Альберт Швейцер. Культура и этика



бет19/28
Дата20.06.2016
өлшемі2.02 Mb.
#149936
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   28

обоснованности оптимистических и этических убеждений. Главное, что отличает

его от Канта, Фихте и Шиллера,- это благоговение перед действительностью

природы. Природа для него - нечто в себе, а не только нечто, соотносящееся с

человеком. Гете не требует от нее, чтобы она целиком подчинилась нашим

оптимистически-этическим намерениям. Он не насилует ее ни гносеологическим

или этическим идеализмом, ни самонадеянной спекуляцией, а живет в ней как

человек, который с удивлением созерцает бытие и не умеет свести свое

отношение к мировому духу ни к какой формуле.
Декарт увел философию нового времени на ложный путь, разложив мир на

протяженную и мыслящую субстанции и отказав им еще вдобавок в возможности

взаимного воздействия. В последующие времена мыслители ломают голову над

проблемой этих параллельных форм бытия и пытаются выразить сущность мира с

помощью законченных формул. То, что мир являет собою жизнь и в этой жизни

заключена загадка загадок, для них отнюдь не очевидно. В результате они в

своем философствовании проходят мимо самого главного. Невольно оглядываясь

на своего предшественника Декарта, два великих представителя

натурфилософского мышления - Спиноза и Лейбниц - приходят лишь к более или

менее мертвой натурфилософии. Под влиянием Декарта Кант и Фихте лишают себя

возможности сделать объектом своего философствования действительный мир.
Таким образом, Декарт и этическая вера в прогресс объединяются для

совместного пренебрежения природой. Они не замечают, что природа жива и

существует ради себя самой. Не разделяя такого отношения к природе, Гете

осмеливается признать, что ничего не понимает в философии. Его величие в

том, что он в эпоху абстрактного и спекулятивного мышления имел смелость

оставаться элементарным.


Пораженный загадочной, замкнутой жизнью природы, Гете упорствует в

великой незавершенности мировоззрения. Пытливо вглядывается он в окружающее,

вопрошающе смотрит на него. Он стремится мыслить оптимистически. Идеи

Шефтсбери оказывают и на него свое волшебное воздействие. Но он не может

согласиться с оптимизмом, который все громче декларируется вокруг него.

Миро- и жизнеутверждение не являются для него столь же простыми, как для

Фихте и Шиллера. Он стремится к этическому мировоззрению, но в то же время

признает, что не может его реализовать. Поэтому он не решается придавать

природе какой-то смысл. Но зато жизни он хочет придать смысл. Он ищет его в

полезной деятельности. Вместить мировоззрение активности в натурфилософию

является для него внутренней необходимостью. Свое убеждение в том, что

действование дает единственное настоящее удовлетворение в жизни и что в нем,

следовательно, заключен таинственный смысл бытия, он выражает в "Фаусте" как

нечто такое, что он постиг в своих странствованиях по жизни и что хочет

утвердить, не будучи в состоянии дать ему полного объяснения.
Гете отстаивает понятие этического действия. Но он не может обосновать

его, так как натурфилософия не способна дать ему какой-либо этический

масштаб. Она не может предоставить Гете то, в чем вынуждена была отказать

китайским монистам и Спинозе. Современники не в состоянии оценить значимость

ориентирующегося на действительность мировоззрения Гете. Незавершенность

гетевского мировоззрения отпугивает и раздражает их. Знание мира и жизни,

которое не укладывается в определенную систему, а задерживается на стадии

постижения фактов, не встречает у них понимания. Они остаются при своем

оптимизме и этике.
Фридрих Шлейермахер (1768-1834)* враждебно относится и к обычному и к

углубленному рационализму, так как не может освободиться от влияния Спинозы.

Вся его деятельность направлена на то, чтобы, насколько возможно,

представить спинозианскую натурфилософию как этику и как христианскую

религию. При этом случается, что он маскирует ее то под одно, то под другое.
(* Friedrich Schleiermacher, Reden ueber die Religion an die Gebildeten

unter ihren Verachtern (1799); Monologe (1800) [русск. пер.-"Речи о религии

к образованным людям, ее презирающим. Монологи". М., 1911]; Crundlinien

einer Kritik der bisherigen Sittenlehre (1803); Der christliche Glaube

(1821-1823); Entwurf eines Systems der Sittenlehre (1835, посмертно).
Действенная этика, по Шлейермахеру, обрекает человека лишь на роль

этического и совершенствующего мир индивида. Такого рода энтузиазм

подвергает его опасности потерять самого себя и стать безликим. Он забывает,

что его первый долг - быть наедине с самим собой, заглянуть в себя и из

человеческого существа превратиться в личность. Эта оппозиция Шлейермахера

деятельному энтузиазму рационализма проступает в его монологах - прекрасных

самонаблюдениях, написанных к первому новому году XIX столетия. Читая их,

трудно отделаться от впечатления, что это Лао-цзы и Чжуан-цзы осуждают

морализм Конфуция и его фанатическую веру в прогресс.
Первой задачей человека является, по Шлейермахеру, пережить единение с

бесконечным и узреть в нем мир. И только то, что затем выявится как

достойный человека образ действий, поистине имеет смысл и нравственное

значение.


Этика Спинозы состояла в том, чтобы стремиться к высшему самосохранению

и переживать жизнь больше в проявлении ее через наше мышление, чем через

нашу телесную оболочку. Этика Шлейермахера сводится к тому же. Различие лишь

в попытке Шлейермахера связать с нею более всеобъемлющий интерес к миру, чем

это имеет место у Спинозы. В этом ему помогает вера в имманентный прогресс.
Нам, говорит он, незачем добиваться какого-либо иного совершенства

вещей, кроме того, которое в них уже заложено. Следовательно, этика - это не

установление законов, а выявление и описание существующих в самом мире

тенденций самосовершенствования и поведение в духе этих тенденций.

Нравственный закон не противостоит закону природы, а преследует те же цели,

что и последний. Он лишь представляет собой такой закон природы, который в

человеке пришел к осознанию самого себя.
Следовательно, для Шлейермахера - в отличие от Фихте - речь идет не о

том, чтобы подчинить универсум господству разума, а лишь о том, чтобы

оказать стремящемуся к реализации в нем единству природы и разума поддержку

в сфере человеческой деятельности. "Любое этическое знание является

выражением всегда уже начатого, но никогда не завершающегося воплощения

разума в природе". Этика представляет собой "созерцательную науку". Она

ориентируется и на естествознание, и на историю человечества.
Вытекающая из этого основного воззрения этика, подобно этике Лао-цзы и

Чжуан-цзы, оказывается настолько обесцвеченной, что уже не обладает никакой

действенной силой. Она играет лишь подчиненную роль, как ни пытается

Шлейермахер своим блестящим изложением замаскировать реальное положение

вещей. Ибо у него то, что придает смысл бытию человека, являет собой нечто

недеятельное-переживаемое в чувстве единение с бесконечным.


Благодаря умелой диалектике этика Шлейермахера, казалось бы, выходит за

рамки этики Спинозы. Его мировоззрение - это, в сущности, мировоззрение

Спинозы, обогащенное верой в имманентный прогресс. Поэтому этика

Шлейермахера предстает в несколько более ярких тонах по сравнению с этикой

Спинозы.
Так живая натурфилософия у Гете и спинозианская у Шлейермахера минируют

почву, на которой стоят оптимистически и этически мыслящие энтузиасты начала

XIX века. Однако толпа не обращает внимания на столь опасные действия. Она

устремляет взоры на фейерверк, который демонстрируют ей Кант и Фихте, а

Шиллер сопровождает декламацией стихов. Но в это самое время в небо взлетают

гирлянды огней, бросающие особенно яркие снопы света: за дело взялся великий

мастер фейерверков - Гегель.
XIII. НАДЭТИЧЕСКОЕ ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ ГЕГЕЛЯ

Создавая свою спекулятивную философию, Фихте уделял внимание прежде

всего этане. Гегель же стремился исследовать главным образом вопрос истины,

причем глубже и основательнее, чем Фихте *. (* Г. В. Ф. Гегель,

Феноменология духа (1807); Наука логики (три части, 1812-1826); Энциклопедия

философских наук (1817); Философия права (1821); Философия истории (1840);

Собрание сочинений в 18 томах, изданное его учениками (1832-1845). (Русск.

пер. в: Собр. соч., т. 4, М., 1959; т. 5, М., 1937; т. 6, М., 1939; т. 1,

М.-Л., 1930; т. 2, М.-Л., 1934; т. 3, М, 1956; т. 7, М.-Л., 1934; т. 8, М.-

Л., 11935.]).


