Тайное измерение

ТАЙНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ **

Уходя корнями в древнюю утерянную традицию, Гурджиевское учение, тем не менее, удивительно современно. Оно с исчерпывающей точностью анализирует человеческие затруднения. Оно показывает, насколько, начиная с самого раннего детства, обусловлены люди, как они действуют согласно глубоко заложенным программам, живя от причины к следствию в непрерывной цепи реакций. Эти реакции, в свою очередь, создают поток ощущений и образов, симулирующих реальность; но они – всего лишь интерпретация реальности, обреченной скрываться за их постоянным течением.

Каждый феномен возникает из поля энергий: каждая мысль, каждое чувство, каждое движение тела – проявление определенной энергии, но в кривобоком человеческом существе то одна, то другая энергия постоянно разбухает, засасывая другую. Это бесконечное метание между разумом, чувством и телом порождает колеблющиеся серии импульсов, каждый из которых обманчиво утверждает себя как «Я»; одно желание сменяется другим, и посему у человека не может быть ни непрерывного намерения, ни подлинного желания, лишь хаотический набор противоречий, в которых все мы живем, в которых у нашего эго есть иллюзия силы воли и независимости. Гурджиев называл это «ужасом ситуации».

Его цель – не утешение; он заботится только о беспристрастном выражении истины. Если есть смелость слушать, то можно ознакомиться с наукой, весьма далекой от той, что известна нам.

Со времен Возрождения наша наука аккуратно отмечала процессы и механизмы Вселенной, от бесконечно больших до бесконечно малых, но была абсолютно неспособна распространить свои уравнения на измерение живого опыта. Наука пренебрегает сознанием; она не может ухватить ни смысл восприятия, ни специфический вкус мышления. У крайне абстрактной, чисто ментальной системы математических символов нет ключа к проникновению в область художественного опыта или духовности. В результате мы имеем две параллельные интерпретации, которые никогда не смогут сойтись: научный язык определений и символический язык восприятия. Мы вынуждены принимать ту или иную сторону, «физики» против «лириков», и при этом мы неизбежно сталкиваемся с древнейшим дуализмом: материя и дух. Для ученого просто невыносима сама идея, что существует «нечто», что невозможно «потрогать», нельзя увидеть и обнаружить никаким инструментом; для него это какое-то «мумбо-юмбо», и можно понять нетерпение, с которым он отшвыривает как метафизику, так и духовность в мусорную корзину предрассудков. Взамен он предлагает внешне убедительную картину Вселенной, где все связано логической последовательностью событий, приведших когда-то к появлению человека. В этом видении космос предстает неистощимой, но тупой динамо-машиной, а все энергии – слепой бесчувственной силой.

В современной науке нигде нельзя встретить идею того, что сознание – неотъемлемая часть энергии, и что уровень сознания неразрывно связан с частотой вибраций. Глубина Гурджиевского учения в том, что оно объемлет «полное поле», которое столетиями искали как ученые, так и люди искусства. Это дает возможность соотнести каждый феномен с другим согласно измерению, включающему человеческий опыт: это измерение – воспринимаемо; мы признаем его, мы говорим о нем, хотя оно и остается без определения – мы называем его «качество».

Слово «качество» в наши дни так широко используется, что практически обесценилось – можно даже сказать, потеряло качество – но тем не менее всю нашу жизнь мы живем согласно интуитивному ощущению его смысла, определяющему большинство наших отношений и решений. Стало модным не доверять «субъективным оценкам», но все же мы оцениваем людей, реагируем на их присутствие, ощущаем их чувства, восхищаемся их мастерством, осуждаем их действия, будь то стряпня, политика, искусство или любовь – в терминах неписаных иерархий качества.

Ничто не может быть лучшей иллюстрацией этого, чем любопытный феномен под названием «искусство», которое преобразует саму природу нашего восприятия и открывает нам ощущение чуда и даже благоговения. Определенные частоты вибраций – цвета, формы, геометрические фигуры, а прежде всего – пропорции, пробуждают в нас соответствующие частоты, каждая из которых обладает специфическим качеством или «ароматом». Такова, например, пропорция Золотого Сечения, неизменно вызывающая чувство гармонии, или другие геометрические фигуры, психологическое восприятие которых неотделимо от их математического описания. Архитектура всегда стремилась обвенчать чувство с пропорцией, и на интуитивном уровне художник или скульптор неустанно исправляют и совершенствуют свою работу, чтобы открыть путь к подлинному внутреннему чувству. Поэт просеивает свои мысли, обращая внимание на тончайшие намеки звука и ритма, сокрытых за мешаниной слов, наполняющих разум. Так он создает фразу, несущую новую силу, и читатель, в свою очередь, может воспринять собственные усиленные чувства, преображенные энергией впечатлений от стихотворения. В каждом случае единственное отличие – качество, являющееся результатом не случайного, но уникального процесса.

Большую часть искусства можно назвать субъективным, поскольку оно рождается из индивидуального, личного источника. Но есть великие работы, объективность которых позволила им стать универсальными для всего человечества, обращаясь к нему с уровня, находящегося за пределами личного опыта. Что же это за уровень? Чтобы понять это, мы должны исследовать источник наших творческих импульсов.

Сегодня мы пытаемся путано объяснить весь художественный и религиозный опыт в терминах психологических и культурных условий. До известного предела это так, но не все наши импульсы являются результатом этих субъективных условий. Подлинное качество обладает объективной реальностью и управляется точными законами: каждый феномен поднимается и падает, уровень за уровнем, согласно естественной шкале ценностей. Очень точно это иллюстрируется в музыке, где переход от одной ноты к другой преобразует ее качество. «Объективная наука», как ее называл Гурджиев, использует музыкальную аналогию, чтобы обрисовать Вселенную, составленную цепью энергий, растянутых от самой низкой до самой высокой октавы: каждая энергия, подымаясь или ниспадая, трансформируется, обретая более плотную или более тонкую природу согласно занимаемому уровню. На каждом специфическом уровне энергия соответствует степени разумности, и сама является сознанием, колеблющимся в широком диапазоне вибраций, определяющих человеческий опыт.

Гурджиев говорит не только об энергиях, способных подняться на новые уровни интенсивности; он утверждает также реальность абсолютного уровня чистого качества. Энергии нисходят из этого источника, встречаясь и взаимодействуя с энергиями, известными нам. Смешивание чистого с плотным может изменить смысл наших действий и то влияние, которое они оказывают на мир.

Жизнь, которую мы называем «обычной», играется в поле энергий с жестко ограниченными пределами, которые, если употребить музыкальную метафору, подымаются и падают в узком нотном диапазоне. Соответственно, уровень нашего сознания низок, сила мысли ограничена, и эти энергии способны дать нам лишь узкое видение и слабое намерение. Гурджиев показывает, что в любой гамме имеется две определенных точки, в которых эволюционирующее движение останавливается, и этот интервал может быть преодолен только введением новой вибрации строго определенного качества. В противном случае, поскольку ничто во Вселенной не может пребывать в покое, поднявшаяся энергия неизбежно опустится к исходной точке. Это поразительная и радикальная идея: она подразумевает, что все энергии, а следовательно, и все человеческие действия, по собственной инициативе могут подняться лишь до определенной точки, подобно тому, как стрела, пущенная в небо, истощив на излете свой первоначальный импульс, падает обратно на землю. Однако в решающей точке, в которой первая энергия начинает истощаться, может произойти так называемый «шок», являющийся сознательным введением нового импульса, благодаря которому подымающееся движение преодолеет невидимый барьер и сможет продолжить свой восходящий путь. Этот образ позволяет нам понять, почему без этого «шока» жизнь угасает, происходит упадок цивилизаций и империй, вычисления оказываются ложными, а героические революции обращаются против самих себя, предавая собственные великие идеалы. Те же законы показывают, что определенная сила, точно приложенная, может предотвратить это возвращение к нулю, но этот основной принцип редко признается. И мы с горечью и разочарованием виним себя и других.

Однако, если в решающий момент действующие энергии могут вступить в контакт с энергиями другого порядка, происходит изменение качества. Оно может привести к интенсивным творческим переживаниям и социальной трансформации, но на этом процесс не заканчивается. Смешиваясь с энергиями, утоньшившимися благодаря интенсивности их вибраций, сознание подымается на более высокий уровень, превосходящий искусство; это, в свою очередь, может привести к духовному пробуждению – и, в конце концов, к абсолютной чистоте – ибо сакральное также может быть выражено в терминах энергии, но качество этой энергии измерить невозможно.

Во всех эзотерических традициях существует разделение между высшим и низшим уровнями, между духом и телом. Гурджиев рассматривает это разделение в совершенно другом контексте. Он говорит: человек не рождается с готовой душой; человек рождается несовершенным. Душа – материал, подобный телу, материя суть энергия, и каждое человеческое существо самостоятельно, с помощью сознательных усилий может развить в себе более тонкие субстанции. Но это нелегко, и для этого недостаточно ни благих намерений, ни непреклонной решимости.

Трансформация человеческого существа начинается только тогда, когда источники тела, которые Гурджиев называл «центрами» и из которых проистекают движения, мысли и чувства, перестают производить спазматические и переменчивые всплески энергии и начинают гармонично функционировать вместе.

Тогда впервые появляется новое качество, которое Гурджиев называл «присутствие»***^*. По мере повышения интенсивности присутствия, набор наших реакций и желаний, называемый эго, постепенно становится гибким и прозрачным, и в центре нашей автоматической структуры поведения образуется новое пространство, в котором может возникнуть подлинная индивидуальность.

Однако без посторонней помощи мы не можем трансформировать себя. Мы стиснуты оковами нашей обусловленности в своей собственной октаве подъема и нисхождения, нам препятствуют те же непреодолимые интервалы. Нам нужна помощь. Необходим учитель – что ж, есть, на кого обратить внимание. Есть учения, цель которых разрушить господство тела, другие стремятся поднять эмоции до состояния экстаза, третьи опустошают разум.

Во многих учениях одного лишь присутствия учителя достаточно, чтобы ученики поднялись к новому внутреннему состоянию. Гурджиевское учение одновременно работает над всеми аспектами Психеи: разумом, чувствами и телом. Оно отвергает пассивность, могущую возникнуть из-за наивного упования на учителя.

Гурджиев часто использовал образ актера как метафору полностью развитого человеческого существа. Он говорит о различных ролях, которые мы играем в жизни, выполнении всех требований, предъявляемых меняющимися ситуациями, полном вхождении в них при сохранении внутренней свободы. Именно это и требуется от хорошего актера. Поскольку театр показывает жизненные движения в особо концентрированной и легко распознаваемой форме, он является прекрасной лабораторией, где идеи обретают воплощение и могут быть немедленно проверены.

Хороший актер никогда не считает себя частью пьесы, которую он играет. Плохой актер телом и душой отдается своему образу – настолько, что полностью теряет себя. Часто, уходя со сцены, он убежден в том, что это было лучшее выступление в его жизни, но всем остальным видно, насколько он был преувеличен, напыщен и неискренен. Но он не может осознать этого, так как глух и слеп: между ним и образом, который он воплощает, нет никакой дистанции, он поглощен тем, что Гурджиев называл «отождествлением». С другой стороны, чем лучше актер, тем меньше он отождествляется со своей ролью, и – кажущийся парадокс – чем меньше он отождествляется, тем глубже он может войти в образ. Он подобен руке в перчатке, все отдельно и в то же время нераздельно; роль вдохновляет его, но никоим образом не порабощает; внутри он свободен и полностью осознан. Начинающий актер не может достичь такой свободы; он пленник собственной неуклюжести, своих страхов, отсутствия понимания и желания понравиться другим. Он должен заниматься, упражнять себя и, хотя это и не выражается в подобных терминах, но в любой театральной школе, независимо от стиля, каждодневная работа – это в первую очередь стремление к качеству. Интуитивно качество может видеть любой человек, и раскрывается оно очень простыми практичными словами: «хорошо», «не очень хорошо», «лучше», «плохо». Эти оценки могут относиться к движениям, или к чувству, ритму или ясности мышления, но качество можно распознать всегда, и актер интуитивно стремится к тому, чтобы зритель ему сопереживал. Только тогда роль может создать правдивое впечатление. Правда может быть неопределима, но зритель сразу же распознает ее.

Для публики единственным критерием является качество. Во время выступления актер постоянно излучает поток энергии, прямо влияющий на качество внимания зрителей. В кульминационных моментах актеры и зрители едины, исчезает разделение между сценой и зрительным залом, и индивидуальные эго не мешают общему переживанию. В такие светлые моменты наступает особая тишина.

Что такое тишина? Как можно ее определить? Ведь тишина бывает разной. В начале выступления наступает шелестящая тишина тысячи людей, сидящих рядом друг с другом, каждый из них частично внимает, частично прислушивается к жужжанию собственных мыслей и забот. Затем мы пересекаем разные уровни тишины, один за другим, по мере того, как затрагиваются наши чувства, чувства, которые мы все больше и больше разделяем с окружающими нас людьми, пока нас всех не объединяет одна общая эмоция. Иногда качество тишины меняется, она продолжает углубляться, пока не достигает драгоценной точки, где можно слышать, как муха пролетит, где тишина полна и пуста одновременно, и в редчайшие моменты публика, как одно существо, входит в пространство несравненной красоты и очарования. Этот опыт точно показывает нам природу подъема и падения энергий, и помогает нам понять, что качество – реально.

Однако искусство, в какой бы то ни было форме, может дать нам только отражения скрытой реальности, мимолетно и частично. Оно никогда не может привести к устойчивому пониманию. Подлинная ценность искусства кроется не в том, что оно являет собой, но в том, что оно предлагает. Оно дает нам возможность открыть в себе новые уровни осознания, восходящие к изначальному полю энергий, в котором все образы – не более, чем исчезающие тени.

Игнорируя тайну качества, мы не можем воспринять нашу живую связь с космосом, и это вынуждает нас рассматривать человеческое существо, как случайность в безразличной Вселенной. Даже если биологи и психологами признают, что человеческие существа обладают «эмоциональной природой», им приходится объяснять ее как болезненную реакцию на бессмысленность. С подобной точки зрения все, что сотворил человек, от шалашей до соборов, от наскальной живописи до великого искусства и, в конце концов, религии, выглядит лишь все более и более усложняющейся защитой от страха хаоса.

Духовный опыт никоим образом не отрицает первобытный ужас, но непосредственным переживанием он открывает нам другое измерение. У этого измерения нет имени; оно всеобъемлюще, бесконечно и безвременно, и из источника его абсолютных вибраций в мир времени источаются тончайшие энергии. Так наша возможность переживания окормляется и свыше и снизу появлением двух взаимосвязанных полей, качества которых полностью противоположны; они – как две тишины в одной: тишина, оживленная сознанием, и тупая свинцовая тишина. Между ними восходит и нисходит гамма нашего существования.

Интуитивно мы всегда об этом знаем. Часто это выражается в утешительных словах или завораживающих идеях, но смысл этого знания постигается только на жизненном опыте. Изменение качества не происходит случайно, изменение качества бытия – результат точного процесса. Именно это знание, которое столь целеустремленно старался донести до нас Гурджиев, способно устранить раскол между наукой и искусством. Оно способно вывести нас из ледяного мира механики и бихевиоризма во Вселенную, где всему есть свое место под солнцем ясного понимания. Это понимание – не теория; это видение, и видение живое. Оно показывает нам нескончаемое и неизбежное движение повышения и понижения качества. Великая радость – обрести качество, великое страдание – потерять его, и два этих переживания становятся движущей силой, постоянно возобновляющей наши поиски.
*******
* Питер Брук (Peter Brook) – Выдающийся английский деятель театра и кино, директор Международного Центра Театральных Исследований в Париже (С.I.R.T.), один из крупнейших режиссёров современности...

Среди новаторских театральных постановок Питера Брука: «Беседы птиц» по Аттару (жемчужина суфийского искусства), «Махабхарата», «Король Лир», «Сон в летнюю ночь», «Оргаст», «Кармен», «Вишневый сад» и многие другие.

Совместно с хранительницей Гурджиевского Фонда мадам де Зальцманн П.Брук снял фильм по книге Г.Гурджиева «Встречи с замечательными людьми» (1978-й год)
О Творческом Кредо П.Брука можно судить по следующим его высказываниям:
«Роль театра заключается в том, чтобы дать нашему микрокосмосу возможность прикоснуться к обжигающему и мимолетному проблеску Иного Мира и таким образом заинтересовать его, трансформировать, интегрировать».

<sub>(Peter Brook «Le Fait Culturel», op. cit., p. 122.)

«Театр не может быть целью в самом себе: подобно танцам или музыке определенных</sub> мистических орденов, театр является способом само-исследования и само-осознания».

_{(Peter Brook «The Empty Space», op. cit., p. 66.)}

** Статья Питера Брука «Тайное измерение» взята из Сборника «Гурджиев: Эссе и Размышления о Человеке и Его Учении» (© «Общество Друзей Абсолюта», 2002 г.)

_{Основой данного сборника послужила книга «Gurdjieff: Essays and Reflections on Man} and His Teaching», edited by J. Needleman and G. Baker.