Массовая культура и антикультура

Массовая культура и антикультура

Постепенный процесс демократизации общественной жизни, достижение высокого материального уровня, техническое оснаще­ние основных производственных процессов привели к формиро­ванию массового общества, в котором культурные ценности пере­стали быть элитарным достоянием и получили эгалитарный (урав­нительный) характер, что обусловило появление массовой культу­ры, т.е. усредненной культуры, создаваемой средствами массовой информации и тиражируемой с помощью специальной, техничес­ки высокооснащенной индустрии. Массовая культура имеет своей исторической целью информирование широких слоев населения о возможностях культуры, о ее языке, о навыках, необходимых для восприятия искусства, но массовая культура не может заменить прикосновения к высокому искусству. Однако на любом уровне куль­тура в ее широком смысле являет собой гуманистически ориенти­рованную ценность. А все, что разлагает эту ценность, есть анти­культура.

Выражение «массовая культура» употребляют обычно с чувством пренебрежения, имея в виду нечто, «растворенное в пресной воде большинства». Но понятие массовой культуры может быть осмыс­лено и положительно: к культуре тянутся миллионные массы народа. Негативней смысл выражения «массовая культура» заключается в том, что часто не массам предоставляется возможность подняться до уровня настоящей культуры; напротив, сама «культура», подде­лываясь под примитивные вкусы отсталых слоев населения, опуска­ется, упрощаясь и деформируясь, до уровня, шокирующего подлин­ную воспитанность: умной, высокообразованной массе преподно­сится нечто серое, примитивное, а порой и специально одурмани­вающее.

Массовость культуры — это не обязательно ее низкий уровень будто бы только для примитивно мыслящих. Ведь и широким на­родным массам можно и нужно давать нечто настоящее, стремясь поднимать их к духовно высокому, даже к величайшим шедеврам культуры. Для того чтобы повышать культуру народа, надо обращать­ся к истории культуры, ко всему культурному наследию человечества, а не пытаться тянуть высокообразованные слои общества вниз — к чему-то упрощенному. Испокон веков в обществе были, есть и будут люди с разными задатками и с разным уровнем интеллектуальных возможностей и образованности. Деятель культуры, любой человек, решившийся взять в руки перо, несет ответственность перед обще­ством, перед человеком. Судьба культуры в руках человека.

«Три области человеческой культуры, — писал М.М. Бахтин, — т.е. наука, искусство и жизнь, обретают единство только в личности, которая приобщает их к своему единству... За то, что я пережил и попал в искусство, я должен отвечать своей жизнью, чтобы все пере­житое и понятое не осталось бездейственным в ней. Но с ответст­венностью связана и вина. Не только понести взаимную ответствен­ность должны жизнь и искусство, но и вину друг за друга. Поэт дол­жен помнить, что в пошлой прозе жизни виновата его поэзия, а человек жизни пусть знает, что в бесплодности искусства виновата его нетребовательность и несерьезность его жизненных вопросов».
*

* *
В заключение следует подчеркнуть, что культура реально суще­ствует как исторически сложившаяся разноуровневая система, об­ладающая своими вещными формами, своей символикой, традиция­ми, идеалами, установками, ценностными ориентациями и, наконец, образом мысли и жизни — этой центрирующей силой, живой душой культуры. И в этом смысле бытие культуры обретает сверхиндивидуальный характер, существуя вместе с тем как глубоко личный опыт индивида.

* *
Контрольные вопросы

1. В чем Вы видите смысл решения вопроса о приоритете бытия или со­знания?

2. Чем определяется единство общественного сознания и уникальность личного?

3. В чем Вы видите дедукцию индивидуального сознания по отношению к общественному и индукцию общественного по отношению к индиви­дуальному?

4. Как Вы объясните ситуацию, когда общественное сознание оказалось впереди общественного бытия, учитывая положение, что «бытие опре­деляет сознание»?

5. В чем заключаются преимущества и недостатки обыденного сознания по отношению к теоретическому?

6. Общественное мнение определяется общественной психологией. Как это происходит? Каковы промежуточные звенья их взаимодействия?

7. Может ли общественная идеология быть неполитической? Объясните Вашу позицию.

8. В чем ограниченность любого закона?

9. Расскажите, как соотносятся право и мораль.

10. Поясните различия между понятиями «равенство» и «равноправие».

11. Попытайтесь дать определение культуры.

12. В чем Вы видите динамику ценностного подхода и его роль как двигателя общественной и личной жизни?

13. Как Вы относитесь к утверждению о возрастании роли культуры в об­щественной жизни?
Наука, мораль, искусство

Тема 11

Если в других формах общественного сознания рациональное по­знание действительности, ее упорядоченное и систематизирован­ное отражение являются сопутствующей целью, то в науке критерий рационального осознания мира занимает центральное место, а зна­чит, из обсуждавшейся выше триады Истины, Добра и Красоты здесь в качестве приоритетной ценности выступает взятая сама по себе вне прямой этической или эстетической оценки Истина. Наука — это исторически сложившаяся форма человеческой деятельности, направ­ленная на познание и преобразование объективной действительности, такое духовное производство, которое имеет своим результатом це­ленаправленно отобранные и систематизированные факты, логи­чески выверенные гипотезы, обобщающие теории, фундаменталь­ные и частные законы, а также методы исследования. Наука — это одновременно и система знаний, и их духовное производство, и практичес­кая деятельность на их основе.

Для всякого научного познания существенно наличие того, что исследуется, и то, как оно исследуется. Ответ на вопрос о том, что исследуется, раскрывает природу предмета науки, а ответ на вопрос о том, как осуществляется исследование, раскрывает метод иссле­дования.

Качественное многообразие действительности и общественной практики определило многоплановый характер человеческого мыш­ления, разные области научного знания. Современная наука — чрез­вычайно разветвленная совокупность отдельных научных отраслей. Предметом науки является не только внеположенный человеку мир, различные формы и виды движения сущего, но и их отражение в сознании, т.е. сам человек. По своему предмету науки делятся на естественно-технические, изучающие законы природы и способы ее освоения и преобразования, и общественные, изучающие различные об­щественные явления и законы их развития, а также самого человека как существа социального (гуманитарный цикл). Среди обществен­ных наук особое место занимает комплекс философских дисциплин, изучающих наиболее общие законы развития и природы, и общест­ва, и мышления.

Предмет науки влияет на ее методы, т.е. приемы, способы исследования объекта. Так, в естественных науках одним из главных приемов исследования является эксперимент, а в общественных науках — ста­тистика. Вместе с тем границы между науками в достаточной степе­ни условны. Для современного этапа развития научного познания характерно не только появление смежных по предмету дисциплин (например, биофизика), но и взаимное обогащение научных мето­дологий. Общенаучными логическими приемами являются индук­ция, дедукция, анализ, синтез, а также системный и вероятностный подходы и многое другое. В каждой науке различаются эмпиричес­кий уровень, т.е. накопленный фактический материал — итоги на­блюдений и экспериментов, и теоретический уровень, т.е. обобще­ние эмпирического материала, выраженное в соответствующих тео­риях, законах и принципах; основанные на фактах научные пред­положения, гипотезы, нуждающиеся в дальнейшей проверке опы­том. Теоретические уровни отдельных наук смыкаются в общетео­ретическом, философском объяснении открытых принципов и за­конов, в формировании мировоззренческих и методологических сторон научного познания в целом.

Существенным компонентом научного познания является философское истолкование данных науки, составляющее ее мировоззренческую и методологическую основу. Уже сам отбор фактов, особенно в общественных науках, подразумевает большую теоретическую под­готовленность и философскую культуру ученого. Современный этап развития научного знания требует не только теоретического осмыс­ления фактов, но и анализа самого способа их получения, размыш­лений об общих путях поисков нового.

Наука — это сложное многогранное общественное явление: вне общества наука не может ни возникнуть, ни развиваться, но и об­щество на высокой ступени развития немыслимо без науки. Потреб­ности материального производства влияют на развитие науки и на направления ее исследований, в свою очередь, наука влияет на об­щественное развитие. Великие научные открытия и тесно связанные с ними технические изобретения оказали колоссальное влияние на судьбы всего человечества.

В разные периоды истории роль науки была неодинакова, но зна­чение ее понималось уже в глубокой древности. В античности наука существовала как результат произошедшего разделения субъектов умственного и физического труда. В качестве самостоятельной формы общественного сознания наука стала функционировать на­чиная с эпохи эллинизма, когда целостная культура античности на­чала дифференцироваться на отдельные виды и формы духовной деятельности. Становление собственно научных, обособленных и от философии, и от религии форм знания обычно связывают с име­нем Аристотеля, заложившего первоначальные основы классифика­ции различных знаний. Однако тогда элементы научного знания ока­зывали еще весьма слабое влияние на производство; последнее осу­ществлялось главным образом рабами с помощью ручных орудий на основе эмпирических знаний, веками выработанных навыков. В условиях феодализма натуральное хозяйство продолжало обходиться ручными орудиями и ограничивалось преимущественно индивиду­альным искусством и опытом мастеров. Однако и в средневековье происходил процесс развития знания, хотя порой и в скрытой форме, как, например, химия (химическое мышление) в форме алхимии.

Роль науки в развитии производства возрастала по мере расши­рения и обобществления производства. Зарождавшийся в недрах фе­одального общества капитализм поставил такие практические про­блемы, которые могли быть разрешены уже только научно: произ­водство достигало масштабов, делавших необходимым применение механики, математики и других наук. Наука все больше становилась духовным содержанием производительных сил, ее достижения во­площались в технических нововведениях. Весь последующий ход ис­тории представляет собой неуклонный и все углубляющийся про­цесс «онаучивания» производства. Этот процесс осуществляется многообразными путями, прежде всего путем создания теоретичес­кой основы для конструирования все более совершенных инстру­ментов и машин.

Вместе с небывалым ранее прогрессом естественных наук полу­чили новый импульс к развитию и гуманитарные дисциплины. Про­исходило повышение интереса к познанию не только материального мира, но и закономерностей духовной жизни.

Дальнейшее развитие науки обусловливается неуклонно возрастающими потребностями производства и расширением мирового рынка. При этом интеллектуальные функции общества, развиваясь, все больше отделяются от субъекта труда и концентрируются в де­ятельности господствующего класса и быстро формирующейся со­циальной группы интеллигенции. Кроме того, научная работа отде­ляется и от труда по организации производства и становится сферой ученых. Происходит специализация и в среде ученых. Этот процесс имел прогрессивное значение, создавая необходимые условия для углубления познания, но вместе с тем он заключал в себе и отрица­тельную сторону: узкая специализация делает знания ученых огра­ниченными, что не только снижает продуктивность самого научного творчества, но и способствует дестабилизации культуры. Именно в это время начинается все более углублявшийся впоследствии разрыв между естественно-научным и гуманитарным знанием, между наукой вообще и нравственно-этическим сознанием.

Со времени зарождения капитализма и вплоть до наших дней (независимо от общественного строя) взаимосвязь научного и материального производства постоянно углубляется и совершенству­ется. Сегодня этот процесс выражается во все большей автоматиза­ции производства вплоть до частичной замены работы человечес­кого мозга кибернетическим устройством, компьютерами. Увеличи­вая сферу овеществленного труда, наука позволяет с меньшей затра­той живого труда добиваться больших результатов в материальном производстве. Создание действительного богатства общества стано­вится менее зависимым от рабочего времени и количества затра­ченного труда, а более от общего состояния науки и степени разви­тия технологии или от применения этой науки в производстве. По­вышение мощи производства достигается путем совершенствования управления экономикой, что также является предметом специаль­ного изучения соответствующих наук. Так, из первоначально сугубо естественной науки — кибернетики выросла новая общественная дисциплина — наука управления.

Социальное назначение науки заключается в том, чтобы облег­чить жизнь и труд людей, увеличить разумную власть общества над природой, способствовать совершенствованию общественных отно­шений, гармонизации человеческой личности. Современная наука благодаря своим открытиям и изобретениям сделала очень многое для облегчения жизни и деятельности людей. Научные открытия и изобретения привели к повышению производительности труда и увеличению массы товаров. Но сокровища науки пока не принесли счастья в одинаковой мере всем людям. «Наука — обоюдоострое все­могущее оружие, которое в зависимости от того, в чьих руках оно находится, может послужить либо к счастью и благу людей, либо к их гибели»⁹⁶. Наука без человека бессильна, более того, наука без человека бесцельна. Необходимо не только способствовать разви­тию самих наук, их взаимообогащению и большей практической от­даче, но и тому, чтобы их достижения были бы в адекватной степе­ни восприняты человеком, развитие социальной активности кото­рого является решающим условием социального прогресса. Боль­шинство открытий и изобретений имеют две стороны — плодотвор­ную и разрушительную — и в силу этого таят в себе огромные воз­можности и опасности. Все зависит от того, кем и как они будут использованы.

И. Кант, будучи сам выдающимся ученым, сдержанно и критично относился и к науке, и к ученым. Следуя Ж.Ж. Руссо, он видел про­тиворечие социального, в том числе и научного прогресса, опасался накопления знаний без учета того, приносят ли они блага человеку. История свидетельствует, что еще в то время, когда мрачные пос­ледствия научных открытий не были столь очевидными, отдельные мыслители почувствовали таящуюся в них гибельную опасность.

Вплоть до последнего времени ученые не задумывались над драматическими и трагическими последствиями своих открытий. Каж­дое приращение научного знания рассматривалось как благо и было заранее оправдано. После Хиросимы ситуация изменилась: встала проблема моральной ценности научного открытия, которое может быть использовано во вред человечеству. Оказалось, что истина не существует вне добра, вне ценностных критериев. Эстетически раз­витому человеку они открываются полнее.

Человечество ныне находится на таком рубеже своей истории, когда от него самого зависит решение поистине гамлетовского во­проса: быть или не быть? Роковым для судеб человечества вызовом стал такой уровень познания, овладения и «контроля» человека над природой, который дал возможность взорвать атомную бомбу, от­крыв тем самым зловещую перспективу самоубийственной ракетно-ядерной мировой войны и породив архиглобальную (среди других глобальных проблем, с которыми уже столкнулось человечество) проблему — проблему войны и мира. В мире развивалось не только добро, но и зло. К сожалению, зло совершенствуется и при опреде­ленных условиях оказывается, по выражению А. Тойнби, Молохом, пожирающим все большую и большую долю увеличивающихся продуктов человеческой индустрии и интеллекта в процессе сбора все большей пошлины с жизни и счастья.

Иначе говоря, прогрессирующее развитие науки неизбежно по­рождает множество проблем, которые носят жизненно важный, нравственный характер⁹⁷.

Невольно вспоминаются слова А.И. Герцена о том, что мы стоим на краю пропасти и видим, как она осыпается, и мы не сыщем спа­сения иначе, как в нас самих, в сознании нашей свободы. Можно только добавить — разумно направленной и ответственной перед судьбами человека и человечества.

Правовое регулирование — это регулирование поведения людей с помощью системы законов. Оно оставляет вне своего влияния ог­ромную область человеческих отношений, именуемых нравственны­ми. Законом не предусмотрено, например, наказание за нарушение правил приличия, за невежливость и т.п. Это осуждается общест­венным или личным мнением.

Таким образом, жизнь людей в обществе подчиняется не только правовым, но и нравственным регулятивным принципам, что изучается этикой — учением о морали. Нравственность — это исторически сложившаяся система неписаных законов, основная ценностная форма общественного сознания, в которой находят отражение общепринятые нор­мативы и оценки человеческих поступков. Само нравственное начало «предписывает нам заботиться об общем благе, так как без этого заботы о личной нравственности становятся эгоистичными, т.е. без­нравственными. Заповедь нравственного совершенства дана нам раз навсегда в Слове Божьем и дана, конечно, не для того, чтобы мы ее твердили, как попугаи, или разбавляли собственною болтовнёю, а для того, чтобы мы делали что-нибудь для осуществления нравст­венных императивов в той среде, в которой мы живем, т.е., другими словами, нравственный принцип непременно должен воплощаться в общественной деятельности»⁹⁸.

Нравственный человек наделен чуткой совестью — удивительной способностью самоконтроля. Механизм совести устраняет раздвоен­ность личности. Возьмем пример с преступником на суде. Он, по И. Канту, «может хитрить сколько ему угодно, чтобы свое нарушаю­щее закон поведение, о котором он вспоминает, представить себе как неумышленную оплошность, просто как неосторожность, кото­рой никогда нельзя избежать полностью, следовательно, как нечто такое, во что он был вовлечен потоком естественной необходимос­ти, чтобы признать себя невиновным; и все же он видит, что адвокат, который говорит в его пользу, никак не может заставить замолчать в нем обвинителя, если он сознает, что при совершении несправед­ливости он был в здравом уме, т.е. мог пользоваться своей свободой выбора»⁹⁹.

Нравственное сознание включает в себя принципы и нормы нравственности. Таким образом, нравственность — это и опреде­ленная сторона объективных отношений людей, их поступков, и форма сознания. Мы говорим и о нравственном поступке, и о нрав­ственных представлениях, понятиях. Нравственное сознание об­ладает сложной структурой, элементами которой являются нрав­ственные категории, нравственные чувства и нравственный иде­ал как представление и понятие о высшем проявлении нравствен­ного, вытекающего из социального идеала совершенного миропо­рядка.

Основным проявлением нравственной жизни человека является чувство ответственности перед окружающими и самим собой. Правила, которыми люди руководствуются в своих взаимоотношениях, составляют нормы нравственности; они формируются стихийно и вы­ступают как неписаные законы: им подчиняются все как должному. Это и мера требований общества к людям, и мера воздаяния по за­слугам в виде одобрения или осуждения. Правильной мерой требо­вания или воздаяния является справедливость: справедливо наказа­ние преступника; несправедливо требовать от человека больше, чем он может дать; нет справедливости вне равенства людей перед за­коном.

Нравственность предполагает относительную свободу воли, что обеспечивает возможность сознательного выбора определенной по­зиции, принятия решения и ответственности за содеянное. Если бы поведение людей фатальным образом предопределялось сверхъес­тественными силами, внешними условиями или врожденными ин­стинктами, как, например, у насекомых, то не имело бы смысла го­ворить о нравственной оценке поступков. Но нравственности не могло быть и в том случае, если бы человеческие поступки ничем не обусловливались, если бы царила стихия абсолютно свободной воли, т.е. полный произвол. Тогда не могло бы существовать соци­альных норм, в том числе и нравственных.

Нравственные нормы, принципы и оценки в конечном счете выражают и закрепляют правила поведения, которые вырабаты­ваются людьми в труде и общественных отношениях. Истоки нрав­ственности восходят к обычаям, закрепившим те поступки, ко­торые по опыту поколений оказались полезными для сохранения и развития общества и человека, отвечали потребностям и инте­ресам исторического прогресса. Нравственное выступало как сти­хийно обобщенный и устойчивый образ действий людей, как их нравы.

Нравственность в историческом развитии обладает известной преемственностью, относительной самостоятельностью: каждое новое поколение не создает заново всех норм поведения, а заим­ствует моральные ценности прошлых эпох, видоизменяя, разви­вая их.

В нравственности, как и во всех других областях познания, в общем наблюдается некоторый исторический прогресс. В то же время есть и относительно незыблемые нравственные императи­вы — так называемые общечеловеческие нормы нравственности. Это один из самых устойчивых ориентиров в человеческом обще­стве. Исключительно велика их значимость и для настоящего, и для будущего мирового сообщества.

Исходными категориями нравственности являются добро и зло. Добро — это нравственное выражения того, что способствует счастью людей. Отрицательные явления в общественной и личной жизни людей, силы торможения и разрушения именуются злом. Злая воля стремится к тому, что противоречит интересам общества и человека. Однако диалектика истории внутренне противоречива. Зло, по Гегелю, может выступать как форма, в которой проявляется не только тор­мозящая, но и движущая сила истории. Гете отмечал, что зло вы­ступает и как отрицание, сомнение, как необходимый момент дерз­кого движения человеческого разума к познанию истины, как иро­ния над человеческими иллюзиями. Всякий новый шаг вперед в ис­тории является протестом против старых «святынь» и оценивается современниками как зло. Это, кстати, говорит об относительности понимания добра и зла.

Всюду, где человек связан с другими людьми определенными отношениями, возникают взаимные обязанности. Социальные обязан­ности, налагаемые на каждого члена общества, принимают форму нравственного долга. Добродетель есть, по И. Канту, моральная твер­дость воли человека в соблюдении им долга. Действительная нрав­ственность есть должное взаимодействие между единичным лицом и его данной средой — природной и социальной. Человека побуж­дает выполнять свой долг осознание им интересов окружающих и своих обязательств по отношению к ним. Кроме знания моральных принципов важно еще и переживание их. Если человек переживает несчастья людей как свои собственные, тогда он становится спосо­бен не только знать, но и переживать свой долг. Иначе говоря, долгом является то, что должно быть исполнено из моральных, а не из правовых соображений. С моральной точки зрения я должен и совершать мо­ральный поступок, и иметь соответствующее субъективное умонастроение.

Говоря о совести, мы имеем в виду и силу положительного зова души, и ее укоры за «не то» и «не так» содеянное. Между должным и внутренними мотивами поступков людей имеют место острые кол­лизии. Их разрешает внутренний суд — суд совести. «Вот, напри­мер, — говорит Ф.М. Достоевский, — человек образованный, с раз­витой совестью, с сознанием, сердцем. Одна боль собственного его сердца, прежде всяких наказаний, убьет его своими муками. Он сам себя осудит за свое преступление беспощаднее, безжалостнее самого Грозного закона»¹⁰⁰. Иначе говоря, совесть есть внутри меня творимый суд над моими собственными чувствами, желаниями, помыслами, словами и поступками, т.е. суд моего Я над ним же самим. Механизм совести устраняет раздвоенность человека. Нельзя все правильно понимать, но неправедно поступать. С совестью нельзя играть в прятки. Ни­какие сделки с ней невозможны.

В системе нравственных категорий важное место принадлежит достоинству личности, т.е. осознанию ею своего общественного значения и права на общественное уважение и самоуважение.

Коренной вопрос этики — смысл человеческой жизни. От его реализации полностью зависит человеческое счастье, представляющее собой нравственное удовлетворение, проистекающее от сознания правильности, величия и благородства основной жизненной линии поведения. Секрет счастья — в умении доставить и людям, и себе ра­дость, в умении организовать свою жизнь так, чтобы с наибольшей полнотой выявить свои творческие способности. Источник счастья заключается в полноте проявления физических и духовных сил че­ловека. Счастье многогранно. Главный стержень человеческого счастья — творчество в любой области: в труде умственном и физи­ческом. В творениях человек проявляет свою индивидуальность и осознает, что это его детище, часть его Я, которая вливается в море общей культуры, как чего-то более емкого и долговечного, чем лич­ное бытие отдельного человека.

Каково требование религиозной нравственности? Оно таково: «имей в себе Бога» и «относись ко всему по-Божьи».

В заключение еще раз приведу знаменитые слова И. Канта: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне»¹⁰¹.

Понятия Истины и Добра неполны без Красоты, а она, в свою оче­редь, проявляется там, где разум приблизился к истине, а воля на­правлена на добро. «Я убежден, — писал Гегель, — что высший акт разума, охватывающий все идеи, есть акт эстетический и что истина и благо соединяются родственными узами лишь в красоте»¹⁰². Ни в одной области нельзя быть духовно развитым, не обладая эстети­ческим чувством.

Античность активно рефлексировала по поводу своей духовной деятельности, причем не только ее содержания, но и ее формы, что проявилось во введении эстетических понятий красоты, меры, гар­монии, совершенства в состав основных категорий бытия¹⁰³. Свою приверженность к эстетическому античные мыслители объясняли тем, что только эта форма адекватно выражает бытие и мир в целом, имеющий в своей основе глубоко скрытый за вещами, за, казалось бы, хаотичными формами фундаментальный принцип гармонии и красоты. Красота для античности была атрибутом самого мира, а не только взирающего на этот мир человека. Кроме того, красота и гармония являлись также и синонимами разумного, ибо ясно, что устроенный по законам красоты мир не может быть устроен нера­зумно. Учение о красоте в античной эстетике, по существу, не отделялось от учения о бытии, а это значит, что вопросы об Истине, Красоте и Благе не были в классической античности разными во­просами: они сливались в нераздельное единство.

Специальная рефлексия над эстетическим началась в эпоху Возрождения, когда на первое место был выдвинут человек. Авторитет эстетического резко возрос, и оно вернулось в состав философского знания. Факт обособления эстетики как самостоятельной формы ду­ховной деятельности закономерно привел и к обособлению Красо­ты, которая раньше внутренне пронизывала, а тем самым и синте­тически объединяла Истину и Добро, а теперь вступает в качестве равноправного персонажа в развивающуюся историческую драму, в борьбу за лидирующее положение. Красота объявляется «совершен­ством чувственного познания», а местом пребывания Красоты мыс­лится уже не мир сам по себе (как это было в античности), а искус­ство как результат творческой деятельности человека.

Признание эстетического свойства у одного только искусства ли­шало эстетическое сознание его синтезирующей функции, обособ­ляло эстетику от всех других видов деятельности, от социальной жизни вообще, превращало искусство в самоцель. С этой точки зре­ния, истина относилась к миру, а красота — к человеческому твор­честву или к красоте природы, взятой вне социума. Впервые в ис­тории между Истиной и Красотой была установлена логическая про­пасть, та же пропасть, которая разделяет природу и творческий дух человека.

Наиболее развернутое обоснование этой точки зрения дали фи­лософы-романтики, затем она получила развитие в классическом не­мецком идеализме, в неокантианстве XIX и XX вв. Аналогичные по­строения лежат в основе всех разновидностей собственно эстети­ческой теории «чистого искусства», т.е. искусства ради искусства. Красота здесь ставится выше и Истины, и Добра. Искусство, соглас­но Б. Кроче, есть высшая реальность, оно находится вне познания и вне морали. Истинным миром духа, высшей реальностью бытия является мир искусства (Ш. Бодлер, О. Уайльд), которое одно только способно восполнить недостаточность и ущербность социального бытия (русский символизм) и которое затмевает все «обреченные на неудачу» попытки естественных и общественных наук проникнуть в глубинную, сущностную природу самого человека (Ж.П. Сартр).

Согласно И.В. Гете, между Истиной и Красотой нет резкой гра­ницы, напротив, Красота и есть Истина; она есть проявление глу­бинных законов природы, которые без обнаружения их в феноменах навсегда остались бы скрытыми для нашего взора. Законы природы и законы Красоты не могут отделяться друг от друга. По Гете, тот, кому природа начинает открывать свои тайны, испытывает непре­одолимое, страстное стремление к ее наиболее достойному толко­ванию средствами искусства.

Эпоха Просвещения и практически вся официальная идеология начала XIX в. были пронизаны рационализмом, т.е. были склонны доверить решение основных вопросов бытия естественно-научно­му разуму; с этой точки зрения искусство считалось не средством познания мира, а только формой человеческого самоутвержде­ния. С конца XIX в. европейские философы настойчиво заговори­ли о «кризисе рационализма», о необходимости вернуть в культуру принцип триединства разума, воли и чувства, т.е. Истины, Добра и Красоты.

Для русской культуры XIX в. был характерен именно гетевский взгляд на сущность прекрасного, причем если в западноевропейских эстетических учениях больший упор делался на соответствии зако­нов Красоты и законов природы, а сами законы Красоты считались все же атрибутом одной только человеческой деятельности, то пафос русской культуры шел дальше. В.Г Белинский, Д.И. Писарев, Н.А. Добролюбов, Л.Н. Толстой видели в искусстве прежде всего средство морального воздействия и нравственного сближения людей, а Ф.М. Достоевский подчеркивал религиозное значение кра­соты.

Неотъемлемым аспектом эстетического сознания являются эстетические чувства. Эстетическое чувство — это просветленное чувство на­слаждения красотой. «Эмоции искусства суть умные эмоции. Вместо того чтобы проявиться в сжимании кулаков и в дрожи, они разре­шаются преимущественно в образах фантазии»¹⁰⁴. Эстетические чув­ства относятся к высшим формам душевных переживаний. Они пред­полагают осознанную или неосознанную способности руководство­ваться понятиями прекрасного при восприятии явлений окружаю­щей действительности, произведений искусства. Эстетические чув­ства, как и любые позитивные эмоции, граничат с откровением. Они различаются по степени обобщенности и по силе. Начиная от чув­ства умеренного удовольствия человек может пройти ряд ступеней вплоть до эстетического восторга.

Развитое эстетическое чувство делает личность человека индивидуально неповторимой, дифференцирует его внутренний мир и вместе с тем гармонически сочетает в нем духовные качества. Че­ловек с развитым эстетическим чувством — это человек творческого порыва, творческого отношения к жизни.

Характерно, что человек с развитыми здоровыми эстетическими потребностями надолго сохраняет не только духовную, но и физи­ческую молодость, так как творческий, активный импульс его жизни повышает общий тонус жизнедеятельности его организма. Действи­тельно, постоянное общение с природой, умение видеть и создавать красоту в труде, в отношениях между людьми, способность глубоко чувствовать и понимать искусство — все это усиливает жизнеспособ­ность человека, освобождая его от многих ненужных отрицательных эмоций и переживаний. Развитые эстетические потребности делают более высокой общую культуру чувств, очищая их от вульгарных, примитивных и грубых переживаний.

Эстетическое сознание может существовать в каждом акте человеческой активности, будь то научное мышление, чувственное созерцание, производственная деятельность или даже бытовая сфера. Человек может оценивать с эстетических позиций любое свое про­явление, каждое противостоящее ему объективное явление, словом, вообще все, что только вовлекается в сферу его опыта.

Искусство — это профессиональная сфера деятельности, в кото­рой эстетическое сознание из сопутствующего элемента превраща­ется в основную цель. Как бы ни был силен обязательно присутст­вующий эстетический момент в деятельности, например, ученого, не он все-таки определяет основное содержание его исследований. В искусстве эстетическое сознание становится главным.

Эстетическое отношение к действительности, содержащееся во всех видах человеческой деятельности, не могло не стать предметом специального воспроизводства. Таким особым видом человеческой деятельности, в котором эстетическое, воплотившись в художественное, есть и содержание, и способ, и цель, является искусство; оно «никогда не остав­ляло человека, всегда отвечало его потребностям и его идеалу, всегда помогало ему в отыскивании этого идеала — рождалось с человеком, развивалось рядом с его исторической жизнью»¹⁰⁵.

Искусство служит средством самовыражения человека, и, следовательно, предметом искусства являются как отношения человека и мира, так и сам человек во всех его измерениях — психологичес­ком, социальном, нравственном и бытовом. Гуманитарные науки — и психология, и социология, и этика, и т.п. — также имеют своим предметом человека, но все они рассматривают его с какой-либо одной и притом сознательно ограниченной точки зрения. Искусство же не только берет человека в его цельности, но и затрагивает все самые глубокие и еще не изведанные наукой пласты того удивитель­нейшего феномена в мире, которым является человек — тайна тайн природы. Искусство говорит с нами на своем особом языке, кото­рому надо научиться, чтобы он стал понятен. Искусство обеспечи­вает полноту создания и восприятия своего предмета в отличие от сознательной частичности подхода, присущей науке.

Искусство, зародившись еще в первобытном обществе, приобре­ло свои основные черты в античности, но и в то время оно не сразу начало мыслиться как особый вид деятельности. Вплоть до Платона (включая и его самого) искусством назывались и умение строить дома, и навыки кораблевождения, и врачевание, и управление госу­дарством, и поэзия, и философия, и риторика. Процесс обособления собственно эстетической деятельности, т.е. искусства в нашем по­нимании, начался в конкретных ремеслах (здесь он привел к созда­нию, например, орнаментов), а затем был перенесен в область ду­ховной деятельности, где эстетическое также не было сначала обо­соблено от утилитарного, этического и познавательного.

Две черты составляют особенность искусства. В о – п е р в ы х, мир этот не есть порождение чистого вымысла, не имеющего ни­какого отношения к действительному миру. У автора может быть исключительно могучая фантазия, но то, что изображено в художе­ственном произведении, к какому бы направлению и жанру оно ни относилось, являет собой своеобразную реальность, созданную по аналогии с объективной реальностью.

В о – в т о р ы х, эта реальность, именуемая художественной кар­тиной мира, есть лишь более или менее правдоподобное изображе­ние жизни, но не сама жизнь. Художник интуитивно вкладывает в свое произведение помимо того, что входит в его замысел, и нечто, идущее из сферы бессознательного. В результате подлинное произ­ведение искусства содержит неисчерпаемость истолкований, будто автору было присуще бесконечное количество замыслов¹⁰⁶. Этому спо­собствует и значительная субъективность восприятия искусства. Ведь его содержание не передается полностью в рациональных тер­минах языка, как в науке. Для эмоций же их терминологическое обозначение лишь знак — под одним знаком скрывается огромное количество индивидуальных чувств и соответственно восприятий.

Искусство в отличие от всех других видов деятельности есть выражение внутренней сущности человека в ее цельности, которая ис­чезает в частных науках и в любой другой конкретной деятельности, где человек реализует только какую-нибудь одну свою сторону, а не всего себя. Если и в своей практической деятельности, и в науке человек противопоставлен миру, как субъект объекту, и тем ограни­чен в своей свободе, то в искусстве человек превращает свое субъ­ективное содержание в общезначимое и целостное объективное бытие.

Это внутреннее единство всех духовных сил человека при созда­нии и восприятии произведений искусства обеспечивается синкре­тической силой эстетического сознания. Если, читая научные, пуб­лицистические, популярные издания, человек сразу же внутренне настраивается на как бы «фрагментарное» мышление о мире, «за­бывая все», что ему не пригодится для восприятия данного текста, то, настраиваясь на чтение художественного произведения, он ак­тивизирует в себе все свои духовные силы: и ум, и интуицию, и чув­ства, и этические понятия, и свое самое потаенное Я. Нет ни одного момента в нашей внутренней духовной жизни, который не мог бы быть вызван и активизирован восприятием искусства. Поэтому ос­новной функцией искусства является его синтетическая миссия, обеспечи­вающая целостное, полнокровное и свободное восприятие и воссоздание мира, которое возможно только при условии совмещения познавательных, этических, эстетических и всех других моментов человеческого духа.

Синтетической силой искусства во многом объясняется тот удивлявший философов факт, что среди всего многообразия видов ду­ховной деятельности нет ничего, что имело бы равное по своей силе социальное воздействие на человека. Это знали уже в анти­чности. Искусство нередко даже пугало людей своей таинственной силой. Так, высказывалось мнение, что любое стремящееся к поряд­ку государство должно запретить музыку (да и другие искусства), ибо она размягчает нравы и делает невозможной строгую суборди­нацию. Ортодоксальное христианство в первые века своего восхож­дения запрещало театр и живопись как нечто, оспаривающее суро­вый аскетизм, которого требовали этические христианские догма­ты. Даже в Новое время, когда вследствие развития общественной жизни о запрещении искусства уже не могло быть и речи, государ­ство продолжало накладывать жесткие цензурные запреты на лите­ратуру, требуя от нее послушного воспевания официального миро­воззрения.

В XIX и XX вв. на первый план выдвинулась проблема соотно­шения искусства и идеологии. Будучи облечены властью, идеологи­ческие системы, вбирающие в себя политические, моральные и дру­гие установки каждого данного общества, нередко стремятся к подавлению свободы искусства, к его политизации. Естественно, при этом смысловая сторона художественных произведений упрощенно отождествляется с некой логически упорядоченной системой поли­тических идей, что приводит к забвению специфики собственно ху­дожественного мышления, к утилитаризации эстетического чувства. В результате идеологического диктата расцветает так называемая массовая культура, в которой эстетические показатели настолько снижены, что фактически исчезает всякое различие между таким усредненным искусством (т.е. уже псевдоискусством) и самой идео­логией.

Вульгаризаторские подходы к идеологическому управлению искусством проявились и в нашем обществе, особенно в период культа личности Сталина и годы застоя, когда значительная часть художе­ственных произведений была, по существу, лишь простой иллюстра­цией к схематично и упрощенно толкуемым потребностям дня. За­силье в кино 1970-х гг., например, так называемой производственной темы, подаваемой и кочующей из одного фильма в другой банальной схемы борьбы, скажем, молодого новатора и сначала сопротивляю­щегося, но затем признающего свои ошибки руководителя, негатив­но сказалось на общем состоянии кино. Лучшие кинофильмы, в ко­торых то же общественное содержание получало высокую художе­ственную форму, «лежали на полках», не допускались до зрителя или же неузнаваемо изменялись в результате применения «монтажных ножниц». Идеологизация искусства сопровождалась его бюрократи­зацией, что открывало дорогу личным амбициям тех людей, которые занимали командные посты в индустрии кино. Пользуясь идеологи­ческим лозунгом о якобы антиобщественном или антипатриотич­ном содержании тех или иных кинолент, об их «отходе» от социа­листического реализма, эти люди, надевшие политико-идеологичес­кие шоры, на долгое время задержали появление на экранах филь­мов ряда талантливых режиссеров, например А. Тарковского, С. Па­раджанова.

Требование свободы художественного творчества от бюрократического контроля и идеологического диктата не имеет ничего общего с ложным тезисом о «внеморальной природе искусства», ко­торый поддерживается некоторыми исследователями в западной эс­тетике: эстетика и этика не могут быть безнаказанно разделены. Ис­кусство, как говорил Гегель, есть эстетически преобразованный «нравственный дух». Демократизация искусства означает не свободу от морали, но свободу от бюрократических препон. Только в усло­виях истинной либеральной демократии искусство может в действительности достичь не только эстетических, но и этических высот, как это случилось, например, в фильме Т. Абуладзе «Покаяние», в котором благодаря высокой эстетической форме трудные годы нашей истории были пережиты нами не только через эстетический, но и через нравственный катарсис.

Роль искусства в общественной жизни трудно переоценить. Любое глубокое переустройство общественных порядков всегда под­готавливалось при активном участии искусства. Так было и в анти­чности, и в эпоху Возрождения. Так было и в начале 1980-х гг., когда именно его творцы как бы исподволь подготовили мощный взрыв социальной активности в нашей стране. Не случайно именно искус­ство быстрее, чем, скажем, наука или право, отреагировало на из­менение барометра общественной жизни в середине 1980-х гг., ока­завшись на переднем крае главных событий времени.

Таким образом, художественное сознание и его высшая форма — искусство — являются необходимейшей частью общественного со­знания, обеспечивающей его целостность и мобильность, его поис­ковую направленность в будущее, его нравственно-психологическую устойчивость в настоящем.

Искусство, создавая общезначимые идеи, образы, вырастающие до всечеловеческих символов, выражает смысл всего исторического развития. Эдип и Антигона, Гамлет и Дон Кихот, Дон Жуан и Кандид, Обломов и князь Мышкин, Мастер и Маргарита — это уже не просто художественные образы, это символы культурно-значимых общече­ловеческих ценностей. Искусство вбирает в себя все достижения человечества, по-своему трансформируя и изменяя их.

Относясь к искусству, как к способу своего целостного самовыражения, человек всегда видел в нем средство для обеспечения бессмертия всех других своих достижений. Исторически значимые лич­ности и их дела воспеваются в фольклоре, любое социально значи­мое событие находит свое отражение в живописи или архитектуре, музыке или поэзии. Так, «Слово о полку Игореве» неизвестного рус­ского автора конца XII в., Ленинградская симфония Д.Д. Шостако­вича, написанная в годы блокады, мемориальный комплекс в Вол­гограде — это выражения исторической памяти народа.

Итак, синтезирующая миссия искусства проявляется и на уровне отдельной личности, скрепляя воедино все ее духовные силы, и на уровне каждого данного этапа общественного развития, обеспечи­вая целостное самовыражение народа, и на уровне исторической связи поколений.
*

* *
Контрольные вопросы

1. Будущее науки — в ее специализации или интеграции?

2. Что такое прикладные науки (науки среднего уровня)?

3. Какова роль философии в науке?

4. Что лежит в основе этики науки — объективный или ценностный подход?

5. Каковы роль и возможности религиозной нравственности?

6. Мораль — статичная или динамичная система?

7. Как определить личное и социальное в морали?

8. Как лучше жить — по долгу или по желанию? Возможно ли сделать долж­ное желаемым?

9. Прокомментируйте известную фразу из «Братьев Карамазовых»: «Кра­сота спасет мир».

10. Как Вы думаете, на чем основано утверждение о том, что мир искусства является высшей реальностью бытия?

11. Что такое катарсис?

12. Произведения классического искусства нельзя превзойти. Как это со­относится с универсальным законом развития?

13. Чем художественная картина мира отличается от реальной?

14. Каким образом, какими средствами искусство — в отличие от всех других форм общественного сознания — может отразить целостность жизни?

Тема 12

Религия являет собой важный и необходимый феномен духовной жизни человека и общества. Это, по словам А. Шопенгауэра, «мета­физика народа», один из важнейших компонентов его мировоззре­ния. Изучением религии занимаются прежде всего богословие, а также история и философия — каждая под своим особым углом зре­ния. Богословие стремится к адекватному истолкованию фактов ре­лигиозного сознания, данных путем откровения. История религии исследует процесс возникновения и развития религиозного созна­ния, сравнивает и классифицирует различные религии с целью найти общие принципы их становления. Философия анализирует прежде всего сущность религии, определяет ее место в системе мировоззрения, выявляет ее психологические и социальные аспекты, ее онтологический и познавательный смысл, высвечивает соотно­шение веры и знания, анализирует проблемы отношения человека и Бога, нравственный смысл религии и ее роль в жизни общества, в развитии духовности как человека, так и человечества.

Религия должна рассматриваться в разных аспектах; она осмы­сливает Бога как Абсолют в его отношении к человеку, природе и обществу. Существенной функцией религии является нравственно-со­циальное служения она призвана сеять в душах народа мир, любовь и согласие. Религия воссоединяет жизнь двух миров — земного, природно-социального, и трансцендентного. В религии исключитель­ное значение имеет отношение индивидуальной души к трансцен­дентному.

История человечества не знает ни одного народа, который был бы чужд религиозного сознания и опыта. Это само по себе говорит о том, что всем народам мира изначально свойственны религиозная потребность духа и соответствующая ей область идей, чувств и опыта. Данная потребность человека и человечества нисколько не уничтожается и даже ничего не теряет в результате развития науки, философии и искусства. Она является общей для людей во все вре­мена их существования, составляя духовное начало в человеке в про­тивоположность животному.

Религия характеризуется признанием Абсолютного начала, т.е. Бога, от которого зависит все конечное, в том числе и человек, и стремлением согласовать нашу жизнь с волей Абсолюта. Поэтому в каждой религии¹⁰⁷ можно найти две стороны — теоретическую, в которой выражается понимание Абсолюта, и практическую, в ко­торой устанавливается реальная связь Абсолюта с жизнью человека. При этом осмысление Бога может быть чрезвычайно разнообразным и выражаться в почитании камней (литолатрия), растений (фитолатрия), животных (зоолатрия), огня (пиролатрия), человека (различные формы антропоморфизма). Наконец, Абсолют может мыслиться в виде отвлеченной идеи, например, различные пони­мания Бога: деистическое, теистическое, пантеистическое, вклю­чая сюда и поклонение идее человечества (культ человечества у О. Конта).

О существовании Христа можно говорить с уверенностью не по­тому, что существуют отрывочные упоминания о нем в древних ис­точниках. Нет, не упоминания Тацита, Плиния Младшего, Светония убеждают в этом, а то обстоятельство, что возникло мощнейшее дви­жение — христианство. Следовательно, у истоков его непременно должна быть и выдающаяся Личность, как у истоков буддизма был Будда, у истоков ислама — Мухаммед.

Во всех формах религиозного сознания мы находим признание существования высшего начала и связи его с миром конечных вещей. Этой связью объясняется и необходимость поклонения Богу, молит­вы и жертвы, и то, что религия служит не только теоретической потребности ума, но также целям нравственности и эстетическому началу.

Таким образом, в религии нельзя видеть выражение деятельности какой-либо одной стороны человеческой души. В атмосфере рели­гии участвует весь человек со всеми его духовными потребностями и склонностями. В связи с этим мыслители обращают внимание на различные стороны религии. Так, некоторые усматривают в религии прежде всего эмоциональную сторону, подчеркивая религиозные чувства. И. Кант ставил религию в теснейшую связь с нравственностью, назвав религию признанием законов нравственности за веле­ния Божества. По Канту, религия — это закон, живущий в нас, это мораль, обращенная к познанию Бога. Нельзя стать угодным Выс­шему Существу, не становясь лучшим человеком. Гегель рационали­зирует религию, характеризуя ее как объективацию абсолютного духа, как самооткровение его в человеке в форме идеи¹⁰⁸.

В вопросе о происхождении религии еще большее разнообразие мнений, чем в вопросе о ее сущности. Прежде всего необходимо различать психологические причины возникновения религии и со­циальные корни религиозного сознания.

Принципы, лежащие в основании объяснения возникновения ре­лигии, подразделяются на две группы: супернатуралистические и рационалистические. Первые говорят о врожденности религиозного сознания и указывают на откровение как на его источник. Вторые предполагают или сознательное намерение и рефлексию челове­ка при образовании религии (евгемеризм), или чисто прагматичес­кие стремления определенных лиц (Т. Гоббс, Г. Болинброк) ради удержания власти, или олицетворение известных сил природы (Эпи­кур, Д. Юм), или объективирование известных душевных качеств (Л. Фейербах, Ж. Ренан) или почитание предков (Г. Спенсер). В перечисленных точках зрения много спорного и мало объясняю­щего: религиозное состояние и содержание души человека — во многом дело сугубо индивидуальное и чрезвычайно тонкое, оно не может быть втиснуто в сухие рамки отвлеченных понятий.

Что касается проблемы гносеологического смысла религии, или проблемы отношения веры к знанию, то она решается в зависимости от общих философских позиций того или иного мыслителя. Извест­ны три подхода к этой проблеме: сциентистски-позитивистское, исто­рическое (эволюционное) и абсолютное. Первый подход толкует религию как низший вид знания и, по существу, сводит ее к суеверию, которое с развитием науки якобы обречено на исчезновение. Сто­ронники второго подхода усматривают в религии развиваю­щуюся форму знания, сохраняющую всегда свое значение, даже тогда, когда оно входит в состав иного, более высокого уровня зна­ния. При этом религиозное знание уступает отвлеченному знанию в понятиях. И, наконец, третий подход рассматривает рели­гиозное и научное знание как две различные и правомерные формы духовной активности человека: между ними постоянно отыскиваются границы и продумывается специфика как по сути, так и по зна­чимости для человека и общества. Думается, что нет смысла искать две истины (как это делали в средние века) — научную и религиоз­ную. Было бы вернее подходить к самой трактовке сущности истины с учетом специфики объекта познания. Приведу глубокую мысль вы­дающегося российского ученого В.И. Вернадского, имеющую прямое отношение к рассматриваемому вопросу: «Если мы хотим понять рост и развитие науки (имеется в виду естествознание. — А.С), мы неизбежно должны принять во внимание и все другие проявления духовной жизни человечества. Уничтожение или прекращение одной какой-либо деятельности человеческого сознания сказывает­ся угнетающим образом на другой. Прекращение деятельности че­ловека в области ли искусства, религии, философии или обществен­ной мысли не может не отразиться болезненным, может быть, по­давляющим образом на науке»¹⁰⁹.

Становление научной картины мироздания не противоречит ре­лигии и не ослабляет религиозного восприятия мира. Нельзя счи­тать парадоксом факт, что те, кто внес в науку масштабный вклад (например, такие новаторы, как Н. Коперник, И. Ньютон, А. Эйнш­тейн, В. Гейзенберг и др.), относились терпимо к религии и раз­мышляли о ней в положительных тонах.

Спросим себя вместе с М.В. Ломоносовым: откуда в мироздании эта дивная мудрость, эта поражающая целесообразность? Человеку не дано восприятие целостности мироздания. Целостность Вселен­ной, по словам И. Канта, трансцендентна, т.е. запредельна, ибо в опыте и эмпирических науках мы не встречаем этой целостности и не можем спроецировать мироздание как целое, чтобы оно при­открыло нам свои высшие духовно-разумные свойства. Даже нежи­вая природа может лишь как бы подарить нам чувство гармонии и красоты, если только мы способны и готовы принять этот дар. Тем более акт религиозного осмысления сущего: он выступает, по сути, как акт откровения.

Религиозная вера невозможна вопреки разуму и без оснований, например, от страха и растерянности. Вера дается Богом человеку через воспитание в условиях религиозной семьи и обучение в школе, а также через опыт жизни и силу разума, постигающего Бога через проявление его творений и удивительную целесообразность самых замысловатых образований и процессов в мироздании.

В мире есть области, где кончаются проблемы и начинаются тайны: это сфера трансцендентного. И мудрый человек может сми­риться с этим, а для смирения нужно мужество, выражающееся в готовности признать и принять, что далеко не все зависит от нас и есть нечто неустранимое и непроницаемое даже для самого про­ницательного ума. Мы вынуждены смириться и принять конечность нашего земного бытия в мире, нашу доступность страданиям, мы не можем справиться с нашим дурным характером и т.д.

В истории философии известна, думается, разумная позиция, со­гласно которой Бог не может быть непосредственно познан, а све­тится лучами Своей сущности через все сущее и предстоящее перед всеми органами наших чувств, т.е. через все сотворенное им.

Невидимость Бога — это первый аргумент атеиста. Но никакой атеист не отрицает сознания, а оно невидимо. Совесть тоже не видна, но она высвечивается в поступках. Аналогично и с Богом.

Если кто-то не может доказать, что Бог существует и поэтому становится воинствующим атеистом, то пусть он попробует дока­зать, что Бог не существует. Это никому и никогда не удавалось и в принципе никогда и никому не удастся. «Веруя, я совсем не вынуж­ден отвергать факты, на которые опирается неверующий. Я только прибавляю к этому, что я знаю еще и другой факт. По существу, спор между верующим и неверующим так же беспредметен, как спор между музыкальным и немузыкальным человеком»¹¹⁰. Свобода рели­гиозных убеждений — одно из основных и неотъемлемых прав че­ловека. Поэтому должно с терпимостью относиться как к предста­вителям других религий, так и к атеистам, которые пребывают в неверии: ведь неверие в Бога — это тоже вера, но с отрицательным знаком.

Действительность Божества есть не вывод из религиозного ощу­щения, а его непосредственное содержание: то, что ощущается, — «образ Божий в нас» или «подобие Божие в нас». Когда связь чело­века с Божеством возвышается до абсолютного сознания, то и охра­нительное чувство целомудрия (стыд, совесть, страх Божий) обна­руживает свой окончательный смысл как не относительное, а без­условное достоинство человека — его идеальное совершенство, как долженствующее быть осуществленным.

Вера, принципы которой даны в откровении Священного Писа­ния, чтобы их можно было познать, сама по себе не является заслугой, а отсутствие веры или сомнение в ней сами по себе не являются виной: это дело совести каждого. Важнее всего в религиозной вере — это поведение. Отсюда следует, что злонамеренность в душе чело­века и в его поступках находится в противоречии с принципами веры в Бога, с сокровенным смыслом религиозных убеждений. Ре­лигиозная вера обязывает к деятельному добру.

Для некоторых людей вера является предметом чисто умствен­ного признания и обрядового почитания, а не движущим началом жизни — она определяет характер их поведения и реальное отно­шение к людям. Гордясь своей верой и любовью к Богу, они не хотят понять той простой и самоочевидной истины, что действительная любовь к Богу, настоящая вера требуют сообразовать свою жизнь с тем, во что они верят и что почитают. В противном случае вера приобретает чисто формальный, а потому и ненастоящий характер. Никакая святость не может быть только личной, в «себя углублен­ной»; она непременно есть любовь к другим, а в условиях земной реальности эта любовь главным образом — деятельное сострадание.

В Священном Писании сказано: «Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропи­тания, а кто-нибудь из вас скажет им: «идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе» (Иак. 2, 14-17). Уместно привести и высказывание св. Григория Богослова: «Говорить о Боге — великое дело, но гораздо больше — очищать себя для Бога».

В заключение напомним слова Ф.М. Достоевского (из поучений старца Зосимы в романе «Братья Карамазовы»): «Любите все созда­ние Божие, и целое, и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч Божий любите! Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь, и тайну Божию постиг­нешь в вещах»¹¹¹.

Искренняя вера для своей реализации с необходимостью должна перейти в индивидуальный нравственный подвиг — в дело служения людям. И поэтому религия способствует единению людей в любви и добре.

*

* *

жүктеу/скачать 1.81 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: