А другого глобуса у вас нет?
жүктеу/скачать 1.73 Mb.
|
Но не хотелось бы мне, читатель, чтобы вообразил ты, будто вся полиция только и набита, что бандитами, по банкам с пистолетами служебными шныряющими. Ничего подобного. Зачем нам здесь в карикатуру ударяться? Вовсе там не одни бандиты. Уже потому хотя бы, что и сексуальных маньяков пруд пруди. И до чего же интересные экземпляры попадаются... В Техасе гаишник тамошний, Энтони Сизм, тормознул как–то автомобиль с женщиной–водителем. Нарушили, дескать, гражданочка, и все такое (хотя кто уж теперь знает, что она там нарушила). Но, сказал, можно и так сделать, чтобы в участок – а там же КПЗ и все прочие удовольствия – не ехать. Потому что порешить можно все на месте – и очень даже полюбовно. И опять не надо такого уж догадливого из себя изображать. А то я не знаю, что вы сейчас подумали. Ничего подобного. Гаишник Сизм предложил арестованной даме поиграть в маму и бэйби. И, что интересно, чтобы мамой была именно она. А он, дескать, потому как голодный младенец, тут же должен испить сладкого материнского молока. К груди присосавшись. Буквально об этом впавший в тотальное младенчество полицейский и просил (так и газеты историю эту излагали). Дама его, конечно, уговаривать стала. Дескать, если уж такой он голодный, то тут совсем в двух шагах магазин продуктовый. Где она обещается ему лучшую молочную смесь взять и даже покормить из той же бутылочки. Он, однако, настаивал на натуральном продукте, имея в виду если уж не молоко как таковое – которого могло и не быть – так хотя бы грудь. Ну, в общем, так оно и продолжалось, пока со страху не тормознула она проезжавшую машину – после чего уже весь скандал официально и случился. А в Сан–Франциско выволокли в суд полицейского Фрэнсиса Хога. Обвинялся этот Хог в том, что в 1996 году силой затащил в свой автомобиль женщину и, угрожая обязательным служебным револьвером, принудил ее к оральному сексу. (Для совсем уж отсталых поясню: это когда, в отличие от предыдущего случая, мама – он. Но не может быть, чтобы понятия этого – оральный секс – кто–то еще не знал. После всей–то уже осточертевшей карусели с сексофонистом из Вашингтона...) На суде Фрэнсис Хог отбивался яростно и стойко. И даже приволок двух свидетелей. Жену и... любовницу. Которые под присягой показали, что к оральному сексу он не то, что был равнодушен – но испытывал стойкое отвращение. (Интересный был тактический ход – увы, не сработал.) Или в Лос–Анджелесе в том же 1996–м – не просто полицейского за подобный же героизм судили, а агента Секретной Службы, знаменитой Сикрет Сервис. Тот вообще за один всего день такую кучу подвигов наворотил – куда там твоему Гераклу. Сначала умыкнул несовершеннолетнюю девицу – шестнадцати всего годов. Потом накачал ее наркотиками для вящей податливости. Потом уже, понятно, употребил. После чего в дом к ней заявившись, в ответ на все крики ее отца вывалил служебный пистолет, взведя курок (слава Богу, не спустив). А уже когда прибыла полиция, все той же семьей вызванная, принялся от нее, полиции, вполне профессионально отбиваться (его бы энергию с профессионализмом да в должных целях), серьезно ранив двоих из прибывших. Потом, правда, численное превосходство полиции все–таки позволило Геракла скрутить. Но, как мы уже не раз наблюдали, в любом деле свои чемпионы есть. Здесь я без малейших раздумий отдал бы пальму первенства Джеймсу Тримблу, полицейскому из Айовы. Тримбла арестовала своя же родная полиция, когда разъезжал он по улицам родного города Урбандейл в чрезвычайно интересном состоянии. В тот день Тримбл спер на складе вещдоков целую гору разнообразной дряни – одного метамфетамина (знаменитый "спид", крепко возбуждающее снадобье) уволок на 20 000 долларов. Да еще прочего всего по карманам у него было распихано – марихуана, ЛСД, кокаин и так далее. И вот, нажравшись всего этого добра уж неведомо в каких дозах, отправился он на полицейской машине покататься. Но даже и тут не просто так ехал – а, как сообщалось в рапорте, с "работающим на батареях сексуальным агрегатом, помещенным в его тело". Последнее стоит, пожалуй, на общечеловеческий язык перевести. Под "агрегатом" тут понимался популярный вибратор, с помощью которого одинокие дамы, лесбиянки, а равно и феминистки–мужененавистницы удовлетворяют свои половые потребности. Ну, в общем, такая штука, похожая... Да ладно, в самом–то деле, а то вам самим никак не догадаться, на что она должна быть похожа. И вот, значит, вставляют эту штуку уж куда положено – а там она уже себе вибрирует. На батарейках будучи. Так женщины по большей части штуку эту вставляют... Елки–палки, ну почему вам непременно черным по белому нужно написать – КУДА они по большей части это вставляют? Важно тут то, что полицейский Тримбл по всем законам биологии этот агрегат ТУДА вставить не мог, а поэтому вставил... Сам себе я удивляюсь, честное слово. Потел тут, потел... А нет бы написать: так мол и так, ехал полицейский Тримбл с вибратором в заднице. Вот такая в общем и целом картинка. Вихляющий автомобиль. За рулем – в доску обдолбленный полицейский. В карманах – тонны дряни. В заднице – вибратор. Работающий. Поскольку на батарейках. Так вот и ехал. Так и изловили. Впаяв – в 1996 году опять–таки дело было – условный срок и штраф в тысячу монет. Плюс сто часов общественно–полезных работ. В смысле, куда уж родина в лице полицейского управления пошлет. Ну, родина и послала. И, будучи Системой, не ударила лицом в грязь. Заставили его, преступника негодяйского, в эти обязательные общественно–полезные часы читать лекции в школах. На предмет вреда, который от наркотиков и от развратного образа жизни проистекает. За что он, кстати, до ареста зарплату и получал, детишкам глаза открывая. Хочется верить, что у них там было кому проследить, чтобы он хотя бы на лекции школьные являлся без "работающего на батареях сексуального агрегата, помещенного в тело". И, конечно, еще один фактор – не из последних – осветить полагается: "это сладкое слово коррупция". Оно, слово это, вообще у многих по ассоциации со словом "полиция" возникает мгновенно. А значит, уже плотно на уровне подсознания – да пожалуй что и коллективного – живет.
Случилась она в Южном Вьетнаме – была в те далекие годы такая страна. Одному молодому еще полицейскому (может, как раз в молодости его дело и было) как–то по какому–то случаю предложили взятку: в десять долларов. А он – и теперь внимание и барабанная дробь – ОН ЭТУ ВЗЯТКУ ОТВЕРГ. Тут, конечно, и правительство того Южного Вьетнама аж заколобродилось. Как же это, дескать, какого херувима в рядах родной полиции обнаружили! Тут же интервью пошли ("Как я от взятки отказался"), фотографии в газетах. И кончилось дело тем, что наградили неподкупного стража МЕДАЛЬЮ. Которую и вручили – под духовой оркестр и при большом стечении народу. И, как я уже сказал, многие газеты планеты на историю эту откликнулись. Кто говорит, чтобы подчеркнуть, какая страшная коррупция в этом их Южном Вьетнаме цвела – ежели за не взятый червонец аж медали на грудь взялись цеплять. А я так думаю, что вполне могла их эта история и в принципе поразить. Потому что у вас, скажем, при слове "полиция" каковская ассоциация возникает? То–то же. Не стоит, конечно, коррупцию трактовать совсем уж узко. Как будто она только тогда проистекает, когда стражи порядка у мафии на жалованьи состоят или впрямую купюры из чем–то там провинившегося (а то и в доску невиновного) населения вынимают. Нет, оно и это, понятное дело, имеет быть. Но понятие "коррупция" на мой взгляд все–таки шире. Это когда я сам себе и власть, и закон. Потому что так и состою – при власти да при законе. При кокарде. При пистолете. При камере с решетками. Или хотя бы при комнате вещдоков. И, коли при всем этом состою – так всем этим же, понятно, и пользуюсь. Поэтому только совсем уж Богом обиженный репортер или тотально чокнутый правдоискатель могут ладошками всплескивать и "как же так" восклицать. Как они, умники эти, ахали и охали, когда в Маниле, столице филиппинской, со склада вещдоков пропало кокаина и марихуаны на какие–то страшные и многие тысячи долларов. Ну и что? А то, что вышел к ним шеф городской полиции, полковник Женерозо Несесито, улыбнулся очаровательно и сказал: сожрали. Крысы проклятые с тараканами. Вот на такие страшные многие тысячи и сожрали. И кокаин, и марихуану. Ползают теперь по всей Маниле – и балдеют, сволочи. С чем пресс–конференция успешно и закрылась.
И тут ежели какой читатель из истерически–прозападных фыркать начнет насчет того, что, дескать, что ж вы хотите, Третий мир, Вьетнам там Южный с Филиппинами, вы бы, дескать, еще Россию сюда приплели, и все такое прочее – так я такого умника только и могу, что к началу сей книги отправить (а уже после этого – куда и подальше). Ибо еще в начале этой книги и написано было черным по белому: РАВНОМЕРНО. Все эти милые человеческие качества – начиная от стержневого идиотизма и кончая наималейшими от него производными – по планете нашей распределены равномерно. В отличие от прочих благ цивилизации, о распределении которых разговор совершенно особый. И на каждую филиппино–вьетнамскую историю всегда сыщется очень даже аналогичная прямо под сенью храма богиньки Демократии – в самых, то есть, демократических палестинах. Всегда. Человеческий материал – кругом тот же. А посему выпей свою пилюлю и уймись. И вот вам была Манила, допустим, 1993 год, склад вещдоков, наркотики попертые. А вот вам, допустим, Нью–Хейвен, штат Коннектикут, год 1997–й. Тоже, между прочим, склад вещдоков. С которого как–то незаметно исчезли реквизованные в нелегальных игорных домах десятки тысяч долларов. По поводу чего с рапортом выступил не какой–то там полковник Женерозо Несесито с иезуитской своей ухмылочкой, а очень даже англосаксонского местного вида шеф городской полиции. Чья версия событий оказалась не менее изобретательной, чем предложенная в Маниле сеньором Несесито. Похоже на то, сказал шеф, что деньги эти СЛУЧАЙНО выброшены были в мусорный бак (десятки, напоминаю, тысяч долларов). А уже баки эти – СЛУЧАЙНО же не проверив, что правилами предусматривается – опустошили в мусоросборочные машины. (И уже потом, надо думать, проклятые крысы, еще в далекой Маниле так набезобразничавшие, до них все–таки добрались.) А вот вам еще пара зеркальная вполне. Сначала – Третий погрязший в коррупции мир. Страна под названием Перу – Южная, то есть, Америка. Уж куда вам круче. Происходило там, в Перу этом, ограбление какое–то дерзкое. И вот полиция по вызову вылетела – и за негодяями–бандитами погналась. Гонялись они по тамошним горным дорогам довольно–таки долго, но все–таки наша взяла, и загнали бравые полицейские грабителей в какой–то уж там угол. Ну, сперва, конечно, "руки вверх", а уже потом принялись и торговаться. В общем, сунули бандиты стражам толстенную жмень купюр. На чем обе стороны полюбовно и расстались. Но в деле этом оказались свидетели, которые обо всей некрасивой истории куда надо стукнули. После чего начальство, понятно, своей доли тоже потребовало. Тут–то едва не плачущие от позора и гнева бессильного полицейские и вывалили на стол начальству всю ту жмень дензнаков. Красивых да хрустящих. Но до единой банкноты – фальшивых. История, что и говорить, занятная. Полицию купить – коли нужда приперла – дело, понятно, святое. Но чтобы при этом фальшивыми деньгами рассчитаться – это уже, пардон, ни в какие ворота. Вот такая, значит, взятка в коррумпированной стране Перу место поимела. И вот вам теперь другая ситуация. Не просто в цитадели демократии – в Соединенных, то есть, Штатах – происшедшая, а в самом даже Нью–Йорке. Который ежели не пуп всепланетной демократии – так пусть мне тогда укажут, где этот искомый пуп располагается. Тут, правда, не о взятке будет речь – но о все тех же мошенниками нагретых полицейских. Изначальной целью которых – полицейских, то есть – было нагреть тот самый закон, на страже которого они и пребывали. Тот же по сути случай, что и в Перу. Выяснили они там в Нью–Йорке в 1996 году, что аж пятнадцать служащих полиции уже годами не платят налогов. (Что–то около четырех лет такой лафы у них получалось.) И не платили они эти налоги – а небезопасное оно в тех краях дело, там ведь за убийство