А. А. Васильев история византийской империи


Глава 5: Эпоха иконоборчества (717–867)



бет6/11
Дата21.06.2016
өлшемі1.04 Mb.
#151079
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Глава 5: Эпоха иконоборчества (717–867)

Исаврийская, или Сирийская, династия (717–802)


До недавнего времени император Лев III (717–741), основатель новой династии, во всех исторических трудах назывался исаврийцем, а потомки его именовались исаврийской династией. Однако, в конце XIX века было выдвинуто мнение, что Лев был не исавром по рождению, но сирийцем. [+1] В настоящее время эта точка зрения принимается некоторыми исследователями, [+2] но отвергается другими. [+3] Путаница в этом вопросе может быть прослежена до Феофана-хрониста начала IX века, автор основной информации о происхождении Льва. Он пишет: «Лев Исавриец… происходил из Германикеи, на самом же деле из Исаврии». [+4] Латинский же перевод Феофана, сделанный папским библиотекарем Анастасием во второй половине того же IX века, сообщает, не упоминая ни словом об Исаврии, что Лев происходил из жителей Германикеи и был родом сириец (genere Syrus). [+5] Житие Стефана Нового также называет Льва «родом сириец» (о surogenhV). [+6] Германикея, действительно, находилась в пределах северной Сирии, на восток от Киликии. Арабский источник также называет Льва «христианским жителем Марата», т. е. Германикеи, умевшим правильно говорить по-арабски и по-ромейски. [+7] Поэтому нет нужды предполагать, будто Феофан смешал сирийскую Германикею с Германикополем, входившим в состав провинции Исаврии. [+8] Сирийское происхождение Льва, таким образом, становится очень вероятным.

Сын Льва III, Константин V Копроним (741–775), в первый раз был женат на Ирине, дочери хазарского кагана. От этого брака у них был сын Лев IV, часто называемый Хазар (775–780), который был женат на гречанке из Афин Ирине. Последняя, после смерти мужа, стала править государством за несовершеннолетием сына Константина VI, провозглашенного императором (780–797). Когда последний сделался единодержавным правителем, между ним и властолюбивой Ириной вспыхнула вражда и борьба за власть, окончившаяся тем, что мать свергла с престола и ослепила своего сына и сама сделалась единодержавной правительницей империи (797–802). С именем Ирины связывается вопрос о том, могут ли женщины в Византии осуществлять самодержавную власть, т. е. быть в полном смысле этого слова государем империи. С основания империи жены императоров носили титул «августы» и во время несовершеннолетия сыновей осуществляли императорскую власть, но всегда от имени своих сыновей. В V веке, как известно, Пульхерия, сестра Феодосия II, стояла во главе регентства во время несовершеннолетия брата. Исключительное положение по своему политическому влиянию занимала в VI веке Феодора, супруга Юстиниана Великого. Но это были примеры женского управления от имени сына или брата; политическое влияние Феодоры вполне зависело от воли ее супруга. Первым в истории Византии примером женщины, правившей со всей полнотой верховной власти, была мать несчастного Константина VI Ирина. Она была настоящий автократор. Подобное явление было новшеством в византийской жизни, противоречившим вековой традиции империи. С этой стороны любопытно отметить тот факт, что в официальных документах Ирина называлась не императрицей, а «Ирина — верный император» (василевс). [+9] В представлении того времени законодательствовать мог лишь император-мужчина, для чего и была принята такая фикция. Переворот 802 года, во главе которого встал будущий император, один из высших гражданских сановников Никифор, свергла с престола Ирину, которая вскоре умерла в изгнании. С низложением Ирины окончилась Исаврийская, или Сирийская, династия. Таким образом, в период времени с 717 по 802 год Византия имела на престоле династию восточного происхождения, из Малой Азии или северной Сирии с примесью хазарской крови в лице супруги Константина V.

Отношения к арабам, болгарам и славянам

В момент восшествия Льва на престол Византия переживала один из критических периодов своей истории. Помимо ужасающей внутренней смуты, вызванной борьбой императорской власти с представителями византийской аристократии, особенно давшей себя почувствовать со времени первого низвержения Юстиниана II, арабская опасность с востока приближалась к столице, напоминая, но в гораздо более угрожающих формах, семидесятые годы VII века при Константине IV.

Арабские сухопутные войска, еще при двух предшественниках Льва III, прошли через всю Малую Азию на запад и заняли Сарды и Пергам, недалеко уже от побережья Эгейского моря. Несколько же месяцев спустя после вступления Льва в Константинополь, т. е. в 717 году, арабы, двинувшись из Пергама на север, дошли до Абидоса на Геллеспонте и, переправившись через него на европейский берег, быстро оказались под стенами столицы. В то же время сильный арабский флот, из 1800 судов различного типа, как сообщают византийские хроники, пройдя через Геллеспонт и Пропонтиду, приблизился к столице с моря. Началась настоящая осада Константинополя. Однако Лев, высказав блестящие военные способности, сумел прекрасно подготовить столицу к осаде. «Греческий огонь», как и прежде, при искусном пользовании производил опустошения среди судов арабского флота, а необыкновенно суровая зима с 717 на 718 год и голод окончательно расстроили мусульманские войска. В силу договора со Львом III и ввиду собственной опасности болгары также боролись во Фракии с арабами и наносили им тяжелый урон.

Год с небольшим после начала осады арабы удалились из-под Константинополя, который был спасен энергией и талантом Льва III. Первое упоминание о цепи, преграждавшей путь в Золотой Рог вражеским судам, сделано в связи с этой осадой.

Историки придают очень большое значение неудаче мусульман в попытке захватить Константинополь. Лев III своим успехом спас не только Византию и восточно-христианский мир, но также всю западноевропейскую цивилизацию. Английский историк Дж. Б. Бьюри называет 718 г. «вселенской датой» (an oecumenical date). Греческий историк Ламброс сравнивает эти события с персидскими войнами в Древней Греции и называет императора Льва Мильтиадом средневекового эллинизма. Если Константин IV остановил арабов под Константинополем, то Лев III окончательно заставил их повернуть. Это было последнее нападение арабов на «богохранимый» город. Если посмотреть с этой точки зрения, победа императора Льва приобретает всемирно-историческое значение. Экспедиция арабов против Константинополя, также как и имя Масламы, оставили значительный след в позднейшей исламской легендарной традиции. Имя последнего связывается также с мечетью, которую, как говорит традиция, он построил в Константинополе. [+10]

Это, однако, была одна из самых блистательных эпох в истории раннего Халифата. Могущественный халиф Валид I (705–715), современник периода анархии в Византийской империи, мог соперничать с императорами в своих строительных достижениях. В Дамаске была возведена мечеть, которая, подобно Св. Софии для христиан, оставалась долгое время самым блистательным архитектурным памятником мусульманского мира. Могила Мухаммеда в Медине была столь же блистательна, как Святой Гроб в Иерусалиме. Интересно отметить, что в мусульманском мире эти .здания ассоциировались с легендами, относящимися не только к Мухаммеду, но и к Христу. Первый призыв Иисуса, когда он вернется на землю, объявляет мусульманская традиция, произойдет с одного из минаретов мечети в Дамаске, а свободное пространство рядом с могилой Мухаммеда в Медине будет служить могилой Иисуса, когда Он умрет после Своего второго пришествия. [+11]

Постепенно борьба между империей и халифатом приобретала характер Священной войны. Результаты же были неудовлетворительными и для греков, и для арабов, ибо греки не овладели Иерусалимом, а арабы не смогли взять Константинополь. «Под влиянием этого, — писал В. В. Бартольд, — среди христиан, так-как и среди мусульман, идея триумфа государства была вытеснена идеей покаяния; и с одной, и другой стороны ожидали конца света. Обоим противникам казалось, что было бы справедливым достижение как раз перед концом света финальной цели государств. В латинском мире, как и в греческом, распространилась эта легенда, что перед концом света христианский государь (франкский король или византийский император) войдет в Иерусалим и передаст свою земную корону Спасителю, тогда как мумульмане ожидали, что концу света будет предшествовать падение Константинополя». [+12] И не случайно, что царствование «единственного благочестивого» омеййадского халифа Омара II (717–720) увидело столетие хиджры (около 720 года), когда конец мусульманского государства и одновременно конец света ожидались после неудачной осады Константинополя, во времена предшествующего халифа, Сулеймана. [+13]

Четырнадцатью годами позже, в 732 году, арабское продвижение из Испании в Западную Европу было успешно остановлено при Пуатье Карлом Мартеллом, всемогущим майордомом слабого франкского короля. [+14] [*1]

После поражения 718 года, арабы при Льве III уже не предпринимали серьезных военных действий против империи, тем более что им стала грозить с севера, по-видимому, со стороны Кавказа, хазарская опасность. Известно, что Лев III устроил брак своего сына и наследника Константина с дочерью хазарского кагана, который и стал поддерживать своего нового родственника. Итак, Лев III в борьбе с арабами нашел себе двух иноземных союзников: сначала болгар, позднее хазар. Но тем не менее, арабы не были спокойны и, производя свои нападения в Малой Азии, все еще иногда глубоко заходили на запад, даже, например, до Никои, т. е. почти что до берегов Пропонтиды. В конце своего правления Льву удалось нанести арабам сильное поражение при Акроиноне, во Фригии (теперь город Афиун Кара Хиссар на железной дороге в Конию). Арабы вынуждены были после этого очистить западную часть Малой Азии и отступить к востоку.

С битвой при Акроиноне мусульмане связывают легенду о турецком национальном герое Саййиде Баттал Гази, борце за веру, могилу которого показывают даже сегодня в одной из деревень на юг от Эскишехра (средневековая Дорилея). Историческим прототипом этого героя был борец за веру Абдаллах ал-Баттал, который пал в битве при Акроиноне. [+15] Задача борьбы с арабами была блестяще разрешена Львом III.

В середине VIII века в арабском халифате вспыхнули тяжелые внутренние смуты в связи с переменой династии: Омайяды были свергнуты Аббасидами. Последние перенесли столицу и центр всего управления из Дамаска в далекий от византийской границы Багдад, на р. Тигр. Все это позволило преемнику Льва III Константину V рядом успешных походов продвинуть границу империи далее на восток на всем протяжении Малоазиатского полуострова.

Однако во времена Ирины, при халифе аль-Махди, арабы снова начали успешные наступательные действия в Малой Азии, и в 782–783 годах императрица была вынуждена начать переговоры о мире. Итоговое соглашение, заключенное на три года, было очень унизительным для империи. Императрица взяла на себя обязательство платить арабам ежегодную дань в размере девяноста или семидесяти тысяч динаров (денариев) в полугодовых взносах. Весьма вероятно, что войска, посланные Ириной в Македонию, Грецию и Пелопоннес в том же году (783) для подавления славянского восстания, были взяты с восточного фронта. Это ослабляло положение Византии в Малой Азии. В 798 году, после успешных операций арабской армии при халифе Харун ар-Рашиде, был заключено новое мирное соглашение с Византийской империей, сводившееся к уплате дани, как при халифе аль-Махди. Очень активные отношения были между императорами исаврийской династии и болгарами. Последние, недавно утвердившись на нижнем Дунае, должны были прежде всего отстаивать свое еще мало устроенное политическое существование против попыток Византии уничтожить дело Аспаруха. Условия же внутренней жизни Болгарии в VIII веке были в этом смысле очень затруднительны: с одной стороны, отдельные болгарские орды и их вожди соперничали друг с другом из-за верховной власти хана и создавали династические смуты; с другой стороны, пришлые победители, тюркские болгары, должны были вести борьбу с покоренными ими славянами полуострова. Болгарские ханы конца VII и начала VIII века искусно действовали по отношению к своему самому опасному врагу, Византии. Как уже было замечено выше, болгары помогли Юстиниану II снова овладеть престолом, а Льву III оказали существенную помощь при отражении им арабов от Константинополя. После этого в течение тридцати с лишком лет византийские писатели ничего не говорят о болгарах. Во всяком случае, при Льве III болгары сумели сохранять с Византией выгодный мир, причем последняя выплачивала им даже некоторую сумму денег.

При Константине V отношения обострились. При помощи переселенных во Фракию с восточной границы сирийцев и армян император построил против болгар укрепления. Болгарский посол был презрительно встречен Константином, после чего болгары открыли военные действия. Константин совершил восемь или девять кампаний, сухопутных и морских, против болгар, поставив себе целью уничтожение болгарского ханства. Однако, войны шли с переменным успехом, и Константину не удалось добиться своей цели. Тем не менее, его энергичная борьба и ряд возведенных им против болгар укреплений позволяют некоторым историкам называть Константина «первым Болгаробойцей». [+16]

В самой Болгарии в конце VIII века династические смуты прекращаются; резкий антагонизм между болгарами и славянами сглаживается. Одним словом, там созидается, мало-помалу, Болгария IX века, когда она, постепенно ославянившись, стала представлять собой мощное государство с определенными наступательными планами против Византии. Эта наступательная политика болгар сказалась уже в конце VIII века, при Константине VI и матери его Ирине, когда Византия после военной неудачи должна была согласиться платить Болгарии дань.

Когда в VIII веке идет речь о военных столкновениях между империей и болгарами, то под последними надо разуметь не только болгар, но и славян, вошедших в состав их ханства. Происходившее в VII веке заселение Балканского полуострова славянами продолжалось и в VIII веке. Один западный паломник к святым местам, современник Льва III, прибыв в пелопоннесский город Монемвасию, пишет, что последний находился в славянской земле (in Slawinia terrae). [+17] Есть известие о славянах в VIII веке у Диррахиума и Афин. [+18] Ко времени Константина V относится упомянутое уже выше знаменитое место в сочинении «О фемах» Константина Багрянородного: «ославянился весь Пелопоннес и сделался варварским, когда чума распространилась по всей вселенной». [+19] Здесь речь идет о страшной эпидемии 746–747 годов, занесенной из Италии и опустошившей особенно юг Греции и Константинополь. Желая пополнить уничтоженное чумой население, Константин V переселил в столицу жителей из различных провинций. Таким образом, Пелопоннес в середине VIII века в глазах самих жителей империи уже был ославянившимся; к этому же времени надо отнести прилив новых поселений в Грецию на место жителей, погибших от чумы и отозванных императором для заселения столицы. [+20] В конце VIII века императрица Ирина отправила специальную экспедицию против «славянских племен» в Фессалонику, Грецию и Пелопоннес Л Наконец, греческие славяне заявили себя участием в заговоре против Ирины. Из этого видно, что славяне на Балканском полуострове, включая всю Грецию, в VIII веке не только плотно и крепко утвердились, но стали даже принимать участие в политической жизни империи и, конечно, оказывали своими принесенными обычаями влияние на социальные условия местной жизни. Болгары и славяне к IX веку сделались для Византии двумя очень серьезными врагами.

Внутренняя деятельность императоров Исаврийской, или Сирийской, династии

Законодательство. Лев III не только явился талантливым вождем и энергичным защитником империи против внешних врагов, но и мудрым законодателем. Уже во времена Юстиниана Великого, т. е. в VI веке, латинский язык его кодекса, дигест и институций был для большинства провинций империи малопонятным или даже совсем непонятным языком. В провинциях, особенно на Востоке, старые местные обычаи заменяли официальный закон, что мы уже выше видели на примере Сирийского Законника V века. Выпускаемые на греческом языке новеллы отмечали лишь акты текущего законодательства. Между тем, после того как на протяжении VII века империя последовательно теряла свои восточные провинции, Сирию с Палестиной и Египет, на юге — Северную Африку и на севере — северные области Балканского полуострова, она благодаря этому становилась более «греческой» по языку. Необходимо было дать для общего пользования подданным законник на греческом языке, отражавший на себе изменившиеся со времени Юстиниана Великого условия жизни.

Лев III, прекрасно осознав необходимость такого сборника, поручил дело составления последнего комиссии из выбранных им лиц. Результатом работы комиссии было опубликование от имени «мудрых и благочестивых императоров Льва и Константина» законодательного сборника, под названием Эклоги. Время издания ее точно неизвестно: в то время как западные ученые относят Эклогу к концу правления Льва (739–740 г.), [+21] наш византинист В. Г. Васильевский считает более естественным относить ее к началу царствования, а именно к 726 году. [+22] Недавно было высказано даже сомнение, можно ли вообще относить Эклогу ко времени Льва III и Константина V. [+23] В настоящее время большинство исследователей вопроса считают, что дата публикации Эклоги — март 726 года. [+24]

Заглавие Эклоги, что в переводе значит «выборка», «извлечение», дает понятие о ее источниках; оно таково: «Сокращенное извлечение законов, учиненное Львом и Константином, мудрыми и благочестивыми царями, из институций, дигест, кодекса, новелл Великого Юстиниана и их исправление в смысле большего человеколюбия» (по-гречески eiV to jilanJrwpoteron) или, как переводят другие, «в смысле улучшения «. [+25] В предисловии к Эклоге определенно говорится, что законы, изданные предшествующими императорами, были написаны во многих книгах, и что смысл их для одних является трудно понимаемым, для других совершенно непонятным, особенно для тех, кто не живет в богохранимом императорском граде. [+26] Под многими книгами, о которых говорит Эклога, надо разуметь заступившие место Юстиниановых законных книг их греческие переводы и различные комментарии, вытеснившие употребление самих латинских подлинников. Находилось очень немного лиц, которые могли понимать эти греческие переводы и толкования; вследствие же многочисленности книг и разнообразия и противоречивости излагавшихся в них мнений, в гражданском праве Византии происходила значительная путаница. Лев III задался целью помочь делу. Идеей правды и справедливости проникнуты положения Эклоги, высказанные в ее предисловии: судьи должны «воздерживаться от всяких человеческих страстей, но от здравого помысла произносить решения истинной справедливости, не презирать нищего и не оставлять без обличения сильного, неправду деющего… Справедливо воздерживаться от всякого дароимания». Наконец, все служащие по судебным делам должны были получать определенное жалованье из императорского «благочестивого казначейства, с тем, чтобы они уже ничего не брали с какого бы то ни было лица, судимого у них, дабы не исполнилось на нас глаголемое пророком: ‘Продаша на сребре праведнаго’ (Амос 2, 6), и чтобы мы не навлекли на себя гнева Божия, сделавшись преступниками его заповедей». [+27]

Содержание самой Эклоги, разделявшейся на 18 титулов, касается главным образом гражданского права и лишь сравнительно немного права уголовного. В ней идет речь о браке, обручении, о приданом, о завещаниях и о наследстве без завещания, об опеке, об отпущении рабов на свободу, о разного рода обязательствах (о продаже, покупке, найме и т. п.), о свидетелях; один титул содержит главу уголовного права о наказаниях.

Эклога во многом отступала от Юстинианова права и иногда даже противоречила ему, так как приняла в себя решения обычного права и судебной практики, существовавших параллельно с официальным законодательством Юстиниана. Сравнительно с последним ним Эклога во многом представляет значительный шаг вперед; например, во взгляде на брак можно отметить проведение более высоких, христианских начал. Глава о наказаниях изобилует телесными членовредительскими наказаниями, например, отсечение руки, урезание языка, ослепление, отрезание носа. Но последнее обстоятельство не дает нам права считать Эклогу варварским законом, так как в большинстве случаев эти наказания заступили место смертной казни. В этом смысле исаврийские императоры могли с полным основанием заявлять «о большем человеколюбии» своего законодательства. Не надо забывать и того, что Эклога угрожает одинаковыми наказаниями знатным и простым, богатым и бедным, тогда как Юстинианово право, нередко без достаточного основания, налагает на них различные наказания. Внешней особенностью Эклоги является обилие ссылок на Священное Писание для подтверждения того или другого юридического положения. «Дух римского права, — по словам историка, — преобразился в религиозной атмосфере христианства». [+28] На протяжении VIII и IX веков, вплоть до вступления на престол Македонской династии (867 г.), Эклога служила руководством при юридическом преподавании вместо прежних институций и подвергалась неоднократно ученой переработке. Нам известны, например, Частная Эклога (Ecloga privata), Частная распространенная Эклога (Ecloga privata aucta). [+29] Когда со вступлением на престол Василия Македонянина произошел поворот в пользу Юстиниановых законов, то узаконения императоров-исаврийцев были официально объявлены несообразностями (дословно «болтовней»), противоречащими божественному догмату и разрушающими спасительные законы. [+30] Тем не менее, государи Македонской династии заимствовали из осужденного ими же законника многие статьи и внесли их в свои законники. Этого мало: сама Эклога подверглась еще новой переработке.

Интересно, что Эклога Льва и Константина вошла позднее в состав судебных книг православной церкви, и в частности русской. Так, она находится в печатной русской Кормчей книге под заглавием: «Леона, царя премудрого, и Константина верной царю главизны» [+31] (т. e. главы). Есть и другие следы влияния Эклоги на древние памятники славянского законодательства.

Конечно, нельзя рассматривать Эклогу как «в высшей степени смелое нововведение», что утверждает греческий византинист Папарригопуло, ярый поклонник императоров Исаврийского дома. По его словам, «теперь, когда принципы составителей Эклоги приняты гражданским законодательством наиболее передовых наций, пришел, наконец, час воздать почтение гению этих людей, которые тысячу лет тому назад боролись для того, чтобы освятить доктрины, только в наши дни восторжествовавшие». [+32] Само собой разумеется, в подобных фразах надо видеть лишь слова увлеченного эллинского патриота. Но мы можем признать важное значение за Эклогой в том, что с ее появлением начинается новый период в истории греко-римского или византийского права, тянувшийся до вступления на престол Македонской династии, т. е. до эпохи реставрации Юстинианова права. Лев III своей Эклогой пошел на встречу требованиям жизни и времени.

К исаврийской династии, а именно ко времени Льва III, большая часть ученых относит еще три небольших законодательных памятника, а именно: Земледельческий закон, или Крестьянский устав (nomoV gewrgikoV), Военный закон (nomoV stratiwtikoV) и Морской poдосский закон (nomoS podiwV nautikokoV). Эти три памятника, существующие в многочисленных и отличных друг от друга редакциях, или изводах, следуют в рукописях часто вслед за Эклогой или другими юридическими памятниками. Ни имена их составителей, ни время их издания в рукописях не сообщаются. Поэтому отнесение их к тому или другому времени зависит от оценки их содержания, языка и сравнения с другими однородными памятниками.

Наибольшее значение из вышеназванных трех памятников имеет Земледельческий закон (nomoV gewrgikoV, leges rusticae). Крупнейший авторитет по византийскому праву, немецкий ученый K. Э. Цахариэ фон Лингенталь, менял свою точку зрения по поводу этого документа. Сперва он полагал, что Земледельческий закон является сочинением частного лица, составленным в VIII или в IХ веке. Земледельческий закон, полагал он, является компиляцией, сделанной частью на основе законодательства Юстиниана, частью — на местных обычаях. [+33] Позднее он был склонен полагать, что Земледельческий закон является продуктом законодательной деятельности императоров Льва и Константина и что он был опубликован либо непосредственно с Эклогой, либо вскоре после ее появления. [+34] Он соглашался с русскими исследователями В. Г. Васильевским и Ф. И. Успенским, которые характеризовали этот документ как земское полицейское уложение, земский полицейский устав, трактующий об обычных проступках в земледельческом быту. Закон главным образом занимается разного рода кражами: леса, полевых и садовых плодов, проступками и недосмотрами пастухов, повреждениями животных и от животных, например, потравой, и т. д. Русский исследователь Б. А. Панченко, который занимался специально этим документом, называл Земледельческий закон дополнительной записью обычного права из области крестьянской практики; он посвящен тому для крестьян нужному праву, которое не нашло себе выражения в законодательстве. [+35]

Это сочинение не датировано. Некоторые исследователи относят его к эпохе Льва III, однако надо признать, что этот вопрос еще далек от окончательного решения. Согласно Б. А. Панченко, «потребность в таком законе могла явиться и в VII веке; характер памятника, варварский и наивно-эмпирический, ближе подходит ко временам наибольшего упадка образованности, чем ко временам составления Эклоги». [+36] [*2] Еще, однако, не доказано, что Земледельческий закон был издан в VIII веке и, возможно, его публикация окажется связанной с предшествующим периодом. Вернадский и Острогорский утверждали, что Земледельческий закон был составлен при Юстиниане II, в конце VII века. [+37] Последнее слово по этому вопросу было сказано русским историком Е. Э. Липшиц. После пересмотра всех существующих точек зрения, она склонна принимать вторую половину VIII века как наиболее вероятную дату составления Земледельческого закона. Иными словами, она подтвердила старое мнение К. Э. Цахариэ фон Лингенталя и В. Г. Васильевского. [+38] [*3]

Земледельческий закон обратил особенное внимание ученых тем, что в нем нет никаких указаний на колонат, т. е. на крепостное право, господствовавшее в поздней Римской империи. Зато в нем находятся указания на нечто новое, а именно: на личную крестьянскую собственность и на общинное землевладение. Последние нововведения приводятся в науке в связи с обширными славянскими поселениями в империи, принесшими туда родные им условия жизни. Положение, доказываемое в книге Б. А. Панченко, об отсутствии в законе указаний на общину, в современной литературе отвергается. Другие ученые, например Ф. И. Успенский, переоценивают значение нашего закона, придавая этому местному памятнику общее значение для всей империи и считая, что он «должен послужить точкой отправления в истории экономического развития на Востоке» в смысле свободного крестьянского сословия и мелкого землевладения. [+39] Но в таком случае может создаться впечатление, что крепостное право в VII или VIII веке вообще было отменено в Византии, чего на самом деле не было. [+40] Ш. Диль, рассматривавший Земледельческий закон в своей «Истории Византии» как результат деятельности Льва III и его сына, также зашел очень далеко, утверждая, что он «ставил целью ограничить внушающее беспокойство развитие крупной земельной собственности, остановить исчезновение мелких свободных поместий и гарантировать крестьянам лучшие жизненные условия». [+41]

Английский ученый В. Эшбернер (W. Ashburner) издал, перевел и внимательно изучил Земледельческий закон. Он, однако, не знал русского языка и поэтому не был знаком с результатами русских исследований. Эшбернер склонялся к тому, чтобы согласиться с Цахариэ фон Лингенталем, считавшим Земледельческий закон в том виде, в каком он есть, частью законодательства иконоборцев, являющимся в значительной мере записью существующих обычаев. Однако в то же время позиция Эшбернера отличалась в значительной мере от взглядов Цахариэ фон Лингенталя в трех важнейших моментах: 1) происхождение закона; 2) юридическое положение земледельческого класса; 3) экономический характер двух форм аренды, о которых в законе идет речь. Отношение Земледельческого закона и Эклоги, утверждал он, не столь тесное, как это хочется видеть Цахариэ фон Лингенталю. Эшбернер полагал, что состояние общества, описанное в Земледельческом законе, было таким, когда земледелец мог свободно переходить с места на место. Он, однако, согласился с немецким исследователем в следующем. Стиль формулировок этого закона предполагает, что это не продукт творчества частного лица, а результат деятельности лица, облеченного законодательной властью. [+42]

Теория исключительного влияния славян на обычаи внутренней жизни Византии, получившая силу благодаря авторитету Цахариэ фон Лингенталя и поддержанная выдающимися русскими исследователями в области византийской истории, заняла прочное место в исторической литературе. В добавление к общим рассказам о славянских поселениях, эти ученые использовали в качестве основного базиса для обоснования их теории тот факт, что идея о мелком свободном крестьянстве и общине была чужда римской юридической традиции. Следовательно, она должна была быть внесена в византийскую жизнь каким-то новым элементом — в данном случае славянами. В. Н. Златарский недавно поддержал теорию славянского влияния на Земледельческий закон, каковой он относил ко времени Льва III и объяснял болгарской политикой Льва. Он видел, что славяне под его властью стремятся перейти к болгарам и заключить с ними болгаро-славянский союз. Вот почему он внес в свой закон славянские обычаи и традиции, надеясь тем самым сделать условия внутренней жизни более привлекательными для славян. [+43] Однако же более внимательное изучение Кодекса Феодосия и Юстиниана, новелл последнего и, в последнее время, данных папирологии и житий святых четко доказывает существование в Римской империи деревень, заселенных свободными землевладельцами, общинная земельная собственность которых существовала в очень древние времена. Нельзя, таким образом, делать общих выводов на основе Земледельческого закона. Он может служить только дополнительным свидетельством того факта, что в Византийской империи мелкое свободное крестьянство и свободная сельская община сосуществовали с крепостным правом. Теория славянского влияния должна быть отклонена, а внимание должно быть повернуто к изучению вопроса о мелком свободном крестьянстве и деревенской общине в период ранней и поздней Римской империи на базе новых и старых материалов, которые до сих пор еще недостаточно использованы. [+44]

В последнее время было сделано несколько интересных попыток сопоставить Земледельческий закон с текстами византийских папирусов, [+45] однако на основе значительного сходства фразеологии, иногда удивительного, никаких определенных выводов по вопросу о возможных заимствованиях сделать нельзя. Такое сходство, заявлял У. Эшбернер, доказывает только то, что доказательства и не требует: законодатели одной эпохи используют одни и те же выражения. [+46]

Земледельческий закон имеет большой интерес с точки зрения славянской науки. Существует, например, древнерусский перевод этого памятника, вошедший в состав одной, в высшей степени важной по своему содержанию и историческому значению, компиляции, носящей в рукописях название: «Книги законные, имиже годится всякое дело исправляти всем православныим князем». Наш известный канонист А. С. Павлов дал критическое издание древнерусского перевода Земледельческого закона. Последний вошел также в сербские памятники юридического содержания. [*4]

Очень часто в рукописях юридического характера, вслед за Эклогой и другими законодательными памятниками, можно найти Морской закон и Военный закон. Оба эти законы не датированы и относятся учеными по некоторым соображениям, во всяком случае не решающим вопроса, к эпохе Исаврийской династии.

Морской закон (nomoS nautikoV, leges navales) или, как он иногда называется в рукописях, Родосский Морской закон представляет собой устав торгового мореплавания. Некоторые исследователи предполагают, что этот закон был извлечен из второй главы четырнадцатой книги дигест, которая содержит заимствованный из греческого права так называемый lex Rhodia de jactu (Родосский закон об авариях) — закон, где речь идет о возложении убытков на хозяина корабля и прочих товарохозяев в случае, если для спасения корабля и груза часть последнего будет выброшена за борт (jactus). В настоящее время зависимость Родосского закона от дигест, также как и его связь с Эклогой, на чем настаивал Цахариэ фон Лингенталь, не принимается исследователями. [+47]

Этот закон, в том виде, в каком он до нас дошел, представляет собой компиляцию материалов разных эпох и разного характера. Большая их часть происходит, без сомнения, от местных обычаев. У. Эшбернер говорит, что третья часть Морского закона совершенно очевидно должна была войти в третью книгу Василик. [+48] Отсюда он делает вывод, что было осуществлено второе издание Морского закона либо непосредственно теми, кто составлял Василики, либо под их руководством. Существующий ныне текст является, таким образом, его вторым изданием. [+49]

По стилю Морской закон носит официальный характер, а по содержанию он значительно отличается от Юстиниановых дигест, т. е. от использованного Родосского закона об авариях, отражая на себе, очевидно, следы влияний позднейшего времени. В этом законе, например, устанавливается ответственность хозяина корабля, его наемщика и пассажиров за целость судна и груза; в случае бури или морского разбоя все они должны быть привлечены к возмещению убытков. Это было своего рода страхованием. Подобные особенности Морского закона объясняются тем, что со времени Ираклия, т. е. с VII века, морская торговля и вообще морское судоходство были сопряжены с большими опасностями ввиду морских нападений арабов и славян. Морские разбои стали обычным явлением, поэтому хозяева судов и купцы могли продолжать торговлю лишь на условии общности риска.

Время составления Морского закона может быть определено только приблизительно. Он, вероятнее всего, был составлен частными людьми между 600 и 800 годами. В любом случае, нет никаких оснований полагать, что происхождение Морского закона, Земледельческого закона и Военного было одинаковым. [+50]

Несмотря на возвращение государей Македонской династии к нормам Юстинианова права, Морской закон продолжал действовать на практике и влиял на некоторых византийских юристов Х- XII веков. Сохранившаяся практика Морского закона указывает на то, что византийское торговое мореплавание после VII и VIII веков не могло подняться. Завладевшие позднее торговлей Средиземного моря итальянцы имели свое собственное морское право. С падением же византийской морской торговли вышел из употребления и Морской закон, так что в юридических памятниках XIII–XIV веков о нем уже упоминаний нет. [+51]

Военный же закон (nomoV stratiwtikoV, leges militares) представляет собой извлечение из греческих изложений дигест и кодекса Юстиниана, Эклоги и некоторых других источников, прибавленных к закону позднее. Главное содержание Военного закона состоит в перечне наказаний, налагаемых на военных за их проступки (за восстание, неповиновение, бегство, прелюбодеяние и т. п.). Наказания, приводимые в законе, отличаются большой суровостью. Если правильна точка зрения ученых, что Военный закон относится ко времени Исаврийской династии [+52] то он может служить показателем той строгой военной дисциплины, которую ввел в войске Лев III. [*5]

Однако, к сожалению, скудость информации не позволяет поддержать положительный ответ по вопросу о возможности отнесения данного закона к рассматриваемому периоду. В качестве подведения итогов рассмотрения этих трех законов отметим, что ни Земледельческий закон, ни Морской, ни Военный не могут рассматриваться с уверенностью как результат законодательной деятельности исаврийских императоров. [+53] [*6]

Фемы. Большинство ученых, начиная с Финлея, относят реорганизацию и дополнение провинциальной фемной системы, которая возникла в VII веке, к VIII веку, и, в частности, ко времени правления Льва III. Финлей писал: «Новая географическая организация по фемам была введена Львом и просуществовала столько, сколько само византийское правительство». [+54] Особенно категорически в этом смысле высказывается Гельцер; по его словам, «Лев совершенно устранил гражданскую администрацию и передал гражданское провинциальное управление военным представителям». [+55] «Лишь со времени Льва Исавра, — пишет Ф. И. Успенский, — происходит крутой поворот в сторону усиления власти стратига фемы за счет гражданской администрации провинций». [+56] Но дело в том, что о мероприятиях Льва III в области провинциального устройства нет прямых известий. Существует перечень фем с некоторыми указаниями на их организацию, принадлежащий уже известному нам арабскому географу первой половины IX века Ибн-Хордазбеху. [+57] Сопоставляя его данные с данными о фемах VII века, ученые приходят к некоторым выводам относительно фемных изменений в VIII веке, т. е. во время Исаврийской династии. Оказывается, что в Малой Азии, кроме трех уже перечисленных выше фем VII века, были созданы в VIII веке, может быть, при Льве III, две новых: 1) Фракийская фема в западной части Малой Азии, образованная из западных областей обширной фемы Анатолики и получившая свое название от стоявших там европейских гарнизонов из Фракии, и 2) Фема Букелларий (Букелларии), представлявшая собой восточную половину уже известной также обширной фемы Опсикия и названная так от букеллариев (bucellarii), как назывались некоторые римские и иностранные войска, бывшие на службе империи. Константин Багрянородный говорит, что букелларий следовали за войском, доставляя ему пропитание. [+58] Таким образом, к началу IX века в Малой Азии было пять фем, которые в источниках за это время и отмечаются как «пять восточных фем» (например, под 803 годом). [+59] Европейских фем к концу VIII века, по-видимому, было четыре: Фракия, Македония, Эллада и Сицилия. Но если вопрос о количестве фем в Малой Азии к началу IX века может считаться установленным, то вопрос о полном устранении гражданских властей и перенесении их функций на военных начальников остается пока неясным. Решающая роль Льва III в организации фем не может быть доказана. Это скорее предположение. [+60]

Завершение и распространение системы фем при Исаврийской династии было неразрывно связано с внешней и внутренней опасностью, которые испытывала империя. Образование новых фем путем разделения огромных территорий прежних фем диктовалось политическими соображениями. На своем собственном опыте Лев очень хорошо знал, как опасно оставлять слишком большую территорию в руках всемогущего военачальника, который мог восстать и потребовать титул императора. Так, внешняя опасность требовала усиления централизованной военной власти, особенно в провинциях, которым угрожали враги империи — арабы, славяне и болгары; с другой стороны, внутренняя опасность, исходящая от слишком сильных военачальников (стратегов), зависимость которых от центральной власти часто напоминает вассальные отношения, делала крайне необходимым сокращение огромных размеров территорий под их властью.

Лев III, желая увеличить и упорядочить финансовые средства империи, столь необходимые для его многосторонних предприятий, увеличил на одну треть поголовную подать с Сицилии и Калабрии, и для того, чтобы эта мера была проведена полнее, приказал составить точный список рождений детей мужского пола. Враждебно настроенный к иконоборцам хронист сравнивает последнее распоряжение Льва с поведением египетского фараона по отношению к евреям. [+61] В конце правления Льва III наложил на жителей империи специальную подать для восстановления поврежденных сильными и частыми землетрясениями стен столицы. Стены были исправлены, о чем свидетельствуют сохранившиеся до нашего времени надписи на башнях константинопольской внутренней стены с именами Льва и его сына и соправителя Константина. [+62] [*7]

Примечания

[+1] См.: К. Schenk. Kaiser Leons III Walten im Innern. — Byzantinische Zeitschift, Bd. V, 1896, SS. 296 ff.

[+2] См.: N. lorga. Les origines de l’iconoclasme. — Bulletin de la section historique de l’Academie roumaine, vol. XI, 1924, p. 147.

[+3] Ю.А.Кулаковский. История Византии. СПб. «Алетейя», 1996, т. III (602–717 гг.), с. 299, прим. 3.

[+4] Theophanes. Chronographia, ed. C. de Boor, p. 391.

[+5] Chronographia tripertita, ed. C. de Boor, p. 251.

[+6] PG, t. 100, col. 1084.

[+7] См.: Е. W. Brooks. The Campaign of 716–718 from Arabic Sources. — Journal of Hellenic Studies, vol. XIX, 1899, pp. 21–22.

[+8] Ф. И. Успенский. История Византийской империи, т. II (1), с. 5.

[+9] См.: К. Е. Zacharia von Lingenthal. Jus graeco-romanum, t. III, p. 55; J. et P. Zepos. Jus graeco-romanum, t. I, p. 45.

[+10] В. Bury. The History of the Later Roman Empire, vol. II, p. 405; S. Lampros. Istoria ElladoV, vol. III, p. 729. Самый подробный рассказ об осаде и связанными с ней легендами см.: М. Canard. Les expeditions des Arabes centre Constantinople. — Journal Asiatique, vol. CCVIII, 1926, pp. 80–102. Константин Багрянородный также приписывает постройку мечети в Константинополе Масламе: De administrando imperio. — Corpus scriptorum Historiae Byzantinae, ed. J. J. Reiske et 1. Bekker, pp. 101- 102; ed. Moravcsik-Jenkins. Budapest, 1949, p. 92; P. Kahle. ZurGeschichte der mittelallterlichen Alexandria. — Der Islam, Bd. XII, 1922, S. 34; I. A. Nomiku. To prvto tzami thV KwnstantinoupolewV — EpethriV EtaireiaV Buzantinvn Spoudvn, т. 1, 1924, s. 199–201.

[+11] См. работу В. В. Бартольда в «Записках Коллегии востоковедов» (t. 1, с. 469–470).

[+12] См.: Н. Lammens. Etudes sur ie regne du calife Omayade Moawia I. Paris, 1908, p. 444.

[+13] В. В. Бартольд. Ук. соч., с. 470–471, прим. II; A. A. Vasiliev. Medieval Ideas of the End of the World: West and East. — Byzantion, t. XVI, 2, 1944, pp. 472–473.

[+14] В русском и первом английском издании моей «Истории Византийской империи» я скорее переоценил значение битвы при Пуатье. В первом русском издании (Пг., 1917) — с. 222; в первом английском -t. 1, р. 290. См.: A. Dopsch. Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europaischen Kulturentwicklung. Wien, 1924, Bd. II, S. 298.

[+15] См.: J. Wellhausen. Die Kampfe der Araber mit den Romaern in der Zeit der Umajiden. Gottingen, 1901, SS. 444–445 (Nachrichten von der Klassische Gesellschaft der Wissenschaften zu Gottingen. Philosophisch-historische Klasse.); см. также специальную статью о Баттале: Encyclopedie de L’Islam, vol. I, p. 698; см. также: В. В. Бартольд. Ук. соч. с. 470; D. В. Macdonald. The Earlier History of the Arabian Nights. — JRAS, 1924, p. 281; M. Canard. Les expeditions des Arabes contre Constantinople. -Journal Asiatique, vol. CCVIII, 1926, pp. 116–118; W. M. Ramsay. The Attempts of the Arabs to Conquer Asia Minor (641–964 A. D.) and the Causes of Its Failure. — Bulletin de la section historique de l’Academie roumaine, vol. XI, 1924, p. 2. Мы обратимся к истории ал-Баттала позже в связи с эпосом Дигениса Акрита.

[+16] А. Lombard. Etudes d’histoire byzantine: Constantin V, empereur des Romains. Paris, 1902, p. 59.

[+17] WIIIibaldi vita, ed. G. H. Pertz. — Monumenta Germaniae Historica Scriptorum, vol. XV, p. 93.

[+18] А. А. Васильев. Славяне в Греции. — Византийский временник, т. 5, 1898, с. 416–417.

[+19] De thematibus, 53–54.

[+20] Theophanes. Chronographia, ed. C. de Boor, pp. 456–457.

[+21] К. Е. Zachana van Ungenthal. Geschichte des griechisch-romischen Rechts. Berlin, 1892, S. 16; P. Collinet. Byzantine Legislation from Justinian (565) to 1453. — Cambridge Medieval History, vol. IV,. 1923, p. 708 (он датирует выход Эклоги мартом 740 г.); V. Grumel. La Date de la promulgation de l’Ecloge de Leon III. — Echos d’Orient, vol. XXXIV, 1935, p. 331 (он датирует выход Эклоги мартом 741 г.).

[+22] В. Г. Васильевский. Законодательство иконоборцев. — ЖМНП, т. СХСIХ, 1878, с. 279–280; см. также: В. Г. Васильевский. Труды, т. IV, с. 163.

[+23] К. Н. Успенский. Очерки по истории Византии. М., 1917, т. 1, с. 216–218.

[+24] D. Ginnis. Das promulgationsjahr der Isaurischen Ecloge. — Byzan-tinische Zeitschrift, Bd. XXIV, 1924, SS. 356–357; Е. H. Freschfield (ed.). A Manual of Roman Law published by the Emperors Leo III and Constantine V ofisauria of Constantinople A. D. 726. Cambridge, 1927, p. 2; С. A. Spulber. L’Ecloge des Isauriens. Texte, traduction, histoire. Cernautzi, 1929, p. 83 (детальное обсуждение проблемы даты Эклоги — с. 81–86 данной книги); G. Ostrogorski. Die Chronologie des Theophanes im 7. und 8. Jahrhundert. — Byzantinisch-neugriechische Jahrbucher, Bd. VII, 1930, S. 6.

[+25] K. E. Zachana van Lingenthal (ed.). Collectio librorum juris graeco-romani ineditorum. Ecloga Leonis et Constantini. Lipsiae, 1852; J. et P. Zepos. Jus graeco-romanum, vol. II, p. II.

[+26] Ecloga, par. II; J. et P. Zepos. Jus graeco-romanum, II, 13.

[+27] Ecloga, par. II, 13; русский перевод: В. Г. Васильевский. Законодательство иконоборцев. — ЖМНП, т. СХС1Х, 1878, с. 283–285; см. также: В. Г. Васильевский. Труды, т. IV, с. 168–169; С. A. Spulber. L’Eclogue… pp. 5–9,

[+28] J. В. Bury. The Constitution of the Later Roman Empire. Cambridge, 1910, vol. II, p. 414.

[+29] Их даты спорны, однако весьма вероятно, время их появления — где-то незадолго до восшествия на престол Василия I Македонянина в 867 году. См.: Zacahria von Lingenthal. Jus graeco-romanum, vol. IV, p. 4; E. Freshfield. A revised Manual of Roman Law founded upon the Ecloga of Leo III and Constantine V of Isauria. Ecloga privata aucta. Cambridge, 1927, p. 2; Spulber. L’Eclogue… pp. 94–95. См., однако: Zachana von Lingenthal. Geschichte des griechisch-romischen Rechts. Berlin, 1892, S. 36 (по поводу Ecloga privata aucta в южной Италии при норманнском господстве).

[+30] Zacharia von Lingenthal. Collectio librorum… p. 62; J. et P. Zepos. Jus graecoromanum, vol. II, p. 237.

[+31] В этой книге, известной на Руси уже вскоре после принятия христианства в Х веке, были изложены правила апостольской церкви, Вселенских соборов, также как и гражданские законы православных византийских императоров.

[+32] С. Paparrigopoulo. Histoire de la civilisation hellenique. Paris, 1878, pp. 205, 209.

[+33] К. E. Zacharia von Lingenthal. Historiae Juris Graeco-Romani Delineatio. Heidelberg, 1839, p. 32.

[+34] К. Е. Zacharia von Lingenthal. Geschichte des griechisch-romischen Rechts. Berlin, 1892, S. 250. Это мнение было разделено В. Г. Васильевским: Законодательство иконоборцев. — ЖМНП, т. СХС1Х, 1878, с. 97; см. также: В. Г. Васильевский. Труды, т. IV, с. 199.

[+35] Б. А. Панченко. Крестьянская собственность в Византийской империи. Земледельческий закон и монастырские документы, София, 1903, с. 86.

[+36] Там же, с. 30.

[+37] G. Vernadsky. Sur les origines de la Loi agraire byzantine. — Byzantion, vol. II, 1926, p. 173; G. Ostrogorsky. Die wirtechaftlichen und sozialen Entwicklungs-grundlagen des byzantinischen Reiches. — Vierteljahrschrift fur Sozial- und Wirtschaft Geschichte, Bd. XXII, 1929, S. 133. Э. Штайн также склонен принимать эту датировку. См.: Byzantinische Zeitschrift, Bd. XXIX, 1930, S. 355. Ф. Дельгер отбрасывает эту теорию: Historische Zeitschrift, Bd. CXLI, 1929, SS. 112–113.

[+38] Е. Э. Липшиц. Византийское крестьянство и славянская колонизация (преимущественно по данным Земледельческого закона). — Византийский сборник. М.; Л., 1945, с. 104–105.

[+39] Ф. И. Успенский. История Византийской империи. СПб., 1914, т. 1, с. 28. См. также: A. Vogt. Basile 1’empereur de Byzance (867–886) et la civilisation byzantine a la fin du IXe siecle. Paris, 1908, p. 378.

[+40] Рансимен также утверждал, что исаврийские императоры вводили эти новшества с вполне определенной политикой, направленной на уничтожение крепостного права. См.: S. Runciman. The Emperor Romanus Lecapenus and His Reign. Cambridge, 1929, p. 378.

[+41] Ch. Diehl. Histoire de l’Empire Byzantin. Paris, 1930, p. 69. См. также краткую заметку о значении Земледельческого закона в VIII в. в кн.: Ch. Diehl, G. Marfais. Le Monde Oriental de 395 a 1018 p. 256 et note 23.

[+42] W. Ashburner. The Farmer’s Law. — JHS, vol. XXX, 1910, p. 84; vol. XXXII, 1912, pp. 68–83. Издание текста: С. Ferrini. Edizione critica del nomoV gewrgikoV.- Byzantinische Zeitschrift, Bd. VII, 1898, SS. 558- 571. Перепечатано в изд.: Opera di Contrado Ferrini. Milano, 1929, vol. I, PP. 375–395. (Более позднее издание текста закона указано в прим. * на стр. 329. — Науч. ред.)

[+43] В. Н. Златарски. История на българската държава през сродните векове. София, 1918, т. 1, с. 197–200.

[+44] См. весьма интересные главы по этому вопросу в двух книгах, которые практически неизвестны европейским и американским исследователям: К. Н. Успенский. Очерки истории Византии. М., 1917, с. 162- 182; А. П. Рудаков. Очерки византийской культуры по данным греческой агиографии. М., 1917, с. 176–198. См. также: Г. Вернадский. Заметки о крестьянской общине в Византии. — Ученые записки Русской учебной коллегии в Праге, т. 1, ч. 2, 1924, с. 81–97. Вернадский не был знаком с двумя предшествующими работами. См. также: N. A. Constantinescu. Reforme sociale ou reforme fiscale. — Bulletin de la section historique de l’Academie roumaine, vol. XI, 1924, pp. 95–96.

[+45] G. Vernadsky. Sur les origines de la Loi agraire byzantine. — Byzantion, vol. П, 1926, pp. 178–179.

[+46] W. Ashburner. The Farmer’s Law. -JHS, vol. XXXII, 1912, p. 71.

[+47] W. Ashburner. The Rhodian Sea Law. Oxford, 1909, pp. LXVIII, LXXVIII, CXIII. (Есть русский перевод: М. Я. Сюзюмов. Морской Закон. — Античная древность и средние века. Свердловск, 1969, вып. 6. — Науч. ред.)

[+48] По поводу этого свода законов эпохи Македонской династии см. подробно следующую главу.

[+49] W. Ashburner. Rhodian Sea Law. Oxford, 1909, pp. СХП, СХ1П.

[+50] Там же, pp. СХП, CXIV.

[+51] См. весьма обстоятельную статью по поводу родосского морского закона, написанную X. Креллером: Н. Kreller. Lex Rhodia. Untersuchungen zur Quellengeschichte des romischen Seerechtes. — Zeitschrift fur das Gesarnte Handelrecht und Konkursrecht, Bd. XXV, 1921, SS. 257–367.

[+52] См.: Zacharia van Lingenthal. Geschichte des griechisch-romischen Rechts, SS. 16–17; он же. Wissenschaft und Recht fur das Heer vom 6. bis zum Anfang des 10. Jahrhunderts. — Byzantinische Zeitschrift, Bd. III, 1894, SS. 447–449.

[+53] Ш. Диль и Коллине поддерживают точку зрения, что эти три закона были результатом законодательной деятельности Исаврийской династии (Cambridge Medieval History, vol. IV, pp. 4–5, 708–710). Однако во введении к этому же тому (р. XIII) Дж. Б. Бьюри утверждает, что, согласно его точке зрения, после исследований Эшбернера такой взгляд неправомерен по меньшей мере в том, что касается первых двух кодексов.

[+54] G. Finlay. History of the Byzantine Empire from DCXIV to MLVII. Edinbourgh, London, 1856; ed. H. F. Tozer. Oxford, 1877, vol. II, p. 29.

[+55] H. Gelzer. Die Genesis der byzantinischen Themenverfassung. Leipzig, 1899, S. 75.

[+56] Ф. И. Успенский. История Византийской империи. СПб., 1914, т. 1, с. 812; Л., 1927, т. II, с. 55–56.

[+57] Арабский текст Ибн-Хордазбеха с французским переводом см. в следующем издании: М. J. de Goeje. Bibliotheca Geographicorum Arabicorum. Leiden, 1889, vol. VI, pp. 77 ff. См. также: H. Gelzer. Die Genesis der byzantinischen Themenverfassung. Leipzig, 1899, S. 82 ff; Е. W. Brooks. Arabic Lists of Byzantine Themes. — JHS, vol. XXI, 1901, p. 67ff. См. также список византийских фем в персидской географии конца IX века: Hudud al-Alam. The Regions of the World. A Persian Geography 372 A. H. — 982 A. D. Trans. V. Minorsky, pp. 156–158; 421- 422.

[+58] De Thematibus, 28.

[+59] Theophanes Continuatus. Historia. Bonn. ed., p. 6.

[+60] См.: Ю. А. Кулаковский. История Византии, т. III, с. 338–339; Е. Stein. Ein Kapitel vom persischen und vom byzantinischen Staate. — Byzantinisch-neugriechische Jahrbucher, Bd. 1, 1920, SS. 75–77; G. Ostro-gorsky. Ober die vermeintliche Reformtatigkeit der Isaurier. — Byzantinische Zeitschrift, Bd. XXX, 1929–1930, S. 397; G. Ostrogorsky. Geschichte des byzantinischen Staates. Munchen, 1940, S. 105, Anm. 4; Ch. Diehl, G. Marcais. Le Monde oriental… Paris, 1936, p. 256.

[+61] Theophanes. Chronographia, ed. C. de Boor, p. 410. См.: F. Dolger. Corpus der griechischen Urkunden des Mittelalters und der neueren Zeit. Regesten 1. Regesten der Kaiserurkunden des ostromischen Reiches. Munchen, Berlin, 1924, Bd. I, S. 36, Num. 300; E. Stein. — Byzantinische Zeitschrift, Bd. XXIX, 1930, S. 355.

[+62] A. Van Millingen. Byzantine Constantinople, the Walls of the City and Adjoining Historical Sites. London, 1899, p. 98–99, а также иллюстрации между этими страницами.
Примечания научного редактора

[*1] Приводим здесь для сравнения формулировку значения битвы при Пуатье по русскому изданию 1917 года: «Через четырнадцать лет, а именно в 732 году, на западе Карл Мартелл оказал подобную же услугу Западной Европе поражением испанских арабов около Пуатье. Продвижение арабов в Западную Европу было в первой половине VIII века остановлено». Сопоставление здесь идет с поражением арабов при Константинополе. От себя хотелось бы добавить, что оба события представляются сопоставимыми по значению.

[*2] В соответствующем месте русской версии (с. 229) есть одна фраза, которая не была затем включена А. А. Васильевым в последующие издания: «Конечно, и последнее рассуждение не решает вопроса».

[*3] Уже после смерти А. А. Васильева лично Е. Э. Липшиц, или же при ее участии, было опубликовано несколько работ, в которых все вопросы, так или иначе связанные с Земледельческим законом и в целом с историко-правовым развитием Византии, получили дальнейшее развитие. См.: Е. Э. Липшиц. Право и суд в Византии в IV–VIII вв. Л., 1976; Законодательство и юриспруденция в Византии в IX–XI вв. Историко-юридические этюды. Л., 1981; Византийский Земледельческий закон. Текст, исследование, комментарий подготовили Е. Э. Липшиц, И. П. Медведев, Е. К. Пиотровская. Под ред. И. П. Медведева. Л., 1984. Со временем взгляды Е. Э. Липшиц изменились, и в 1976 г. она писала, что Земледельческий закон издан, скорее всего одновременно с Эклогой, то есть в двадцатых годах VIII века (Право и суд… с. 201–202). И. П. Медведев, подводя итоги изучения Земледельческого закона, писал о весьма вероятном южноиталийском происхождении закона (Византийский Земледельческий закон, с. 24–25). Е. Э. Липшиц в комментариях к изданию Земледельческого закона писала о том, что первоначальный текст памятника может восходить к середине VI в. (Византийский Земледельческий закон, с. 140–141). Сперва это была скорее всего компиляция, сделанная для нужд частного лица. Очевидная многослойность памятника и включение его текста в качестве приложения в рукописи Эклоги свидетельствуют, во-первых, о развитии памятника с течением времени и, во-вторых, об официальном признании Земледельческого закона в качестве общеимперского и придании его тексту окончательной редакции в начале VIII в. Таковы в настоящее время основные итоги изучения этого памятника.

[*4] Отмеченное выше, в прим. *3, новое критическое издание Земледельческого закона содержит не только греческий текст, но и критическое издание славяно-русской версии закона (Византийский Земледельческий закон… с. 190–269) с историей изучения (с. 190–197), анализом рукописной традиции (с. 198–232), текстом с параллельным переводом (с. 233–264) и указателем слов древнерусской редакции (с, 265–269).

[*5] В соответствующем месте русской версии (с. 232) есть уточнение о роли дисциплины в армии Льва III, не включенное А. А. Васильевым в последующие издания: «и отчасти благодаря которой он смог с честью выйти из тяжелых условий, создавшихся в империи в момент вступления его на престол».

[*6] Гораздо более взвешенный взгляд современных русских исследователей о Земледельческом законе и его эволюции отмечен выше (прим. *3). См. также: В. В. Кучма. NomoV stratiwtikoV. К вопросу о связи трех памятников византийского военного права. — ВВ, т. 32, 1971, с. 276–285. Данная статья содержит также перевод на русский язык Военного закона.

[*7] В соответствующем месте русской версии (с. 233) есть целый абзац, не включенный А. А. Васильевым в последующие издания: «Из вышеизложенного видно, что достоверными внутренними делами Льва III могут быть признаны Эклога, введение некоторых податей и исправление столичных стен. Что же касается до остальных трех законов, земледельческого, морского и военного, а также до завершения фемной организации, то эти явления внутренней жизни империи могут лишь с некоторым вероятием быть отнесены ко времени Льва III или вообще к VIII веку. Дальнейшая разработка этих вопросов заставит, может быть, отказаться, по крайней мере по отношению к некоторым из них, и от этой вероятности».




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет