Саня Турист, 20 лет. Иван Троянов, 43 года. Гришка



бет1/3
Дата14.07.2016
өлшемі410.02 Kb.
#199304
  1   2   3
Семён Вяткин

Забытые на Луне

Действующие лица:

Саня Турист, 20 лет.

Иван Троянов, 43 года.

Гришка, 40 лет.

Сергеич, 70 лет.

Баба Нюра, 80 лет.

Ежов, старый дед.
Бабка №1
Бабка №2


Бабка №3
Брежнев

Гагарин

Старики и старухи, жители посёлка.
***

Маленький рабочий посёлок, потерявшийся где-то в Сибири или на Урале. Когда-то, ещё в советские времена, здесь действовала Фабрика имени Надежды Крупской. Посёлок жил полнокровной жизнью: утром гудок оповещал о начале работы, вечером о её окончании. По выходным в клубе танцы. В общем, всё как у людей. Сегодня, когда фабрика сдохла, сдох и посёлок. Народ разбежался по большим городам в погоне за длинным рублём да лучшей доли. Остались только старики да Гришка-дурачок – всех вместе, в сумме можно назвать полтора землекопа. О былых временах напоминают лишь облупившийся памятник пионерам, да бетонная коробка, которая осталась от фабрики.

Картина первая



Конец августа. В воздухе отчётливо пахнет надвигающейся осенью. Светит солнце, но уже не греет. Накрапывает дождь. Посреди покосившихся и почерневших от времени двухэтажных бараков стоит чёрный блестящий «Кадиллак» 71-го года выпуска. Дверца шофёра открыта. За рулём сидит Брежнев в чёрных очках и голубом спортивном костюме. Рядом стоит человек, очень похожий на Ивана.

Брежнев (улыбается, кивает на салон автомобиля). Нравится?



Иван улыбается в ответ и пожимает плечами.

Брежнев. Что смотришь? Садись, подвезу.

Иван (продолжая улыбаться). Так мне это. Здесь рядом. Я пешком.

Брежнев (смеётся). Садись-садись.



Иван садится к Леониду Ильичу. Машина трогается с места, оставляя разноцветные бензиновые разводы на мокром асфальте. Машина подъезжает к клубу маленького рабочего посёлка. Брежнев и Иван заходят внутрь, где в это время идёт заседание поселкового совета. Всё пространство внутри клуба завалено старыми стульями, вымпелами, выцветшими знамёнами, транспарантами и т.д. Посреди всего этого сидят жители посёлка. Как и полагается клубу – сцена. На сцене пыльная трибуна. На стене портрет Ленина. С трибуны с докладом выступает Сергеич.

Сергеич (читает по бумажке). Таким образом, дорогие товарищи, нам доподлино известно, что правительство о нас не забыло. Более того – со дня на день ожидается установление контакта с представителями из Москвы.



Крестьяне переглядываются, улыбаются. Кто-то, подчёркивая важность сообщённой Сергеичем информации, поднимает вверх указательный палец, сопровождая жест словами «О, как!» и «Я же говорил!».

Брежнев (перебивает Сергеича). Что вы здесь развели демагогию? Не могли сделать, как положено? Вот, черт побери, влипли в историю. Надо, чтобы энтузазизм, живость ума, молодая энергия оставалась у наших людей на всю жизнь. Только факелом знания, народ, добывший свою свободу, может осветить себе путь к счастливом будущему.



Все, включая Сергеича, понуро слушают Леонида Ильича.

Голос из зала. Так, где нам взять эту живость ума и молодую энергию, Леонид Ильич? Все молодые да умные уехали, сгинули. Ищи их теперь, свищи.

Брежнев (кивая в сторону Ивана). Ходят тут всякие. А мне два раза в день встречать, провожать приходится.

Все смотрят в сторону Ивана.

Картина вторая

Голос из темноты. Стой, кто идёт?!

Тишина.

Голос из темноты. Пароль!



Тишина.

Голос из темноты. Стой, стрелять буду!



