Ричард Портон «Введение» к книге «Кино и анархистское воображение»
жүктеу/скачать 104.5 Kb.
|
| Ричард Портон «Введение» к книге «Кино и анархистское воображение»
/Richard Porton. Introduction/ (по изданию Richard Porton. Film and the anarchist imagination. - London/New York: Verso, 1999) (перевод c англ. RSL (http://rebels-library.org)) Анархизм захватил нас целиком, он требовал полной самоотдачи, но и давал все. Казалось, нет в жизни уголка, которого бы он не озарил … или так нам казалось.... Сотканный из противоречий, раздираемый на большие и малые течения, анархизм требовал, прежде всего, соответствия слова и дела Виктор Серж, Воспоминания революционера1 В дополнение к тому, чтобы обозначать политическое движение, 'анархизм' это освящённый веками эпитет — слово, очень часто издаваемое со схожим насмешливым фырканьем, консерваторами, либералами, и мэинстрим левыми. Несмотря на продолжающуюся уместность слогана 'анархия это не хаос', который был возрождён анти-авторитарными социалистами в Советском Союзе после падения Сталинизма, тенденция осыпать клеветой анархистов является, по крайней мере частично, результатом исторической амнезии. Это так просто забыть то, что анархисты очень долго разделяли энтузиазм независимой деятельности рабочего класса, продвигаемый Первым Интернационалом — движения, которое, это известно, было разорвано порознь затянутыми спорами между Бакунистами и Марксистами. Да, в последующие года, анархистский акцент на самоосвобождении был переформулирован, чтобы включать больше, чем просто продвижение самосознательности рабочего класса; такие анархисты как Эмма Голдман и Francisco Ferrer продолжили идею неразделимости теории и практики, применив её к сексуальной политике, авангардному искусству, и радикальной педагогике — области, которые, более строгие Марксистские идеологи, отклоняли как простые фривольности или 'надстроечные' эпифеномены. В последние годы, некоторые учёные, кажется, верят в то, что анархизм это разновидность постмодернизма2, игнорируя более чем столетнюю рабочую агитацию и революционные битвы. Книга Кино и Анархистское Воображение прилагает усилия, чтобы показать как эти битвы были одновременно превознесены и осмеяны разношёрстной группой режиссёров. Однако, должно быть обозначено, что это не самая ясная задача; периодические отсылки в критической литературе к неопределённой рубрике, названной 'анархистское кино', лишь подчёркивает хаотичную природу определений, с которыми сталкиваются, и периодический попадают в ловушку, критики и кино историки3. Многие анархисты согласятся с утверждением Хоркхаймера и Адорно, что мэинстрим кино — с его нелепыми карикатурами на анархизм и анархистов — показывает способ, которым 'сама по себе индустриальная машина поселяется в человеческом разуме'. Тем не менее, в то время как один раздел в первой главе этой книги рассказывает в деталях о стереотипах об анархизме, проникающих, как в Голливудское дерьмо, так и в Европейское арт-кино, основная часть этого исследования посвящена связям между анархистской независимой деятельностью и фильмами, которые, не только лишь отражают, но очень часто активно поддерживают, неповиновение на рабочем месте, анархистскую педагогику, и антигосударственные восстания. К тому же, определение 'анархистское кино' расширено, чтобы включить обсуждение фильмов, которые не были сняты анархистами; фильмы с хорошими намерениями, которые были сняты преданными анархистами, иногда представляют меньший интерес, чем неанархистские работы, которые, возможно невольно, прекрасно отражают анархистское объединение антиномичного индивидуализма и коллективного прямого действия. Эта выгодная позиция объясняет основную причину включения для обсуждения фильма Всё хорошо! (Tout va bien), сделанного, условно, Маоистами — Жан-Люком Годаром и Жан-Пьер Гориным — который содержит ощутимую близость с анархистским и либертарно Марксистским продвижением самоосвобождения и прямого действия. Схожим образом, диссидентский Марксистский фильм Элио Петри Рабочий класс идёт в рай (The Working Class Goes to Heaven) просто поддающийся интерпретации, вдохновлённой