Отталкиваясь от фактов, он намерен открыть смысл бытия. Поэтому он не

соглашается с попыткой Фихте, основываясь на этике, насильственным путем

сделать отцом мира категорический императив, а матерью - теорию познания

идеализма. Прежде чем выдать миру свидетельство о рождении, он проводит

конкретные исследования. Он изучает законы событий, проявляющиеся в ходе

истории, кладет эти законы в основу конструкции Мира, которая должна

объяснить его возникновение из понятия бытия. Философия Гегеля становится,

таким образом, космической философией истории. Здание, насколько можно его

обозреть, построено солидно. Поэтому идеи Гегеля кажутся убедительными даже

тогда, когда они теряются в бесконечности.


Но что же считает Гегель принципом исторического процесса? Становление,

утверждает он, происходит путем естественного прогресса, который

осуществляется через проявление следующих друг за другом противоположностей

и их постоянное примирение. Как в мышлении, так и в действительности каждый

тезис порождает антитезис. Оба объединяются потом в синтезе, в котором

сохраняется вое ценное, что содержалось в обеих противоположностях. Затем

каждый синтез выступает вновь как тезис для нового антитезиса. Из них вновь

рождается синтез, и так происходит вечно.


По такой схеме Гегель рассматривает весь ход истории. Из нее он выводит

также законы логики. Поэтому он уверен, что из его схемы должно быть ясно,

каким образом логически развиваемый из понятия бытия мир понятий переходит

затем в мир действительности. Эту фантазию он подает так великолепно, что

даже нам, защищенным от ее чар, понятно, как может пьянить она.
В то время как Фихте пытается придать этическое значение процессу

развития чистого бытия в мир действительности, Гегель заранее исходит из

утверждения о том, что смысл бытия мира в конечном итоге может быть только

духовным. Абсолютное, рождая мир, не имеет никакой другой цели, кроме

познания самого себя. Абсолютное есть бесконечно созидающий дух, но

существует оно не для того, чтобы бесконечно творить, как полагал Фихте, а

для того, чтобы в процессе своего творения возвращаться в самое себя.
В природе абсолютное осознает себя недостаточно ясно. Лишь в человеке

оно по-настоящему постигает себя, причем процесс этот проходит три ступени.

В человеке, занятом только самим собой и природой, абсолютное выступает еще

как субъективный дух. В общем сознании людей, которые в целях правовой и

этической организации объединяются в человеческое общество, абсолютное

превращается в объективный дух и одновременно на основе заложенных в нем

понятий обретает способность быть творческим. В искусстве, религии и

философии он осознает себя как дух, в себе и для себя существующий,

преодолевший противоположности субъекта и объекта, мышления и бытия, как

абсолютный дух. В искусстве абсолютное созерцает себя, как таковое; в

религии оно представляет себя, как таковое; в философии, чистом мышлении,

оно осознает себя, как таковое. Там, где мыслится мир, абсолютное постигает

себя самое.
В откровенном благоговении перед истиной Гегель капитулирует перед тем

властным роком, которому Спиноза покоряется с улыбкой и против которого

восстают Фихте и Шлейермахер. Его мировоззрение представляет собой

надэтическую мистику. Этическое является в нем лишь фазой в развитии духа.

Он понимает культуру не как нечто этическое, а только как нечто духовное.
Стремясь подкрепить свое положение о том, что нравственное не есть

нечто самостоятельное, а лишь феномен духа, Гегель призывает на помощь

французский язык. "Моральное, - говорит он, - следует брать в том более

широком смысле, в котором оно означает не только морально-доброе. Le moral

во французском языке противополагается physique и означает духовное,

интеллектуальное вообще" *. ( * Гегель, Соч., т. 3, стр. 301.). Понятие

этического, которым оперирует Гегель, чрезвычайно широко. Оно заключается в

том, что "воля в качестве своих целей имеет не субъективные, т. е.

своекорыстные, интересы, но всеобщее содержание" **. (** Там же, стр. 280).

Дело мышления - закрепить это всеобщее содержание в отдельном.


Если бы Гегель глубже проанализировал тот факт, что воля индивида

ставит себе всеобщие цели, и понял бы ее как нечто загадочное, ибо такой она

на самом деле и является, то ему не удалось бы так легко отмахнуться от

этической проблемы, как он это сделал. Он должен был бы понять, что дух,

обнаруживающийся в воле, своеобразен, что он не входит ни в какую более

высокую сферу и ничему не подчиняется. В этом случае Гегель смог бы

поставить проблему взаимоотношения духовного и нравственного.
Но Гегель настолько поглощен своей целью завершить разработку

спекулятивного оптимистического мировоззрения, что возникновение этического

начала в человеке рассматривает не как таковое, а лишь как феномен развития

надиндивидуального духа. Вместо того чтобы исследовать, каким образом

индивидуальный дух в человеке может одновременно являться и

надиндивидуальным и осознавать себя как бытие, единое с абсолютным, Гегель

пошел по пути объяснения высших интересов индивидуального духа его

взаимоотношением со всеобщим духом коллектива.


Гегель считает самонадеянными попытки индивидуального духа, как

такового, понять свое отношение к универсуму, как это имело место в

индийской философии. Единение с абсолютом стать акт всеобщего духа

коллективности, достигшего в своем развитии высшего этапа. И только тогда,

когда индивидуальный дух связан с абсолютным, как река с водами озера, в

которое она впадает, он приобщается к жизни абсолюта. Это и есть тот роковой

поворот к всеобщему, надиндивидуальному, в котором и обнаруживается

философия Гегеля.


В целом, следовательно, значение этики Гегеля только в том, что она

создает условия для возникновения общества, в общем духе которого абсолютный

дух может познать самого себя. Нравственным человек становится только при

добровольном подчинении требованиям, которые общество признает

целесообразными для создания более высокой духовности.
Для Гегеля не существует индивидуальной этики. Его совершенно не

занимают глубокие проблемы этического самосовершенствования и отношения

между людьми. Начиная говорить об этике, он всегда имеет в виду только

семью, общество и государство.


У Бентама этика дополняет право. Гегель же включает одно в другое.

Примечательно, что Гегель не создал никакой этики. Его высказывания об этике

можно найти только в философии права.
Свою задачу Гегель видит прежде всего в том, чтобы показать, что по

своей внутренней сущности государство выступает не только в виде правового,

но и этически-правового учреждения. Фихте сделал государство этическим

воспитателем индивидов. Для Гегеля же оно является внутренним содержанием

любого этического действия, "обладающей самосознанием нравственной

субстанцией", по его выражению. Самое ценное из всего нравственного

содержания осуществляется в государстве и посредством государства. Такая

преувеличенная оценка роли государства является естественным следствием

недооценки духовной значимости индивидуальности, как таковой.
Гегель не мог принять совершенно невыполнимую задачу Фихте - обосновать

этику как нечто космическое, имеющее своим содержанием подчинение мира

разуму. Чувство реального не позволяет ему примириться с подобными

фантазиями. Но то, что Гегель вообще отказывается от космического понятия

этики, становится для него роковым. Вместо того чтобы позволить этике и

натурфилософии вступить в полемику в спекулятивном мышлении, он уже заранее

жертвует этикой. Он не разрешает этике осознать себя как отношение индивида

к универсуму, как это имело место в философии Спинозы, Фихте и Шлейермахера.

Ей не разрешается также выступать и как отношение в смысле универсума, как

это было у китайских монистов. Этике отводятся лишь нормы регулирования

отношений между индивидом и обществом. Но она ни в коем случае не может

выступать в качестве созидающей идеи при формировании мировоззрения на

натурфилософской основе. Гегель обращается с этикой подобно каменщику,

закладывающему в стену пригнанный камень.


В силу того, что Гегель отводит этике роль подготовительного момента в

реализации духовного смысла мира, его учение становится удивительно похожим

на взгляды брахманов. И Гегель, и брахманы, как последовательные мыслители,

открыто признают, что мышление о мире и лежащее в основе мира абсолютное

могут достичь единения лишь в духовном, но не в этическом смысле, почему они

и оценивают этику только как подготовительный момент на этом пути. У

брахманов этика подготавливает человека к интеллектуальному акту, в котором

он осознает в себе абсолютное и умирает в нем. У Гегеля она помогает

становлению общества, во всеобщем духе которого абсолютное способно осознать

себя. Нисколько не меняет дела и то обстоятельство, что брахманы понимают

свою интеллектуалистскую мистику индивидуалистически, как миро- и

жизнеотрицающую, а Гегель, напротив, придает ей миро- и жизнеутвержающий

смысл и признает в качестве условия свершения интеллектуального акта наличие

необходимой духовности, порождаемой обществом. Различие здесь носит весьма

относительный характер и не затрагивает внутреннего родства обоих

мировоззрений. Одно является противоположностью другого, но оба определяют

этику только как этап духовности.
Так же как и у брахманов, у Гегеля этике отведено определенное место в

философии, но она не становится необходимой ее частью. В философии брахманов

решающими для становления сознания единства с абсолютным являются в конечном

итоге лишь достигнутая ступень миро- и жизнеотрицания и глубина созерцания.

У Гегеля общество, создающее духовность, в которой абсолютный дух постигает

себя в конечном, существует только благодаря праву, а не благодаря этике и

праву. Его этика только разновидность права.
У брахманов этика является своего рода фоном, на котором протекает

определенный этап в развитии идеи миро- и жизнеотрицания. У Гегеля же этика

- это форма проявления миро- и жизнеутверждения. Мировоззрение Гегеля есть,

собственно, надэтическая мистика миро- и жизнеутверждения, в то время как у

брахманов она представляет собой надэтическую мистику миро- и

жизнеотрицания.


Гегель совершенно открыто подтверждает именно такое понимание этики в

своем знаменитом предисловии к философии права, написанном 25 июня 1820

года. Он заявляет там, что мы не создаем образ действительности согласно

идеалам, возникающим в нашем духе, а только воспроизводим образ, в котором

действительный мир утверждает сам себя и одновременно нас в себе в своем

имманентном стремлении к прогрессу. "Что разумно, то действительно; и что

действительно, то разумно". Мы должны познать это вечное, которое

обнаруживается во временном и преходящем и развивается в нем, и соединиться

таким образом с действительностью. Задача философии состоит не в создании

идеи о том, что должно быть. Она только должна понять то, что есть.

Философия не создает какого-либо нового временного этапа, она есть лишь

"современная ей эпоха, постигнутая в мышлении". В роли науки о том, каков

должен быть мир, она приходит всегда слишком поздно. Она получает слово

только тогда, когда действительность уже завершила процесс своего развития.

"Сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек". Истинное

познание действительности должно вселить в человека чувство полного

удовлетворения.
Рационализм представляет собой этическую веру в прогресс в соединении с

этическим стремлением к прогрессу. Такое понимание рационализма пытались

углубить Кант и Фихте. В переработке Гегеля он стал только верой в

прогресс... верой в имманентный прогресс. Крупнейший умозрительный мыслитель

надеялся, что он сможет обосновать этот прогресс в космическом масштабе. В

этом пункте он смыкается с философией Шлейермахера. Вообще системы этих

философов в конечном итоге не так уж далеки друг от друга. Скрытая вражда

обоих мыслителей не имела фактически никаких объективных оснований.


Современники Гегеля не заметили всей глубины стратегического

отступления, сделанного им. Они простосердечно высказывали свою радость по

поводу великого размаха, каким была отмечена система Гегеля. Их радость была

тем более непосредственной, что он сам лишь единственный раз ясно высказался

о конечных следствиях своей философии в своем предисловии к "Философии

права". То, что у него происходит затмение луны этики, не вызывает обычного

в таком случае волнения, так как благодаря этому солнце его космически

обоснованной веры в прогресс сияет еще ярче. Под влиянием рационализма люди

того времени привыкли рассматривать этику и веру в прогресс как органически

связанные между собой, потому-то они и оценили прилив оптимизма, вызванный

философией Гегеля, как новое укрепление этики.
Схематизм Гегеля, утверждавшего, что прогресс осуществляется в смене

следующих друг за другом и постоянно разрешаемых в положительном синтезе

противоположностей, поддерживал оптимизм в трудные времена и служит ему

поддержкой вплоть до сегодняшнего дня. Гегель создает то обнадеживающее

понимание действительности, с которым Европа переходит во вторую половину

XIX века, так и не обнаружив, что она где-то оставила этику. А между тем, он

может выдвинуть свою оптимистическую философию истории, из которой вырастает

все его мировоззрение, лишь потому, что живет в такое время, когда

человечество движимо творческими убеждениями, основанными на этической

энергии удивительной силы. Великий философ истории не может вскрыть причины

прогресса, свидетелем которого он является. Он пытается объяснить действием

естественных сил то, что возникло благодаря этическому началу.


В мировоззрении Гегеля распадается союз между этикой и верой в

прогресс, поддерживавший духовную энергию нового времени. Вследствие такого

разрыва оба эти начала погибают. Этика умирает, а освободившаяся от нее вера

в прогресс оказывается духовно беспомощной, так как она становится верой в

имманентный прогресс, утрачивая энтузиастический характер прежней веры в

прогресс. С Гегелем рождается дух, который создает свои идеалы эмпирически

из действительности и которому свойственна больше вера в прогресс, чем



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   28




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет