, пьесы абсурда, вроде «Реанимации»
Первый. Спасибо, что надоумил, так и скажу на заседании в мэрии. Депутаты Госдумы. Первый
жүктеу/скачать 323 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Второй.
- Первый .
- Дух Гоголя .
- Она .
- О н а.
Первый. Спасибо, что надоумил, так и скажу на заседании в мэрии. Депутаты Госдумы. Первый. И что это вечно издеваются над депутатами? Чуть что – виноваты депутаты, они-де и не такой законопроект приняли, они-де и лакеи сплошные, и подпишут все, что им подадут… Ты что, подписываешь все, что тебе подают? Второй. Я вообще ничего не подписываю, у меня специальная печать, имитирующая мою подпись, я ее и прикладываю к бумагам. Первый. Вот видишь, и я ничего не подписываю, потому что у меня точно такая же печать; а говорят: депутаты продажны, и подписывают все, что подадут! постыдились бы так говорить! Второй. Надо бы запретить подобную пьесу; а лучше всего расстрелять и автора и режиссера, чтобы неповадно было другим! Первый. Какие расстрелы? Ты все же не забывай, что у нас демократия! Второй. При демократии расстреливают не меньше, чем при тирании! Первый. Тогда надо внести законопроект, запрещающий подобные пьесы, потому что они оскорбляют общественную нравственность. Второй. А ты подпишешь подобный законопроект? Первый. Нет, я же тебе говорил, что ничего не подписываю, а прикладываю печать. Второй. Ну тогда и я не подпишу. Пусть после этого говорят, что мы все консерваторы и душим свободу! Некто, проездом из Нижнего. Некто. Я сам здесь случайно, проездом из Нижнего; хотел, понимаешь-ли, сходить в Третьяковку, и приобщиться к высокому, а попал на этот спектакль, где, признаться, не понял ни бельмеса! Вы не знаете, где здесь комплексные обеды подают, очень перед поездом есть хочется, просто под ложечкой все засосало! а на икру и бутерброды в буфете у меня, извините, финансов нет; мы, извините, в Нижнем так не шикуем, как здесь, в Москве, у нас все попроще и поприличней. Кстати, вы не знаете, почему меня пустили бесплатно, в Нижнем бы за такой спектакль с меня содрали три шкуры?! Двое молодых людей, крайне веселых. Первый. Ух ты, такого давно не бывало! Дух Пушкина и Гоголя витал сегодня над сценой, и только их, кажется, не хватало, чтобы завершить достойно нынешний вечер! Второй (кричит). Пушкина вызываю! Гоголя вызываю! Первый. Ты что, дурак, кричишь, а вдруг и вправду появятся! Легкое сотрясение воздуха. Появляются духи А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя. Дух Пушкина. Пушкина вызывали? (С любопытством оглядывается по сторонам.) Ба, какое светопреставление, все, как в старые добрые времена! Ничего, господа, не меняется в мире, и только лишь одни гениальные стихи, да гениальные пьесы, управляют устройством этой вселенной! Дух Гоголя. Гоголя вызывали? (Внимательно оглядывается вокруг.) Ба, да никак это ты, брат Пушкин?! Пушкин. Ба, да никак это ты, брат Гоголь! Гоголь. Да кому же еще быть, как не мне? вызвали вот из мрака, из подземного царства Аида, или где я там сейчас пребываю, а зачем вызвали, ума не приложу! тут и без нас с тобой, брат Пушкин, есть авторы, которым есть, что сказать простому народу; которым есть, что сказать этому презренному плебсу, над которым мы, друг Пушкин, всегда потешались, которого искренне презирали, и от которого всегда зависели, словно школьник от строгого учителя математики! Пушкин. Да уж, друг Гоголь, твоя правда, плебс смешон и жалок, будь это важный чиновник, театральный мэтр, светская львица, депутат парламента, или неграмотный провинциал; плебс всегда низок и одновременно высок, потому что кроме нас, избранных, и этого презренного плебса, в мире нет вообще ничего; а что касается автора пьесы, то нам действительно здесь делать нечего; не то, что он нас переплюнул, ибо нас, как известно, переплюнуть вообще невозможно; но просто он пришел в нужное время, и принес нужную пьесу, так что пожелаем ему всяческого благоденствия, и отправимся туда, откуда пришли. Гоголь. Да уж, благоденствия и удачи комедиографу во все времена пожелать не мешало. Желаю тебе, новый автор, счастья и благоденствия, да продлятся твои дни на земле, и да не умрешь ты от счастья при виде первой, а также второй, третьей и сотой удачи, а терпеливо дойдешь до конца, неся на спине вечный крест отверженности и славы! Пушкин. И я того же желаю тебе, нынешний комедиограф! Будь счастлив, и обращайся к нам всегда, когда это необходимо! Оба исчезают. Толпа у театра рассеивается. Появляется автор пьесы. А в т о р. О Боже мой, зритель, зритель, зритель! О современный мне зритель! Впрочем, зритель одинаков во все века, и современный зритель ничем не отличается от зрителя времен Нерона и Сенеки, да и сам Нерон ничем не отличается от нынешних императоров и самодержцев разного рода и вида. Все меняется, и все неизменно, одни лишь декорации меняют свой цвет и узор, да шляпки на головках актрис бывают то обсыпаны мушками, то обложены по бокам белой или черной вуалью. А все остальное остается неизменным во все времена. Во все времена кипят страсти на сцене, автор стремится высмеять Цезаря, а Цезарь за это шлет ему в подарок горсть золотых динариев, а потом приказывает ему или вскрыть вены, или велит тайно удавить его в каком-нибудь переулке. Ничего не меняется, ничего! Во все времена общественные ристалища, общественные бани и общественные сортиры служат синонимом несуществующей общественности, которая то возносится на небывалую высоту, то втаптывается в грязь, политую слезами легковерного зрителя, потом растерзанного товарищами гладиатора и мочой вечного плебса, единственного судии твоей, автор, скромной комедии! Он, этот плебс, принимающий обличие то Цезаря, то важного министра, то критика, то распутной девки, то разглагольствующего о несуществующем фанфарона, то отпускающего плоские шуточки резонера, – он, этот вечный плебс, будет вечным твоим судией, скромный автор комедии! Ты связан с ним незримыми узами, ты ненавидишь его, ты страшишься его, и ты одновременно обожаешь его, ибо у тебя больше никого нет. Ты одинок, автор комедии, у тебя нет ни семьи, ни друзей, ни привязанностей, ни настоящей любви, ибо твоя любовь – это комедия и разящий смех, за которым скрыты горькие слезы твоих бессонных ночей, наполненных безумным вдохновением и безумными взлетами, мольбами к бессмертным Музам и не менее безумным падением в пропасть творческого бессилия. Так возблагодари же судьбу за то, о комедиант, что у тебя есть этот жалкий плебс, которого ты одновременно и боготворишь и ненавидишь, за этого твоего вечного зрителя, связанного с тобой вечной цепью удачи и поражения. Смейся же вместе с ним, ликуй и лей горькие слезы, ибо такова твоя театральная жизнь, и другой жизни у тебя нет и не будет. Приветствую тебя, вечный мой зритель, и не суди, если можно, слишком строго немощного комедианта, потому что твое одобрение поможет мне дожить до завтрашнего утра, а твое осуждение заставит вскрыть вены, которые, впрочем, вскрывались уже не раз, ибо не раз ты восторгался мной и обрекал на вечные муки! (Вздымает руки кверху.) Здравствуй, о солнце нового дня, и, если я вновь увижу тебя, освети мне те таинственные письмена, те страницы новой комедии, которая, неслышная никому, уже стучит, как новорожденный птенец, в хрупкую скорлупу моего сердца! Опустив голову, заходит в театр. Двери захлопываются. Площадка перед театром пуста. Конец.
ОТЧЕТ Одноактная пьеса Он. Она. Помещение, которое условно можно назвать комнатой, -условность проистекает из-за освещения, а также из-за драпировок и разных чехлов, которыми затянуты стены и укрыта мебель: обычные стены и обычная мебель, которые, однако, находятся в состоянии некоей эвакуации, некоего ожидания, проистекающего, очевидно, из внутреннего состояния героев – Е г о и Е е. Жизнь на чемоданах, жизнь в преддверии близящегося отъезда – вот как можно было бы назвать состояние персонажей пьесы и положение окружающих их предметов; которые, кстати, по мере спада состояния ожидания и атмосферы эвакуации вполне могут приобретать вид обычной жилой комнаты где-нибудь на последнем этаже одной из московских высоток, расположенной на самом краю города; это, очевидно, действительно край Москвы: за окнами много озер, лесопосадок, болот, но все эти пейзажи тоже приглушены, и, очевидно, закрыты завесой дождя; при внимательном изучении, – а вся задняя стена комнаты представляет собой один неясный и туманный пейзаж, – можно обнаружить разительное сходство с пейзажами, изображенными Леонардо позади своей загадочной Моны Лизы: такие же реки, ручьи, рощи, туманы, создающие ощущение вечности и загадочности бытия. Кстати, вместо пейзажей за окнами на задней стене может, заменяя их, висеть одна, улыбающаяся и загадочная Джоконда. Хотя, с другой стороны, действие все же происходит под крышей одной из старых московских высоток, расположенной где-то на окраине города. Больше ничего определенного ни о комнате, ни о пейзажах за окном сказать невозможно. Вечер или ночь. О н лежит, закинув руки за голову, по-видимому, ожидая чего-то. Открывается дверь, и входит О н а. Она (снимает у дверей туфли, озабоченно). Какое странное место: ни одного прохожего, одни фонари, и эти бесконечные тропинки по берегам прудов и болот. Я слышала, как в темноте крякают утки. Представь себе: сплошная стена камыша, кряканье уток, и этот непрерывный лягушачий концерт, от которого просто можно сойти с ума. (Прислушивается к чему-то за окнами.) Слышишь, слышишь, это опять они! (Морщит лоб, пытается что-то понять.) Тебе не кажется странным, что чуть ли не в центре Москвы существуют эти болота? Правда, странно, правда, средневековье какое-то?! О н (вставая с дивана, приглаживая руками волосы). Ничего странного в этом нет, Москва – огромный город, современный мегаполис, протянувшийся чуть ли не на сто километров, и внутри него можно встретить все, что захочешь, в том числе и пруды с утками и лягушками. Подумаешь – лягушки в пруду, эка невидаль по нынешним временам! Между прочим, в районе Останкинской телебашни запросто можно встретить летающую тарелку. Говорят, что район телебашни – излюбленное место встречи разумных инопланетян. Они там просто висят целыми гроздьями, как спелые сливы на дереве, и никто этому почему-то не удивляется. Все привыкли, и уже просто в упор их не видят, как будто их и не существует в природе. Как будто просто существует нормальная жизнь, а всех этих сказочных звездолетов, пришельцев, скафандров, гуманоидов и зеленых маленьких человечков вовсе и не было никогда. Так засосали людей их обычные бытовые, жизненные проблемы, что им просто плевать на всех этих выдуманных фантастами инопланетян, пускай они хоть сложнее и удивительнее, чем все, что выдумали сказочники и поэты. Болота с лягушками гораздо реальнее, чем широкие освещенные улицы, заполненные пешеходами и машинами. Так что спокойно гуляй себе по тропинкам мимо прудов и болот, слушай шум камыша и кряканье уток, и не думай ни о чем постороннем. Сделай вид, что ничего постороннего не существует; кроме тебя, меня, этой комнаты, и этих бесконечных прудов и болот за окном, в которых живут лягушки и утки. Она. Правда, ты считаешь, что так будет правильно? Он. Да, я считаю, что будет именно так! Она (подходит к окну). Как здесь высоко, не как у тетки, в нашем уютном гнездышке, ведь там третий этаж, а здесь, наверное, будет все сто. О н. Забудь о своей тетке, мы больше не будем жить у нее. О н а. А где мы будем жить? Здесь, в этой гостинице? О н. Да, в этой гостинице, на сто один этаж выше, чем у твоей тетки, в нашем с тобой уютном гнездышке. О н а. У тетки было так хорошо, и мы должны были с тобой расписаться. Ты ведь обещал жениться на мне, потому что у нас будет ребенок. О н. Да, я обещал, но, знаешь, мне сначала надо закончить отчет. Она (надувая губы, притворно). У, противный, у тебя вечно так; вечно ты все что-то пишешь и пишешь: то отчеты, то эти твои рассказы о звездах. О н. Я уже давно не пишу рассказы о звездах, я пишу романы о жизни и смерти, и еще, пожалуй, о любви и о ненависти; очень толстые и очень солидные. Я вообще последние двадцать лет стал неимоверно солидным и толстым. Она (удивленно). Да, ты явно прибавил в весе за те несколько дней, что мы живем в этой гостинице. И волосы на голове у тебя вроде бы стали реже. О н (раздраженно). Повторяю тебе, что это не гостиница, и что прошло вовсе не несколько дней. Ты просто ничего не знаешь, и поэтому лучше гуляй по своим бесконечным тропинкам с лягушками и камышами, и размышляй о вечности и о судьбе. Пойми: мне надо срочно закончить отчет, иначе все начнется сначала, и мы опять не попадем к твоей глупой тетке, в нашу уютную комнатку на третьем этаже старого пятиэтажного дома. Она (обиженно). И никакая моя тетка не глупая, нечего на нее наговаривать понапрасну! Скажи спасибо, что она предоставила нам свою комнату, а сама с двумя детьми ютится в прихожей и делает вид, что ее это ни капельки не стесняет. (Доверчиво, ластясь к Нему.) Знаешь, она все надеется, что ты наконец сделаешь мне предложение; ты, может быть, не догадываешься, но у меня тоже кое-что растолстело. (Поглаживает себя по животу.) У девушек, знаешь-ли, тоже иногда кое-что может толстеть. Не один же ты растолстел и лишился части волос на макушке; могла же и я позволить себе хотя бы чуточку стать толще! (Ходит по комнате и поглаживает свой слегка выпяченный живот.) Как ты считаешь, он у меня не очень большой? О н (кричит). Ах, оставь эти свои хитрые штучки! Оставь эти свои женские выходки и увертки, перестань меня шантажировать! Мне не до твоего мнимого живота и этих милых коварных хитростей; мне нужно срочно закончить отчет. Она (обиженно). Пожалуйста, заканчивай, если тебе это важно; только не кричи на меня и не считай это хитростью. (Подходит к столу и берет в руки пачку листов бумаги.) Это и есть твой дурацкий отчет? О н (кричит). Немедленно положи все на место! Положи, иначе мы не выберемся никогда из этого чертова места! Она (недоумевая). Не выберемся? из этой гостиницы? О н (кричит). Да, да, черт побери, иначе мы никогда не выберемся из этой гостиницы! Пауза. Она неопределенно ходит по комнате, дотрагивается до разных вещей, критически осматривает их, качает с сомнением головой, потом решительно поворачивается к Нему. Она. Мне не нравится здесь. У тетки было гораздо приятней. Эта наша кровать с металлическими шарами-помпонами, такая старая, и такая надежная, не идет ни в какой сравнение с твоим дурацким диваном (с досадой пинает ногой диван.) А наша полочка с книгами, такая маленькая, и такая удобная; на нее всегда сверху можно было положить конспекты. (Оглядывается.) Почему здесь у тебя нет ни одной книги? ты что, совсем не хочешь читать? О н (кричит). Здесь у нас, понимаешь ты это – у нас! – здесь все наше, общее, такое же, как у твоей глупой тетки! Здесь нет ничего моего или твоего по отдельности, здесь все принадлежит нам двоим: мне и тебе. Она (возражая). Мне не нужен этот дурацкий диван, на нем, наверное, очень противно сидеть; мне нужна моя кровать с металлическими шарами-помпонами. Та самая, что стоит у нас в комнате, в квартире моей злой тетки, на третьем этаже дома по Щелковскому шоссе. (С сомнением.) А здесь, внизу, какая улица за окном? О н. Здесь нет никакой улицы, здесь совсем особый район; здесь только пруды с утками и лягушками, да еще заросли бесконечного тростника, в котором, очевидно, тоже что-то живет: караси, например, или окуни, или щуки; в камышах обязательно кто-то живет, может быть, какие-нибудь птицы, или крысы, вроде выдры или ондатры. Но это не имеет никакого отношения к делу, как ты этого не понимаешь? Она. Крысы? Зачем крысы, не надо крысы, я не хочу крыс! (В испуге забирается на диван, поджимает под себя ноги.) В квартире у тетки не было крыс, давай вернемся туда, к нашей с тобой кровати с шарами, полочке с книгами и конспектами. Кстати, почему я не вижу твоих конспектов, ты что, на каникулах не повторяешь пройденного материала? О н (в отчаянии). Нет, я не хочу ничего повторять; мне до чертиков надоело повторение пройденного, я хочу перемен, понимаешь ты, – перемен! Никаких конспектов, никаких лекций, ничего, что напоминало бы мне о прошлом; только лишь будущее, которое, к сожалению, до сих пор никак не наступит; никакого школярства, никакой учебы, никакого повторения пройденного; только грядущее, которое, как восходящее солнце, должно заново все осветить и покончить с химерами ночи. Поэтому, дорогая, я давно уже не пользуюсь никакими конспектами. Она (возражая). Но ты ведь пишешь этот свой важный отчет! О чем он, если это, конечно же, не секрет, – о той твоей проваленной лабораторной работе, которую тебя заставили два раза пересдавать? Помнишь, неделю назад, там еще шла речь о сверхпроводимости и о передаче энергии на расстояние? О н (кричит). Нет, тысячу раз нет, это не имеет никакого отношения к сверхпроводимости! и к передаче энергии на расстояние это тоже никакого отношения не имеет; я же уже говорил, что это отчет о тебе и обо мне, о нас двоих, о нашей с тобой общей жизни. Она (критически). Какая может быть общая жизнь, если кроме предложения, – не спорю, очень необычного и красивого, хотя и очень всех насмешившего, – если кроме этого предложения с цветами и тортом для всех моих ближайших подруг, ты не сделал ровным счетом ничего положительного; ничего позитивного; ты не хочешь видеть мой растущий живот, тебе наплевать на переживания тетки, которая жалеет меня, и только поэтому не выгоняет нас на улицу, на снег и мороз. (Равнодушно-безнадежно.) Если ты не женишься на мне, я покончу с собой. О н (тихо, вкрадчиво). Да, а что ты сделаешь? Выпьешь яд, или, допустим, выпрыгнешь из окошка? или, может быть, ляжешь на рельсы, как Анна Каренина? Знаешь-ли, есть множество способов покончить с собой, какой именно предпочтешь ты в данный момент? Она (так же равнодушно, передернув плечами). Я еще не решила, мне надо подумать. О н. Ну, думай, думай, а я пока буду писать отчет. Садится к столу, подвигает к себе кипу листов, задумывается, подперев щеку рукой, потом пару раз порывисто начинает что-то писать, но затем бросает перо на стол, откидывается на стуле, закидывает руки за голову, и, уставившись в оконный проем, неподвижно застывает на месте. Она (насмешливо). Что, не получается сочинять? Что ты сейчас пишешь, опять рассказ о путешествии в космосе? отдашь его этому своему редактору из журнала, который тебе уже вернул десять вещей, так и не прочитав до конца ни одной из них? И не надоело еще тебе связываться с этим подонком? О н молча сидит на стуле, уставившись в окно, и молчит. На лице застыло выражение брезгливого равнодушия. Она (подходит сзади, обнимает за плечи). Ты чем-то расстроен? Ты не можешь найти сюжет для рассказа? очень мучишься этим? Знаешь, когда три дня назад ты рассказал мне о своих приключениях в общественном транспорте, – помнишь, тебе один за другим попадались в билетах счастливые цифры, и любое, даже самое необычное желание твое, исполнялось? тебе улыбались красивые девушки, на улице непрерывно менялась погода, то шел дождь, то вновь из-за туч появлялось солнце, то вдруг трамвай ни с того ни с сего останавливался в нужном тебе одному месте? – так вот, когда три дня назад ты рассказал мне про эти счастливые цифры в билетах, я сразу подумала, что это очень хороший сюжет для рассказа; для фантастического рассказа, раз уж ты непременно решил посвятить себя только фантастике. Представь себе: к человеку в общественном транспорте, – пусть это опять, как и в твоем случае, будет трамвай, – приходит неразменный счастливый билет; как неразменный рубль, помнишь этот сюжет у братьев Стругацких! – и вот он путешествует с этим своим счастливым билетом, пересаживается из трамвая в автобус, из автобуса заходит м метро, может даже ехать в такси или путешествовать в самолете, и все это совершенно бесплатно, хотя никто вокруг ни о чем не догадывается, а все только улыбаются наперебой, особенно красивые девушки, стюардессы, проводницы и прочее, и предлагают ему самую разную помощь; а он упивается этим своим могуществом, и так до конца и не знает, откуда же взялся этот неразменный билет? а в самом конце, когда бесконечное счастье ему уже порядком наскучило, он отдает свой билет какому-то спешащему на свиданье студенту, у которого от этого зависит вся его дальнейшая жизнь, и которому обычным способом ни за что не успеть к своей девушке; к девушке, которая одна и может составить его счастье. Ты представляешь, как это красиво и благородно: бывший счастливчик, уставший от бесконечного исполнения желаний, делится своим могуществом с несчастным влюбленным юношей, которому, казалось бы, уже ничем помочь невозможно, а сам возвращается к тихой и мирной жизни, ведь он тоже студент, и его тоже где-то в укромной комнатке ждет тихая и скромная девушка; которой он тоже делает предложение, потому что дальше с этим тянуть больше нельзя; потому что он так много ей обещал, а она так много ему отдала, самое дорогое, что только и имела на свете, - потому что, не отдай он своего счастливого билета другому и не вернись к своей ждущей возлюбленной, она, возможно, совершила бы нечто ужасное; такое, о чем он очень и о очень будет жалеть. О н (саркастически). В маленькой уютно комнатке, на третьем этаже по Щелковскому шоссе, в квартире твоей шумной тетки, которая до поры до времени поутихла, поскольку ждет, как впрочем, и ты, от меня решительного предложения? предложения руки и сердца, которое я все никак не делаю и не делаю, хотя у тебя день ото дня почему-то растет и растет животик; просто так, ни с того ни с сего, вдруг потихоньку растет и растет, пока не вырастет большой-пребольшой, размером с арбуз, или с гору Джомолунгма, и в конце-концов оглушительно и с треском не лопнет, разлетевшись на тысячи мелких частей, и из него не появится тысячи маленьких и хорошеньких ребятишек, таких кудрявеньких и румяненьких бесенят, которые облепят меня со всех сторон, как бесчисленная саранча, забьют мне нос, уши, глаза, налипнут во рту, повиснут на руках и ногах, и я уже не смогу ничего написать, ни строчки, ни абзаца, ни одного фантастического рассказа о счастливых неразменных билетах, несчастных студентах, не успевающих на свиданье к любимой, а только ежечасно и ежедневно, бросив литературу и институт, начну разгружать на вокзале вагоны, зарабатывая гроши на всю эту орущую и сосущую прорву, которая требует лишь одного: жрать, жрать и жрать, и которой начхать на все мои вполне реальные и не такие уж наполеоновские планы?! которая похоронит меня вместе с тобой в тихой уютной комнатке на третьем этаже по Щелковскому шоссе, в квартире твоей шумной тетки, которая сразу же после этого выставит нас на улицу, на снег, мороз и палящее солнце? и тогда уже не ты, а я вынужденно покончу с собой, а рассказ про неразменный билет напишет кто-то другой, быть может даже тот самый студент, который успел-таки в последний момент на свиданье к своей возлюбленной? а ты останешься юной вдовой с целым выводком на руках хорошеньких и румяненьких бесенят, и тебя приголубит и утешит кто-то другой; кто-то, у которого в запасе нашлась капля свободного времени; которому дали эту самую каплю свободного времени; на которого не давили и не висели над душой в виде отточенного дамоклова тамагавка, не принуждали поставить крест на всей своей удачливой будущности, в которой есть место всему, в том числе и тебе, и, возможно, этому твоему орущему и сосущему рою румяненьких и кудрявеньких бесенят, но который требует лишь одного – времени, небольшой передышки, которую ты мне упрямо не желаешь давать? (Кричит.) Почему ты не желаешь дать мне эту маленькую, жизненно необходимую передышку? почему ты замучила меня своими бесчисленными ультиматумами? почему ты повисла на мне со всем этим роем еще неродившихся кудрявых злодеев? почему ты постоянно грозишь то выброситься из окна, то отравиться, то вскрыть себе вены, то совершить еще что-то гадкое и ужасное? почему ты неизменно и неотвратимо превращаешься в свою неумную и сварливую тетку, от которой хочется бежать, обхватив руками голову, куда подальше, хотя бы на край земли? почему ты стремительно становишься стервой? девушкой, на которой нельзя жениться ни при каких обстоятельствах; даже если у нее день ото дня все растет и растет огромный ненасытный живот; почему, ответь мне, черт возьми, почему? О н а начинает тихо, потом все громче и громче рыдать. О н быстро ходит из угла в угол, схватившись за голову, повторяя: «Нет, это невыносимо, я не выдержу, каждый раз одно и то же, как в цирке, как лошадь, бегущая по кругу под удары погонщика!» жүктеу/скачать 323 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|