Турист открывает глаза. Конец августа. Всё также в воздухе отчётливо пахнет надвигающейся осенью. Всё также светит солнце, которое уже не греет. Турист сидит, опёршись о стену проходной Фабрики имени Крупской. Над ним стоит Ежов с ружьём. Турист жмурится от солнца, как жмурится всякий человек, который только что проснулся.

Ежов. Стой, кто идёт?!

Турист. Твою ж волю! Старый, ты откуда взялся?

Ежов. Пароль!

Турист. Да ты чё, старый, какой пароль? Перепил что ль?.. Не видишь?.. Турист я… Приехал в ваш посёлок пофотографировать. Ты откуда взялся, старый?

Ежов. Стой, стрелять буду!

Турист. Эй, ты чё мелишь? Какой стрелять? (встаёт, отряхивается.) Я ж говорю – я турист. Езжу по заброшенным городам. Фотографирую. Хобби у меня такое, понимаешь? Фотографирую, потом в интернет выкладываю. Я ж не знал, что здесь кто-то ещё живёт. Я думал, что нет здесь никого.

Ежов. Стой, кто идёт?

Турист. Здрасти, приехали. Опять двадцать пять. Я не пойму – ты глухой или слепой? Говорю тебе – я простой фотограф. Езжу по городам, фотографирую. Ты бы убрал пушку-то. Видишь же – я безоружен. Убрал бы пушку, говорю. Слышь, чё? Нет?

Ежов (видно, что волнуется, как будто хочет сказать что-то другое). Пароль!

Турист. Да что ж ты заладил-то одно и то же? Других слов не знаешь, да? Скажи прямо – не знаю. Или дурачок? Откуда ты взялся?

Ежов видимо от невозможности сказать что-то другое, делает движение ружьём, указывая Туристу куда идти.

Ежов. Руки вверх!

Турист. Ну, хоть что-то новенькое. И чо – руки поднял. Что дальше? Может того – объяснишь, что я нарушил. Откуда ж я знаю? Я у вас впервые. Я же говорю…

Ежов. Руки за спину!

Турист. То вверх, то за спину. Ты бы уже определился что ли.

Ежов ничего не отвечает, лишь упирает Туристу в спину ружьё.

Турист. Ты давай это, не тыкай, а то вдруг выстрелит ещё. Идти, да? Туда идти? Никуда я не пойду! Чо я нарушил?



Ежов только сильней тычет ружьём в спину Туриста.

Турист. Ладно-ладно. Иду я. Ты только это – убрал бы, говорю, ружьё.



(Идут.)

Турист (Уже на ходу). Я ж говорю – я простой фотограф, езжу по городам, фотографирую, потом в интернет выкладываю. Куда ты меня? Ты бы убрал пушку…

Картина третья

Самая окраина рабочего посёлка. Там, за чертой, начинается уже тундра. На краю, не то посёлка, не то тундры, стоит одноэтажный дом. Вид у него осыпавшийся. Доски на нём почернели от времени, так же как и на остальных домах. У входа, на лавочке сидят три старухи, такие же почерневшие и осыпавшиеся от времени, как и дом.

Первая старуха. Слышали? Слышали, Ежов-то того – диверсанта поймал! У фабрики. Прям на проходной. Там ошивался.

Вторая старуха. Да спал и видел твой Ежов, как поймать диверсанта, вот и поймал. А диверсант это или нет, ему до лампочки.

Первая старуха. Ежов человек, конечно, с придурью, но это совсем другое дело. Коли это не диверсант – стал бы он у проходной ошиваться?

Вторая старуха. А что тебе эта проходная? Сдалась кому-то эта проходная. Скажи ещё – Ватикану сдалась.

Первая старуха. А вот и надо разобраться – какому Ватикану и на что сдалась.

Вторая старуха. Может это грибник заблудился, а ты сразу диверсант.

Первая старуха. Какой ещё грибник? Грибники порядочные люди. А стал бы он так с порядочным-то человеком? Ежов, конечно, с придурью…

Третья старуха. Вот имено, что с придурью. Стал бы нормальный человек бросаться на всех с ружьём?

Первая старуха. Зачем же на всех? На всех не надо. На диверсантов и шпиёнов – нормально. А на нормальных не надо.

Вторая старуха. Мужики наши что ли диверсантами и шпиёнами были? Сколько же их сердешних, прошло через самоличный ГУЛаг этого сатрапа? Это же надо было додуматься – из фабрики тюрьму организвать. С придурью это мягко, знаете ли, сказано.

Первая старуха. А не надо было тормозную жидкость тырить с фабрики. Это, я вам скажу, тоже диверсия.

Вторая старуха. Ежов ты в юбке, а не баба.

Третья старуха. А я так мыслю – верю-верю каждому зверю, а тебе, ежу, погажу.



Появляется Гришка, в простонародье Дурачок с боку бантик.

Гришка. Это правда, да?

Первая старуха. Привела нелёгкая.

Вторая старуха. Чего тебе, блаженный?

Гришка. Ну то, что Ежов Ваньку привёл? Правда?

Третья старуха. Час от часу не легче. Какого ещё Ваньку?

Гришка. Ну, Ваньку Троянова?

Третья старуха. Эво ты кого вспомнил, Троянова. А с чего Ежову его приводить? Пропал твой Троянов. Лет эдак двадцать как пропал. Забыл что ли?

Вторая старуха. Ну вот, осеннее обострение.

Первая старуха. Одно слово – дурачок с боку бантик.

Гришка. Сон я сегодня видел, будто Троянов вернулся. Будто его Леонид Ильич привёз на чёрном каделаке.

Третья старуха. Какой ещё Леонид Ильич?

Гришка. Как это какой? Брежнев, конечно.

Вторая старуха. Свят-свят-свят

Первая старуха. Совсем сбрендил.

Гришка. И привёз он его на наше собрание, в поссовет. Что примечательно – Сергеич перед этим сказал, будто Москва со дня на день должна выйти с нами на контакт.

Третья старуха. Вот дела.

Гришка. А как только проснулся, мне баба Нюра и говорит – Ежов, мол, какого-то человека у проходной повязал. Вещий сон.

Первая старуха. Нюрка? И как это она раньше нас всё прознала?

Третья старуха. Ты, Гришенька, главное не переживай, успокойся. Сходи, чайку попей.

Гришка. Эх, вы бабы. Веры в вас мало. Не понимаете? Это же знак!

Вторая старуха. Знак? Какой ещё знак?

Гришка. А такой. Люди, все кто сбёг, вернутся. И жизнь вернётся. И будет всё по-старому, как раньше. Всё изменится, как люди вернутся. Что примечательно – Ванька это первая ласточка.

Первая старуха. Ага, ласточка. Стервятник твой Троянов. Стервятник и ничего более. Улетел и дела ему нету.

Гришка. Сейчас всё устроится. Фабрику запустим. Работать будем. Хлеб сеять будем. Надо же будет рабочих фабрики кормить? А ещё коров заведём – молоко чтобы пить. А коровы будут по утрам будить нашенских баб деревенских колокольчиками своими, ещё до фабричного гудка. Тихо-тихо так. А я пастухом пойду. А что? Буду коров на пастбище водить. Жизнь наладится. Э-э-эх…

Первая старуха. Ага, держи карман шире – наладится. Как же. Да даже если этот твой Ванька Троянов вернётся – что с того? С чего жизни-то налаживаться. Одним придурком больше, одним меньше.

Гришка. Тьфу ты, бабы. Ничего вы не понимаете. Веры в вас мало.

Гришка уходит.

Третья старух. Иди-иди, Гришенька. Чайку попей. Успокойся.

Первая старуха. Одно слово – придурок лагерный.

Третья старуха. Ой, ладно. Заладила. На себя бы посмотрела.

Первая старуха. А я чё? Я ничё.

Вторая старуха. Что ещё за знак? Я никак в толк не возьму – какой знак?

Картина четвёртая

Клуб. Всё пространство завалено старыми стульями, вымпелами, выцветшими знамёнами, транспарантами и т.д. Как и полагается клубу – сцена. На сцене пыльная трибуна. На стене портрет Ленина. За столом в углу у окошка сидит Сергеич и через лупу читает старую, пожелтевшую газету. На первой полосе огромными буквами написано «Человек в космосе» и ниже «Капитан звездолёта – наш, советский!». Из-за двери слышны голоса Ежова и Туриста

Ежов. Руки за спину! Лицом к стене!

Турист. Да твой лексикон растёт прямо на глазах! Может ещё что вспомнишь?

Ежов. Разговорчики! (открывает дверь.) Вперёд!

Турист. Прогресс. Смотри, так скоро и первобытные орудия труда освоишь. Растёшь, старый.

Ежов и Турист заходят внутрь.

Сергеич (отрываясь от чтения). Ты опять?

Ежов. Всё сидишь, читаешь?

Сергеич. Я тебя спрашиваю – ты опять за старое?

Ежов. Смотри, какого я тебе супчика-голубчика доставил.

Сергеич. Ты же так долго держался. Сорвался?

Ежов. Иду я, значит, патрулирую ввереную мне территорию. Глядь – а он расположился, понимаешь, прямо у проходной.

Сергеич. Когда ты перестанешь мне их приводить?

Ежов. Совсем оборзели.

Сергеич. Я тебя, как члена партии спрашиваю – когда ты прекратишь водить их ко мне? Ты мне их что – солить прикажешь?

Ежов. Страх потеряли. Вот при товарище Сталине такого не было. Этот бы (кивает на Туриста) к нашему посёлку на пушечный выстрел бы не подошёл. А то развелось, понимаешь, шпиёнов-диверсантов.

Сергеич. Тьфу ты ну-ты, лапы гнуты. Ну, какой к чёртовой бабушке шпиён? Забыл, как партию геологов чуть в расход не пустил? Чудом же по шапкам тогда не прилетело.

Ежов. А я говорю, что шпиён. А иначе – что он делал у проходной? Говорит, мол, ездит, всё фотографирует и в интерпол, понимаешь, докладывает.

Сергеич. Это он сам говорит или тебе только хочется, чтобы говорил?

Ежов. Так сам и говорит.

Турист. Да никакой я не шпиён!!!



Сергеич и Ежов вздрагивают, замолкают и смотрят на Туриста.

Турист. И не диверсант. Я этому уже объяснял – турист я. И выкладываю, а не докладываю. И не в интерпол, а в интернет. Совсем оглох, старый?



Пауза.

Ежов. Ты, Сергеич, слыхивал, что это за интернет за такой? Подразделение чтоль какое-то новое у интерпола?

Сергеич. Ну, ты это братец загнул. В нашенских краях туристов отродясь не водилось. Тоже мне курорт нашёл.

Ежов. А я тебе что говорю. Совсем, понимаешь, обнаглели. Даже легенду нормальную придумать не могут. Тьфу!...

Турист. Какой ещё к чёрту интерпол? Интернет. Не слышали?... Фэйсбук?... В контакте, не?... Ну, Одноклассники, так понятнее?

Сергеич. Мои одноклассники? А причём тут мои одноклассники?

Турист. Тьфу ты! Ну, короче, фотографирую я, а фотографии свои в ЖЖ выкладываю. Понимаете?

Ежов (Сергеичу). Что он со своими фотографиями делает?

Сергеич. Не знаю. Куда-то в ж…

Ежов. Кому? Это что, его ещё и по 121-й оформлять?

Турист. Да, господи. ЖЖ – Живой журнал то есть. Не слышали?

Сергеич. Слушай, опростоволосимся мы с ним, как с геологами тогда.

Ежов. Не боись ты. Помяни моё слово – нас ещё к медали с тобой представят. За бдительность.

Сергеич. Ага, посмертно. Ты бы бдительность свою куда-нибудь пристроил. Вон, туда же – в ж… А то везде враги мерещатся. Парнишка не в себе, конечно, но… Ты вот тоже… не в себе.

Ежов. Под дурачка косит. А ты что ожидал? Что он признается? Мол, товарищи дорогие, я, понимаешь, агент Ватикана.

Сергеич. Слушай, я тебе с геологами поверил. Будя.

Ежов. Запомни – ни один шпиён не признается, что он шпиён. Ни один. Ну, ничего. Сейчас мы его оформим согласно инструкции. Составим протокол как полагается и под арест.

Турист. Что это значит под арест? Что значит под арест, я вас спрашиваю. Завязывайте. Я законы знаю. А то вон чё придумали – под арест. Завязывайте, я вам говорю.

Сергеич. Ежов, не дури. Опять над тобой все бабки смеяться будут. Ладно бы только над тобой. Они ж и мне все косточки перемоют. Знаю я их. А я человек старый, нервный. Мне покой нужен.

Ежов. Покой нам только снится, Сергеич (шарится на столе.) У тебя бланки ещё не закончились?

Сергеич. Какие бланки? Ну, какие ещё бланки, едрить твою налево! Не дам. Не дам опять превратить из фабрики каталажку. Курам на смех.

Ежов. Ну что ты разнылся, как баба? Впервой чтоль?

Турист. Эй, старый, прекращай! Не смешно уже. Какой ещё протокол? Я же ничего не сделал!

Ежов. А это превентивные меры. Упреждающий, понимаешь, удар по мировому империализму! Давай Сергеич бланки, говорю.

Сергеич. Всё, замучил ты меня вконец. Ухожу. К чёрту всё. Ухожу в отставку. Сам разбирайся со своими туристами, диверсантами или кого ты там себе ещё придумаешь.

Ежов. Не начинай.

Сергеич (встаёт и начинает собираться). Делайте, что хотите, а я в отставку.

Ежов. Ты брось мне тут пораженческие, понимаешь, настроения высказывать.

Сергеич. Всё. Всё брошу и к сестре. В Горький. Без меня уж как-нибудь тут разберётесь. А я в Горький! С глаз долой – из сердца вон.

Ежов. Прекращай!..

Сергеич. Силов моих больше нет. Терпеть всё это мочи не имею.

Ежов. Отставить!.. А то будет, как в прошлый раз.



Сергеич смотрит на Ежова и понуро садится на место. Пауза.

Сергеич. Хорошо. Ты победил, Ежов. Но учти – на фабрику я тебя с ним не пущу. Раз не хотите моей отставки, то извольте – я председатель поссовета, а посему слушай мой приказ. Фабрика режимный объект и посторонним там не место.

Ежов. А куда я его дену? Сбегёт ведь.

Сергеич. Делай, что хочешь, а на фабрику ни ногой.

Ежов (почёсывая затылок). Вот ведь незадача. Прям, понимаешь, коллапс.

Сергеич. Вон, к Гришке его отправь.

Ежов. К этому придурку лагерному? Да он же сам враг народа ещё тот.

Турист. Братцы, вас не смущает моё присутствие? Вы давайте меня либо в ментовку, ну, к нормальным людям, либо я пошёл, а ни к какому придурку лагерному я не пойду.

Ежов. Нет, к Гришке его нельзя. Споются ещё. Он тоже, понимаешь, под дурачка всё косит. Отправлю-ка я его к Нюрке. Баба она правильная…

Сергеич (перебивая Ежова). Отправляй куда хочешь. Только уйди. Уйди от греха. Я тебя как члена партии прошу.

Ежов. Так и есть – к Нюрке его. Баба она справная, политически подкованная.

Сергеич. Да сгинь уже. Надоел ты хуже горькой редьки.

Ежов (Туристу). Ну, что, вражина заморская – руки за спину, шагом арш!

Турист (уже из-за дверей). Слышь, старый, ты бросай такие штуки. Я – фотограф, не шпион никакой. Опростоволоситесь со мной.

Картина пятая.

Квартира бабы Нюры. Квартира на втором этаже старого деревянного барака. На стене красный ковёр, вокруг которого всё пространство покрыто вырезками из пожелтевших газет – «Все на борьбу за урожай!», «Решения XXV съезда выполним!», «Наш ответ Чемберлену» и прочее-прочее. Поверх ковра старая фотография в рамке с молодой бабой Нюрой и, судя по всему, её мужем. А может быть это фотокарточка её родителей в молодости, потому как испещрённое морщинами лицо бабы Нюры решительно не похоже на полнощёкую, улыбающуюся во все зубы молодую девушку, изображённую на фото. Мужчина, изображённый рядом с ней, в кепке, лихо заломленной на затылок, тоже улыбается во все 32 зуба. На его груди значок – «Ударник коммунистического труда». Вымпел с такой же надписью висит под фотографией. В углу стоит телевизор с выпуклым телескопом, явно советского происхождения. Поверх телевизора кружевная салфетка, на которой стоит стеклянная бутылка из-под «Кока-колы». Из горлышка бутылки торчат остатки от красных гвоздик. В другом углу натянута бельевая верёвка, на которой деревянными прищепками прицеплены полиэтиленовые кульки – сушатся. В комнате пахнет одеколоном «Сирень». Под ковром стоит диван. На диване сидит Турист. Его руки и ноги связаны белой бельевой верёвкой. Во рту торчит тряпка – кляп. Из кухни выходит баб Нюра с кружкой чая.

Баба Нюра. Ничего-ничего. Вот сейчас чайку попьёшь, согреешься. Ничего. Как мой муж говорил, всё перемелится – мукой будет, ага. Ничего. Ты не обращай внимания на Ежова. Он хоть и с придурью, а мужик хороший. К незнакомым вот только с осторожностью относится, а так… Ничего. Раньше-то лютовал по страшному. Ну, времена были неспокойные, сам понимаш. Того глядишь, значит, война с Америкой начнётся. Мало ли кто забредёт. Это сейчас ни духу, ни слуху. А тогда…

Турист. М-м-м!

Баба Нюра. Ой, помню, как он цельную партию геологов вот так же под ружо привёл. Он им тычет ружом-то, а они – руки за спину, идут, значит. Смеху было. Они-то знать не знали, что ружо солью заряжено (смеётся.)

Турист. М-м-м?...М-м-м!

Баба Нюра (смеётся). Ага. Ты-то, небось, тоже не додумкал? (серьёзно.) Сергеич, конечно, осерчал тогда сильно. Шутка ли – геологов из Баженовской геофизической экспедиции обвинить невесть в чём? Ежов их тогда на фабрике запер. Говорит, чтоб не убёгли. А тебя вот ко мне привёл, значит. Ну, так оно и лучше, чем на фабрике-то. Там и холодно, и сыро. А у меня тепло вот. Телевизор опять же имеется. Как-никак – цивилизация. Не фурычит, правда, зараза. Гришка говорит, эти погорели… Ну как их? Транзистеры. Мол, менять надо, на новые, ага. А где я их новые-то найду? Тран-зи-сте-ры эти. Язык сломаешь. Вот и использую как тумбочку, значит. А что – красиво. Это, как его? Интерьер всё ж таки. Ты пей-пей чаёк-то.

Турист. М-м-м!

Баба Нюра. А это (берёт бутылку из-под «Кока-колы».) моя гордость, ага. Ну и что, что буржуйская? Зато красивая какая. Ни у кого в посёлке больше такой нет. А у меня вот имеется, значит. Это мне из Москвы подарочек такой сделали, ага. Когда наши ещё ездили. Ну, на комсомольские слёты там, съезды, когда были. Теперь-то уж не ездют… И к нам. Не ездют. Никто. Так, грибники только когда забредут. Геологи вот однажды заходили, ага. Так это ж всё так, не целенаправленно, как говорится. Да ты вот. Что прямо из Москвы небось? Вот и охота тебе было в такую даль-то?

Турист. М-м-м!

Баба Нюра. И чем вы там в Москве думаете? Я вот Ежова понимаю. Из центра почитай уже лет двадцать никаких вестей не слышно. Сколько мы пятилеток профукали, значит? Сколько плана не выполнили? И кого винить будут? Нас конечно, ага. А мы в чём виноваты? На чём нам его выполнять, план-то этот? Сырья нет. Запчастей нет. Оборудование всё износилось. Как будто позабыли про нас. Вон – фабрику пришлось закрыть. В общем, дурдом, да и только. Вот и приходится, значит, брать все полномочия в свои руки. Да если бы не Ежов – всё б развалилось, ага. Вон, Сергеич наш, председатель поссовета, давно бы уже к сестре в Горький уехал. До сих пор ведь всё грозится. Чуть что – к сестре, значит, в Горький. Ага. Развалилось бы всё. А Ежов его, что называется, в ежовых рукавицах держит. И фамилия-то у него какая, говорящая – Ежов. А что делать, раз правительство наше на нас плюнуло? (испугано оглядывается, смотрит в окно.) Ой, не дай боже, услышит меня. Того и гляди саму в каталажку отправит. Нет, мужик он хороший, что не говори, ага. А что же ты чаёк-то не пьёшь?



Смотрит на Туриста. Замечает кляп.

Баба Нюра. Ох, ты господи. А что ж ты молчал? Вот ведь изверг. Не того человека придурком лагерным называли, ой не того (достаёт кляп.)

Турист. Что у вас тут вообще происходит? Что за хрень? А ну развяжи меня!

Баба Нюра. Да успокойся ты, мил человек. Вот попей чайку…

Турист. Да в гробу я видел твой чаёк. Какого чёрта он меня связал? Какого чёрта он вообще до меня докопался, Ежов этот ваш?

Баба Нюра. Ну, бывают у него перегибы на местах, головокружение от успехов, ага. Завтра на собрании всё решится.

Турист. На каком собрании? Что решится?

Баба Нюра. Как что? Судьба твоя. Да не боись ты. Впервой что ль?

Турист. То есть как это судьба? Чё за беспредел здесь творится?! (дёргается, пытается освободить руки.)

Баба Нюра. Пожалуй, я пока не буду тебя развязывать. Шибко буйный ты, как я погляжу. Успокойся, вот чайку…

Турист. Да спокоен я!... Ладно-ладно, всё успокоился. (Пауза.) Он дурачок у вас, да?

Баба Нюра. Ежов-то? Отчего дурачок?

Турист. Ну, бывают такие дурачки деревенские. Ходят – сопли пузырём, икают и смеются.

Баба Нюра. Сопли? Да нет, здоровый вроде, не кашляет. Вон в молодости даже техникум окончил – какой же дурачок? Звёзд с неба, конечно, не хватал, но окончил. Четвёрки у него там были, тройки, но окончил, ага.

Турист (передразнивая). Ага!... А что ж он всё одно заладил – стой, кто идёт, пароль, стой, стрелять буду. Это нормально да? Это тройки-четвёрки, да?

Баба Нюра. А! Так это по инструкции так положено. Сначала, значит, «Стой, кто идёт», потом, пароль надо спросить. А если не отвечают, то предупредить, что, мол, стрелять буду, ага. Он нам, бабам, поначалу ликбез всё проводил. Хотел, чтобы мы тоже в караул ходили, значит. А потом… А потом суп с котом. Вы, говорит, бабы и этим всё сказано. А что сказать хотел? Не понятно.

Турист. Вот я попал, как кур в ощип. Дурдом. Ей-богу дурдом какой-то.

Баба Нюра. Ага. Вот и я говорю – дурдом, значит. Куда ж вы там в Москве только смотрите?



Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет