Юлиэнна
Маэдрос и море
Проклятые пришли в Гавани утром. Город ждал — но не войны, не этого! Три дня назад правительница Эльвинг прогнала посланника Проклятых Феанарионов, желавшего получить сильмарилл из её любимого ожерелья, и город напрягся. О клятве этих безумных эльдар здесь знали все.
Стены крепки, и войско наше сильно, и с нами благословение валар, - так говорили здесь. Победа будет легка!
Но они не стали воевать с городом, а город — с ними. Схлестнулись только гвардия княгини и отряд проклятых, а до города пришлецам не бло никакого дела.
Княгиня — а она давно звала себя так, хотя княжества ее предков давно не существовало, а город стоял на землях морского князя Кирдана.
Эльвинг скрылась в маячной башне.
Исход нападения Феанарионов на Устья Сириона был уже решен; их по-прежнему звали — как утверждала молва — Семеркой, хотя из семи к этому дню уцелели только четверо. Несколько дней назад ради переговоров с правительницей Эльвинг сюда приезжали младшие, рыжие двойняшки Амрад и Амрас. Они надеялись заполучить обратно сильмарилл, своё фамильное сокровище, которое за долгие столетия, после того, как было украдено у них, оказывалось в разных руках и сейчас пребывало в ожерелье на шее Эльвинг, уверенной, что только она одна имеет право его носить.
Предложения союза, защиты или же гномьих денег - свои не были в ходу среди эльдар — были ею отвергнуты. Она не разговаривает и не ведёт дел с теми, кого прокляли валар — и, судя по их подвигам и удачам, до окончательного исполнения проклятья осталось недолго! С теми, кто уничтожил страну ее предков. И гномьих денег она не возьмёт — низкие запятнали своё имя ещё в годы Дориата.
Эльвинг верила, что сильмарилл в её ожерелье сможет защитить своего носителя от любых невзгод — если тот обладает им по праву, обозначенному богами, если вообще может взять его в руки, не ожегшись. Эльвинг могла. Она верила, что, если бы когда-то давно её не отослали из Дориата вместе с камнем, Лесное Королевство устояло бы, и никакой недруг не смог бы к нему подойти. Ах, если бы!
Но она ошиблась. Сильмарилл создавали не для этого, и его мощь очень по-разному отзывалась в разных руках.
Скалистый остров, на котором стоял маяк Устьев Сириона, соединялся с берегом большой песчаной косой, показывавшейся на поверхность только в отлив. Сейчас море прибывало, и окружившие башню эльдар стояли по щиколотку в воде.
Спасаясь от пришедших в город «проклятых», Эльвинг схватила самое ценное — шкатулку с ожерельем, накидку из перьев морских птиц, подаренную когда-то ещё самой Лутиэни, знак власти и величия — и бросилась к маяку. Семилетних сыновей она оттолкнула прочь. Сильмарилл, сосуд предвечного света, должен был уцелеть любой ценой.
Сейчас, спустя несколько часов, их крепко держали за руки Макалаурэ и Роменарэ, а вождь проклятых, страшный однорукий Руссандол, пытался уговорить Эльвинг обменять детей на ожерелье с камнем. Их жизнь, свободу, и то же самое для всего Сирилонда.
Но Эльвинг не стала их слушать. Что для проклятых какие-то обещания, особенно после Лесного Королевства! Нет там её сыновей, они сгинули, а то, что она видит — лишь морок, бред, злобное колдовство. Нет уж, им её не обмануть! Если спасения нет — пусть примут её волны!
Уах-ха-ха! - смех чаек смешался с смехом женщины, блеснула с ограждений бело-золотая искра предвечного света, и накидка из перьев затрепетала на солёном ветру.
- Что она делает? - ужаснулся Ллаэмир, стражник правительницы, уже обезоруженный и понуро стоящий чуть поодаль от Роменарэ.
Эльвинг шагнула вниз, навстречу пламенно-синей воде и острым, ещё не залитым волной прилива камням подножия. Серебристые перья накидки звёздной пеной поплыли по поверхности океана.
Первым опомнился Руссандол - рванулся к лодкам у берега:
Нарейон, Асталэ, Элиндо — найдите её! Возможно, она жива ещё. Макалаурэ, позаботься о детях.Они этого...не должны помнить. Быстрей!
Обыскать воды у подножья башни толком не успели — лишь поняли, что не выплывет, некому выплывать, утонула Эльвинг — или, что вероятнее, шею свернула на скалах. Но сильмарилл, канувший в пучину морскую — да какая там пучина, два роста эльда, не более! - ещё можно было достать. Но вот незадача — полосатые паруса в проливе, флот с острова Балар, где, видно, подметили тревогу в городе и решили, что это нападение Морготовых воинств. А даже если и не так — на острове достаточно друзей ост-сирионцев, чтобы отомстить Руссандолу и его эльдар и за город, и за утопленницу, чтоб ей дорога в Мандос была крива!
И что теперь делать?
Кано, мы остаемся в городе надолго...дольше, чем мы предполагали. Сопротивление подавлено, но будьте начеку... Роменарэ, расставь лучников в скалах вдоль залива — боюсь, что в городе найдётся достаточно желающих отомстить нам и вытащить камень самостоятельно. На поражение не стрелять и сильно не калечить, только отогнать, если таковые появятся. А твоя задача, - он повернулся к Макалаурэ, - встретить баларцев на берегу и не допустить схватки. Нам нужны переговоры.
Макалаурэ мрачно улыбнулся.
- Сделаем.
Руссандол же добавил:
-Знаешь, Кано,в языке уркви есть такое слово: «завоеватель»?
Убравшись от маяка и его окрестностей, эльдар Руссандола заняли Палаты Моря —зал, где проводились собрания мудрейших народа здешних мест, а также прилегающие к залу помещения. большое здание на берегу, в котором когда-то жили Туор и Итарилле, а ныне покинутое. Над ним взвился флаг Семилучья — чёрно-алое поле с восьмиконечной звездой, и с воды его было видно хорошо.
Корабли с Балара вошли в залив и причалили. Впрочем, моряки обнаружили пустынный берег, а не гущу битвы; просто так же, без омрачающего разум безумия боя и праведного гнева, мало кто из эльдар был способен поднять руку на другого. Благодаря некоторой работе, проведенной Макалаурэ и его отрядом, очень скоро в Палаты Моря прибыл предводитель баларцев — невысокий, дотемна загорелый, синеглазый эльда с сноровкой рыси и пристальным внимательным взглядом. Собранные в короткую тугую косичку чёрные волосы едва касались плеч, доспех тончайшей нолдорской работы не сковывал движений. Едва увидев поднявшегося ему навстречу Руссандола, баларец вздрогнул и остановился.
- Я не стану приветствовать тебя, ибо надеялся, что вас здесь не будет. Орков я мог бы бить, не думая о своей совести.
У меня там, - веско и зло проговорил Руссандол, и квенийский акцент вновь зазвенел в его синдарских словах, - восемнадцать раненых, и из них двое — мои братья. Пятерых из этих восемнадцати — и Амбаруссар в том числе — от пути к Мандосу удерживает только сила целителей. А он не безгранична. У нас есть вещь, способная заменить сотню целителей — ты, потомок королей, понимаешь меня? Но ее сердце — тот камень, что сейчас лежит на дне, без него «Река жизни» бессильна. Или ты думал — как и она, полагаю — что сильмарилл мне нужен лишь затем, чтобы таскать его на шее, словно побрякушку?
Я знаю о его силе, - ответил Гилгалад (ибо таково было его имя, и они с Руссандолом знали друг о друге прежде). . - Но за мной — сотня моряков, которым есть за что вас ненавидеть. И тебя в первую очередь. Как зачинщика всего этого.
Руссандол поморщился.
Зачем ты набиваешься мне во враги, Эрио?
Мне больно смотреть на то, чем ты стал, - глухо ответил Гилгалад, отвернувшись. - Я знал тебя прежним. - Помедлил и продолжил: - Я знаю, что вы не остановитесь. И оставлять всё как есть не хочу, - он вновь повернулся к Руссандолу и, запрокинув голову, глянул ему в лицо - просто эльда рядом с эльда-гигантом: - Поэтому договоримся: я помогаю тебе достать камень, покуда морские майяр не унесли его в свои угодья — а ты, забрав его, уводишь свой народ подальше от моря — и, во имя вашей с отцом дружбы — чтобы в ближайшие сто лет морской народ вас не видел. И — сыновья Эарендила отправятся со мной на Балар и пребудут там до его возвращения, если ему суждено вернуться.
Да будет так, - ответил Руссандол, понимая, что это сейчас — лучшее, на что он может рассчитывать.
Уже в сумерках на берега Сирилонда налетел шторм. Густая серая туча затмила звёзды, поднявшийся берег швырял на берег волну в два роста эльда.
"Гнев Ульмо" - шептались в домах-береговушках. Рано начались в этот год осенние шторма.
Двое суток спустя море наконец успокоилось. За время бури оно размыло перемычку между берегом и Островом Маяка и щедро набросало на песчаную кромку камней, обглоданных волной бревен и водорослей. Когда волнение чуть унялось, двое эльдар из пришлых, то и дело оглядываясь на безмолвный город, спустили лодку. Несколько лучников прикрывали их с берега, но осторожность все равно не была сейчас излишней.
Они прошли на веслах от Долгой Косы до Желтых Скал, уделив особое внимание окрестностям маяка, но так и вернулись ни с чем. Волны перекатывались над мшистыми валунами подножья Маячного Острова, ощеренные остробокими мидиями камни выглядывали над гребнями волн, словно тюленьи головы. Тело Эльвинг и сильмарилл исчезли.
Руссандол был мрачен. Стягивавший бронзовоцветные волосы шнурок сбился на сторону, под глазами, совсем как у эдайн, наметились тёмные круги, выдавая бессонную ночь. Далеко не первую бессонную ночь подряд - хоть аманэльдар и спят сильно реже людей, это не проходит даром и для них.
- Океан победил, - горько сказал Руссандол Гилгаладу. - Вы и ваши квенди свободны и вольны остаться здесь или вернуться на Балар. Мы уходим.
Тот же неожиданно возразил:
- Постой...Если Камень не нашли на прежнем месте, это не значит, что его невозможно отыскать вновь. Народы Моря могут найти его - ведь ничего в океане не пропадает бесследно.
В тот же день Гилгалад попросил помощи у Народа Моря. Только морякам и ведомо, о чем он говорил с Шшипсисшем Остроголовым на его свистящем, сложном даже для эльда дельфиньем языке.
Как бы то ни было – а дельфин вскоре назвал место, куда океан унес погибшую правительницу гаваней. Однако что-то большее делать отказался: остальное было делом Живущих-с-Тверди, но не его.
Небо совершенно очистилось, дул свежий западный ветер, и зеленые волны накатывали на землю Гаваней в такт дыханию океана. "Летучая Рыба", меньший из баларских кораблей, шел вдоль берега на веслах. На носу корабля стоял юный фалатриэ с шестом, то и дело промеряя глубину.
Гилгалад сидел рядом с капитаном "Рыбы"- пожилым вастаком с бурым морщинистым лицом и интереснойсудьбой. Ратвин Афранга родился в народе табунщиков Химлада, но Море Трав осталось в его памяти чем-то далеким, колеблющимся на грани младенчества и детства. Последние тридцать лет его степью было море, его стадами-коровы океана, его кобылой-быстрый фалатримский корабль.
По правому борту "Рыбу" сопровождали дельфины. Глянцевые спины то и дело показывались над океанской кромкой. Афранга знал-от Морского Деда ничего не утаишь.
Маэдрос молча сидел там же, на корме. Ничто не заставило бы его повернуться к морякам спиной.
Вскоре они достигли места, что им указал Шшипсисш. Через водную толщу пробилось слабое свечение, едва видимое сквозь плотное покрывало воды.
-Здесь,-вымолвил Гилгалад.
-Да.-отозвался рыжеголовый.-Я слышу его.
По команде Афранги "Рыба" развернулась носом от берега и втянула весла. Чугунный бараний лоб с рогами-якорь морского табунщика-канул в волны, споро разматывая закрепленный за крепкую петлю трос.
Корабль вцепился в дно, удерживаясь на месте.Стая дельфинов по неслышимой для Живых-с-Тверди команде вмиг ушла в глубину.
Гилгалад испытующе взглянул на рыжеголового-тот выдержал, не отвел глаз-и откинул скамью, вытянув из открывшейся полости тяжелый ящик.
-Нырять буду я. Ради Запада Благословенного, иным прочим лучше не касаться этого камня.
Сказав так, мореход начал облачаться в костюм серой кожи, подобной телу дельфина. Затем нацепил пояс с каменными бляшками в петлях-карманах, рюкзак вроде панциря морской черепахи и шлем с прозрачным забралом. Последним предметом стала обувь- словно утиные лапы. Мореход сжал зубами край одной из трубок, идущих от панциря, вдохнул-и спиной вперед повалился за борт.
Руссандол глянул в тревожные воды-уж не обманывают ли его, кто ж так входит в воду ?-но увидел лишь воздушную пену на поверхности. Гилгалад, мерно перебирая алыми "утиными ногами", уходил в глубину.
Нолдо потянулся было к правому боку, где оружие-так всяко спокойней!-и даже ножен не нашел. Да, великие и пресветлые, Гилгалад не пустил бы его на борт с мечом. Но как знать-не попытается ли кто из баларцев выбросить рыжеголового за борт, едва увидав сияющий камень?
Не попытается. На берегу остались экипажи двух кораблей, надежно запертые в береговых складах. И прямо напротив, на берегу, в зарослях колючего кустарника таятся лучники, и лодка для них; и Афранга наверняка понял, что иначе никак. Нынче эльдар совсем перестали друг другу доверять.
Зелены воды океана, и косяки сельди ходят в глубине, и водоросли простирают свои скользкие руки, и солнечный свет встречается у дна со светом, что был до солнца. Женщина лежит там, мертвая женщина со сломанной шеей, и волосы ее занесены песком, а руки сжимают сильмарилл, и свечение пробивается меж пальцев. Рыбки тычутся в ее лицо, в складки богатых одежд, уходящих в песок. Скоро они обглодают ее, и на костях скелета поселятся морская трава, губки и мидии. В океане свободные поверхности недолго остаются пусты.
Трижды за день баларец спустился под воду и трижды поднялся. Он не смог снять ожерелье с шеи леди Гаваней или разжать пальцы, все еще державшие сердце Наугламмира и Судьбу Арды. Только выкопал из песка тело.
Однако океан не выпускал добычу из своих щупалец и плавников. Четырежды балартрим вращали лебедки и выбирали тросы, вытягивая на поверхность небольшой и нетяжелый, в общем-то, груз.
Когда тросы оборвались в первый раз, Афранга хитросложно выругал Морского Деда и его чешуйчатый хвост. Когда во второй-предложил принести тому жертву и действительно кинул за борт вяленое мясо и горсть речного жемчуга-того, что в океане не растет. Не помогло.
В третий раз поперек подъемных работ прошел молодой кашалот, сунувшийся сюда из любопытства и попутно разметавший и крепеж, и брезент, и самого баларца. На четвертой попытке кончился воздух для Живых-с-Тверди, который эльда брал с собой на дно в "черепашьем панцире", и дышать под водой стало нечем. Маэдрос, наравне с прочими крутивший ворот лебедки, мрачно думал о том, что морской вала насмехается над ними. Отчаяние Макалаурэ, все еще державшего у порога врат Мандоса феар Венин, эхом отзывалось в его мыслях. Въяве же виделся весь спектр отношения моряков: неприязнь, откровенная ненависть, раздражение, равнодушие, любопытство, страстная надежда на удачу предприятия, снисхождение к безалаберности Гилгалада...Много всего.
