Акавова Рашида Забитовича на соискание ученой степени доктора филологических наук по специальности 10. 01. 02 литература

формирование которого прохо­дило также под воздействием идей русского просветительства. Как явствует из его трудов, Д. Шихалиев глубоко воспринял основные приоритеты про­свещения: борьбу против крепостнических порядков и феодальной идеоло­гии, защиту интересов народных масс, просвещения, самоуправления, свобо­ды, европейских форм жизни и т.д.

Однако в этом аспекте деятельность Д.М. Шихалиева специально не ис­следовалась. В то же время следует отметить, что при исследовании и изуче­нии феодальных отношений средневекового Дагестана, а также его новейшей истории ни один ученый не обходится без историко-этнографического труда Д.М. Шихалиева «Рассказ кумыка о кумыках». Заслуживают особого вни­мания и самой высокой похвалы труды. В работе отмечается вклад профессора С.Ш. Гаджиевой в изучение и осмысление исторических взглядов Д.М.Шихалиева. По мнению соискателя, С.Ш. Гаджиева совершенно правильно акцентирует внимание на очень серьезном аспекте «Рассказа кумыка о кумыках», позволяющем раскрыть отношение автора к важнейшей проблеме, связанной с драматическими коллизиями в судьбах кумыкского народа.

В этой связи в диссертации особенное внимание обращено на то, что Д.М. Шихалиев как просветитель действительно не мог обходить про­блемы национальной идеи. Вопрос только в том, как она проявлялась, как она разрабатывалась Шихалиевым - чиновником царской администрации, представителем господствующей власти, и Шихалиевым - просветителем, выразителем общечеловеческой идеи, идеи гражданского общества. В этом плане автор отмечает, что ситуация Д.М. Шихалиева характерна была для национально-патриотической интеллигенции народов всех окраин Российской империи. Как показывают архивные материалы и научная литература по этой проблеме, указанная ситуация составляла объект, предмет заинтересованных, глубоких раздумий и адекватных им индивидуальных решений и поступков. Вариант радикального идейно-политического размежевания в этом вопросе с царским правительством мы выше рассматривали на примере генерала X. Уцмиева. В этой связи, по мнению диссертанта, интересно сравнение позиций Д.М. Шихалиева и представителей интеллигенции других народов Северного Кавказа, в частности, адыгских, армянских и других просветите­лей, кстати, вместе проходивших службу на различных инстанциях институ­тов (военного, административного, гражданского) управления в администра­ции Кавказского корпуса. При этом автор апеллирует к именам широко извест­ных по научным публикациям ученых и общественных деятелей Азербай­джана, Армении, Грузии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Чечни, Ин­гушетии: X. Абовян, М.Ф. Ахундов, А.К. Бакиханов И. Атажукин, К. Атажу-жин, Ш. Ногмов, С. Хан-Герей, С. Адиль-Гирей, А.Г. Кешев, И. Чавчавадзе, X. Ахриев, С.Казы-Гирей, С. Урусбиев и другие. Более того, их всех связыва­ет, главным образом, служба в Лейб-гвардии Кавказско-Горском полуэскад­роне императорского конвоя, а также учеба в Кадетском корпусе в Санкт-Петербурге, где они получили настоящую школу военной закалки и нацио­нально-патриотического воспитания, воспитания товарищества и взаимопо­мощи, сотрудничества, служения отечеству и народу. Все они занимались собиранием или исследованиями исторических памятников, разработок письменности родного языка, вопросами образования, литературным творче­ством. Будучи на военной или гражданской службе, они выступают с проек­тами по совершенствованию общественного строя и быта народа.

В «Рассказе кумыка о кумыках» Д.М. Шихалиева вместе с отмеченным выше энциклопедизмом интеллекта автора специфическое преломление на­ходят его просветительские социально-политические историософские взгляды.

Таким образом, Д.М. Шихалиев предстает как один из выдающихся се­верокавказских просветителей середины XIX века, жизненная и творческая биография которого, к сожалению, не нашла достаточного освещения и оценки. В частности, не исследовано, чем занимался Д.М. Шихалиев после отставки в 1869 г., но известно, что в 1882 году в звании полковника был од­ним из учредителей «Общества по распространению технических знаний и ремесел среди туземцев Терской области», функционировавшего до октяб­ря 1917 года.

При всем этом, бесспорно одно: его «Рассказ кумыка и кумы­ках» - это сочинение не только в жанре историко-этнографического очерка: он нам представляется произведением, в котором автор, обращаясь к истории своего народа, поднимал остро современные национальные проблемы, свя­занные с этносом, в котором особое место занимает вопрос о его субъектности в истории. «Рассказ кумыка о кумыках» Д.М. Шихалиева - это грустная история о потерянном единстве и целостности народа.

Из сказанного вытекает, что национально-патриотическая интеллигенция народов Северного Кавказа и Дагестана вместе с владетельными князьями в событиях периода Кавказской войны не могли вести себя иначе, как быть верными присяге, отданной русскому правительству при вхождении в состав России, поскольку они вполне сознавали легитимность иерархии, когда Власть выступает как носитель и инструмент социально необходимого Насилия – повторимся еще раз: необходимого для самосохранения общества(как, впрочем, и для собственного самосохранения). Парадоксальным кажется, но, как показывает историческая практика, легитимное насилие со стороны власти действительно необходимо обществу, ибо при отсутствии явственной силы власти сверху, катастрофически возрастает спонтанное насилие снизу, устанавливая над обществом некий мафиозно-уголовный диктат. Об этом, на наш взгляд, свидетельствуют многочисленные факты и последних десятилетий, в частности военные и политические события, имевшие место как в постсоветском пространстве (Грузия, Киргизия, Узбекистан, Украина), а также в России (Чеченская Республика). Указанная социально-политическая ситуация, по-видимому, имеет глубокие корни.

Таким образом, Засулакская Кумыкия с того самого начального этапа, когда она стала фактом отпочкования от шамхальства, была вовлечена в закономерности принципиально иного типа связей, отношений, контактов и т. д. Более того: подчиняясь силе, воле, диалектике новых обстоятельств, она постепенно развивала в себе те черты и признаки, которые впоследствии стали убедительным материалом, позволившим ученым ставить и разрабатывать проблемы неравномерного развития той или иной региональной или зональной общности внутри какого-либо государства. В этих социально-исторических условиях и обстоятельствах протекала деятельность национально-патриотической интеллигенции народов Северного Кавказа и Дагестана, в частности Юсуфа Аксаевского (Клычева), Хасайбека Уцмиева и Девлетмурзы Шихалиева.

В четвертой главе диссертации – «Кумыкская литература XIX века в историософском освещении» - в двух самостоятельных разделах анализируется творчество классиков кумыкской национальной литературы Йырчи Казака и Магомеда-эфенди Османова.

В первом разделе главы «КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ТИПЫ,

ИЛИ ИСТОРИОСОФИЯ ЙЫРЧЫ КАЗАКА (1830-1879)» исследуется творчество гениального поэта кумыкского народа, стоявшего у истоков национальной литературы и с именем которого связаны её формирование и поистине небывалый взлет. В работе анализу произведений предшествует обзор критической литературы о жизни и поэтической судьбе поэта, в частности указываются участие известные ученые – историки, философы, культурологи, лингвисты, литературоведы и критики, чьи научные интересы в той или иной степени связаны с творчеством классика дагестанской литературы: Г.Г.Гамзатов, К.Д.Султанов, Р.Ф.Юсуфов, К.К.Султанов, Г.Б.Мусаханова, А.С.Гаджиев, С.М.Алиев, К.И.Абуков, З.Н.Акавов, А.М.Аджиев, А.Ю.Абдуллатипов, К.М.Алиев, Д.М.Хангишиев и др. По мнению диссертанта, несмотря на рост научных работников, чьи исследовательские интересы связаны с творчеством Й. Казака, еще не найден верный «ключ» к научному осмыслению художественного метода поэта. В интересующем автора культурно-историческом историософском аспекте изучения художественного метода особую актуальность приобретает новое прочтение творчества Й. Казака в его диалектической взаимосвязи и взаимообусловленности с мировоззрением, с идейными и общественно-эстетическими установками поэта. В условиях, когда отсутствует сколько-нибудь основанное на документальных фактах жизнеописание писателя, приходится пользоваться методом текстологического изучения связей творчества поэта с теми событиями, которые находят свое отражение в его творчестве. Естественно, речь идет о имевших место в жизни событиях. При этом необходимо быть максимально внимательным к соотношению исторического и вымышленного, факту и художественному обобщению.

По единодушному мнению исследователей творчества поэта, одним из доминирующих признаков поэтики Й. Казака является верность художника к точности изображаемых фактов, явлений, которые затем, в процессе творческого «воплощения» в образы получают иную, обобщенную жизнь. То есть поэзии Й. Казака характерно как бы «документальное» следование за событиями, которые осмысляются, «переживаются» им в определенных идейно-эмоциональных «позициях». Кстати, такая «событийность», «прикрепленность» произведений к фактам (биографическим, историческим и т.д.) составляет отличительную черту, своеобразие художественного метода Й. Казака.

Поэтому в аспекте проблем и задач настоящего исследования установление этой взаимосвязи творчества поэта с коллизиями социально-исторической действительности имеет особое значение.

1860 – 1880 годы являются периодом интенсивного творческого развития Йырчы Казака. В это время он создает такие произведения, как «Не в чести теперь острые клинки» (1860), «На смерть Абдулмуслим-шамхала» (1860), панегирики «Умар-эфенди Османову» (1863 – 1864 гг.), «Замечательному хозяину Шихмурзе Аджаматову» (1865), «Шамилю» (1864), эпитафии «На смерть генерал-майора князя Хасая Уцмиева» и «Еще раз на смерть Хасая Уцмиева» (оба в 1867 г.), «В день скандала не ликуют» (ок. 1868 г.), «Письмо Магомед-эфенди Османову» (1873), «Венок песен» (1870-е годы), «Песня пахоты», «И мы поклялись…» и др.

Характеризуя идейно-тематическую концепцию, «выбор предмета познания» в этих произведениях, следует подчеркнуть, что в них в основном отражена действительность 60 – 70 годов XIX века. Причем знаменательно то, что в этих произведениях отражается во многом изменившееся мировоззрение поэта, в поисках идеала обращающего свои взоры на поднимающуюся новую «поросль» - национально-патриотическую интеллигенцию: ученых, поэтов, общественных деятелей, деловых представителей рождающегося класса буржуазии, которые можно рассматривать как историософскую концепцию Й.Казака. Вместе с конкретизацией, определенностью «предмета познания» происходят коренные изменения в построении произведений, подчиняясь или мобилизуясь созданию характера, культурно-исторических типов героев новой формации, вбирающих в свою структуру идею народного блага в широком смысле слова. В этом направлении формируется историософское мировоззрение поэта. Самыми существенными компонентами этой идеи являются: защита интересов трудящихся масс, крестьянства в частности: человеколюбие (при этом это понятие в определенной степени расчленено – т.е. угнетатель и угнетаемый достойны не одинаковой любви); просвещение народа и т.д.

Указанная особенность мировоззрения Й. Казака предполагает поиски в окружающей новой национально-исторической среде людей, личностей, индивидуальностей, являющихся реальными носителями существенных, с его точки зрения, особенностей национально-исторической жизни. Отсюда и создание «характеров», правда, во многом заданных, схематичных, «плакатных». Й. Казак, очевидно, осознанно выделяет, усиливает, развивает в идеализируемых им характерах именно эти стороны и отношения – разумное рачительное хозяйствование, гуманизм по отношению к трудящимся массам, высший интеллект, честность, справедливость и т.д.

В этом плане в работе анализируются такие произведения Й. Казака, как «У.-Э. Османову», «Письмо М.-Э.Османову», «Шихмурзе Аджаматову», «Еще раз на смерть Хасая Уцмиева», «Письмо имаму Шамилю», в которых не только нашли свое художественное воплощение характеры, идейно осознанные и оцененные поэтом, но в которых наиболее зримо отразились историософские взгляды поэта.

Все это свидетельствовало о том, что в творчество Й. Казака мощной идейно-эмоциональной волной вторгается национально-патриотическая проблематика, составляющая ядро его историософии и одну из основополагающих общественно-эстетических задач в художественной системе просветительского реализма.

Таким образом, творчество Й. Казака, взятое в целом, позволяет определить действительную его доминанту, некие объективно присущие ему общественно-эстетические признаки. Речь идет об объективно историческом содержании тех героев, которых Й. Казак рисует в качестве положительных примеров из современной ему социальной действительности. Это – типы национального «культурного слоя» - Х. Уцмиев, М.-Э. Османов, Ш. Аджаматов, У.-Э. Османов. Как показали выше, созданные Казаком структуры их характеров имеют вполне четко обозначенные общественные, социально-исторические ориентиры. Й. Казак в своих общественно-эстетических построениях исходит во многом из идейно-политической и историко-культурной ориентации Х. Уцмиева и М. Османова потому, что поворот народного поэта в сторону таких жизненных «героев», как Ш. Аджаматов, У.-Э. Османов, Х. Уцмиев, М. Османов даже сам по себе значит очень многое. Исторически это и перспективно: именно этот «культурный слой» рождающейся национальной интеллигенции носил в себе еще в нерасчлененном виде идею народа и народности.

Таким образом, социально-исторические условия и обстоятельства, вторгнувшиеся в его жизнь, биографию, ускорили процесс вызревания, развития и качественного превращения во второй, послессыльный, период интуитивно приобретенного в философско-исторически и общественно-эстетически осознанное методологическое утверждение историософского мировоззрения поэта. Этому в значительной степени, очевидно, способствовала «включенность» Й. Казака сразу после возвращения из ссылки в литературный «стиль» эпохи, общественные и художественно-эстетические тенденции которой развивались в системе идеалов просветительства. Получилось так, что народный поэт сразу же вступил в идейно-творческое общение с молодым поэтом М. Османовым, начало творчества которого уже отмечено разработкой национально-патриотической проблематики в художественной системе просветительского реализма.

Во втором разделе этой главы рассматривается жизнь и деятельность Магомед-эфенди Османова (1840-1904) в историософском освещении.

Резюмируя, следует сказать, что достаточно исследованный предшествовавшими учеными литературный материал в настоящей работе будет рассматриваться в новом прочтении через призму двуприродной – поликультурной и полинациональной – формы самоидентификации индивида и этноса, то есть литературы России развиваются на протяжении столетий в пространстве русского языка и русской культуры, а русская литература функционирует, в свою очередь, в пространстве полиэтнической, полицивилизационной, поликонфессиональной России.

Здесь отмечается, что, несмотря на осуществленный исследователями кумыкской литературы А.-П.Салаватовым, А.Н.Батырмурзаевым, К.Султановым, Г.Б.Мусхановой, И.Керимовым, С.Алиевым, З.Акавовым, А.-К.Абдуллатиповым, С.Акбиевым большой вклад как в воссоздание картины развития национальной литературы, так и в освещение творчества и М.-Э.Османова, все ещё не мало научных проблем, требующих более глубокого теоретического осмысления в аспекте концепции настоящей квалификационной работы.

В последнее десятилетие в научный обиход вошел ряд исследований, (таких, например, известных ученых, как Г.Гамзатов, Р.Юсуфов, Каз. Султанов, Э. Кассиев, К.Абуков, С. Алиев, А.Вагидов, А. Абдуллатипов, З.А.Кучукова и др.), в которых представлены интересные мысли и наблюдения, открывающие новые, неиспользованные возможности прочтения художественного культурного наследия, в том числе и творчества М.-Э. Османова.

Как известно, творчество М. Османова развивалось в два – петербургский (1860 – 1881 гг.) и послепетербургский (1882 – 1904 гг.) – периода. В работе подчеркивается, что уже в первом же своем поэтическом выступлении в стихотворении «О себе» Османов пытается разобраться в вопросе о назначении человека в обществе и места поэта в нем. Именно раздумья об ответственности человека перед обществом, перед народом, проблема «поэт и гражданин» - важные вопросы в лирике М. Османова в самом начале поэтического творчества. Это важный рубеж в формировании историософского мировоззрения будущего поэта просветительского реализма. Думы о положении народа, утверждение гуманизма как мировоззрения, образ музы, сливающийся в поэтическом сознании Османова с образом родины – все это свидетельствовало о признаках народности его творчества: поэт искал возможностей общения с аудиторией, муза становится для него посредницей в разговоре с читателем.

В исследуемом историософском аспекте методологического становления принципа народности в литературе народов Северного Кавказа важной явилась разработка эмигрантской проблематики, раскрывающейся в таких произведениях, как «Мнение муллы Акая о Турции», «Опровержение Шамсутдина-хаджи на мнение муллы Акая о Турции», «Письмо Абдурагима-муллы мулле Акаю», «Ответ муллы Акая на опровержение Шамсутдина-хаджи». Стихи отразили драматическую страницу жизни народов Северного Кавказа.

Какова социально-историческая база, на которой зиждется идейно-философское содержание и общественно-эстетическая ценность данного цикла стихов М. Османова, объединенных единой мыслью, единой задачей и единым сюжетом? На этом вопросе необходимо сосредоточить особое внимание, поскольку речь идет о том, насколько северокавказская литература дееспособна и состоятельна, на каком уровне она обсуждает, анализирует и дает определенную идейно-эмоциональную оценку социально-историческим событиям, имевшим не какое-нибудь локальное значение в жизни народа. Вопрос стоял о существовании или вымирании целых наций и народностей вообще. Поэтому в данном случае на поверку ставится степень социально-политической глубины и художественной зоркости поэтического видения, историософии М. Османова в одном из кардинальных вопросов национальной истории.

М. Османов, глубоко переживавший эту трагедию народов, откликнулся произведением, которое было подобно политическому воззванию.

Трудно требовать от М. Османова осознанного признания исторической роли народа в условиях 60 – 70 годов XIX века. Но, как об этом свидетельствует реалистическая архитетроника «мухаджирского цикла», он видел включенность судеб народов Северного Кавказа в исторический поток, их подчиненность общему движению. Произведение проникнуто духом скорби, сострадания горю людскому.

Особое значение в названном цикле приобретает тема народа, «народного мнения», который не безмолвствует, напротив, возмущается, выступает за свои человеческие права. Патриотические историософские взгляды этого героя мотивированы политическими обстоятельствами, общественной несправедливостью. Поэт ведет поиск художественного воспроизведения массового бедствия в огромном по масштабам историческом действии. Народ здесь не только объект изображения, но и общественно-эстетическая, идейно-художественная методологическая проблема.

Таким образом, цикл стихов М. Османова о мухаджирах свидетельствует не только об идейной зрелости поэта, но с этим тесно взаимосвязана народность его позиции, гражданское мужество, ибо выступать против Турции – «обетованной земле» - открыто, публично, печатно, противореча симпатиям мусульманского мира, было протестом против схоластики и догматизма, национализма и пантюркизма, оппозицией по отношению к ортодоксальному исламу. Выступление М. Османова выражало историософские настроения передовых сил (в том числе и просветителей), боровшихся за гражданские свободы и считавших, что демократические принципы реализуются посредством обеспечения равноправия граждан перед законом.

В работе отмечается значение открытого в 1882 году благотворительного Общества, проливающее яркий свет на послепетербургскую деятельность М. Османова.

Эти важнейшие моменты биографии М. Османова нашли отражение в литературной практике поэта, составляя тесную связь поэзии с жизнью на пути возникновения реалистического искусства. Общественный опыт способствовал идейному росту М. Османова, развитию и углублению демократических, историософских общественно-политических воззрений. Жизнь, ее социальные коллизии мощным потоком вторгаются в творчество М. Османова. Поэмы «Шамхал», «Жалоба аксайцев», цикл стихов о старшинах, «Слово судьи» и т.д. – это те произведения, в которых заключены глубокие раздумья о судьбе народа в пореформенную эпоху.

Многогранное творчество М. Османова – и тогда, когда оно утверждает, и тогда, когда отрицает и клеймит, - всегда проникнуто единым помыслом, оно – о человеке совершенно новом. Комплекс нравственного содержания такого человека несет в себе прообраз гражданина общества, о котором мечтал М. Османов и которого он хотел видеть хозяином. В этом смысле историософские нравственные уроки М. Османова весьма поучительны, имеют или обладают большой функциональной значимостью. Османовым принципиально, методологически разработана «структура» такого человека. От более элементарных черт психологии человека, таких, как бытовые добродетели, он поднимается до вопросов высокого гражданского долга. Он поднимает вопросы о назначении человека вообще, ответственности перед родиной и народом, о назначении поэта и поэзии.

Художественная эволюция несла с собой углубление социальных историософских корней мировоззрения и художественного метода. Постоянно нарастающее чувство горечи, переживания, обиды за народ, тревоги за его судьбы приводят М. Османова к горестному признанию его сомнений в возможности изменить миропорядок. Лирический герой Османова, ощущая жестокую противоречивость общества, выражает настроение эпохи удушья: «сердце разрывается, видя эту всю несправедливость, но нет той силы, которая бы смела все эти беспорядки» - таково содержание характеристики, данной поэтом своему времени.

Между тем система взглядов на государственно-правовое устройство, отразившаяся в поэзии, основана на демократических принципах: страной, народом должны править добропорядочные люди и гуманные законы. Новый человек представляется М. Османову не абстрактным понятием, он реален, наделен самыми добродетельными чертами. Поэт разрабатывает целый комплекс, лежащий в основе концепции человека. Разум, знание, просвещение в большинстве стихов выступают критерием положительных качеств человека и народа в целом.

В работе отмечается, что, несмотря на достаточно широкий фронт кумыкской литературы данного периода, представле­нной именами М. Алибекова, Н. Батырмурзаева, 3. Батырмурзаева, А.Карамурзаева, А.-Г.Ибрагимова, А. Шемшединова, М. Казанбиева, Ш.Байболатова, А.Магомедова, А.Кадиева, А.Акаева, А.-В.Дыдымова, Д.Ханакаева, Д.Магомедова, Алипмурзы из Хамаматюрта как выразителей различных социально-культурных и общественно-литературных тенденций в народной жизни, именно творчество выбранных в качестве основного объекта настоящего исследования писателей, по давно сформировавшемуся в критике и литературоведению мнению, составило наиболее значительный фонд родной словесности.

Наиболее характерными и яркими представителями историософского просветительского направления в кумыкском обществе в интересующий автора период, по всеобщему признанию являлись М. Алибеков, Н. Батырмурзаев и А.Акаев. Несмотря на то, что творчество, а также их биографии в определенной степени изучены, многие вопро­сы, связанные с их мировоззрением, все еще остаются недостаточно исследованными. Так, в частности автору диссертации представляется важным отметить своеобразие их просветительских взглядов, в недостаточной степени осмыс­ленных в научно-критической литературе. В этом плане в работе делается первая попытка рассмотреть специфическое, отмечая, при этом и то общее, что их объединяет.

Так, по мнению автора, доминирующим в историософских воззрениях М. Алибекова является государственно-правовой аспект, проблемы политической системы, структуры кумыкского общества. Н. Батырмурзаев же в большей степени разрабатывает нравственные проблемы, вопросы морали, этики. В то же время он не обходил и жгучих социально-политических вопросов национального бытия, но преломлял их через призму морали, нравственности и этики. А.Акаев – также один из ярких составляющих «триумвирата» оригинально определил свою историософскую «нишу» в национальном возрождении: «быть опорой к хромой ноге» народа, видя эту задачу в разработке проблем развития родного языка и литературы, в научно-издательской, просветительски-популяризаторской деятельности, в собирании и издании с последующим распространением среди народа образцов устного народного творчества и произведений выдающихся поэтов Й.Казака, М.-Э.Османова, Абдурахмана из Какашуры и других, в том числе и своих современников; в составлении, издании и распространении энциклопедических, толковых и многоязычных словарей, столетних календарей; в переводах и адаптациях на родной язык произведений восточной классики…

Как показывает творчество, М. Алибеков не был лишь посторонним наблюдателем и созерцателем всего того, что совершалось рядом и вокруг, в крае, в России, в мире. Точно так же, как и собратья по перу (Н. Батырмурза­ев, Абусуфьян и другие), он активно реагирует и пытается влиять на мораль­но-нравственный поток своими художественно-публицистическими средст­вами. Как в этом убеждают прежде всего и лучше всего произведения, а также свиде­тельства современников поэта, М. Алибеков очень остро реагировал на пульс времени, используя для этого любые возможности, формы общения - встре­чи, беседы, переписку, печать, периодическую печать и т.п. В этом плане очень много, по мнению диссертанта, М. Алибекову дала "Кумыкско-ногайская хре­стоматия", изданная М.-Э. Османовым в 1883 году в Петербурге, которая формировала его историческую память и в то же время давала ему фунда­ментальное, классическое художественное, литературное образование. Другим таким "авторским свидетельством" общего подъема ду­ховной энергии народа, которое, бесспорно, могло стимулировать и М. Али­бекова, было издание Абусуфьяноом в 1903 году в г. Симферополе произведе­ний народного творчества и поэтов 19 века И. Казака и М.-Э. Османова.

Факт наличия в абусуфьяновском "сборнике стихов" поэмы М.-Э. Ос­манова "Гюлкъыз", опубликованной в османовской хрестоматии, свидетель­ствует о налаженных еще ранее контактах А. Акаева с М.-Э. Османовым, М. Алибековым и Н. Батырмурзаевым. По мнению диссертанта, М.-Э. Османов, вручая экземпляры своего петер­бургского издания всем трём патриотам, видел, чувствовал в них будущих за­мечательных борцов за духовно-культурное возрождение родного народа, по-отечески благословил и скрепил их дружбу и единомыслие.

Далее, рассматривая историософию М.Алибекова, Н.Батырмурзаева и А.Акаева в отдельности, в диссертации на основании применения новых, в частности, междисциплинарных методик анализа общественно-литературных фактов и явлений предприняты попытки внести поправки в изучение и осмысление их многогранной творческой деятельности. Трак, по мнению диссертанта, в предшествующих настоящему исследо­ванию трудах ученых внимание в основном акцентировалось на критиче­ском, обличительном пафосе М. Алибекова, в то же время интересующий автора работы историософский программно-позитивный аспект не получал достаточного научного ос­мысления или же он характеризовался как показатель ограниченности, уяз­вимости идейно-художественной концепции, системы поэта. Между тем, по нашему мнению, произведения этого плана (как впрочем и все творчество) М. Алибекова при теоретическом осмыслении должны рассматриваться в со­ответствии с их авторской установкой, которой в произведениях М. Алибе­кова как раз и выступает историософская публицистическая направленность. Указанная авторская установка, как нам представляется, обусловливала стремление или тяготение поэта к осознанной актуализации, тенденциозно­сти, нагнетанию, усилению политических акцентов. М. Алибеков даже в "ме­лочах" пытается усмотреть проявления глобальных тенденций современной жизни. При этом доминирующим во всех случаях у М. Алибекова являлся общественно-политический ракурс зрения, мировидения.

С этой точки зрения все произведения М. Алибекова представляются одним большим объемным рассказом: размышления о времени, об обществе, о народе, о родине и т.д. "Русско-японская война" ("Рус-япон даву", 1905) по мнению исследователей, занимает особое, специфическое место в этом "рассказе" о судьбоносных, поворотных событиях в жизни страны и ее народов. В работе отмечается, что военное столкновение двух империй - России и Японии - в произведении М. Алибекова в большей степени стянуто в политический план. Печальные итоги войны (поражение рус­ской армии на суше и на море, заключения мира и путем позорной уступки исконно российских территорий и т.п.), считает М. Алибеков, заставляет серьёзно задуматься над тем, сможет ли Россия вообще, в принципе, обеспе­чить безопасность страны и ее народов. Характер мотивации отрицательного ответа на этот судьбоносный вопрос, стремление к доказательству несостоя­тельности законодательной и исполнительной ветвей власти, приведшей к отчуждению народа от государства, которое выражается в его неповиновении и многочисленных бунтах, выступлениях с экономическими и политически­ми требованиями, - все это определяет и наиболее полно представляет историософское своеобразие произведения М. Алибекова, даже особенности его лексики и синтаксиса. Обильная военная терминология, вводимая в синтак­сические конструкции, показывающие и раскрывающие захватнические и грабительские вожделения царской власти, воссоздаёт атмосферу удушья, обреченности, всеобщего хаоса, скепсиса и брожения. Многократно повто­ряющиеся лексемы как "захват Манчжурии, без объявления войны вторжение на чужие территории, "миллиарды денег", "необученные солдаты" в роли "пушечного мяса", понапрасну брошенные в "кровавую мя­сорубку", мёрзнущий и мрущий военный гарнизон в осаждённом Порт-Артуре, оставленные японцам Сахалин, Мукден, Харбин и многое другое яв­ляются всего лишь отдельными (хотя и значительными) структурными сре­зами, компонентами того социально-исторического и общественно-политического состояния, в котором оказалась Россия в начале 20 века. Сцепление в единую цепь приведённых выше звеньев, эпизодов, срезов, видимых сквозь призму кон­кретного литературного текста "Русско-японской войны", может воспроизве­сти страшную картину тотального оглупления, манкуртизации сознания и психологии общества. М. Алибеков очень удачно и точно сформулировал эту логику в чрезвычайно емкой, филигранно отточенной и отшлифованной крылатой фразе: "японцы раскрыли изнанку, скрытую суть вещей" ("японлар ачып къойду яшырылгъан ишни гьакъын").

М. Алибеков прогнозирует, что если Россия не перестанет обманывать народы и себя и если она не выплатит ультимативно предъявленные ей дол­ги, ценою которых она может как-то выйти из войны, то в скором, к весне 1905 года, ее территориальные потери могут простираться до Урала. Не­удавшийся эксперимент России бумерангом бьёт ее же: она оказывается от­страненной от мирового сообщества, лицом к лицу со своими проблемами, не вызывая никакого сочувствия или участия со стороны других народов и го­сударств: "Выйти из ямы, в которую попали, у них (русских) нет силы. Все со стороны смеются, и никто не помогает" ("Тюшген чунгурдан чыкъма Буланы гючю етмей, Къырдан къарап кюлейлер, Бири де кёмек этмей".

Таким образом, "Русско-японская война" предстаёт как одно из самых смелых в истории кумыкской литературы антимилитаристских произведений, где отчетливо проступает темперамент борца, стремящегося охватить со­временность во всем многообразии её сторон, отозваться немедленно на все вновь возникающее, тотчас же активно вмешаться в общественно-политическую битву, повлиять на её желательный исход художественной публицистикой, которой он владел превосходно. Концентрация удара по ад­министрации, критика ее деспотизма перерастает в критику антинародной классовой природы монархической системы правления.

На этом фоне специфичными представляются произведения М. Алибе-кова, объединенные "парламентской" проблематикой, в частности "Свобода" ("Гьурият"). В исследовательской литературе о М. Алибекове это произведе­ние часто рассматривалось как отражение заблуждений, идейных "шатаний", зигза­гов в творчестве поэта. Однако в контексте современных процессов, проис­ходящих у нас в стране, наблюдая за парламентскими дебатами в центре и в регионах и сопоставляя их с содержанием алибековских произведений, нель­зя не отметить определённую крайность приведённых выше оценок.

По нашему мнению, конкретно-историческое осмысление убеждает в глубокой внутренней взаимосвязанности со "Свободой" всех произведений, созданных и написанных М. Алибековым. Стихотворение написано 8 мая 1906 года по свежим впечатлениям от открытой в апреле того же года Думы. Немедленно откликаясь на это событие, М. Алибеков пишет: "В апреле ме­сяце нам Дума открылась. Что же она сделает, увидим и силу этой Думы..." ("Бизге Дума ачылды апрель айны ичинде. Не этер экен гёрейик о Думаны гючюн де..."). По этим начальным строкам ощущается некоторая насторо­женность в интонации: автор в них нейтрален в выражении собственного мнения, более того - приглашает и читателя потерпеть с выводами, посмот­реть, на что она вообще будет способна. Но авторская мысль простирается дальше. Ему кажется, что Дума является той формой власти, которая олице­творяет вековечные мечты, чаяния и думы о счастливой жизни народа, со­отечественников, всех россиян.

Всё живое, светлое, плодотворящее, высокое и возвышенное отныне, по мнению М. Алибекова, связано с Думой. Соответственно меняется инто­нация, ей сопутствует высокий пафос, патетика, восклицательно-побудительный синтаксис и т.д.: "В Думе депутаты все дела пусть в руки возьмут! Как дерево с мощными корнями, да укрепится наша Дума! Каждому делу хорошие законы пусть наша Дума примет! Гнёт, смуты, разбои пусть хоть отныне прекратятся. Нам давно было слышно красивое твоё имя "Дума". Пусть всем народам справедливым будет, эй Дума! каждое твоё начинание! Эй Дума! Ты избавь все народы от настоящего гнёта. В их сердце не вмеши­ваются слезы, которыми они захлёбываются. В муках - страданиях груди, думами полны сердца... О свободе ныне молитвы всех россиян. Свободы све­тильник в нашей Думе возгорится. Во всех краях, местах зажгутся электри­ческие фонари. Пусть наша Дума даёт всему миру свет! Все народы ждут от Думы одинакового света. Если Дума света не даст, все на корню захиреет, зачахнет: понапрасну пропадут милые души, большие богатства. Мирным справедливым путём пусть свободу завоюет. Да избавит наша Дума от гра­бежа и разбоя! Представители (депутаты) от каждых мест, верим, в Думе бу­дут вершить только справедливость. И свобода восторжествует, слава богу, скоро!"

Как видно из приведённого текста произведения, Государственная Ду­ма, по мнению автора, возникла, родилась как отрицание тоталитарного ре­жима-монархизма. При этом она представляет собой законодательную ветвь власти, призванную разрабатывать и предлагать исполнительной власти кон­цепцию, реализация которой гарантировала бы благополучие всех граждан. Смысл алибековских лозунгов, таким образом, в самых общих, объединяю­щих свойствах, чертах и признаках представляется очень созвучным с про­граммами сегодняшней официальной политики.

Основную цель своей общественно-литературной деятельности Алибеков видел в стремлении просветить народ, помочь ему освободиться с рабской психологии, порожденной веками гнета и бесправия, разбудить eго гражданское самосознание для коллективной борьбы за свои права и свободы.

М. Алибеков - писатель современных, злободневных, сегодняшних тем. Он - летописец живой общественной мысли, текущих политических настроений и нравов, совершающихся социальных и политических процессов. Eго волнуют, главным образом, те общественные драмы и комедии, которые происходят перед его глазами, в его время, которые глубоко потрясают и ра­нят весь общественный организм и в конечном счете самым губительным об­разом отражаются на простом человеке.

Страстный искатель путей народного благополучия, М. Алибеков увидел в Государственной Думе прообраз демократического общества, которое обеспечивало бы равные права, возможности, условия для полнокровной деятельности каждому его члену.

Своеобразно, как отмечается в работе, разрабатывается эта проблема Н.Батырмурзаевым в произведении «Положение Кавказа и России»(1907), где аспект его внимания значительно шире, исторически пространнее. Писатель пытает­ся показать не только историческую и политическую, но и классовую сущ­ность вещей, связей, конфликтов, ответить на вопросы национального бытия и вскрыть общность судеб народов Кавказа и России и их идентичные цели, их интернациональные устремления.

Прежде всего, обращает внимание авторская формулировка произведе­ния: «Положение Кавказа и России». Само название претендовало на разре­шение или во всяком случае на постановку очень существенных, сложных проблем современности. Не какое-нибудь будничное, обыденное, а большое, общественно значимое, исторически пространное стояло в объективе его внимания.

Первые строки произведения вводят и знакомят читателя с Кавказом, с его чудесной дивной природой, с его богатствами, и плодородием, ископае­мыми. Еще не открытая страна, она является средоточием, центром притяже­ния внимания государств, строящих различные планы для использования ее богатств. Н. Батырмурзаев создает такую ситуацию, в глубине которой зало­жен социальный и политический конфликт.

Все последующее изложение вытекает из авторской расстановки соци­альных сил общества на различных ступенях его развития (феодализм, при­соединение к России, режим самодержавия, формирование пролетарского самосознания и революционной борьбы) - эксплуататоров и эксплуатируе­мых, - конфликт между которыми составляет движение истории развития общественных отношений.

Обе эти высокие, максимальные оценки сопутствуют всему повество­вательному воспроизведению движения истории народов России. Кульмина­ционным завершением этой конфликтной ситуации является уход шамхалов и князей с исторической арены.

Следующий «разрез» истории Батырмурзаев связывает с присоедине­нием Кавказа к России, которое находит в сознании народа образную ассо­циацию с весной т. е. свежестью, обновлением, радостью того, что зима кон­чилась, пойдет хорошая «погожая» жизнь «Когда за тем пришли русские, не­много свободнее стало. Народ так подумал: ушла зима, настала теперь вес­на». («Андан сонг орус гелип, эркинлик бол ду бир аз. Халкъ шулай хыял эт-ди: къш гетди, энди болду яз»).

Однако настрой мечты и реальность находятся в разных полюсах, ор­ганизуя контрастную картину социальной действительности, отраженной в произведении.

Тиски самодержавного угнетения - это и те дискриминационные обстоятельства, в которые скованы нерусские народности России. В заявлении писателя, что «десять мусульман не приравниваются к одному мужику» («мусульманны онавун бир мужукъгьа тенг гёрмей»), заключен большой смысл, который находит в работе свое раскрытие.

Трагизм положения усиливается ссылкой на факты эмигрирования му­сульман в Турцию, которому они вынуждены прибегнуть и из-за шовинизма. Родина, дом, родня, близкие, оставляемые «здесь» и совершенно неизвестная, полная лишений и страха, чужбина «там», - эти полярные «символы» состав­ляют драматизм ситуации, которую тяжело, как великое горе, вынужден принять соотечественник:

Масхарамы гишиге Разве шутка человеку

Айрылмакъ яшавундан Расстаться со своей родиной?

Оьз халкъыны ичинде С честно заработанным хлебом

Тапгьанын ашавундан Среди своих людей?

Своеобразен конец этого лирического размышления возвешающий о начале нового этапа в общественной жизни. Заключительные «аккорды» данного повествования перекидывают мост к новым социальным реалиям, которые как бы встряхивают Россию, выворачивая ее кровоточащую в про­тиворечиях изнанку. Строки о том, что «И между тем не опоздало, немного спокойнее стало...» вдруг неожиданно приносят внутреннее освобождение, располагая читателя к новым, иным ощущениям, ассоциациям. И после­дующее двустишие, что «России сердце переполнилось незабываемым го­рем» (Аресейни юреги таймас къайгъыдан толду»), является вступлением в но­вую ассоциативную связь с событиями русско-японской войны и первой рус­ской революции. И снова писатель вспоминает образ возмездия, который привел Россию, по словам Батырмурзаева, «в состояние растерзанной соба­ки» («янчылгъан итдей этди»). Это образное сравнение России, какой она пришла к концу ею же навязанной войны, с жалким, распластанным видом побитой (побежденной) собаки, как нельзя лучше показывало истинное, ре­альное положение вещей.

Затем следует перечисление поражений русской армии в Порт-Артуре, Харбине, на Сахалине, в Маньчжурии, на Балтийском и Черном мо­рях. Следует подчеркнуть, что такая статистика, перечисление фактов войны, сопряженных многочисленными человеческими жертвами, имеет для писате­ля концептуальное значение, чтобы показать не только противоречия России накануне и во время войны. Это исторический урок, воспитывающий народ в духе ясности и цельности. Военное поражение России стало поворотным пунктом в решительном выступлении народа за социальную и духовную свободу. По произведению Батырмурзаева, опосредованно через авторское повествование ощущается, что народ вырос политически, он заяв­ляет о своих правах, требует свободы. «Когда японцы побили русских», пи­шет писатель, и стало очевидным положение самодержавного строя.

.... Народ, живший в угнетении,

Обрел свою голову.

Организуя внутри страны борьбу

Свободу потребовали.

«Борьба», «свобода», «равноправие» - в эти политические формулы облечена идейная и нравственная атмосфера Кавказа и России начала XX века.

Весь этот поток общественной жизни, описываемый Батырмурзаевым, показывает, с одной стороны, оживление, активизацию народного самосоз­нания, его решимость за свои классовые интересы встать «на бой кровавый». С другой стороны, правительство, поставленное противоречиями во внут­ренней и внешней политике в безвыходное положение, пригвожденное к по­зорному столбу, стало перед необходимостью признать эту реальность. Рус­ско-японская война и революционное брожение в стране отрезвило прави­тельство. Батырмурзаев показывает контраст между возможностями России и техническую мощь иностранных, в частности японских войск.

Здесь уместно сравнить позицию Н. Батырмурзаева и М. Алибекова. Н. Батырмурзаев с совершенно иных позиций рассматривает этот вопрос. Государственная Ду­ма, по его убеждению, это уловка самодержавия отделаться и отговориться перед взволнованным народом. В речах министров и собраниях Думы поэт видит лицемерные объяснения в преданности отечеству и народу:

Министры пытаются

Смыть старый позор.

Одни речи произносят,

Очищаются другие.

Здесь важно авторское отношение к «речам» министров, этот концепту­альный, мировоззренческий момент имеет принципиальное значение для уяснения той общественно-литературной борьбы, которая определяла пер­спективы развития демократического направления в общественной мысли народов Дагестана. Авторская установка с апелляцией к народной мудрости, что «Разве от мытья чистой станет пропитавшаяся грязь» («Жувгъан булан гетерми синген эсги кирлери») служит подпоркой и идее, что созыв Думы -это политическая уловка, лавирование правительства.

Имеет свою логику то, что символы все время нагнетаются. Требования свободы, равенства встречают острую борьбу правительства и закономерно вырастают в «кровавые волны», в «текущую кровь» народную.

Подчеркивается решимость народных масс вести борьбу до конца, не­смотря на жертвы и лишения, ибо приносят жертвы во имя жизни и свободы. Реакция, наступавшая в ответ на революционные выступления масс в 1905 году, унесла много жизней, но это, пишет поэт, не в силах остановить могу­чий поток, пришедший в движение. Он высоко отзывается о тех, кто за сча­стье отечества жертвуют жизнью, «безумству храбрых поет славу»:

Англавлу асил адамлар Суть уяснившие благородные

Кебю сибирге гетди. Многие в Сибирь сосланы.

Азиз ата юрту учун За любимое родное отечество

Жанларын Къурбан этди. Свои жизни в жертвы принесли.

Таким образом, Н. Батырмурзаев показывает, как постепенно, не не­умолимо, пробуждается народ, с такой решимостью начинает он выступать за свои права. В прошлом отсталый и завитый народ страны приобщается к революции, он уже перестал бояться господ.

В этих объективно исторических условиях Н. Батырмурзаев серьезно задумывается над положением восточных народов.

В этой части поэмы Н. Батырмурзаев отводит видное место идеям про­свещения, он верит в особенность человеческого разума раздвигать границы наших знаний, обогащать их новыми идеями и открытиями, двигать челове­чество по пути прогресса. Хотя поэт рассуждает о путях выведения малых народов из мертвой «азиатчины», он не отгораживает развитие своего народа от общественно-политической и естественнонаучной мысли России и Запад­ной Европы. Н. Батырмурзаев следит, изучает и осваивает их достижения.

По мнению Н. Батырмурзаева, важно не только то, что наука, просве­щение поднимают духовную культуру народа. Это одна сторона дела, глав­ное он видит в гражданском историософском воспитании, в осознании, благодаря просвеще­нию собственной ценности личности, ее общественного назначения. Вооружая «простой народ» передовой наукой, просвещением, пишет Н. Батырмурзаев, тем самым открываем ему глаза, он будет самостоятельно и трезво разбираться в острых социальных противоре­чиях:

.. .Если неведающие

Увидят пользу учения,

Тогда народ, глаза открыв,

Поняв пользу просвещения,

Вникнет в суть вещей

И перестанет верить сказкам.

Призывая и пропагандируя идеи просветительства, Н. Батырмурзаев ра­ботает на то, чтобы вооружить народ знанием положения вещей. Формулы «открыть глаза», «перестать верить сказкам» - это в то же время объективно означало увидеть социальные противоречия и в перспективе борьбу за освобождение. Политический идеал Н. Батырмурзаева не ограничивался задачами общечеловеческих интересов, он не только отразил смятение и брожение, охватившее страну в эти годы, но показал, что возмущения на­рода перерастают в организованные выступления. В прошлом отсталый и за­битый народ приобщается к революции. Это было новаторским явлением, ярким свидетельством эволюции просветительства.

В этой когорте подвижников духа, просвещения особое место принадлежит Абусуфьяну Акаеву (1870-1932).

В работе отмечается, что многогранная деятельность Абусуфьяна, его созна­ние были вызваны и подчинены задачам времени. Выступление Абусуфьяна было замечательным явлением кумыкской жизни. Но еще значительнее был тот факт, что выступление его оказалось не единственным, а стояло в ряду других. Период просветителей одиночек прошел. Дагестанское просвещение начиналось как общест­венное движение. Задачи, поставленные историей, решали деятели, сознательно ставшие единомышленниками, а иногда и люди лично не связанные между собой, но исповедовавшие единую «религию».

Абусуфьян принадлежал к тому направлению культурных дея­телей Дагестана, которые называли себя джадидистами По мнению автора, Абусуфьяна, Н.Батырмурза­ева, М.Алибекова и других волновали не столько политические теории джадидизма, сколько его религиозное свободомыслие. Старая религиозная литература, в частности, суфийская поэзия запрещала вторгаться за пределы богопознания, привязывала ум и сердце человека, ставила его в зависимость от загробной жизни. Творчество Н.Батырмурзаева, М.Алибекова, Абусуфьяна и других как раз восста­вало против этой скованности, обличало и предавало проклятию условия бытия, подавляющие свободу человека. Эти историософские идеи звучали в унисон с идеями новометодного джадидистского движения на том этапе его развития, когда оно развивалось в русле гуманис­тического и даже в своих отдельных моментах демократического направления.

В их произведениях проходит идея всенародного благоденствия, призыв осваивать новые формы хозяйства, приобщиться к передовой европейской культуре и просвещению. Известны факты широкого обмена мнениями по вопросам джадидизма между М.Алибековым, Н.Батырмурзаевым и Абусуфьяном, которые свидетельствуют о том, что различные писатели по-своему понимали и объясняли сущность и характер джадидизма, в частности дагестанским просветителям были чужды националистические призывы, которых не свободны были, например, такие деятели, как И.Гаспринской и др. Напротив, дагестанским писателям-просветителям, в частности Н.Батырмурзаеву, Абусуфьяну, М.Алибекову, в особенности, близка была идея интернационального единения и всеобщей дружбы.

В истории развития литературы кумыков особенное место занимает абусуфьяновский «Сборник стихов», где собраны образцы народной словесности и произведения кумыкских поэтов. Составление и издание произведений фольклора и литературы до Абусуфьяна было предпринято еще в 1883 году в г. Петербурге по решению Совета факультета восточных языков Петербургского университета в типографии Императорской Академии наук кумыкским поэтом-просветителем, преподавателем университета Магомед-эфенди Османовым. Тираж этого издания составлял всего 320 экземпляров.

Абусуфьяновское издание 1903 года показывает, что составитель сборника опирался на «Кумыкско-ногайскую хрестоматию» М. Османова: в него вошли почти весь кумыкский фольклор и произведения Й. Казака и М. Османова из «Хрестоматии». Затем, после возвращения из стран мусульманского Востока, в 1912 году в Темирханшуре в типографии Мавраева (первый сборник был издан в г. Симферополе) Абусуфьян переиздает свой сборник, значительно дополнив его фольклорным материалом, а также произведениями литературы (Й. Казака, М. Османова, М. Алибекова, Н. Батырмурзаева, Абусуфьяна). В отличие от других (новометодно, джадидски религиозных) изданий «Сборник стихов» Абусуфьяна представляет собой важное звено в культурной жизни, литературе кумыкского народа. Антология открывала перед читателем мир художественного мышления трудящегося человека, этический кодекс народа, красоту и энергию родного языка.

В отличие от других (по крайней мере большинства) его изданий джадидского толка «Сборник стихов» объективно выполнял важную общественно-идеологическую функцию, содержание томика вполне отвечало задачам социально-политического, идейного воспитания народа. В помещенных в «Сборнике» более чем шестистах пословицах, в героических, исторических и героико-исторических песнях, произведениях Й. Казака, М. Османова, Н. Батырмурзаева отразились достоинство и ум народа, его критическая идейно-эмоциональная оценка всему темному, реакционному, антинародному, в них в целом созданы многогранные образы угнетателей народа, образы тех, кого народ хотел осмеять, выставить напоказ в неприглядном свете. Из поездки в страны Востока Абусуфьян вынес определенную национально-патриотическую истину: произведения народного творчества помогают воссоздавать многовековую историю народа, его историческую память.

Абусуфьян Акаев представляет собой в высшей степени интересную фигуру в истории кумыкского культурного движения начала XX столетия. Ум, воля и упорство способствовали тому, что он стал образованнейшим человеком своего времени, а разносторонность интересов позволи­ла ему внести значительный вклад в различные отрасли кумыкской культуры.

В Заключении подведены итоги исследования и сделаны следующие выводы.

Выбор темы историософского освещения истории кумыкской литературы Нового времени обуславливается несколь­кими соображениями концептуального характера. Первое из них - аспект ти­пологический. Так исторические судьбы кумыков, как и других народов этого региона, на протяжении всей своей этнической истории претерпели, по существу, одни и те же социально-исторические процессы: совместное отражение набегов крымских ханов, султанской Тур­ции, шахской Персии в XVI-XVIII вв. укрепляло исторические связи этих на­родов не только между собою, но и с Российским государством. Накануне завершения Кавказской войны все народы Северного Кавказа, в том числе ку­мыки, балкарцы, карачаевцы, ногайцы в результате массового переселения пережили общую трагедию, покинув родные края и оказавшись на чужбине в Турции.

Во-вторых, предшествующий настоящей работе опыт научного осмысления в то же время актуализирует то исследовательское поло­жение, в котором оказывается, например, культурная история кумыков. Соз­дававшаяся и развивавшаяся в течение многих столетий в системе богатей­шей тюркской цивилизации, после монгольского нашествия и следовавшей за ним исламизации и вследствие распадения золотоордынского "эпического" единства, вся культурная история кумыков оказывается включенной в иной национально-культурный регион - Дагестан, - где уровень развития социаль­ных отношений имел существенно различные истоки, определяющиеся, пре­жде всего, неравномерностью этих отношений в различных - горных и пред­горных - районах в пределах даже одной зональной общности. Такое поло­жение является, очевидно, важным фактором, имевшим свои последствия в научно-исследовательской ситуации. Вырываясь из северокавказского кон­текста история кумыков в более или менее обобщающих опыт развития на­циональных культур исследованиях "пристраивается", правда, с незначи­тельными оговорками о ее специфике, к дооктябрьскому дагестанскому ис­торико-культурному процессу. Указывая на это, естественно, речь не может идти о том, будто бы в прошлом существовала некая "китайская стена", отде­лявшая жизнь кумыков от их горских соседей. Кумыки естественно вступали в творческое взаимодействие с культурой Дагестана, и Чечни, и Ингушетии, и Северной Осетии-Алании, и Кабарды, и Балкарии, и Карачая, и Азербайджана, и Рос­сии и т.д. Научная абстракция в данном случае должна строиться на обобщении доминантных черт, признаков, тенденций социально-исторического и общественно-культурного развития. На таком обобщении, очевидно, более плодотворно будут разрабатываться проблемы определен­ной системности той или иной региональной или зональной культурной общности. Современная наука преодолела односторонне социологические трактовки; заметно усилился ин­терес к конкретному, разностороннему исследованию исторических фактов и событий. Однако есть ещё немало историко-культурных явлений, требующих обстоятельного изучения, нового осмысления в свете широкой перспективы развития общественного сознания данной исторической эпохи, уточнения привычных, но порою малообоснованных оценок.

Новейшая терминосистема литературоведения (архетип, мифологема, мифема, мифообраз, концепт, интертекст, интертекстема, прототекст, культурологема и др.) с ее единой антропоцентрической установкой составила оптимальный, оперативный инструментарий для анализа историософского дискурса кумыкской литературы Нового времени.

Выполнение этой задачи и сложно, и легко одновременно. Сложность связана с тем, что не существует стереотипного, трафаретного плана по созданию подобной научной концепции в силу ее уникальности, специфичности, малосовпадаемости с другими. Облегчает же задачу то, что у современного исследователя окажется под рукой огромный массив исследовательских работ литературоведов-предшественников, фольклористов, культурологов, историков, этнологов, которые до нас зафиксировали «эмпирический слой» народной культуры. Так, вряд ли наша работа оказалась бы написанной, если б не труды Д.М.Шихалиева, Т.Макарова, В.Д.Смирнова, В.В.Бартольда, А.Н.Веселовского, В.М.Жирмунского, Н.Трубецкого, П.Савицкого, В.Вернадского, Л.Гумилева, М.-Э.Османова, Н.Батырмурзаева, М.Алибекова, А.Акаева, А.-П.Салаватова, А.Аджаматова, А.-В.Сулейманова, К.Д.Султанова, Г.Г.Гамзатова, Р.Ф.Юсуфова, Э.Ю.Кассиева, Г.Б.Мусахановой, С.М.Алиева, З.Н.Акавова, Ш.А.-К.Мазанаева, Н.А.Горбанева, А.-К.Ю.Абдуллатипова, К.И.Абукова, А.М.Аджиева, А.М.Вагидова, С.Х.Акбиева, И.Х.Асекова, М.А.Гусейнова, С.И. Урусбиева, И.П. Крымшамхалова, З.Х. Толгурова, A.M. Теппеева, Т. Ш. Биттировой, З.А.Кучуковой, многочисленных безымянных сказителей и «скрипторов» устной народной поэзии.

Автор настоящего исследования поставил перед собой задачу рассмотреть историософский этноментальный дискурс кумыкской литературы Нового времени, воспринимаемой нами как единый динамический мегатекст, в котором находит отражение целостная картина мировидения. При этом следует отметить, что живя с рождения в кумыкской «этнокультурной капсуле», владея родным языком, мы имели возможность не только теоретически, но и эмпирически наблюдать за «конфигурацией мысли» кумыка и анализировать её. К факторам «везения» можно также отнести многолетнюю практику преподавания в вузе истории русской литературы и журналистики, поскольку данный опыт оказался бесценным для проведения сравнительно-сопоставительного анализа этнических историософских концепций.

Поэзия обеспечивает наибольший доступ к системе миропонимания народа. Этноисториософский анализ (с элементами текстологии) произведений А.Какашуринского, Ю.Аксаевского, Д.М.Шихалиева, Х.Уцмиева, Й.Казака, М.-Э.Османова, М.Алибекова, Н.Батырмурзаева, А.Акаева и других позволяет выявить архетипы художественного мышления, свойственные данной этнокультуре, независимо от творческой индивидуальности автора. Архетипы обнаруживают себя в форме устойчивых базовых образов и мотивов, мифологем, стилистических фигур, несущих на себе яркий отпечаток национального своеобразия.

1. 
   Акавов Р.З. Кумыкская литература Нового времени в зеркале культурного развития (К вопросу о новом осмыслении опыта изучения). //Известия Дагестанского научного центра РАН, №32. Статья поступила 25.10.2006 г., принята в печать 30.10.2006 г. – Махачкала: 2008. – С.86-89.
   
2. 
   Акавов Р.З. К социально-политической характеристике национально-патриотической интеллигенции народов Северного Кавказа 40-60-х гг. XIX века (Князь Хасайбек Уцмиев в контексте кавказских событий). // Ученые записки Российского государственного социального университета. №7. М.: 2008. – С. 269-274.
   
3. 
   Акавов Р.З. О значении Кавказско-горского эскадрона императорского конвоя в формировании национально-патриотической интеллигенции народов Северного Кавказа и Дагестана. // Ученые записки Российского государственного социального университета. №7. М.: 2008. – С. 278-282.
   
4. 
   Акавов Р.З. К проблеме эсхатологического противостояния Добра и Зла в суфийско-экзистенциальной поэзии Абдурахмана из Какашуры (последний поэт Средневековья и первый поэт Нового времени). // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. №3. ПГЛУ. Пятигорск: 2009. – С. 207-211.
   

1. 
   Акавов Р.З. Памятники средневековой деловой переписки в Дагестане и на Северном Кавказе в историософском освещении. ДГПУ. ISBN 978 – 5 – 9972 – 0031 – 2 – Махачкала: 2006. 115 с.
   
2. 
   Акавов Р.З. Поэзия Маная Алибекова и проблемы публицистики в кумыкской литературе начала XX в. УМО по направлениям педагогического образования Министерства образования и науки РФ. – Махачкала: 2008. 130 с.
   
3. 
   Акавов Р.З. (соавтор – З.Н.Акавов). История кумыкской литературы Нового времени в культурно-историческом освещении. ДГПУ. ISBN 978 – 5 – 9972 – 0024 – 4 – Махачкала: 2009. 352 с.
   
4. 
   Микаиль ибн Шамси Башту. Сказание о дочери Шана. (Подготовка текста, вступительная статья, комментарии к изданию мифоэпической поэмы древнебулгарского поэта). ДГПУ. – Махачкала: 2003. 267 с.
   
5. 
   Акавов Р.З. К проблеме власти в кумыкской литературе XIX – начала XX вв. / Культура и история тюркских народов. Тезисы докладов Международной тюркологической конференции. ДГПУ. Издательство Дагестанского государственного педагогического университета. ЛР №020034 от 25.12.1997 г. – Махачкала: 2000. – С. 188-189.
   
6. 
   Акавов Р.З. Национальная эпистолографическая традиция в культурно-историческом освещении и осмыслении. // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. №1. Научный журнал. ISSN 1995 – 0667 – Махачкала: 2007. – С. 81-84.
   
7. 
   Акавов Р.З. Кумыкская литература Нового времени в историософском культурно-историческом освещении (Аспект методологии). Известия ДГПУ. №1. Научный журнал. ISSN 1995 – 0667 – Махачкала: 2008. – С. 78-89.