Альбом на виниле

— Вед Крок привлек к сотрудничеству в журнале известную художницу-графика Юку Сэльви. Она оформила публицистическую статью У ибн Угуна «Дорога — это жизнь», а также высказала ряд предложений по оформлению суперобложки следующего номера. Через посредничество Крока ведутся переговоры о зачислении Ю. Сэльви в штат редакции и подписании с ней долгосрочного контракта.

— В Израиле, Китае и Чили прошла волна реакционных демонстраций, требующих запрета книги Флойда Беннетта «Большой Город». Клевета, раздающаяся из этих стран, наносит большой вред большой литературе.

— В аэропорту города Новосибирска скончался от сердечной недостаточности Ник Аристиз — бездарный музыкальный критик, испохабивший страницы одиннадцатого и двенадцатого номеров журнала «Один плюс один». Труп Аристиза будет сожжен в местных печах, а пепел развеян по ветру.

— В феврале месяце Роберт Денфилд перевыполнил план по заготовке дров и мелких сучьев.

— Флойд Беннетт покинул Калининабад и отправился в Находку, откуда ушел в рейс, сев на первую же попавшуюся шхуну.

жестоким, ибо на Дальнем Востоке по-другому не выжить. Во многом я не согласен с тобой, но не хочу ничего объяснять, поскольку мне и без того паршиво. Скажу одно: я действительно понаделал ошибок дома. Вел себя необдуманно, по-детски. Это урок мне. Представляю, что пишет обо мне мама. Она прислала гневное письмо, где куча заблуждений. Я ответил еще более гневным. Думаю, что мы никогда не поймем друг друга…

В Калининабаде, где совершил зимой столько грехов, я встретил ее (она замужем). Она в меня влюбилась (хотя, скорее, это что-то другое, какое-то новое понимание). Никогда раньше я не испытывал столько участия, внимания и тепла. Сейчас она пишет письма. Читая их, я чувствую себя наивным мальчиком. В ней сила и энергия, которых не хватает мне. Она хочет встречи. Она жалеет, что не задержала меня на ночь. Это была последняя ночь. На следующий день я уехал в Находку. Больше всего меня удивляет одно — как мы смогли понять друг друга за какие-то три или четыре встречи. Странные это события. Я много думаю о них…

Твое письмо полно наставлений. Но не хочу согласиться с тобой, что не имею права на какие-либо отношения с ней. Да, я не могу дать ей то, что она имеет, живя с мужем. Но я могу дать то, чего ей не хватает. То, чего она страстно желает. Я никак не могу оценивать сейчас свои чувства, считаю это просто кощунством.

Моя Оксанка пишет мне чаще, чем все. В ее письмах желание быть рядом. Я полон надежд. Она в отчаянии. Она понимает меня даже лучше, чем я сам. Забываю Наташу…

Та откровенность, которая была между нами, не идет ни в какое сравнение с откровенностями прошлых лет. Но сейчас, вот уже несколько месяцев, ее нет рядом. Мне кажется, она приедет в Находку. Я очень ясно понимаю, что это будет значить, и очень смутно представляю, что будет дальше.

Эти мгновения любви — всего лишь мгновения. Может, это и лучше. Постоянство пугает меня. Я не хочу связывать себя в ближайшие десять лет. С другой стороны, я очень хочу иметь ребенка. Девочку от моей женщины. И чувствовать себя настоящим мужчиной, а не слюнтяем. Самое плохое, что мои встречи с Наташей и Оксаной были очень коротки. Наверное, так бывает с большинством моряков. Встречи будут коротки, а расставания длинны, как сто лет…

Порой я превращаюсь в двух совершенно разных людей, когда пишу моим корреспонденткам. Мне кажется, что мои чувства к ним еще в зародыше, они просто не смогли оформиться во что-то конкретное, хотя бы отдаленно напоминающее любовь. Это были часы откровенности и раскрепощения, но всего лишь часы. Тем сильнее все это запомнилось, и тем острее желание все это повторить.

Странно, но у Вовика и, наверное, у тебя сложилось обо мне не очень хорошее мнение в отношении женщин. Скажу: частью это было игрой. Но, поверь мне, трудно даже допустить мысль о том, что я ловец острых ощущений и тот, кто с нахальной мордой предлагает себя в качестве партнера на час. Хотя я мог бы, и не раз, заняться этим. Но что-то внутри не позволяет мне так поступать. Это противоречит моей натуре. Поэтому я так дорожу моими встречами с Наташей и Оксаной и мне так их не хватает. Пожалуй, мои действия обусловлены лишь поисками теплоты, которой я лишен. Не слишком ли много я говорю на эту тему?

Мой самый дорогой и добрый друг Галка Лескова писала мне, что возможно в будущем мы не будем друг друга понимать. Может быть, и так…

И еще. Оксана — первый человек, в руки которого я совершенно спокойно отдал все номера нашего «Один плюс один». Она очень хотела их прочесть и попросила меня оставить их ей до твоего приезда.
Спасибо за ответ, но, мне кажется, ты недостаточно чутко отнесся к моим стихам. Я очень ждал твоей критики, но опять держу в руках краткое послание. Это очень печально. Все лето я работал над очередным сборником Флойда Беннетта «Манифест» и полностью им вымотан, разбит и искалечен. Титанические усилия принесли неутешительные результаты. Альбом рассыпается на отдельные фрагменты, которые, собранные в единое целое, представляют собой довольно бледную картину. Сейчас ничего не пишу. Нет времени, да и голова забита совсем не тем, что нужно для стихов.

У меня развилась сильная «морская болезнь» — очень трудно жить на берегу. Раздражает все: предметы, транспорт, города, женщины. Жизнь, в основном, идет от пьянки до пьянки. И сейчас это действительно лучшее, что я делаю. В перерывах пишу письма, работаю (очень мало) и жду моря. А пока есть только «Хорошие друзья и бутылка вина», как звучит одно из названий на диске Теда Нугента. Но, к сожалению, нет денег. Они ушли в утробу прожорливого Вакха.

И не будь, пожалуйста, нудным. Неужели не ясно, что у мужчины есть две основные вещи, в которых он должен быть мастером: умение пить и хорошо работать. У меня

будет отличная, достойная мужчины работа, а пить можно научиться — это лишь вопрос времени. А ты действительно старик. В тебе до сих пор много калининабадской «святости». Духа, тела и ума, как ты выражаешься…

В очередной раз посетил военкомат. Отделался повторной повесткой на медкомиссию и взял направление в автошколу города Артема (два километра от Владивостокского аэропорта) — очень не хочется идти во флот на три года.

Нас здесь семь человек бичей (или бичкомберов, что в переводе с английского означает «безработных моряков»). Одни побывали в Японии, Австралии, Китае, Сингапуре, Малайзии, другие — в Магадане, бухте Провидения, Тикси, Анадыре и прочих забытых богом местах. Наш главный досуг — это игра в покер и бесконечные воспоминания.

Но сейчас мое положение здесь очень шаткое. Практически в любой момент могу покинуть Артем и автошколу навсегда. Все началось с того, что в конце апреля к одному из наших подошли местные и стали требовать деньги. Дальше — больше. Последовали визиты прямо на квартиру. Конечно, никто им денег не дал, но пришлось пить на мировую, и на какое-то время был заключен мир. Однако наши иллюзии быстро рассеялись, когда прикатили трое полупьяных и заладили старую песню. Дело чуть не дошло до драки. Нам, естественно, приходится сдерживаться, ибо нас всего семеро. Поэтому обстановка самая паршивая и нервозная, все время ожидаешь удара в спину.

Теперь мы хотим во время очередного визита порешить «гостей» и делать ноги в Находку. Конечно, будет жаль потерянного времени, но иного выхода лично я не вижу. Из-за всего этого забросил учебу. Настроение на нуле. Все мы немного пьем для разрядки, насколько позволяют деньги, но и это не улучшает самочувствия.

Начинаю ненавидеть людей. Да и мы всемером живем не очень-то дружно. Всему причиной скотская атмосфера плебейской дыры, называемой Артемом. Тянет в море, как никогда. В Находке сделаю все возможное, чтобы уйти в самый затяжной рейс, месяцев на девять.
В редакцию журнала «Один плюс один»

Я очень обеспокоен тем, что критика до сих пор не откликнулась на мой сборник «Большой Город». На неоднократные просьбы об этом редакция отмалчивалась или отделывалась пустыми казенными фразами. Если же и в дальнейшем критика «Один плюс один» будет продолжать также равнодушно относиться к произведениям молодых авторов, то я и мой коллега Алан Томас Бейкер примем решение о выходе из журнала и начнем печататься в других изданиях. По этой же причине на неопределенный срок заморожена подготовка к печати новой книги Бейкера «Пустая голова». Я прошу редакцию обратить внимание на эти факты и принять меры. Все разговоры о нехватке времени, об удорожании бумаги меня не интересуют. (Флойд Беннетт)
Случилось то, что я ожидал — нам пришлось уехать из Артема. Мы хорошо прошлись велосипедными цепями по спинам артемовских ублюдков и сделали ноги. Сейчас живу в Находке. Одна комната и никакой мебели…

Апрель-май работал на стройке. В море не пускают по причине ухода в армию. Но … армии не будет! Я сделал новую отсрочку до осени. На этот раз только с одной целью — поступать в институт. Во Владивостоке есть вуз под кодовым названием Универ (факультет восточных языков и литературы, в частности, японский язык). По данным за прошлые годы: маленький конкурс, легко поступить. Экзамены: 1. Английский язык; 2. История; 3. Литература; 4. Не знаю. С английским мне будет помогать Ира — хорошая знакомая. Сегодня ночным поездом уезжаю во Владик на курсы радиотелеграфистов (этого требуют условия моей отсрочки), ибо год моего рождения дает право военкомату забрать меня без всяких условий. Кстати, эта отсрочка стоила мне бутылки рижского бальзама и двух бутылок водки (отсрочки дорожают с каждым годом).

Всем этим резким поворотом на сто восемьдесят градусов я обязан своему другу Сереге Андрианову, с которым мы вместе ходили в Японию. Он занимается рок-музыкой

и свел меня с ребятами из дискотеки, которая открылась в этом году по инициативе комсомольцев из Приморского морского пароходства. У них там все еще в зачаточном состоянии, но кое-что уже есть: японская вертушка «Шарп» (мечта меломана) и тому подобное. Если бы не он, я, видимо, ушел бы в армию и, скорее всего, на флот.

Неделю назад в дискотеке пароходства прошел мой дебют — большая программа по «Led Zeppelin». Через два дня мне предложили работать в дискотеке Рыбного порта. Мы с Сергеем приняли предложение и провели два вечера.

Примерная структура

Три дискжокея: Игорь (эстонец), Сергей и моя персона. Постоянная смена ролей: оператор — ведущий — блок слайдов, плюс я выполняю роль «Папы» (это опыт итальянской дискотеки). «Папа» должен отвечать на любые вопросы — начиная от того, кто пел арию Иисуса Христа в рок-опере «Иисус Христос — Суперзвезда», и заканчивая тем, как сделать первый аборт. Кроме того: танцевать, комментировать слайды, держать танцующих под своим контролем, рассказывать анекдоты, эпизоды из истории поп-музыки, расшифровывать значение обложек дисков и многое-многое другое.

Вот некоторые модели, которые мы использовали:

Сергей

Начало вечера. Деревянный помост выдвигается на середину зала. Сергей в мичманке, с микрофоном, проводит таможенный контроль. У нас с Игорем красные повязки. Задаются вопросы, типа: оружие есть? Потом помост отодвигается к пульту и врубается первая вещь — с последнего альбома «Space». Параллельно Сергей берет интервью у тех, кто курит в коридоре. «Папа» с кувалдой (настоящая, взята на одном из пароходов) изображает Бога морей Посейдона. Примерно так завязывается вечер…

Джинсы, белая рубашка, длинный галстук, в руках черные очки. Прыгает на помост: «Дорогие друзья! Вы уже два дня не слышали моего голоса. Сегодня мы хотим открыть для вас панк-уголок. Чтобы танцевать панк, нужно совсем немного: вот такие черные очки, которые у меня в руках (показывает очки и надевает их). А теперь танцуем панк

вместе с группой “Sex Pistols”!» Танцует. Все смотрят на него — танцуют всего два-три человека. Сергей комментирует: «Да, действительно, чтобы танцевать панк нужно немного: черные очки плюс отсутствие здравого смысла…»

«Папа»

Появляется из глубины коридора в черном парике до плеч. На спине дощечки с названиями: «Led Zeppelin», «Uriah Heep», «Black Sabbath». Рассказывает о композиции «Black Sabbath» «Железный человек»: «Жила-была маленькая девочка, которая любила слушать Элвиса Пресли и мечтала о нежной любви. Но вот в ее городе появился железный человек и разбил ее наивные иллюзии». «Папа» изображает хард-рок. Когда начинается композиция, «Папа» акцентирует ритм ударных кувалдой по наковальне…

Ты написал дьявольски интересное письмо. Прежде всего, оригинальна мысль о том, что тебе стало стыдно, что в течение пяти лет ты «сучил ногами на шее родителей». Конечно, конечно… Институт почти окончен. Самое время подумать о приобретении «нормальных твердых профессий». Но я могу с чистой совестью сказать, что ездил домой на свои деньги. И это ты, а не я «просил денежку на самолетик» (два раза в год, прошу заметить). Хорошо еще, что ты не женился лет на пять раньше. А то бедным родителям пришлось бы выкладывать еще более кругленькие суммы в безотказный ротик их маленького мальчика…

Но самое удивительное в этом письме — о женитьбе (твое нелюбимое слово). Там много напыщенности и неправды. Особенно слова «Венец рока. Все, конец, остановка», как будто выписанные из какого-то романа. Но дальше автор просто-напросто подписывает себе приговор: «И тогда я перестал быть свободным». Неужели сейчас это называется потерей свободы? Или ты не встретил свою половинку?

И вообще, все письмо мне не понравилось. Я не хочу придираться к фразам, это скучно. Меня задело другое: что ты там рассказывал жене? «Мужественный брат» — ха-ха-ха (я очень долго смеялся). Сообщи ей, что у меня нет ни грамма мужества, воли и т. п. Потом еще про «миллионы женщин» — ты там загнул так, что у меня волосы встали дыбом. Впрочем, хватит…

Я не поступил. Сдал два экзамена, и все. Но подвели не экзамены, а документы — плохая комсомольская характеристика с пароходства. (Во время работы в Полярке подрался с механиком, полез на рожон. Впрочем, товарищ заслужил.) На собеседовании дали понять, что нет смысла. Там, во Владивостоке, ко мне пришла мысль, что если я не увижу родителей и не слетаю к тебе в Ленинград перед службой, то это будет настоящая катастрофа…

Вернулся в Находку и снял новую квартиру. С прежней меня выгнали, так как я задавил соседей хард-роком. Живу совершенно один, если не считать котенка, который постоянно просит есть. Утром встаю и включаю «Akai» — ставлю энергичную группу «AC/DC», работающую в стиле «тяжелый металлический рок». Естественно, поднимаю соседей — высокий форсированный голос вокалиста группы Брайана Джонсона ободряюще действует на спящего человека. А вечером прихожу в свою «одиночку» и ничего не делаю. Раньше, когда готовился, дела были, сейчас — пустота. Правда, иногда забегает соседка Марина (семнадцать лет), и мы устраиваем маленькие вечера с кофе и коньяком, плюс красивая интеллектуальная музыка. Но это бывает редко. Работаю на танкере «Солнечный» (название совершенно не соответствует моему настроению). В дискотеке пароходства готовлю свою программу о «Pink Floyd». Это единственное, что я делаю с удовольствием…

И еще… Я никому не писал о том, что произошло. Мы были вместе с ноября прошлого года. Я не могу точно ответить на вопрос, была ли между нами любовь, но то время, что мы жили как муж и жена, показало, что в практической повседневной жизни мы идеально подходим друг для друга. Мы не хотели ребенка. Но Ирина забеременела, и в сентябре должен был родиться ребенок. Она уехала домой в Томск. Там у нее произошел выкидыш (это был мальчик). Она умирала там, когда все это происходило…

Сейчас мое настроение и вообще отношение ко всему очень плохое. Не могу простить себе, что не смог заставить ее не курить травку. Какие-то люди высылали ей наркотики из Андижана, и она не хотела отказаться от них. Я был бессилен. Может быть, это и повлияло на то, что произошли преждевременные роды и что мальчик родился мертвым.

Теперь ничего нет. Ира сейчас в Находке, ее положили в больницу. Ей там очень одиноко. Она говорит, что видит в больнице один и тот же сон: несостоявшиеся похороны

нашего сына. Причем гроб несут несуществующие дети наших друзей. Этот кошмар можно вызвать только с помощью наркотиков. Неделю назад она сбежала из больницы и пришла ко мне. Это была встреча почти без слов…

Мы отлично понимаем, что все кончено, тем более что я знаю о том, что она продолжает курить, а она догадывается, как я провожу свободное время… В этом отношении я давно потерял остатки совести. Но то, что вызывает одобрение друзей, не встречает поддержки внутри меня. Бывает так, что я общаюсь сразу с тремя женщинами. Я очень сильно запутался и не могу найти себе оправдание. Это не просто какое-то моральное падение наивного мальчика, а постоянная практика в течение последних двух с половиной лет. Эти встречи на час. Они теперь не приносят удовлетворения, как раньше. Они только разрушают. Они высасывают из человека все лучшее, что у него осталось. И всякий раз приходится лгать и фальшивить. А это очень трудно. Мои старые добрые друзья Вовик и Галка, наверное, ужаснулись бы, узнав обо всем этом. Плюс ко всему — не пишу домой. Конечно, я неправ. Но сейчас у меня просто не поднимается рука написать лицемерные слова о том, что у меня все прекрасно…
Открытое письмо О’Сантима в редакцию журнала «Один плюс один»

Я до глубины души потрясен сообщением Веда Крока о том, что наше любимое детище оказалось под угрозой уничтожения. Склоняю повинную голову перед судом народов и готов понести любое наказание. Теперь мне ясно, что я совершил грубейшую ошибку, доверив подшивку номеров журнала человеку, не оправдавшему этого доверия. Всю ответственность за содеянное беру на себя. И в качестве взыскания предлагаю исключить меня из совета редакции сроком на два года.

Протокол экстренного собрания редакции

На оперативном собрании редакционной коллегии журнала «Один плюс один» был осужден беспрецедентный по халатности поступок О’Сантима и его предложение принято единогласно. (Вед Крок, У ибн Угун)



Lady!

Let me introduce myself. My name is Alex. Thanks for your English letter. I heard about your from my brother¹. Но давайте перейдем на русский, ибо в английском я полный иди-

от, если не считать поверхностных знаний, почерпнутых из сомнительных источников. Моя беда состоит в том, что при полном незнании грамматики в голове каким-то чудом задержались пятьсот-восемьсот слов. Это спасает меня лишь отчасти, но кое-что я все же прояснил… When are we to meet?² Трудно сказать. Наверное, one fine day³…

Но мне кажется, что сейчас это не столь существенно — гораздо интереснее извлечь максимум выгод из нашей неожиданно возникшей переписки. Вы, конечно, уже знаете, что мой братец — отъявленный лентяй. Два года я усиленно бомбардировал его своими творениями («Долгая зима коровы», «Большой Город» и т. д.), но этот стервец так и не соизволил откликнуться. Меня это страшно злит. Может быть, Вы повлияете на него?

Но более всего меня интересует Ваше мнение. И если Вы окажетесь строгим судьей моих чувств и мыслей, я буду очень благодарен Вам за это. Если Вы откликнитесь, то,

может быть, наша переписка будет интересна и полезна для нас обоих — людей, совершенно не знающих друг друга. Хотя у Вас на руках два очень сильных козыря, а у меня нет ни одной карты, если не считать восторженных отзывов и полусумасшедших излияний моего брата.

Итак… I’m not saying goodbye. Good luck!⁴

купить полную электронную версию текста

купить книгу