сопровождают, пока тот не отпустит…» (М. Кандур «Черкесы. Балканская история») и т. д. М. Кандур, включая такие единицы в текст нашел нужные и понятные слова для характеристики адыгского менталитета. В романе Ч. Онера «Написано на скалах» сочетание лошади черкесской породы выступают в «ментальных фраземах» билингвальной языковой личности в роли некоего знака-символа красоты, свободы, высокой мечты. Трогательна в этом плане сцена диалога Нанэжъ (бабушки) со своим внуком Нафо. Последние надежды наны связаны с ним, с молодой порослью. Она балует внука, называя его «диким жеребеночком». «Адыги произошли от лошадей, - шутит нана, - и ты когда вырастешь, обратишься в славного коня». Эти слова бабушки уводят Нафо в мир грез, так как «он мечтает о том времени, когда явится перед наной верхом на великолепном черкесском коне» (Ч. Онер «Написано на скалах»). В адыгском мировосприятии знаковые характеристики языкового пространства, живой речи уточняются анализом ее эмоциональной окрашенности (экспрессии). В художественных текстах Ч. Онера высказывает мысль о том, что туман - есть некий символ истории адыгов, З. Апщацэ отмечает, что прошлое народа растворяется в тумане времени. В художественном тексте романа Ч. Онера «Написано на скалах», где описывается эпизод о черкесском всаднике, скачущем в густом тумане повествование начинается и заканчивается так: «Всадник-черкес, он пересекает разнообразные ландшафты: степь, предгорье, горы, пустыню. Он облачен то в черкеску, то в платье турецкого воина, то в одеяние араба, русского, грузина или иного народа … Адыги никогда не жили для себя». Автор не разделяет мнения некоторых писателей черкесского зарубежья относительно благоволения адыгам мусульманского мира: «Англичане шлют нам послов с просьбой не складывать оружие и продолжить войну, сулят обеспечить нас пушками и ружьями, - с этими словами вышел вперед Дамыш. – Поляки клятвенно обещают воевать вместе с нами, втягивают нас в огонь, а сами в сторонку. Французы вершат нашу судьбу за нашей спиной. Турки только и науськивают: мы с вами единоверцы, мы ваш тыл, воюйте с гяурами, не уступайте ни клочка своей земли. Так мы и довоевались! (Ч. Онер. «Написано на скалах»). Таким образом, вышеприведенный фактический материал подтверждает, что функционирование «ментальных фразем», в состав которых входят «ментальные лексемы», «ментальные культуремы» и «ментальные мифологемы» в отечественных и зарубежных художественных текстах билингвальной языковой личности адыгских писателей служит средством отражения «общеадыгского лингвокультурного пространства». По мнению М. П. Ахиджаковой, «для отражения глубинного значения нравственно-этических норм адыгов, которые формировались тысячелетиями, рассматриваем ментальные фраземы как одну из системных единиц плана содержания языка…» (Ахиджакова 2007:7). Согласны с мнением исследователей, которые считают, что «в изучении национальных диаспор непременно должен присутствовать историзм, глубокий такт и понимание эволюции творческого самосознания представителей национальной диаспоры», отказ «от догм, порушенных самой жизнью» (см. Надъярных 1993: 14). Оторванные от родных корней, земли предков, родного языка, многие деятели адыгской диаспоры реализовали свой творческий потенциал, создавая культурные ценности общемирового уровня не на родном, а на иных, чужих языках. Изучая художественные тексты этих авторов, мы пришли к выводу, что следует разделить мнение тех, кто утверждает, что «национальная диаспора в силу особых условий выживания, сохранения своей культуры становится более строгой носительницей и хранительницей культуры прародины» (Там же, 14). Художественные тексты билингвальной языковой личности писателей черкесского зарубежья не только обогатили культуру тех стран, в которых проживают, но и стали достоянием адыгских народов и требуют исследования с заявленных нами позиций, т.е. адыгско-русской, адыгско-турецкой, адыгско-арабской, адыгско-английской художественный билингвизм рассматриваем в когнитивном и культурологическом аспектах. Г. Гачев в книге «Национальные образы мира» (1988) пытается отыскать то, что лежит в основе ментальности народа и созданного им мира художественных образов и их культурологические коннотации: «Брошенный в природу, в данный климат, на данную территорию: в горы, в долы, в пески, в тундру - народ обживался, приспособлялся, а одновременно стал приспособлять к себе и развил самобытную, точно отвечающую данному месту природы материальную культуру, соответствующую психику, язык, мышление…» (Гачев 1988: 53). В третьей главе «Средства репрезентации «ментальных фразем» в художественном тексте адыгской лингвокультуры» анализируются культурно-фоновые значения «ментальных фразем» в триаде мышление – язык – культура. В процессе внедрения в новую культуру в сознании билингвальной языковой личности происходит контакт культур. Лингвисты выделяют различные стадии и типы межкультурных контактов. Д.Б. Гудков, ссылаясь на Ю.Е. Прохорова, выделяет 4 типа: соприкосновение, приобщение, проникновение, взаимодействие, которые характеризуются разной степенью знания стереотипов общения, принятых в определенных культурах (Цит. по Гудкову 2000:56). Л.М. Вырыпаева выделяет различные ситуации, возникающие при контакте культур: 1) конфликт культур – «то, что для вас хорошо, для нас плохо»; 2) неполная интерференция культур – «мы в чем-то похожи, а в чем-то отличаемся друг от друга, но это отличие заслуживает внимания»; 3) полная интерференция – «мы не признаем, что бывают какие-то национальные культуры, есть только культура общечеловеческая» (Вырыпаева 2003:51). В своем исследовании мы опираемся на второй вариант, когда одна языковая личность стремится понять себя и других путем сопоставления своей и чужой культуры. В главе выявлены способы представления культурно-фоновой информации в художественных текстах билингвальной языковой личности. В соответствии с идеями компонентной теории значения в составе «ментальной фраземы» выделяются образующие множество семантические доли, которые обеспечивают классификационное представление предмета и входят в состав понятийного значения. В сознании билингвальной языковой личности фоновые знания «ментальных фразем» закреплены с помощью различных единиц: слов, устойчивых сочетаний (пословиц, поговорок и фразеологизмов), прецедентных высказываний, которые вовлекаются в интеркультурный диалог. 1. Фоновая информация «ментальной фраземы» проявляется на уровне лексемы - адыгизма. В русском языковом пространстве культурной среды отсутствует референт, представленный в адыгской культурной среде. В лексической системе русского, арабского, турецкого языков отсутствует слово, значение которого эквивалентно значению адыгского слова. В данной ситуации художественный текст билингвальной языковой личности использует безэквивалентные лингвоспецифические единицы, которые имеются в каждой из семантических сфер: …адыги старательно и искусно выхаживали коней, добивались от них такой же неукротимости. Знатоки утверждают, что чем дальше и утомительнее путь, тем горячее становится чистокровный адыгский конь – шагди. И еще говорят, что шагди, проскакав наметом множество перегонов, которые от крика до крика, лишь глубоко вздохнет раз другой и вновь бойко зашагает, отфыркиваясь, яростно грызя удила…(Т. Керашев «Одинокий всадник»). В билингвальном художественном тексте «Дочь шапсугов» Т. Керашев характеризует данную породу адыгской лошадиследующим образом: «…свиная спина и свиной постав ног... Круп и холка на одном уровне; грудь и плечи, как у зубра,- мощные; ноздри хороши... Глаза! Валлахи, таких глаз не бывает у слабого коня!... Конь длинноват, но, несмотря на это, очень подвижен, с места срывается, как перышко, и в беге легок едва касается земли… (Т. Керашев «Одинокий всадник»). Шагди - порода адыгской лошади, которая органически связана с сознанием адыгов в России, Турции, Израиле, США, создает образы, наделенные мощным коннотативным зарядом. Благодаря контрасту значений фрагментов текста слово приобретает статус особого языкового знака в билингвальном художественном тексте. Слово шагди в « словаре кабардино-черкесского языка» (1999: 755) имеет следующие значения: шагъдий - 1. Элита кабардинских чистокровных лошадей/Адыгэшхэм фIагъкIэ къахэпэжьыкIыу фIым я фIыжхэм ящыщ. 2. Хорошая, быстрая лошадь/фIагъ ин зиIэ шы. 2. Фоновая информация проявляется на уровне «ментальной фраземы», освоенной русским (арабским, турецким) языками. Так, в «Толковом словаре русского языка» (Ожегов 1995: 160) лексеме джигит, функционирующей в «ментальной фраземе» дается такое толкование «искусный и отважный наездник (первоначально у кавказских горцев)». Однако, в художественных текстах билингвальной языковой личности реализуется другое значение данной лексемы, передающее специфическую фоновую информацию, характерную для адыгской культуры. «Ментальная фразема» ...шыу е1эбэх… «…джигитовка…» актуализируется в следующем контексте: Псэгъэоным ыуж шыу джэгухэр къырагъэжьагъ. Шыу е1эбэхи, онэгум зыкъыщаш1ыни, шыу л1ы зэбэни, шыбгъэ зэзауи – джэгук1э къэш1ык1э зэмыл1эужыгъоу къагъэлъэгъуагъэр бэ (Т. Керашев «Одинокий всадник»); - «После стрельбы начались игры всадников. Джигитовка, выступления в седле, состязания всадников, битва лошадей – было показано много игр» (Т. Керашев «Одинокий всадник»). Джигитовка (от тюрк. джигит – искусный и отважный всадник) - вид конного спорта, скачка на лошади резвым галопом, во время которой всадник на полном ходу соскакивает с лошади и вскакивает на нее, поднимает предметы с земли, висит на боку или под брюхом лошади, исполняет акробатические номера, стреляет в цель и т. п. При джигитовке всадник демонстрирует смелость, ловкость, силу и искусство управления лошадью (Прохоров 1973: 113). 3. Фоновая информация основана на национальных пресуппозициях, оживающих в художественном тексте билингвальной языковой личности. При этом средством передачи картинной национально маркированной образности может выступать собственно русское слово. Так, в художественном тексте Т. Керашев, Ч. Онер, Ю. Чуяко активно употребляют лексему горы, функционирующую в «ментальных фраземах», которая приобретает целый ряд семантических приращений, способствующих созданию национального по содержанию образа. Специфика проявляется, прежде всего, в выборе основания для контактных метафор, находящихся в ближайшем контекстном окружении. «Ментальная фразема» любить горы можно по-разному употребляется в составе высказываний. В художественном языковом пространстве Т. Керашева пейзаж гор разнообразен, но главное, что он суров и сразу ориентирует нас на восприятие предстоящей непростой судьбы человека: «Остановившись, чтобы набить трубку табаком, он проговорил: -Полюбить горы, полюбить по-настоящему, заставил меня Каймет. - В горах всем нравится – заметил я. - Нравится и любить - не одно и то же, - возразил Василь. – Да и любить горы можно по-разному (Т. Керашев «Абрек»). В художественном тексте рассказ Василя о Каймете связан с лексемой горы (с горами): «Я говорю о такой любви, когда человеку в горах отрадно, как дома, когда он не испытывает страха перед ними и, оказавшись в горах, не чувствует себя одиноким. Тосковать по горам, вдалеке от них – вот это я называю любить горы по – настоящему. Так любят горы только горцы. А привыкнуть к горам – нелегкая штука. Горы ласковы к смелым и сильным, безжалостны к слабым и беспечным. Вот таким бесстрашным горцем был Каймет, - добавил Василь, когда мы тронулись дальше» (Т. Керашев «Абрек»). В художественных текстах билингвальной языковой личности для обозначения субъективной оценки, степени интенсивности признака используются модальные слова, которые привносят в художественный текст дополнительные значения ирреальности, вопросительности, утвердительности, сомнения или уверенности. Автор художественного текста говорит о том, что горы олицетворяют людей, подчеркивая их главное качество, – они ласковы, добры к сильным, мужественным людям, безжалостны к слабым и т.д. Культурно-фоновая информация, на основе которой возникает ассоциативный образ адыгской земли, наслаивается на лексему горы. Т. Керашев наделяет горы живой мыслящей жизнью. Художественные тексты билингвальной языковой личности, входящие в контекстное окружение данного слова, охватывают участки «ментальных фразем» «Человек и его мир», «Природа» и т. д. Оппозиция адыгский всадник и горы (на фоне гор) прослеживается в художественном тексте романа Т. Керашева «Абрек»: «И вдруг раздалась песня. Это пел Каймет. Песню пел человек – его нельзя было спутать ни с ветром, ни с горными обвалами. Каймет, позабыв все на свете, с вдохновенной одержимостью отдавался песне. Ушедшие поколения оживают в своих творениях, и в песне слышались отголоски жизни борьбы адыгского народа. В напеве Каймета Василю чудился яростный клич, зовущий к борьбе…Это - борьба». Используя пейзаж гор и адыгского всадника, автор художественного текста показывает отголоски борьбы в адыгском языковом сознании, что нет жизни без этих гор. Билингвальная языковая личность в художественном тексте обожествляет природу. Ерстэм («Одинокий всадник») обращается к Мазитху – Богу леса, что отразилось в «ментальной фраземе» ( культуреме): Он приподнялся и, став как на молитву, держа в руках клочок медвежьей шкуры, вознес мольбу: «О Мазитх! Прошу облегчить мой путь, уберечь от дурных людей и злых зверей! Помоги мне одолеть врагов!» (Т. Керашев «Одинокий всадник»). В своих художественных текстах Ю. Чуяко также обожествляет природу, что выражается «ментальной фраземой»: …Мэзытхьэри – шэкIоным итхь ары зигугъу къэсшIыщтыр – зыщагъэгъупшэу къыхэкIыщтгъэп зыпарэкIи… (Цуекъо Ю. «ГъучIы Тыгъужъым итаурыхъ»), - «…Мазитха – бога охоты за меткий выстрел, никогда его не забывали …» (Ю. Чуяко «Сказание о Железном волке»). В адыгском языковом пространстве название Мэзытхьэ образовано на общеадыгской почве из двух корней: мэзы «лес» + тхьэ «бог», что значит «бог леса (лесов)». Однако первоначальная функция, заложенная в строении слова, расширилась: Мэзытхьэ является также покровителем охоты. Существуют разные мнения по вопросу о том, какого пола Мазитхэ. К. Сталь утверждает, что Мэзытхьэ – богиня охоты. По мнению М.Е. Тамгы, Мэзытхьэ – «богиня лесов», а «в позднейших суевериях – бог мужского рода, леший». В образе этого божества Е. Версалидзе справедливо усматривала раздвоение. Оно (божество Мезитха) является носителем то женских, то мужских черт. С. Хан-Гирей Мезитху относил к главнейшим языческим божествам черкесов. В художественных текстах адыгского языкового пространства Ю. Чуяко функционируют и другие «ментальные фраземы» …Чъыггуащэм – мэзым итхьэ имэфэкI къызыскIэ – цIэгъо – цIашъоу ар къэсэшIэжьы къодый чылэмэ адэсмэ дунаир афэхъужьыщтыгъэп. (Цуекъо Ю. «ГъучIы Тыгъужъым итаурыхъ»), - …Наши приходили сюда встарь, чтобы поблагодарить Чиггуаще – богиню лесов за все те плоды, которыми она угощала в лесу… (Ю. Чуяко «Сказание о Железном волке»). В адыгском языковом пространстве (лингвокультуре) Чиггуаще (по-адыгски Чъыггуащ) – богиня деревьев. Она фигурирует в