современными сторонниками 'против-работы', в то время как либеральную документальную Frederick Wiseman's High School критику авторитарной педагогики с живостью и яркостью можно почти что приравнять к анти-авторитарному лирицизму фильма Жана Виго Ноль по поведению (Zero de conduite). Поскольку почти каждое введение в анархистскую мысль начинается с признания, что 'из-за его изменчивой природы, это общеизвестно тяжело'4 обсуждать систематично, короткое рассмотрение наиболее вдохновляющих волн лево-либертарной мысли необходимо, чтобы заложить основу для главного предположения этого исследования, что провокативное наследство Макса Штирнера, Жозефа-Пьерра Прудона, Михаила Бакунина, и Петра Кропоткина может быть распознано в важной кино традиции. До того как анархизм стал настоящим политическим движением в конце девятнадцатого века, его мучения теоретического рождения открыли возникающую пропасть между идеей свободы, встроенную в конкретное видение нового общества, и крайние варианты того, что Исаак Берлин назвал 'негативной свободой'5. Государство, превознесённое Локком или Лениным, таким образом идентифицируется с современным бюрократическим доминированием6. Несмотря на то, что главный герой романа Джон Генри Маккея Анархисты – это пример индивидуалистского анархизма, коллективистские анархисты и анархо-коммунисты вряд ли безоговорочно примут трактовку анархизма героем романа как 'системы общества, в котором никто не нарушает действие своего соседа, где свобода свободна от права, где нет привилегий, где сила не определяет действия людей'7. Соревнующиеся разновидности анархизма прилагают усилия, чтобы улаживать предположительно конфликтующие утверждения индивидуальной автономии и коллективной борьбы. Несмотря на значимое различие между классическими анархистами, Alan Ritter's поверхностно оксюморонный термин 'коммунальная индивидуальность' ('communal individuality') предоставляет нам выявить близость между развивающимися коннотациями анархии, вложенной в работах - и поступках — Прудона, Бакунина, и Кропоткина8. К тому же, продуктивное напряжение между индивидуальной и коммунальной солидарностью разжигают поразительно противоречивые работы двух мыслителей, которые иногда не рассматриваются как часть мэинстрим анархизма — Уильяма Годвина и Макса Штирнера. Выдающееся произведение конца-восемнадцатого-века Годвина, Исследование о политической справедливости (Enquiry Concerning Political Justice), это радикальное приукрашивание наиболее фундаментальных компонентов рационализма Просвещения. Несмотря на отвращение Годвина к экономическому неравенству, и его веру в совершенность человеческой природы, его индивидуалистское кредо заставило его провозгласить, что 'всё, что обычно понимается под термином кооперация, в некоторой степени содержит в себе зло'9. Противоречия, представленные в манифесте Годвина сами по себе, представлены в более смелой теоретической позиции Штирнеровского радикального эгоизма - интригующе эксцентрического ответвления Младогегельянства10 - что всё ещё выбивает из колеи сегодня многих анархистов. Джордж Вудкок, к примеру, утверждает, что Штирнер, наиболее радикальный из младогегельянцев девятнадцатого столетия, писал в напыщенном стиле, и вдохновил 'лишь несколько маленьких маргинальных групп индивидуалистов'11, в то время как Даниэль Герен восхваляет Штирнера за его живую, 'афористичную' прозу, и доказывает, что вера Бакунина в освобождающую свободу, удерживает штирнеровское наследство, несмотря на бакунинское презрение к 'буржуазному индивидуализму'12. Штирнер – это неизбежный раздражитель для многих анархистов, поскольку его рвение отрицать негативную буржуазную мораль привлекает многих из них, в то время как его презрение к коммунальному отдаёт в большей степени правым либертарианизмом в духе Айн Райнд, нежели чем мэинстримовой анархистской традицией. Достаточно тяжело найти связь между штирнеровской почти-что-монадической концепцией индивидуума и последующими синдикалистскими и анархо-коммунистическими тенденциями, которые возможны в коллективной борьбе. Победная песнь Штирнера неослабленной