Турецкий гамбит

Варя тяжело вздохнула, но отступать было поздно.

[14]

- Что это вы с утра при таком параде?

- Отбываю в Букарешт, на военный совет к его высочеству, - важно сообщил полковник. - Зашел попрощаться и заодно угостить вас завтраком.

Он хлопнул в ладоши, и из-за угла выехала щегольская коляска. На козлах сидел денщик в застиранной форме, но в белых перчатках.

- Прошу, - поклонился Лукан, и Варя, поневоле заинтригованная, села на пружинящее сиденье.

- Куда это мы? - спросила она. - В офицерскую кантину?

Румын лишь таинственно улыбнулся, словно собирался умчать спутницу по меньшей мере в тридевятое царство.

Полковник вообще в последнее время вел себя загадочно. Он по-прежнему ночи напролет просиживал за картами, но если в первые дни злополучного знакомства с Зуровым вид имел затравленный и несчастный, то теперь совершенно оправился и, хотя продолжал спускать немалые суммы, ничуть не падал духом.

- Что вчерашняя игра? - спросила Варя, приглядываясь к коричневым кругам под глазами Лукана.

- Фортуна ко мне наконец повернулась, - просиял он. - Везенью вашего Зурова конец. Известно ли вам о законе больших чисел? Если день за днем ставить крупные суммы, то рано или поздно непременно отыграешься.

Насколько помнила Варя, Петя излагал ей эту теорию несколько иначе, но не спорить же.

- На стороне графа слепая удача, а за мной - математический расчет и огромное состояние. Вот, взгляните-ка. - Он оттопырил мизинец. - Отыграл свой фамильный перстень. Индийский алмаз, одиннадцать каратов. Вывезен предком из крестового похода.

- Разве румыны участвовали в крестовых походах? - опрометчиво удивилась Варя и прослушала целую лекцию о родословной полковника, которая, оказывается, восходила к римскому легату Лукану Маврицию Туллу.

Тем временем коляска выехала за пределы лагеря и остановилась в тенистой роще. Под старым дубом белел накрытый крахмальной скатертью стол, а на нем стояло столько всякого вкусного, что Варя моментально проголодалась. Здесь были и французские сыры, и фрукты, и копченая лососина, и розовая ветчина, и пурпурные раки, а в серебряном ведерке уютно пристроилась бутылка лафита.

Все-таки и за Луканом следовало признать определенные достоинства.

Когда подняли первый бокал, вдали глухо зарокотало, и у Вари сжалось сердце. Как она могла до такой степени отвлечься! Это начался штурм. Там сейчас падают убитые, стонут раненые, а она…

Виновато отодвинув вазу с ранним изумрудным виноградом, Варя сказала:

- Господи, хоть бы все у них прошло по плану.

Полковник выпил залпом, сразу же налил еще. Заметил, жуя:

- План, конечно, хорош. Как личный представитель его высочества ознакомлен и даже в некотором роде участвовал в составлении. Особенно остроумен обходной маневр под прикрытием гряды холмов. Колонны Шаховского и Вельяминова выходят на Плевну с востока. Небольшой отряд Соболева с юга отвлекает на себя внимание Осман-паши. На бумаге выглядит красиво. - Лукан осушил бокал. - Но война, мадемуазель Варвара, это не бумага. И ничегошеньки у ваших компатриотов не выйдет.

- Но почему? - ахнула Варя.

Усмехнувшись, полковник постучал себя пальцем по виску.

- Я стратег, мадемуазель, и гляжу дальше ваших генштабистов. Здесь (он кивнул на свой планшет) копия моего рапорта, еще вчера отправленного князю Карлу. Я предсказываю русским полное фиаско и уверен, что его высочество оценит мою прозорливость по достоинству. Ваши полководцы слишком спесивы и самоуверенны, они переоценивают своих солдат и недооценивают турок. А также и нас, румынских союзников. Ничего, после сегодняшнего урока царь сам попросит нас о помощи, вот увидите.

Полковник отломил изрядный кусок рокфора, а у Вари вконец испортилось настроение. Черные предсказания Лукана оказались верны.

Вечером Варя и Фандорин стояли у обочины Плевненской дороги, а мимо нескончаемой вереницей следовали повозки с ранеными. Подсчет потерь еще не закончился, но в госпитале сказали, что из строя убыло никак не менее семи тысяч. Говорили, что отличился Соболев, оттянувший на себя турецкую контратаку - если б не его казаки, разгром был бы во сто крат горше. Еще поражались турецким артиллеристам, которые продемонстрировали сатанинскую меткость и расстреляли колонны еще на подходе, прежде чем батальоны успели развернуться для атаки.

Варя все это пересказывала Эрасту Петровичу, а тот молчал - то ли и сам все знал, то ли пребывал в потрясении - не поймешь.

Колонна застряла - у одной из повозок отлетело колесо. Варя, старавшаяся поменьше смотреть на покалеченных, взглянула на охромевшую телегу попристальней и ойкнула - лицо раненого офицера, смутно белевшее в светлых летних сумерках, показалось знакомым. Она подошла поближе - и точно: это был полковник Саблин, один из клубных завсегдатаев. Он лежал без сознания, закрытый окровавленной шинелью. Его тело выглядело странно коротким.

- Знакомый? - спросил сопровождавший полковника фельдшер. - Ноги снарядом по самое никуда оторвало. Не повезло-с.

Варя попятилась назад, к Фандорину, и судорожно завсхлипывала.

Плакала долго, потом слезы высохли, потом стало прохладно, а раненых все везли и везли.

- Вот в клубе Лукана за дурака держат, а он поумнее Криденера оказался, - сказала Варя, потому что молчать больше не было сил.

Фандорин посмотрел вопросительно, и она пояснила:

- Он мне еще утром сказал, что из штурма ничего не выйдет. Мол, диспозиция хороша, а полководцы плохи. И солдаты тоже не очень…

- Он так сказал? - переспросил Эраст Петрович. - Ах, вот оно что. Это меняет…

И не договорил, сдвинул брови.

- Что меняет?

Молчание.

- Что меняет? А?

Варя начала злиться.

- Дурацкая манера! Сказать "а" и не говорить "б"! Что это такое, в конце концов?

Ей ужасно хотелось схватить титулярного советника за плечи и как следует потрясти. Надутый, невоспитанный молокосос! Изображает из себя индейского вождя Чингачгука.

- Это, Варвара Андреевна, измена, - внезапно разомкнул уста Эраст Петрович.

- Измена? Какая измена?

- А вот это мы выясним. Итак. - Фандорин потер лоб, - Полковник Лукан, не самого большого ума мужчина, один из всех предсказывает русской армии поражение. Это раз. С диспозицией он был ознакомлен и даже как представитель князя Карла получил копию. Это два. Успех операции зависел от скрытного маневра под прикрытием холмов. Это три. Наши колонны были расстреляны турецкой артиллерией по квадратам, вне прямой видимости. Это четыре. Вывод?

- Турки заранее знали, когда и куда стрелять, - прошептала Варя.

- А Лукан заранее знал, что приступ окажется неудачным. Кстати, опять в последние дни у этого человека откуда-то появилось много денег.

- Он богат. Какие-то родовые сокровища, имения. Он рассказывал, но я не очень слушала.

- Варвара Андреевна, не так давно полковник пытался занять у меня триста рублей, а затем в считанные дни, если верить Зурову, спустил до пятнадцати тысяч. Конечно, Ипполит мог и приврать…

- Еще как мог, - согласилась Варя. - Но Лукан и в самом деле проиграл очень много. Он сам мне сегодня говорил, перед тем как уехать в Букарешт.

- Он уехал?

Эраст Петрович отвернулся и задумался, время от времени покачивая головой. Варя зашла сбоку, чтобы видеть его лицо, но ничего особенно примечательного не разглядела: Фандорин, прищурившись, смотрел на звезду Марс.

- Вот что, м-милая Варвара Андреевна, - медленно заговорил он, и у Вари потеплело на душе - во-первых, потому что "милая", а во-вторых, оттого что он снова начал заикаться. - Придется мне все-таки просить вас о п-помощи, хоть я и обещал…

- Да я что угодно! - слишком поспешно воскликнула она и прибавила. - Ради Петиного спасения.

- И отлично. - Фандорин испытующе посмотрел ей в глаза. - Но з-задание очень трудное и не из приятных. Я хочу, чтобы вы тоже отправились в Букарешт, разыскали там Лукана и п-попытались в нем разобраться. Допустим, попробуйте выяснить, действительно ли он так богат. Сыграйте на его тщеславии, хвастливости, г-глуповатости. Ведь он один раз уже сболтнул вам лишнее. Он непременно распустит п-перед вами перья. - Эраст Петрович замялся. - Вы ведь молодая, п-привлекательная особа…

Тут он закашлялся и сбился, потому что Варя от неожиданности присвистнула. Дождалась-таки комплимента от статуи командора. Конечно, комплимент довольно тщедушный - "молодая привлекательная особа", но все же, все же…

Однако Фандорин немедленно все испортил.

- Разумеется, одной вам ехать ни к чему, д-да и странно будет. Я знаю, что в Букарешт собирается д'Эвре. Он, конечно, не откажет взять вас с собой.

Нет, положительно, это не человек, а кусок льда, подумала Варя. Попробуй-ка такого разморозь! Неужто не видит, что француз кругами ходит? Да нет, все видит, просто ему, как говорит Лушка, плюнуть и размазать.

Эраст Петрович, кажется, истолковал ее недовольную мину по-своему.

- О деньгах не беспокойтесь. Вам ведь жалование п-полагается, разъездные и прочее. Я выдам. Купите там что-нибудь, развлечетесь.

- Да уж с Шарлем скучать не придется, - мстительно сказала Варя.

Глава седьмая,

"Московские губернские ведомости",

22 июля (3 августа) 1877 г.

Воскресный фельетон.

Ошиблась Варя, сильно ошиблась. Поездка в Букарешт получилась прескучной.

На отдых в столицу румынского княжества кроме француза нацелились еще несколько корреспондентов. Всем было ясно, что в ближайшие дни, а то и недели ничего интересного на театре военных действий не произойдет - не скоро оправятся русские от плевненского кровопускания, вот и потянулась журналистская братия к тыловым соблазнам.

Собирались долго, и выехали только на третий день. Варю как даму посадили в бричку к Маклафлину, остальные поехали верхом, и на француза, восседавшего на тоскующем от медленной езды Ятагане, смотреть пришлось издали, а беседу вести с ирландцем. Тот всесторонне обсудил с Варей климатические условия на Балканах, в Лондоне и Средней Азии, рассказал об устройстве рессор своего экипажа и подробно описал несколько остроумнейших шахматных этюдов. От всего этого настроение у Вари испортилось, и на привалах она смотрела на оживленных попутчиков, в том числе и на разрумянившегося от моциона д'Эвре, мизантропически.

На второй день пути - уже проехали Александрию - стало полегче, потому что кавалькаду догнал Зуров. Он отличился в сражении, за лихость был взят к Соболеву в адъютанты, и генерал вроде бы даже хотел представить его к "анне", но взамен гусар выторговал себе недельный отпуск - по его выражению, чтобы размять косточки.

Сначала ротмистр развлекал Варю джигитовкой - срывал на скаку синие колокольчики, жонглировал золотыми империалами и вставал в седле на ноги. Потом предпринял попытку поменяться с Маклафлином местами, а когда получил флегматичный, но решительный отпор, пересадил на свою рыжую кобылу безответного кучера, сам же уселся на козлы и, поминутно вертя головой, смешил Варю враками о своем героизме и происках ревнивого Жеромки Перепелкина, с которым новоиспеченный адъютант был на ножах. Так и доехали.

[15]

Замарашка в линялом голубом платье и пожухлой соломеной шляпке позорила имя русской женщины. А по тротуарам фланировали такие мессалины, разодетые по самой что ни на есть последней парижской моде!

В ресторан Варя ужасно опоздала. Условилась с Маклафлином на семь, а появилась в девятом. Корреспондент "Дейли пост", будучи истинным джентльменом, на рандеву безропотно согласился (не идти же в ресторан одной - еще сочтут за кокотку), да и за опоздание не упрекнул ни единым словом, но вид имел глубоко несчастный. Ничего, долг платежом красен. Мучил всю дорогу своими метеорологическими познаниями, теперь пускай пользу приносит.

Лукана пока в зале не было, и Варя из человеколюбия попросила еще раз объяснить, как играется староперсидская защита. Ирландец, совершенно не заметивший произошедшей в Варе перемены (а потрачено было шесть часов времени и почти все разъездные - шестьсот восемьдесят пять франков) сухо заметил, что такая защита ему неизвестна. Пришлось поинтересоваться, всегда ли в этих широтах так жарко в конце июля. Оказалось, что всегда, но это сущие пустяки по сравнению с влажной жарой Бангалора.

Когда в половине одиннадцатого позолоченные двери распахнулись и в зал вошел пьяноватый потомок римского легата, Варя обрадовалась ему как родному, вскочила и с неподдельной сердечностью замахала рукой.

Правда, возникло непредвиденное осложнение в виде пухлой шатенки, висевшей у полковника на локте. Осложнение взглянуло на Варю с неприкрытой злобой, и Варя смутилась - как-то не приходило в голову, что Лукан может быть и женат.

Но полковник решил проблему с истинно военной решительностью - легонько шлепнул свою спутницу ладонью пониже пышного шлейфа, и шатенка, прошипев что-то ядовитое, возмущенно удалилась. Видимо, не жена, подумала Варя и смутилась еще больше.

- Наш полевой цветок распустил лепестки и оказался прекрасной розой! - возопил Лукан, бросаясь к Варе через весь зал. - Какое платье! Какая шляпка! Боже, неужто я на Шанзелизе!

Фат и пошляк, конечно, но все равно приятно. Варя даже позволила ему приложиться к руке, поступилась принципами ради пользы дела. Ирландцу полковник кивнул с небрежной благосклонностью (не соперник) и, не дожидаясь приглашения, уселся за стол. Варе показалось, что Маклафлин румыну тоже рад. Неужели устал разговаривать о климате? Да нет, вряд ли.

Официанты уже уносили кофейник и кекс, заказанный экономным корреспондентом, и тащили вина, сладости, фрукты, сыры.

- Вы запомните Букарешт! - пообещал Лукан. - В этом городе все принадлежит мне!

- В каком смысле? - спросил ирландец. - Владеете в городе значительной недвижимостью?

Румын не удостоил его ответом.

- Поздравьте меня, мадемуазель. Мой рапорт оценен по заслугам, в самом скором времени могу ждать повышения!

- Что за рапорт? - снова поинтересовался Маклафлин. - Что за повышение?

- Повышение ожидает всю Румынию, - с важным видом заявил полковник. - Теперь абсолютно ясно, что русский император переоценил силы своей армии. Мне известно из достоверных источников, - он картинно понизил голос и наклонился, щекоча Варе щеку завитым усом, - что генерал Криденер от командования Западным отрядом будет отстранен, и войска, осаждающие Плевну, возглавит наш князь Карл.

Маклафлин достал из кармана блокнот и стал записывать.

- Не угодно ли прокатиться по ночному Букарешту, мадемуазель Варвара? - прошептал на ухо Лукан, воспользовавшись паузой. - Я покажу вам такое, чего в вашей скучной северной столице вы не видели. Клянусь, будет что вспомнить.

- Это решение русского императора или просто пожелание князя Карла? - спросил дотошный журналист.

- Желания его высочества вполне достаточно, - отрезал полковник. - Без Румынии и ее доблестной пятидесятитысячной армии русские беспомощны. О, господин корреспондент, мою страну ожидает великое будущее. Скоро, скоро князь Карл станет королем. А ваш покорный слуга, - добавил он, обращаясь к Варе, - сделается весьма важной персоной. Возможно, даже сенатором. Проявленная мною проницательность оценена по заслугам. Так как насчет романтической прогулки? Я настаиваю.

- Я подумаю, - туманно пообещала она, соображая, как бы повернуть разговор в нужное русло.

В этот миг в ресторан вошли Зуров и д'Эвре - с точки зрения дела, очень некстати, но Варя все равно была рада: при них у Лукана прыти поубавится.

Проследив за направлением ее взгляда, полковник недовольно пробормотал:

- Однако "Руайяль" положительно превращается в проходной двор. Надо было перейти в отдельный кабинет.

- Добрый вечер, господа, - весело приветствовала знакомых Варя. - Букарешт - маленький город, не правда ли? Полковник как раз хвастался нам своей прозорливостью. Он заранее предсказал, что штурм Плевны закончится поражением.

- В самом деле? - спросил д'Эвре, внимательно посмотрев на Лукана.

- Превосходно выглядите, Варвара Андреевна, - сказал Зуров. - Это что у вас, мартель? Человек, бокалов сюда!

Румын выпил коньяку и смерил обоих мрачным взглядом.

- Кому предсказал? Когда? - прищурился Маклафлин.

- В рапорте на имя своего государя, - пояснила Варя. - И теперь проницательность полковника оценена по заслугам.

- Угощайтесь, господа, пейте, - широким жестом пригласил Лукан и порывисто поднялся. - Все пойдет на мой счет. А мы с госпожой Суворовой едем кататься. Она мне обещала.

Д'Эвре удивленно приподнял брови, а Зуров недоверчиво воскликнул:

- Что я слышу, Варвара Андреевна? Вы едете с Лукой?

Варя была близка к панике. Уехать с Луканом - навсегда погубить свою репутацию, да еще не известно, чем кончится. Отказать - сорвать полученное задание.

- Я сейчас вернусь, господа, - произнесла она упавшим голосом и быстро-быстро зашагала к выходу. Надо было собраться с мыслями.

В фойе у высокого, с бронзовыми завитушками зеркала остановилась, приложила руку к пылающему лбу. Как поступить? Подняться к себе в номер, запереться и на стук не отвечать. Прости, Петя, не велите казнить, господин титулярный советник, не годится Варя Суворова в шпионки.

Дверь предостерегающе заскрипела, и в зеркале, прямо за спиной, возникла красная, сердитая физиономия полковника.

- Виноват, мадемуазель, но с Михаем Луканом так не поступают. Вы мне в некотором роде делали авансы, а теперь вздумали публично позорить?! Не на того напали! Здесь вам не пресс-клуб, здесь я у себя дома!

От галантности будущего сенатора не осталось и следа. Карие с желтизной глаза метали молнии.

- Идемте, мадемуазель, экипаж ждет. - И на Варино плечо легла смуглая, поросшая шерстью рука с неожиданно сильными, будто выкованными из железа пальцами.

- Вы с ума сошли, полковник! Я вам не куртизанка! - вскрикнула Варя, оглядываясь по сторонам.

Людей в фойе было довольно много, все больше господа в летних пиджаках и румынские офицеры. Они с любопытством наблюдали за пикантной сценой, но заступаться за даму (да и даму ли?), кажется, не собирались.

Лукан сказал что-то по-румынски, и зрители понимающе засмеялись.

- Много пила, Маруся? - спросил один по-русски, и все захохотали еще пуще.

Полковник властно обхватил Варю за талию и повел к выходу, да так ловко, что сопротивляться не было никакой возможности.

- Вы наглец! - воскликнула Варя и хотела ударить Лукана по щеке, но он успел схватить ее за запястье. От придвинувшегося вплотную лица пахнуло смесью перегара и одеколона. Сейчас меня вытошнит, испуганно подумала Варя.

Однако в следующую секунду руки полковника разжались сами собой. Сначала звонко хлопнуло, потом сочно хряпнуло, и Варин обидчик отлетел к стене. Одна его щека была багровой от пощечины, а другая белой от увесистого удара кулаком. В двух шагах плечом к плечу стояли Д'Эвре и Зуров. Корреспондент потряхивал пальцами правой руки, гусар потирал кулак левой.

- Между союзниками пробежала черная кошка, - констатировал Ипполит. - И это только начало. Мордобоем, Лука, не отделаешься. За такое обхождение с дамой шкуру дырявят.

Д'Эвре же ничего не сказал - молча стянул белую перчатку и швырнул полковнику в лицо.

Тряхнув головой, Лукан распрямился, потер скулу. Посмотрел на одного, на другого. Варю больше всего поразило то, что о ее существовании все трое, казалось, совершенно забыли.

- Меня вызывают на дуэль? - Румын сипло, словно через силу, цедил французские слова. - Сразу оба? Или все-таки по одному?

- Выбирайте того, кто вам больше нравится, - сухо обронил д'Эвре. - А если повезет с первым, будете иметь дело со вторым.

- Э-э нет, - возмутился граф. - Так не пойдет. Я первым сказал про шкуру, со мной и стреляться.

- Стреляться? - неприятно засмеялся Лукан. - Нет уж, господин шулер, выбор оружия за мной. Мне отлично известно, что вы с мсье писакой записные стрелки. Но здесь Румыния, и драться мы будем по-нашему, по-валашски.

Он крикнул что-то, обратившись к зрителям, и несколько румынских офицеров охотно вынули из ножен сабли, протягивая их эфесами вперед.

- Я выбираю мсье журналиста, - хрустнул пальцами полковник и положил руку на рукоять своей шашки. Он трезвел и веселел прямо на глазах. - Возьмите любой из этих клинков и пожалуйте во двор. Сначала я проткну вас, а потом отрежу уши господину бретеру.

В толпе одобрительно зашумели и кто-то даже крикнул: "Браво!".

Д'Эвре пожал плечами и взял ту саблю, что была ближе.

Зевак растолкал Маклафлин:

- Остановитесь! Шарль, не сходите с ума! Это же дикость! Он вас убьет! Рубиться на саблях - это балканский спорт, вы им не владеете!

- Меня учили фехтовать на эспадронах, а это почти одно и то же, - невозмутимо ответил француз, взвешивая в руке клинок.

- Господа, не надо! - наконец обрела голос Варя. - Это все из-за меня. Полковник немного выпил, но он не хотел меня оскорбить, я знаю. Ну перестаньте же, это в конце концов нелепо! В какое положение вы меня ставите? - Ее голос жалобно дрогнул, но мольба так и не была услышана.

Даже не взглянув на даму, из-за чести которой, собственно, произошла вся история, свора мужчин, оживленно переговариваясь, двинулась по коридору в сторону внутреннего дворика. С Варей остался один Маклафлин.

- Глупо, - сердито сказал он. - Какие еще эспадроны? Я-то видел, как румыны управляются с саблей. Тут в третью позицию не встают и "гарде" не говорят. Рубят ломтями, как кровяную колбасу. Ах, какое перо погибает, и как по-идиотски! Все французская спесь. Индюку Лукану тоже не поздоровится. Засадят в тюрьму, и просидит до самой амнистии по случаю победы. Вот у нас в Британии…

- Боже, боже, что делать, - потерянно бормотала Варя, не слушая. - Я одна во всем виновата.

- Кокетство, сударыня, - большой грех, - неожиданно легко согласился ирландец. - Еще со времен Троянской войны…

Из двора донесся дружный вопль множества мужских голосов.