немногочисленных повествованиях. Но в них она представлена весьма величественной и прекрасной. В образе Чиггуаще отразился существовавший у адыгов культ дерева, который был порожден значительной ролью леса в их экономике и хозяйственной деятельности. «Священные» деревья служили местом для устройства молений со всевозможными просьбами (удачи в набеге, исцелений от болезней и т. п.). Отголоски этого поверья видны, например, в тех повествованиях, где герой получает поддержку и помощь под одиноко стоящими деревьями. …О, Тхьэгьэлыдж лъапI! – ыIуи икIэрыкIэу тэтэжъэу Хьджэкъызэ къыIушIыкIыгъ, ыпэрэм фэдэ къабзэу ымакъэ джыри Iэтыгъэ… (Цуекъо Ю. «ГъучIы Тыгъужъым итаурыхъ», н. 246). «…Тхагаледж! (Бог земледелия), – громко сказал Хаджекыз, и голос его прозвучал в тишине неожиданно горько…» (Ю. Чуяко «Сказание о Железном Волке»). В адыгском языковом пространстве Тхагаледж – бог плодородия, урожая. Тхагаледж был одним из самых почитаемых божеств адыгского пантеона. А.Т. Шартанов отмечает, что «все формы обрядности, связанные с выращиванием хлеба, начиная с проведения первой борозды и кончая поеданием сакральных лепешек из зерна нового урожая, непременно сопровождались восхвалением Тхагаледжа в одических хохах с благодарственным и умилостивительным обращением» (Шартанов 1992: 151). Таким образом, национально значимая культурно-фоновая информация не всегда закреплена за отдельными языковыми сигналами или их объединениями в «ментальной фраземе». Имплицитно представленная культурно-фоновая информация требует анализа глубинного смысла художественного текста билингвальной языковой личности. Универсальной для художественного текста адыгского языкового и культурологического пространства является категория хронотопа (Бахтин 1986: 250-296). Не случайно ей посвящены многочисленные научные труды. В исследуемых художественных текстах хронотоп отражает общие временные и пространственные представления народов – адыгского и русского (турецкого, арабского), – и особенности национального мировосприятия, мироощущения. Авторы адыгских художественных текстов, освещая те или иные исторические события, используют прямые темпоральные сигналы, которые эксплицируют определенный фрагмент исторического времени в истории адыгского этноса: «Широкий бесформенный халат, который носил весь Восток, адыги переделали в черкеску. Она до пояса плотно охватывала тело, давая свободу рукам, а широкий подол ее не мешал стремительно взлететь в седло и в стужу согревал колени. Когда появилось огнестрельное оружие, вместо нагрудных карманов на черкеску нашили газыри. В каждом газыре пороха ровно на один заряд» (Ч. Онер «Написано на скалах»). В адыгском языковом пространстве Ч. Онера: Всадник – черкес, он пересекает разнообразные ландшафты: степь, предгорье, горы, пустыню. Он облачен то в черкеску, то в платье турецкого воина, то в одеяние араба, русского, грузина или иного народа» (Ч. Онер «Написано на скалах»). Автор намекает на то, что черкесские воины во все времена служили надежной опорой, заслоном другим народам, воевали вместе с ними, устанавливали им власть. В художественных текстах адыгского языкового пространства Ч. Онера передается мысль о том, что кавказская война началась не только по причине разногласий между русским царем и горскими народами, но и по причине противостояния восточных и западных держав: «…Все вы призывали нас кто именем своего Бога, кто именем своих царей, и вовлекали в войны то с крымскими татарами, то с османами, то с русскими, то с англичанами и французами. За какого бога или царя мы еще не воевали?! Хватит, довольно, мы устали! Не нужны нам и вы, и боги ваши. До вашего прихода мы мирно жили с русскими. Пришли вы и развязали войну. У нас у самих было много богов. Один не поможет – к другому обращались. А теперь вот, запутались, не знаем, к какому богу взывать! И все из-за вас!». Ч. Онер открыто заявляет, что «махаджиры не нашли обещанного счастья на землях мусульман» (Ч. Онер «Написано на скалах»). «Ментальные фраземы», входящие в классификацию «Лица по роду занятий», малочисленны, но обладают высокой частотностью. Особо следует выделить лексему, функционирующую в «ментальной фраземе»: … Ау уиш джыри зы къулаигъэ горэм фэбгъэсагъэмэ дэгъугъи: плъэгъугъа о шэхъожъхэм шы къыраубытэу, ащ фэгъэсагъэу зэращэрэ шыхэм афэдэ? Ащ фэдэ шыхэм «аркъэнк1эшк1э» яджэх. Шахъом шыр рифыжьэу аркъэн зыридзырэм, шыр лъэшымэ, аркъэныр 1эк1иутэу, ылъэшъоу ежьэжьэу мэхъу: аркъэнк1э шым тесэу ар къыубытыжьынэу ыуж зихьэрэм, шыр ащ фэгъэсагъэшъ, аркъэныр зыхьырэ шыр тэк1э к1уагъэми ыуж имык1эу къыдигъазэу лъычъэщт, шахъор е1эбэхэу аркъэнык1эр къеубытыжьыфэ… (К1эрэщэ Т. «Шапсыгъэ пшъашъ»). …Это значит, что твой конь уже по - настоящему налажен и справен, - сказал Гучипс. – Теперь можешь отвести его к себе домой. Да принесет тебе этот конь счастье и победу над всеми врагами. Только вот еще, к чему следовало бы приучить тебе коня. Ты видел, у табунщиков есть особо приученные кони, так называемые «арканчеш». Конь – «арканчеш» выучен так, что когда табунщик, сидя на нем, заарканит дикого коня, а тот, вырвавшись, ускачет, волоча за собой аркан, то куда бы ни поскакал заарканенный конь, повсюду будет следовать за ним конь – арканчеш, пока табунщику не удастся на всем скаку подхватить конец аркана….» (Т. Керашев «Дочь шапсугов»). АркъэнкIэш - специально тренированная лошадь арканщика для ловли лошадей (Словарь кабардино-черкесского языка 1999: 27). Билингвальная языковая личность передает специфику данного рода занятий, используя единицы с узкоспециализированным значением. Осмысление денотативного значения «ментальных фразем» осуществляется путем пояснения данных слов. Важно, что значения лингвоспецифических слов объясняются автором в деталях. Так достигается понимание жизненно важного для адыгов дела, имеющего аналоги в России (например, соколиная охота). Активное внедрение ислама среди народов Кавказа у адыгов не вызвало особого беспокойства. Требования новой религии были близки к обычаям и установкам адыгского этикета. «Адыгэ хабзэ» было старше и имело более сильное влияние на адыгский менталитет, поэтому некоторые положения шариата оказались неприемлемыми: браки между родственниками, многоженство, суровые отношения к женщине и т. д. Религиозный сан не спасает от сатиры писателей служителей культа, думавших лишь о собственном благе. В этом еще раз проявляется образ мышления адыга – национальная традиция всегда отвергала притворство, корыстолюбие, жадность. Эти пороки не присущи менталитету адыга. В художественном тексте адыгского языкового пространства Ч. Онера устами героя охарактеризована адыгская ментальность и отношение к религии: «…Джону Лонгворту возразил один из собравшихся стариков: - Все вы взывали к нам именем своего бога, кто именем своего царя и втягивали нас в войны то с крымскими татарами, то с османами, то с русскими, то с французами или англичанами. За какого бога или царя нам теперь идти в бой?! Довольно! С нас хватит, устали и истощились мы! Не нужны нам ни вы, ни боги ваши! У нас своих богов хватает достаточно, один не поможет – к другому обратимся. А с вами не разберешь, куда повернуть и к кому!...» (Ч. Онер «Написано на скалах»). Гостеприимство – один из лучших обычаев, и адыгские писатели часто прибегают к его описанию в художественном тексте, посредством адыгских пословиц и поговорок, фразеологизмов, функционирующих в «ментальных фраземах»: «…Гость у адыгов, как за крепкой стеной…» (М. Кандур «Кавказ»); «…К гостевому столу переходят, когда иссякает разговор»…» (М. Кандур «Кавказ»); «…Что гостю приглянется – то ему и дарят, таков обычай…» (М. Кандур «Черкесы. Балканская история»); «… Если по пути встречают гостя, его сопровождают, пока тот не отпустит…» (М. Кандур «Черкесы. Балканская история»); «..У адыгов не принято спрашивать, откуда прибыл гость и зачем…» (М. Кандур «Кавказ»); «…Речь старшего нельзя перебивать…» (М. Кандур «Кавказ») и др. В приведенных эпизодах репрезентируются ситуации ритуалов встречи, приема гостей и т. д. «Ментальные фраземы» гостеприимства, функционирующие в художественных текстах, позволяют проникнуть в «когнитивную память» и культурологическое пространство адыгского этноса, осмыслить законы и обычаи, способствующие сохранению социальной общности, упрочению своего круга и установлению внешних контактов, в частности, с русской культурой, в которой гостеприимство является одобряемой ценностной категорией. В заключении подводятся итоги исследования и излагаются основные выводы. Так, на основе наблюдения и описания, идентификации и дифференциации, компонентного, контрастивного и контекстуального анализов, семантического метода исследования текста, метода «слово - образ (микрообраз)» мы определили когнитивную и культурологическую характеристику «ментальных фразем» билингвальной языковой личности. Проведенное исследование доказывает, что художественные тексты адыгского языкового пространства представляют собой организованную ментальную систему, элементы которой связаны многочисленными и разнообразными отношениями, что представляет несомненный интерес для дальнейших исследований. Основные положения и выводы диссертации отражены в следующих публикациях: 1. Зекох З. З. Проблема билингвальной основы художественного текста / З.З. Зекох // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. – Майкоп: АГУ, 2010. – Вып. 4. – С. 100-104. – [Статья. – (0,3 п.л.)]. – (Издание из перечня ВАК РФ). 2. Зекох З.З. Особенности творческого (литературного) билингвизма Ю. Чуяко (на материале произведения «Сказание о Железном волке» / З.З. Зекох // Теория и практика обогащения словарного запаса обучаемых в условиях полиэтнической среды. – Майкоп: АГУ, 2006. – С. 72-75. – [Статья. – (0,25 п.л.)]. 3.Зекох З. З. Пространственное и социальное функционирование адыгейского языка как государственного в РА / З.З. Зекох // Билингвизм: обучение языку и речи. – Майкоп: АГУ, 2007. – С. 38-47. – [Статья. – (0,6 п.л.)]. 4. Зекох З. З. Стилистическая характеристика повторов // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии: Материалы 6 Международной научной конференции (24 -26 апреля). – Майкоп: АГУ, 2008. – С. 126-127. – [Статья. – (0,1 п.л.)]. 5. Зекох З.З. Приемы обучения связной адыгейской речи русскоязычных учащихся в начальных классах / З.З. Зекох // Работа над развитием связной речи учащихся начальных классов. – Майкоп: АГУ, 2009. – С. 66-73. – [Статья. – (0,5 п.л.)]. 6.Зекох З. З. Стилистическая значимость обращения (на материале произведения Ю. Чуяко «Сказание о Железном волке» / З.З. Зекох // Язык и культура: единство и взаимосвязь: Материалы научных чтений, посвященных Дню славянской письменности. – Майкоп, 2010. – С. 140-143. – [Статья. – (0,25 п.л.)]. 7. Зекох З.З. Феноменология стилистических ресурсов литературного билингвизма (на материале произведений Ю. Чуяко) / З.З. Зекох // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии: Материалы 7 Международной научной конференции (14-15 октября). – Майкоп: АГУ, 2010. – С. 74-76. – [Статья. – (0,2 п.л.)]. 8. Зекох З. З. О некоторых аспектах изучения художественного текста / З.З. Зекох // Вестник Московского государственного открытого университета. – Вып. 4. – Москва, 2011. – С. 123-126. – [Статья. – (0,25 п.л.)]. жүктеу/скачать 186.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|