индивидуальности оказалась особенно неудобоваримой для многих социалистов и анархо-коммунистов: сохранение нелёгкого равновесия между, часто, прямо противоположными потребностями индивидуума и коллектива, столкнуло анархизм с некоторыми тяжелейшими теоретическими недоумениями. Полезное разделение Эммы Голдман между анархистской 'индивидуальностью' и реакционным 'яростным индивидуализмом - . . . замаскированная попытка репрессировать и победить индивидуума и его индивидуальность'13 - эффективно сохранённое радикальное ядро штирнеровской индивидуалистической враждебности к государству в то же время одновременно ограждая его пресловутые неопределённые мнения от застывания в консервативный дифирамб к нарцисстической сдержанности. Это сложно отрицать, что антиклерикализм и презрение к традиционной моральной строгой критике, доказанные Штирнером в его попеременно поражающей и приводящей в ярость индивидуалистической тираде Единственный и его собственность (нем. Der Einzige und sein Eigenthum; также известный по-английский как The Ego and Its Own, также The Unique and His Property будет более точным переводом*) имеет некоторое родство с полемическим гневом работы Бакунина Бог и Государство или нападами Голдман на ограниченную сексуальную мораль. Но Штирнеровская разбросанная, нелинейная аргументация, как радикальное презрение к систематизации, проявленное последующими философами: такими как Ницше и Виттгенштейн, может быть творческий использовано, как идеалистами, так и материалистами, как радикалами, так и консерваторами14. Герен убедительно доказывает, что индивидуалистское кредо книги Штирнера фактический содержит предвидящую критику авторитарного коммунизма, даже если эта лево-либертарная интерпретация радикального эгоизма тяжело согласовывается с утверждением Штирнера, что он 'не хочет ни свободы для людей, ни их равенства, только … власти над ними'15. В работе последующих активистов и теоретиков, штирнеровские анти-буржуазные мнения направляются в положительное видение — 'стратегия для перемены, включающей непосредственный институт не-принудительных, не-авторитарных, и децентрализированных альтернатив'16. Как штирнеровский укрощённый кодекс, работа Пьера-Жозефа Прудона, обычно приписываемая как впервые употребляющая слово 'анархия' в положительном смысле, выделяет факт, что анархистские 'классики' должны быть творческий и, превыше всего, избирательно приспособлены. Анархистские тексты очень редко воспринимались как библейская истина сторонниками анти-авторитаринизма, и, это символично для анархистского разнообразия, что прудоновский неорганизованный тип теоретизирования вдохновил некоторых комментаторов для того, чтобы превозносить его как предшественника анархистской традиции самоуправления, в то время как многие Марксисты и некоторые анархисты отклоняют 'Прудонство' как мелкобуржуазное в лучшем случае, и, в худшем случае, как безнадёжно запачканное мизогинией и антисемитизмом. Есть больше, чем крупица истины, в обоих диагнозах, и задача того, чтобы извлечь то, что всё ещё верно в Прудоне из отбросов его более ненормальных формулировок, было определено труднодоступным для большинства комментаторов. Джордж Вудкок, Richard Sonn, и Peter Marshall все описывают Прудоновский анархизм как парадоксальный, и E.H. Carr просто постановляет очевидное, когда он наблюдает, что 'мнения Прудона, как того же Бакунина, были в постоянном состоянии изменения'17. Прудоновский анархизм защищает многочисленных агентов исторических изменений — мелких ремесленников и индивидуальных собственников, наряду с индустриальными рабочими. Его пропаганда постепенного мютюэлизма (доктрина, связывающая анархизм с деятельностью рабочего и ремесленнического участия в децентрализированных кооперативах) стоит в осязаемом контрасте с последующим акцентом на повстанческом анархизме, провозглашённом Бакуниным, Элизе Реклю, и Эррико Малатеста. Не как поздние версии коллективистского анархизма и анархо-коммунизма, также как, конечно, Марксизма, окончательные и последние работы Прудона об мютюэлизме удерживают версию рыночной экономики и идеологии, которая объединяет интересы мелкой буржуазии и пролетариата. Если прудоновский анархизм кажется иногда ограниченным своей французской узостью, значительно более воинственные революционные страсти Михаила Бакунина глубоко укоренены в русских радикальных традициях девятнадцатого века. Как авторитетная работа Franco Venturi Roots of Revolution делает ясным, понимание идеологического влияния русского популизма девятнадцатого века на Бакунина, существенно для понимания того, что, в конце концов, станет бакунинской версией анархии. Как великий либерал Александр Герцен (чьи мысли были с оттенком более, чем слегка анти-авторитаринизма) и авторитарный нео-Якобинский популист Петр Никитич Ткачёв, Бакунин сделал большой политический и эмоциональный вклад в Русскую традицию общины — аграрных сообществ, которые, однажды 'отделённые от феодального общества, чьим членом они являлись', могли 'стать базисом социального порядка, основанном на универсальном праве человечества на требованьях к жизни'18. Бакунинские преобразования русской общины или Мира (сельскохозяйственного сообщества), очищенного от её царистского наследия и преобразованного в идеал автономной коммуны, свидетельствует об его искренней, неМарксистской, вере в крестьянский революционный потенциал. Он, однако, хорошо сознавал врождённую авторитарность традиционных сельскохозяйственных сообществ, наблюдая, что 'власть и авторитарная бюрократическая воля государства ненавистна людям и бунт против этой силы и её произвольной воли в то же самое время бунт против деспотизма сельских сообществ и Мира'19. Не как годвиновский или прудоновский, бакунинский анархизм сложно выводить из его революционного активизма. В середине девятнадцатого века, Бакунин возникает как своего рода Джонни Эпплсид Европейского анархистского бунта, поддерживая восстания в Праге в 1848, Дрездене в 1849 (своим участием в повстаниях он заработал восемь лет в австрийских и русских тюрьмах), и распространяя свои доктрины в Италии, Швейцарии, Франции, и, через своего агента, Giuseppe Fanelli, в Испании. Есть много карикатур на Бакунина как певца насилия, и цитата из его до-анархистского эссе Реакция в Германии (1842) — 'страсть к разрушению — это творческая страсть' — очень часто цитируется как анархистский принцип, нежели в качестве предварительного рассуждения о более конструктивном видении децентрализированного федерализма — 'свободного объединения индивидуумов в сообщества, сообщества в провинции, провинции в нации, и, в конце концов, нации в объединённые Штаты, вначале Европы, затем целого мира'20. Несоответствие между анархистской концепцией социальной революции и, предположительно, более прагматичными разновидностями радикализма, стало более острым во время Марксо-Бакунинских дебатов Международного Товарищества Трудящихся (часто называемое Первым Интернационалом). Анархистские комментаторы рассматривают расширяющийся раскол между Марксом и Бакуниным во время 1870-х как первый поток упрёков в схватке между 'анархистскими социалистами и государственными социалистами'21, в то время как бакунинские клеветники настаивают, что его предупреждения относительно иерархического потенциала марксистской теории запятнаны 'переоценкой потенциала революционной воли среди низов и отверженных обществом людей'22. Маркс думал, что будущее социализма пребывало во власти развивающегося индустриального пролетариата в странах, особенно в Англии и Германии, которые подвергались полномасштабному капиталистическому развитию. Для некоторых историков, однако, бакунинский синтез интересов пролетариата, крестьянства, и, так наказываемых, деклассированных элементов, презираемых Марксом, предвкушает работы Франца Фанона. Разделения внутри Первого Интернационала стало фундаментом серии продолжающейся полемики между анархистами, которые боялись, что Марксизм был обречён поддаться, или Сцилле прохладного парламентаризма, или Харибде тоталитарного социализма, и Марксистами, которые верили, что анархистский энтузиазм к социальной революции был дураческой добровольной (волюнтаристской) озабоченностью, который упускал из виду экономические реалии. Бакунин никогда не встречал Петра Кропоткина, последнего великого представителя классического анархизма, но бакунинский коллективизм и кропоткинский анархистский коммунизм внутренне, даже символический, связаны. Карикатуры Бакунина, как анти-интеллектуального приверженца насилия, и Кропоткина, как безгрешного сторонника гармонической кооперации, постепенно стёрлись в свете поздних исследований. Несмотря на то, что посмертная репутация Кропоткина пролегает в антипатии к насилию, он размышлял об эффективности крестьянских бунтов во время своего юношеского участия в бакунинском Чайковском Кружке и квалифицировал свою оппозицию к терроризму с предостережением, что это может быть полезно в 'исключительных случаях, когда это может стать огромным стимулом для революционного пробуждения масс'23. Конечная критика Кропоткиным 'доктринерского коллективизма . . . который предусматривал лишь коллективизацию средств производства' и последующее включение коммунальной идеи, которая выдвигала 'социализацию всего богатства'24 может быть рассмотрена как улучшение, нежели чем как открытое отвержение, бакунинской традиции. Вспоминаемый сегодня по преимуществу за свой вклад в анархистскую теорию и практику, Кропоткин был в равной степени известен во время своей жизни как географ и зоолог. Его набеги на анархистскую теорию были часто прибавлены вспомогательными научными исследованиями и сущность того, что может быть обозначено как философская антропология Кропоткина, сжимается в его эрудированное опровержение социального Дарвинизма, Взаимную Помощь. Тезис Взаимной Помощи, бесспорно, не в ногу с современной политической теорией, поскольку он, в конце концов, подразумевает, что кооперация, опора кропоткинского анархо-коммунизма, укоренена биологический в человеческих видах, несмотря на равно жизненное напряжение безжалостного соревнования, которое очень часто, конечно, кульминировалось в войне. 'Взаимная помощь' расположена среди животного царства, превозносимая как основа гармонии между членами доиндустриальных обществ (нарицаемых 'дикарями': термин, который употреблялся даже радикалами в 1902), и приветствовалась как побудительная причина деятельности в средневековых городских сетях гильдий и кооперативных федерациях. Легко высмеять идеи Кропоткина, как наивно эссенциалистское извращение гоббсовской традиции, и его твёрдую приверженность к оптимистическому взгляду на человеческую природу стоит воспринимать скептический в то время, когда концепция человеческой природы сама по себе очень часто предполагается, что отмерла25. Но если даже сам по себе недостаточен синтез философии и историографии в книге Взаимная помощь, большая часть Кропоткинской социальной теории, особенно Хлеб и Воля и Поля, Фабрики, и Мастерские, отображает поистине практический подход к децентрализированному сельскохозяйственному и индустриальному производству26. Раскалывание левых анархистов, напоминающее в некотором отношении «балканизацию» (balkanization) марксизма, естественно привело к значительному количеству междуусобных разногласий. Всё ещё напряжённости между индивидуалистическим анархизмом, анархо-синдикализмом, и анархистским коммунизмом напоминают 'семейные сходства', которые, считает Виттгенштейн, объединяют несоизмеримые лингвистические и социальные практики, которые он обозначает языковыми играми — 'сложная сеть перекрывающихся и перекрёщивающихся подобий'. Следы всех этих под-видов анархизма могут быть расположены в мэинстрим, документальных, и авангардных фильмах. Были сделаны попытки изолировать модернизм или авант-гардзим как внутренне обладающие анархистской эстетикой27, но фильм Кена Лоуча Земля и Свобода, несмотря на реалистическую эстетику и связь сценариста с Троцкизмом, в большей степени часть анархистской кино традиции, также как подстрекательное сюрреалистическое кино: такое как фильм Луиса Бунюэля Золотой Век. Книга Кино и Анархистское Воображение не предлагает манихейское разделение между 'ретроградным' и 'прогрессивным' стилями кинопроизводства. Несмотря на то, что первая часть начинается с обсуждения идеологической путаницы, которая позволяет определённым режиссёрам сводить анархизм к нескольким стереотипным каламбурам, это исследование в первую очередь озабочено фильмами, которые раскрывают и провозглашают анархистскую независимую деятельность. * - русский перевод названия работы Штирнера приближен к тому, который автор книги считает более удачным английским вариантом перевода названия [примеч. переводчика] 
Это произведение доступно по лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial-ShareAlike (Атрибуция — Некоммерческое использование — С сохранением условий) 3.0 Непортированная. 1Серж В. От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера / пер. с фр. Ю. В. Гусевой, В. А. Бабинцева. - М.: Праксис; Оренбург: Оренбург. книга, 2001 (http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=1201) 2 Смотри, к примеру, John McGowan, Postmodernism and its Critics (Ithaca, NY and London: Cornell University Press, 1991). Отсылая по преимуществу к пост-структуалистским мыслителям, McGowan идентифицирует анархизм исключительно с 'негативной свободой' 3 Смотри Pietro Ferrua, Anarchists in Films (Portland, OR: First International Symposium on Anarchism, 17-24 February 1980). Смотри также коллективно написанную брошюру Cinéma et anarchie, которая содержит короткие записи о многих фильмах, от немого периода кино к недавнему прошлому, в которых главные герои анархисты (Geneva: Centre International de Recherches sur l'Anarchisme (CIRA) 1984). Я должен отметить, что эти памфлеты содержат очень большей ценности источник материалов для учёных; я многое из них сам получил. Исследование 'анархистского кино' (хотя этот термин никогда точно не определялся), которое сконцентрировано на фильмах Бунюэля, Виго, и Франжю, смотри в Alan Lovell, Anarchist Cinema (London: Peace News, 1962). 4 Это наблюдение из введения к David Goodway, ed., For Anarchism: History, Theory and Practice (London and New York: Routledge, 1989), стр. 1. Схожим образом, David Miller, социал-демократический сторонник рыночного социализма, которому не симпатичны многие цели анархистов, признаёт, что 'из всех главных идеологий, с которыми сталкиваются студенты политологи, анархизм должен быть одним из сложнейших, чтобы точно его определить'. Смотри его Anarchism (London: J.M. Dent, 1984), стр. 1. 5 Для определения 'негативной свободы', смотри Исаак Берлин, Four Essays on Liberty (Oxford and New York: Oxford University Press, 1969), стр. 122-31. 6 Смотри, к примеру, Peter Skalnik, ed., Outwitting the State (Vol. 7 of the Political Anthropology Series, New Brunswick, NJ: Transaction Publishers, Rutgers University, 1989). В рецензии на эту книгу, Neal Keating суммирует одну современную анархистскую перспективу, утверждая то, что 'Государство исторический в меньшей степени неизбежное скопление своего рода квази-мистических процессов эволюции, и в большей степени случайные заблуждения, вторгающиеся тысячи лет в ином случае в неотчужденные человеческие интеракции'. Смотри Keating's 'Outwitting the State Takes a Different Kind of Power', in Anarchy: A Journal of Desire Armed (No. 33, Summer 1992), p. 15. 7 John Henry Mackay, The Anarchists: A Picture of Civilization at the End of the Nineteenth Century, пер. George Schumm (Boston, MA: Benjamin R. Tucker, 1891), стр. 131. (рус. пер. - http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3545154) 8 Alan Ritter, Anarchism: A Theoretical Analysis (Cambridge: Cambridge University Press, 1980), стр. 28. 9Уильям Годвин, Enquiry Concerning Political Justice and its Influence on Modern Morals and Happiness (Harmondsworth and New York: Penguin, 1976), стр. 758. 10David McClellan постулирует, что 'Штирнер взял представления Гегеля в качестве своего базиса и затем создал свою собственную философию, критикуя всё, что было положительного в гегелевской критике, Bauer, Фейербахе, и Марксе — чья критика, в соответствии со Штирнером, никогда не продвигалась достаточного далеко. Гегельянство таким образом было в конце: Штирнер всего лишь использовал форму, а не содержание системы Гегеля, и, как и все младогегельянцы, был больше всего обворожен диалектикой'. Смотри McClellan's The Young Hegelians and Karl Marx (Aldershot: Gregg Revivals, 1969), 119. 