зачастую меньше дают – с полной уверенностью в собственной правоте. Поскольку обзавелись полицейские соответствующими бумагами, купленными у мошенников, на левых документах специализировавшихся. И в каждой из таких бумаг было прописано, что такой–то и такой–то (в нашем случае страж порядка) "официально не является жителем Соединенных Штатов, а равно и легальным иммигрантом". То есть, вообще никто – и неведомо как на американской земле очутившийся. С такого ж – как прикажете налоги брать? Ну, конечно, когда вспыла история эта – все за голову похватались. Тут ведь уже был не просто идиотизм, а просто–таки клиническая его разновидность. Тем паче, что за липовые эти бумаженции (на которых слово "липа" разве что метровыми буквами по диагонали оттиснуто не было) заплатили работники полиции – в которой, как мы и прежде знали, с гениями напряженка – от тысячи до двух тысяч долларов каждый. И это ведь еще не все. Юмор в том, что в городском отделе зарплаты, где и следят за отчислениями в федеральную казну, с бумажками этими ознакомившись, головой согласно покивали – да и перестали с предъявителей налог взимать. Как же его и взимать прикажете, когда их, получается, в стране вовсе и нет – даром что они тут же в полиции служат! Так вот такая славная волынка четыре года и тянулась. (И я так думаю, мошенники те, что полицейских нагрели, сперва хохотали себе до упаду, представляя, как идиотов–стражей тут же под микитки и загребут. Ну да в конце концов оно, правда, так и вышло – но не сразу, не сразу.) И – последний аккорд. Это чтобы чуть–чуть ослабить давление на и так уже измордованную полицию. В том смысле, что не одни они там такие умные. И это еще мягко говоря. Потому что бумаженции эти липовые, как мы уже видели, прикупили пятнадцать нью–йоркских полицейских. И СЕМЬСОТ прочих служащих городского муниципалитета. Еще одно замечание тут по теме может следовать. Это сравнениями ежели заниматься. Между Третьим, допустим, миром – и тем, что безусловно под номером Один. Тут могут и те различия возникать, что именно бедностью одних и богатством других объясняются. Да вот вам для ясности еще пара историй. Тормознули в 1995 году в Мексике трое полицейских автомобиль один. Из приличных автомобиль был, новенький Гранд Чероки – не каждому в той Мексике (а я так думаю, и в Америке) по карману. Ну, тормознули его, понятно, с целью потрясти. Потому что семьи у мексиканских полицейских обычно большие, а зарплаты, напротив, маленькие. И у них там получается так, что иногда, глядишь, какие разбойники и сами дадут – а из других, напротив, вытряхивать приходится. Как вот оно в данном случае и происходило. Ну, они задержанному этому – молодому еще человеку, годочков эдак двадцати – не стали ничего втирать, что вот, мол, нарушить изволили и все такое прочее. То ли он и впрямь ничего не нарушал, то ли непроизводительным им такое занятие показалось. В общем, вынули они свои пушки служебные – и деньги на бочку потребовали. Один лишь прокол тут получился, что не спросили они его прежде на предмет удостоверения личности. А то бы могли там прочитать, что звали молодого человека Эрнесто Зедильо Веласко. И по тем же документам получался он никем иным, как сыном... мексиканского президента Эрнесто Зедильо. Ошибка эта очень быстро очевидной сделалась, когда из–за поворота с визгом тормозов вылетели две машины с охранниками президентского сыночка. Которые Робин Гудов в полицейской форме и скрутили скоренько. Ну, это, понятно, крайне неудачный для бедолаг–полицейских расклад лег. Я же тут о том, что вот и такой у них в Мексике заработок имеет быть. (О чем знающие люди туристов из более зажиточных краев очень даже серьезно предупреждают – держаться от стражей подальше.) Теперь вот вам история ну совершенно иного событийного ряда. В пару однако с той, что выше, пристегнутая сознательно. Снова мы с вами в Нью–Йорке оказываемся. В наши опять–таки девяностые годы. В 1996 году газета "Нью–Йорк Пост" поведала читателям, что интересные вещи происходят в городской полиции на предмет сдачи, пардон, мочи на анализ. Ну, они там эту мочу выборочно сдавать обязаны – для проверки, не хватанул ли кто из полицейских какого зелья во время рабочей смены, поскольку и наркоманов арестованных тьма, и склад вещдоков опять же тут, рядом. Процесс, в общем–то, нехитрый. Стаканчик пластиковый в руки – и шуруй в сортир. Раз–два – и тащи теперь стаканчик куда положено. Но тут–то и заковыка, что на раз–два у них там почему–то никак не получалось. Из документов так оно следовало, что делалось таковское дело в конце ночной смены, когда утомленным стражам уже выходило время двигать домой. А тут их со стаканчиками давай по сортирам гонять. В такой ситуации не у каждого и не сразу продукт поступать начнет. Так что, может, и приходилось какое–то время впустую над стаканчиком постоять печально. Я потому это все так детально расписываю, что для понимания ситуации надо вот это все в цветах и красках представить. Поскольку грустное такое стояние в сортире над сухим в доску стаканчиком – ну не идет, проклятая, и хоть ты тресни – выливалось в нью–йоркском полицейском департаменте в... сверхурочные. По причине "задержки мочеиспускания во время отбора проб на анализ". И сверхурочные по именно этой графе обошлись департаменту в ДВЕСТИ ШЕСТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ долларов. Указывалось, конечно, и индивидуальное время, которое у каждого уходило на попытки отлить в стаканчик. Без этого кто ж сверхурочные и оплатит. Среднее время ожидания того, когда ОТТУДА закапает ТУДА составило по все тем же бумагам... ТРИ С ПОЛОВИНОЙ ЧАСА. И ведь – если арифметику кто не забыл – цифирь эта в отдельных случаях может и куда как круче оказаться. Если один простодушный идиот указывал, что он как только вынул, так и справил – то у другого по такой арифметике получалось аж семь часов тотально бесплодных усилий. И вот я к чему все это веду. Ну не могут они себе в той Мексике, будучи как–никак в Третьем несчастном мире, полицейским за пописать аж такие тысячи платить. Потому и приходится дедовскими методами – с пушкой наперевес. А уж те, что из более ухоженных краев – те, случается, и с совсем другим инструментом в руках на дело ходят. Вот вам и вопль упомянутого выше невротика насчет того, что "Америку не трожь". Как будто действительно такая уж разница принципиальная при левом–то заработке – пистолет у разбойника в руках или еще какая штуковина. Но, конечно, и то правда, что по–разному они там, в Америке, на своих глядят – и на всех прочих внизу. Тут, понятно, и гордость национальная (интересно, что вместо нее у российского невротика работает? хотя может, что и она же – это ведь как трактовать), и тот чисто защитный психологический механизм, по которому ребятам из сытых не очень про свои болячки да язвы распинаться хочется (в этом плане у них подход в целом куда здоровее нашего будет). Оно ведь насколько интереснее и пользительнее посмотреть, какие ужасы в других, более экзотических краях, происходят. С тем, чтобы поахав в свое удовольствие, задремать со сладкой мыслью, что и у них в цитадели тоже, конечно, не рай, но чтобы аж так... Аж как "аж так"? Не такая уж тут банальная проблема вырисовывается. Ну вот вам хотя бы ситуация. Помните отечественную историю про приговоренного к смерти бандита – Сергея Мадуева? И влюбленную в него прокуроршу, Наталью Воронцову, которая ему на свидание пистолет притащила – а из пистолета этого Мадуев потом охрану и перестрелял? Должны помнить. Трагическая история. И, если о Воронцовой говорить – трагическая и отвратительная. Потому что жизни ее же товарищей на кону оказалась. Которые для нее вышли дешевле, чем собственная ее пусть даже и в доску пламенная страсть. Ну да Бог ей судья – а я не о том. О том я это пишу, что сняли англичане телефильм обо всей этой катавасии. Не скажу, что такой уж шедевр был, хотя и премий ему навешали по всей планете – ну да тут корреляции давным–давно не существует, что в случае, скажем, Нобелевских премий вкупе с Оскарами уже и крайне подслеповатому невооруженным глазом видно. Так вот, фильм этот в тутошних краях – что по канадским, что по американским каналам – уж десятки раз под охи и ахи телеведущих демонстрировали. Трагедия, конечно, мрак, достоевщина. Таинственная мрачная Россия. И вот вам другая история. Из совсем даже ихних краев. Причем если тот фильм о Мадуеве и Воронцовой с 1992 года без передоху на телеэкранах крутится, то эта, происшедшая в 1994–м, на телеящики так и не прорвалась. Да и в газетах еще искать пришлось, ковыряться. Сидел в городе Риверсайд, в Калифорнии, один негодяй в тюрьме. А негодяй этот Фрэнк Сиско Бриджес и был, поскольку висел на нем целый букет прежних сроков – с тем, что последний свой тянул он за ограбление. И вот, в тюрьме сидя, подал он заявление на бракосочетание с некоей гражданкой, что законом никак не возбраняется. Ну, подошла, значит, дата брачной этой церемонии. Которая во всех подобных случаях там же, в тюряге, и происходит. Но тут случай был совершенно особый, поскольку невеста была не кто–нибудь, а офицерша полиции, работающая с дословно освобожденными преступниками. В общем, она в тюрьму эту явилась – да и вытащила его на денек (наверное уж под расписку какую–нибудь), чтобы все как у людей на ихней той свадьбе состоялось. Опять–таки не о том я, что вот, дескать, пользуясь служебным положением, и так далее. То есть, и о том тоже – но истории пока еще не конец. А дальше оно так произошло, что женишок куда–то в разгар свадьбы улизнул. Потом, правда, вернулся быстренько – через полчаса всего. Но успел за это время изнасиловать СЕМИЛЕТНЮЮ девочку – и вдобавок заразить ее СПИДом, поскольку уж давненько болел этой страшной болезнью сам. И вот она – "Оукленд Трибьюн" от 29 января 1994 года. Городская газета. За пределами калифорнийского города Оукленда не особо и читаемая. А вот телевизор. В котором на каждом втором канале – ужасающая история Мадуева и Воронцовой. А как же. Экая ведь достоевщина, в самом–то деле. Темная, мрачная Россия... Ну ладно. Пусть они себе и дальше утешаются, коль уж оно ихнему здоровью на пользу идет. А мы лучше калейдоскоп свой крутить примемся.
Прежде, однако, чем в разговоре о коррупции точку поставить, хотелось бы объясниться. Почему, то есть, не затрагивали мы главную ее разновидность – мощную, ворочающую совсем уж бешеными миллиардами, разветвленную и пронизавшую властные структуры по вертикали до самого самого. Почему? Да вот именно потому, что о ВЛАСТИ речь. О политике. О которой мы с вами уже вдосталь побеседовали (договорившись к тому же от крутой–то патологии подальше держаться – а в политике без нее как же?). И большие полицейские чины – они уже не столько полицейские, сколько политики. Посему мы здесь все больше о тех, что рангом куда как мельче. Они ведь, кстати, гораздо чаще и в газеты попадают. Поскольку им с газетами судиться сложнее (где ж им, бедолагам, на такого профессора–адвоката–Дершовица денег–то наскрести?) – да и газетам на них наезжать как–то спокойнее, чем, скажем, вон на того шефа полиции. Который – а вы не знали? – человечек как–никак губернатора, и с ним, губернатором, если не в теннис, так в гольф режется регулярно. И вам что, надо объяснять теперь, чей человечек сам губернатор? жүктеу/скачать 1.73 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|