-Афранга! Уходим!-распорядился Гилгалад, едва сняв шлем и принявшись отцеплять панцирь.-Перезарядим баллоны, парни передохнут-и завтра я снова пойду на глубину.
-Нужно менять тактику подводных работ, -отозвался табунщик.-Иначе океан ее не выпустит. Эльдар, поднимаем якорь!
-Погоди, -вмешался Руссандол.- Если ты больше не можешь идти под воду-я пойду на глубину сам.
-Воздух закончился,-ответил баларец, стоя на коленях возле ящика со снаряжением. -И костюм слишком мал для тебя-морская кожа не сойдется на твоем теле.
-Мне не нужен твой костюм и твой воздух-я ходил на глубину еще в Дни Дерев. Мы остаемся.
Балартрим замерли, ожидая, что скажет Гилгалад. А он поднялся с колен, сказал тихо:
-Ты понимаешь, что хозяин морской тебя и ждет?
-Да,-выдохнул рыжий. - Но нолдор никогда не сдаются.
Руссандолу действительно были малы и морская кожа, и утиные лапы, и шлем-они были сделаны для менее рослых балартрим или вовсе лично для Гилгалада, который хоть и походил на нолдор внешне, но в плечах был не шире морских эльдар и намного ниже Руссандола. Поэтому рыжеголовый просто скинул одежду и сейчас делал серию глубоких вдохов-выдохов, чтобы прокачать тело воздухом перед входом в океан. Ему, однорукому, даже кос переплетать было не нужно-именно поэтому в Эндоре он не отпускал волос ниже плеч.
Среди моряков-балартрим бывали женщины. Сейчас единственная в экипаже эллет задержала на нолдо взгляд, исполненный ужаса и восхищения-тело рыжеголового пересекала сеть шрамов от ранений. У всех, переживших Ангамандо, регенерация сбивалась настолько, что следы былых травм не сглаживались вовсе, как это почти всегда бывало у людей. Сейчас обнаженный торс Маэдроса был воистину страшен.
-Ты пережил это и остался собой?-потрясенно вымолвила эллет.
Маэдрос не ответил ей-стремительно, не поднимая брызг, ушел в зеленую воду.
-Благослови твои поиски Ульмо,-прошептала эльфийка.
Маэдрос не ходил в глубины с расцвета Дней Дерев-но навыки у эльдар не забываются.
На освещенной тусклеющим закатным солнцем поверхности моря темнел корпус корабля, вокруг деревянного брюха вились любопытные рыбы.
Скоро он достиг дна. Цель его была совсем рядом.
Гилгалад напряженно смотрел на часы, вправленные в серебряный перстень. Кажется, даже четвертая стрелка ползла слишком медленно.
-Ему давно пора было вернуться.
Афранга возразил:
-Двадцать пять осей (*ось-единица времени.У эльдар 12-ричная система счисления, ось-это 1/5 минуты, в часе 300 осей)-норма для квендо с суши. Тренированному по силам сорок. Ждем.
Фалатрио нахмурился и присел у своего ящика со снаряжением. Ось, вторая, пятая...
- Оссэ его забери, -брякнул молодой Эарео. - Не было добра от Семерки и не будет! - поймал гневный взгляд командира и зло отвернулся.
...Колокол бьет в груди и тысяча их-в голове, и отнимает тепло крови мощь морская, и ткань воды держит свою добычу. Здесь нет времени, нет осей и пятинок, и легким Живого-с-Тверди не вдохнуть воздуха с Полей Океана. Медленно, слишком медленно мчит он свою ношу к поверхности, потому что Морской Хозяин не отпустит ее;, не выронит сильмарилл из своих холодных пальцев. Не шагнуть Эльвинге в туманы Мандоса, не родиться взрослой в садах Лориэна, не уйти Тропой Людей за пределы мира. Станет она духом воды, обретет тело, подобное тюленьему, не живое и не мертвое, и звезда ее; ожерелья засияет в волнах, уводя моряков от земель и даря призрачную надежду...Как нет ее;-никакой- и для нолдор, что отвергли валарские милости. Еще метр, еще один...Сильмарилл, задуманный как ключ, смыкающий пути и размыкающий чары, сила и правда, честь и благословение...
...Огромное тело зависло в темнеющей толще вод, в судорожном последнем, безнадк;жном уже усилии дотянуться до поверхности, воздуха, ускользающей жизни... Рыжие прядки шевельнулись, поддаваясь течению, руки сжали застывшее, каменно-ледяное тело утопленницы. Скоро, скоро Хозяин Морской уведкт обоих на дно.
...Маска из силимоподобной пленки ткнулась в лицо, впилась в лоб и под челюсть, оттесняя воду и обволакивая голову. Едва только контур ее сомкнулся, как под тонкие обводы хлынул чистый кислород, заставивший сипло, судорожно вдохнуть, почти выпивая неожиданное благо, не пытаясь удержать дрожь, но не разжимая пальцев.
Ожерелье на шее мертвой женщины сдвинулось само, уткнувшись камнем в обнаженное плечо рыжего нолдо.
Океан разочарованно вздохнул и отвел свои сети. Пусть их, этих чокнутых Живых-с-Тверди. Не в этот раз.
Эрейнион, обвязанный за пояс веревкой, подхватил Рыжего вместе с его ношей, замкнул у того на поясе крепления подъемных тросов и поправил маленький аварийный баллон. А самому и зажима на носу хватит. До борта-то всего пара осей.
Сигнал по осанвэ ушел наверх- и тросы потянулись туда же, вытягивая отдышавшегося ныряльщика за собой.
А Океан наблюдал и не вмешивался.
Эльвинг похоронили в высоком кургане над городом. На насыпи положили раковину морской улитки, жемчуг и перо буревестника. Молча сложили свои камни стоявшие рядом мореходы с Балара и из Устья, ловцы сельди и мастера парусов, пахари Нижних Земель и воины Семерки. И двое одинаковолицых рыжеголовых, схожих меж собой как отражение в зеркале, и с Старшим Рыжим-как дети одной матери и одного отца. На Старшем сияло ожерелье с камнем цвета солнца, и живых человеческих ладоней у него было две.
А еще там был невысокий смуглый эльда в простом плаще, и печально-сосредоточенные мальчишки рядом с ним. Двое, правнуки Тургона, брата его отца.
- Мы уходим на мой остров, -сказал он, когда все; закончилось.- И, во имя дружбы наших отцов, не затевай ничего против квенди, даже если тебя вновь поведет твоя клятва.
- Моя клятва ведет нас странными путями, Эрейнионе. Благослови тебя удача, что ты встретился на одном из них.
А впереди у нас Твердыня Севера, но ныне она не намного сильнее нас.
Ведь сила Камня столь велика, что ею можно делиться.
Руссандол обернулся к собравшимся.
-Квенди и атани берега! Не со злом пришли мы сюда за нашим, и удачу этих мест мы не заберем! Макалаурэ!
Младший шагнул к Руссандолу - и в сложенные горстью ладони поймал метнувшуюся от сердца Наугламмира ящерку живого света. В его руках она свернулась, превратившись в сияющее озерцо.
- Не желавшая отпустить Свет не расстанется с ним. Сила Камня, не прячься в ларцах, сияй над миром, даруй и радуй, гони тьму!
Ящерка нырнула в подножие кургана-и тут же поднялась ярким ростком, вытянула тонкие веточки. Маглор негромко запел на квенья, и ни один голос не перебил его.
Всего за дюжину осей росток принял облик дерева, окутанного свечением, похожего одновременно на Тельперион и Лаурелин, но ростом с могучую яблоню. Вокруг заструилось ласковое, необжигающее тепло.
А следом за теплом тронулась в рост трава, ковром затягивая только что насыпанные камни.
Рыжеголовый посмотрел на все это- и впервые за много лет улыбнулся.
Достарыңызбен бөлісу: |