11George Woodcock, Anarchism: A History of Libertarian Ideas and Movements (Cleveland and New York: The World Publishing Co., 1962), стр. 105 12Daniel Guérin, Anarchism, пер. Mary Klopper (New York and London : Monthly Review Press, 1970), стр. 27-33. 13Голдман цитируется в Bonnie Haaland, Emma Goldman: Sexuality and the Impurity of the State (Montreal and New York : Black Rose Books, 1993), стр. 83. Смотри также эссе Голдман 'The Individual, Society, and the State', in Alix Kates Shulman, ed., Red Emma Speaks: An Emma Goldman Reader (New York : Schocken Books, 1982), стр. 109-23. 14Жиль Делёз превозносит Штирнера за проникающую 'к истине диалектику в самом названии его великой книги: The Ego and Its Own'. См. Делёзовскую книгу Nietzsche and Philosophy, пер. Hugh Tomlinson (New York: Columbia University Press, 1983), стр. 160. Смотри также почтительную интерпретацию Штирнера в работе Жака Дерриды Specters of Marx: The State of Debt, the Work of Mourning, and the New International, пер. Peggy Kamuf (Routledge : New York and London, 1994). 15Max Stirner, The Ego and Its Own, edited by David Leopold (Cambridge and New York: Cambridge University Press, 1995), стр. 281. 16John Clark, The Anarchist Moment: Reflections on Culture, Nature, and Power (Montreal: Black Rose Books, 1984), стр. 127. 17E.H. Carr, Michael Bakunin (London: Macmillan, 1937), стр. 131. 18Franco Venturi, Roots of Revolution, пер. Francis Haskell (New York: Grosset & Dunlop, 1966), стр. 4 19Sam Dolgoff, ed., Bakunin on Anarchism (Montreal: Black Rose Books, 1980), стр. 349. 20Бакунин цитируется в Julius Braunthal, History of the International 1864-1914, пер. Henry Collins и Kenneth Mitchell (London: Thomas Nelson, 1966), стр. 139. Смотри также анализ George Lichtheim внутренних дебатов Первого Интернационала в Marxism: An Historical and Critical Study (New York: Columbia University Press, 1964), стр. 100-111. 21J. Frank Harrison, The Modern State: An Anarchist Analysis (Montreal: Black Rose Books, 1983), стр. 77. Harrison верит в то, что эти 'два тренда в I.W.A.' были 'упрощённо' охарактеризованы 'как конфликт между Бакуниным и Марксом'. Он доказывает, что их 'общие цели были такими же: разрушение собственности, эксплуатации, и Государства . . . их отличия пролегают в вопросе тактик'. Смотри также Brian Morris, Bakunin: The Philosophy of Freedom (Montreal: Black Rose Books, 1993). 22Paul Thomas, Karl Marx and the Anarchists (London and Boston, MA: Routledge & Kegan Paul, 1980, стр. 341. Томас последовательно берёт сторону Маркса против различных критик анархизма. 23Кропоткин цитируется во введении Martin A. Miller к P.A. Kropotkin, Selected Writings on Anarchism and Revolution (Cambridge, MA: MIT Press, 1970), стр. 24. Последние критические и биографические исследования Кропоткина обогатили наши знания о его вовлечённости в те же дела Народников, которое отразилось в раннем развитии Бакунина. См. Martin A. Miller, Kropotkin (Chicago and London: University of Chicago Press, 1976); и Caroline Cahm, Peter Kropotkin and the Rise of Revolutionary Anarchism: 1873-1886 (Cambridge and New York, Cambridge University Press, 1989). 24Cahm, Peter Kropotkin, стр. 61. 25Для рассмотрения роли человеческой природы в классической анархистской теории, смотри Peter Marshall, 'Human Nature and Anarchism', in Goodway, ed., For Anachism, стр. 129-49. 26После смерти Кропоткина, Эррико Малатеста придирался к его прошлому учителю за его 'сурово механистический' научный материализм. Смотри 'Peter Kropotkin – Recollections and Criticisms of an Old Friends', антологизированный в Vernon Richards, ed., Malatesta: Life and Ideas (London : Freedom Press, 1977), стр. 264. 27Недавно, David Weir постановил, что модернизм отражает эстетическую реализацию анархистской политической повестки дня. Смотри Weir's Anarchy and Culture: The Aesthetic Politics of Modernism (Amherst: University of Massachussets Press, 1997). жүктеу/скачать 104.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|