Глава 17. Великое стояние у Царьграда

Глава 17. Великое стояние у Царьграда

К концу 1877 г. разгром турецкой армии стал свершившимся фактом. Переход русскими Балкан произвел на турок ошеломляющее впечатление. Турецкий военный министр Сулейман предложил оттянуть от Шипки к Адрианополю войска Весселя, пока не поздно, но его не послушали – погубив уже армию Османа, сераскириат губил армию Весселя. Султан назначил главнокомандующим военного министра Реуфа, а Сулейману повелел вступить в непосредственное командование Западной турецкой армией. Сулейман успел сосредоточить между Софией и Филиппополем⁴⁸ до 50 тыс. человек со 122 орудиями, а у Ени-Загры находилось еще 25 тыс. человек Мехмеда-Али. Однако, получив 29 декабря известие о капитуляции у Шипки армии Весселя, Реуф пал духом, испугавшись за Константинополь. Сулейману и Мехмеду-Али было предписано немедленно отступить к Адрианополю, а командовавшему Восточной армией Неджибу оставить в Добрудже и «четырехугольнике» лишь войска, необходимые для удержания крепостей, а остальные погрузить в Варне на корабли для отправки в Константинополь.

Порта рассчитывала успеть сосредоточить 120 тыс. человек у сильной Адрианопольской крепости (чем надеялась задержать наступление русских). Одновременно она просила Англию о мирном посредничестве, но Россия отвергла представление Лондонского кабинета, предложив Порте самой обратиться за аманом, т. е. просить пощады.

Отойти к Адрианополю удалось лишь одному Мехмеду-Али. Сулейман спешно отступил 30 и 31 декабря на Татар-Базарджик. Гурко намеревался здесь его окружить, но в ночь на 2 января турецкая армия ускользнула от охвата, перешла реку Марицу, уничтожив за собой мост, и вечером 2 января сосредоточилась у Филиппополя.

Сулейман решил дать отдохнуть войскам у Филиппополя, а в случае если русские его атакуют, принять бой. Это решение привело в ужас подчиненных паши, просивших его не рисковать последней турецкой армией, но переубедить «сердарь-экрема» им не удалось.

2 января вечером авангард генерала Гурко (граф Шувалов с павловцами и гвардейскими стрелками) перешел в темноте, по грудь в воде и в 8-градусный мороз, широкую и быструю реку Марицу, по которой уже шел лед. 3 января тем же путем перешла остальная часть 2-й гвардейской дивизии. Переправившиеся войска весь день вели затяжной бой, ожидая развертывания главных сил. Сулейман, заметив опасность, приказал немедленно отступить, но было уже поздно. Утром 4 января русские овладели Филиппополем, форсируя ледяную Марицу везде, где были броды, а вечером Лейб-Гвардии Литовский полк, ворвавшись в самую середину отступавшей турецкой армии у Карагача, внезапной ночной атакой уничтожил пехотную бригаду и захватил 23 орудия. 5 января турецкая армия свернула прямо на юг, причем две дивизии, потерявшие связь с главными силами, были уничтожены. Главным силам удалось оторваться от русских. Наша конница под начальством генерала Д. И. Скобелева 1-го (отца) выясняла весь день 6 января направление отступления неприятеля, и утром 7 января турки были настигнуты у Караджалара лихим 30-м Донским полком Грекова, атаковавшим полторы турецкие дивизии и захватившим всю оставшуюся у турок артиллерию – 53 орудия. Этой блистательной победой и закончилось преследование разбитой под Филиппополем армии Сулеймана, потерявшей 20 тыс. человек (двух пятых состава) и всю артиллерию (114 орудий). В Константинополе долго не знали, где находятся ее остатки. К 15 января они собрались у Карагача и оттуда морем были перевезены частью в Константинополь, частью на Галлиполи. Русские потеряли у Филиппополя 41 офицера и 1209 нижних чинов.

Пока Гурко громил турок у Филиппополя, центр нашей армии, не теряя времени, пожинал плоды шейновской победы. В авангарде Скобелева шли 1-я кавалерийская дивизия и герои Шипки – орловцы и «железные стрелки». Сразу оценив обстановку, сложившуюся на театре войны, Скобелев, немедленно по занятии 1 января Эски-Загры, двинул в глубокий рейд на Адрианополь имевшуюся у него конницу – три полка 1-й кавалерийской дивизии под командованием генерала Струкова.

Этот блистательный рейд решил кампанию. 2 января московские драгуны заняли важнейший железнодорожный узел театра войны – Семенли, отрезав армию Сулеймана от Адрианополя и предрешив ее разгром. Девять русских эскадронов нарушили все стратегические расчеты Турции. Неутомимый Струков громил тылы противника, захватывал обозы, огромные склады продовольствия и снаряжения и 6 января был уже в Мустава-Паше, в кавалерийском полупереходе от Адрианополя.

8 января была без боя захвачена мощная крепость Адрианополь. В крепости было 70 исправных орудий.

Естественно, что перед русским командованием встал вопрос – брать или не брать Константинополь и (или) Проливы, и как, и на каких условиях заключать с турками мир или перемирие?

27 декабря 1877 г. командующий русской армией на Балканах великий князь Николай Николаевич получил от турецкого военного министра Реуф-паши телеграмму с просьбой известить его, куда следует отправить мушира Мегмет-Али, уполномоченного для заключения перемирия, и на каких условиях оно может быть заключено. Николай Николаевич 28 декабря отправил ответную телеграмму: «Содержание вашей депеши доведено до сведения императора. Переговоры могут быть ведены только непосредственно со мною, но о перемирии не может быть речи без принятия предварительных оснований мира» (56. Кн. вторая. С. 399–400).

Александр II одобрил все распоряжения брата и сообщил, что все ожидаемые великим князем инструкции и полномочия уже высланы 21 декабря. Император предупреждал, что не следует торопиться сообщать туркам условия заключения перемирия, а следует затянуть это дело, при этом не ослабляя военных действий.

2 января 1878 г. Александр II получил телеграмму от султана Абдул Гамида II, в которой говорилось, что, глубоко скорбя об обстоятельствах, вызвавших злополучную войну между двумя государствами, призванными жить в добром согласии, и желая как можно скорее прекратить бесцельное кровопролитие, султан в силу соглашения, состоявшегося между его правительством и великим князем Николаем Николаевичем, назначил своими уполномоченными министра иностранных дел Сервер-пашу и министра двора Намык-пашу, которые через три дня отправятся в русскую главную квартиру для установления условий перемирия. Абдул Гамид II выразил надежду, что русский император прикажет незамедлительно прекратить военные действия на всех театрах войны.

Александр II ответил, что не менее султана желает мира и восстановления дружбы между Россией и Турцией, но он не может остановить военных действий до тех пор, пока Порта не примет предварительных условий мира, которые будут сообщены ей главнокомандующим русскими армиями.

Об отправлении турецких уполномоченных в русский лагерь известила Александра II и королева Виктория. А британский посол потребовал от Горчакова очередного обещания не занимать русскими войсками Галлипольского полуострова (т. е. Дарданелл) и заявил от имени своего правительства, что договор, заключенный между Россией и Турцией и касающийся трактатов 1856 и 1871 гг., должен быть договором «европейским» и не будет действителен, если состоится без согласия всех стран – участниц перечисленных выше трактатов.

Что касается Дарданелл, то князь Горчаков уверил британского посла, что военные операции русских армий не будут распространяться на Галлиполи, если турки не сосредоточат там свои регулярные войска, тем более что и Англия не высадит там свои войска. Приняв заявление к сведению, британский кабинет заявил, что «при нынешних обстоятельствах» и не думает о занятии Галлиполи.

Александр II известил великого князя Николая Николаевича об обращении султана и «назойливых требованиях» британских дипломатов. Подтвердив телеграммой, что все эти обстоятельства никак не должны влиять на действия главнокомандующего, предписанные ему инструкцией, высланной 21 декабря, он написал в письме брату: «Пока уполномоченные турецкие не примут безусловно наших предварительных кондиций для мира, о перемирии и речи быть не может и военные действия должны продолжаться со всевозможною энергиею. Да поможет нам Бог довершить начатое святое дело, как мы того желаем для пользы и достоинства России» (56. Кн. вторая. С. 401).

8 января 1878 г. великий князь Николай Николаевич принял представителей султана – Сервера и Намыка. Русский главнокомандующий начал переговоры с вопроса, какие мирные условия предлагает России Порта. Турки ответили, что побежденный не может предъявлять победителю никаких требований и что султан вверяет судьбу своей страны великодушию русского царя. Тогда Николай Николаевич вручил представителям султана текст полученных из Петербурга условий мира и потребовал от них конкретного ответа, добавив, что от этого ответа зависит столь желаемая Портой приостановка военных действий.

Русские условия мира, состоявшие из тринадцати статей, содержали решение всех проблем, возникших на Балканах за последние пять лет. Условия были следующие:

Болгария в пределах болгарской национальности и никак не меньших против тех, что были намечены константинопольской конференцией, составит автономное княжество, платящее дань султану, но пользующееся христианским народным правлением, народной милицией, с выводом из ее пределов турецких войск.

Черногория, Румыния и Сербия признаются не зависимыми от Турции и получают за счет нее земельное приращение.

Боснии и Герцеговине даруется автономное управление с достаточными гарантиями, при ближайшем участии в определении их соседней с ними Австро-Венгрии.

Такие же преобразования вводятся во всех прочих подвластных Турции областях с христианским населением.

Порта вознаграждает Россию за военные издержки. Земельным вознаграждением служат: в Европе – прилегающий к Дунаю участок Бессарабии, отошедший к Молдавии по Парижскому договору 1856 г., и в Азии – крепости Ардаган, Карс, Баязет и Батум с их округами. Добруджу получает Румыния в обмен за участок Бессарабии, Помимо земельного вознаграждения Порта уплачивает России денежную контрибуцию.

Ознакомившись с русскими условиями, послы воскликнули в ужасе: «Это конец Турции!» Дать ответ они пообещали на следующий день.

9 января 1878 г. посланники султана вручили великому князю Николаю Николаевичу ноту, в которой большая часть русских условий отвергалась, а остальные принимались с существенными оговорками и ограничениями. Русский главнокомандующий, ознакомившись с нотой, заявил, что и слушать не желает ни о каких изменениях условий и что турки должны ответить «да» или «нет». На что Намык-паша возразил: «Но самостоятельная Болгария знаменует собой гибель Турции, прекращение ее владычества в Европе, и после этого туркам ничего не остается, как уйти обратно в Азию» (56. Кн. вторая. С. 404).

Николай Николаевич разрешил послам связаться по телеграфу с султаном и получить инструкции, при этом заявив, что Россия будет продолжать активные военные действия и что даже в случае получения из Порту удовлетворительного ответа, он примет его только после предварительного разрешения на то Александра II.

В телеграмме к царю главнокомандующий спрашивал, может ли он в случае принятия султаном русских условий мира, заключить перемирие или должен ожидать новых инструкций из Петербурга. В этой же телеграмме великий князь докладывал: «Кроме того, ввиду быстро совершающихся событий, неожиданно скорого движения наших войск, возможного в эту же минуту занятия нами Адрианополя и неоднократно высказанного тобою желания о безостановочном движении вперед наших войск, испрашиваю, как мне поступить в случае подхода моего к Царьграду, что легко может случиться при панике, которою объято турецкое население от Адрианополя до Стамбула включительно, а также что делать в следующих случаях: 1) Если английский или другие флоты вступят в Босфор? 2) Если будет иностранный десант в Константинополе? 3) Если там будут беспорядки, резня христиан и просьба о помощи к нам? 4) Как отнестись к Галлиполи, с англичанами и без англичан?» (56. Кн. вторая. С. 404).

Нерешительность турецких посланников, видимо, повлияла на настроение главнокомандующего и изменила его взгляды на исход войны. После занятия русскими войсками Адрианополя он телеграфировал Александру II: «События так быстро совершаются и опережают все возможные предложения, что если так Бог благословит далее, то мы скоро можем быть невольно под стенами Царьграда». Указав на «страшную, неописуемую панику, овладевшую турками», он выражал свое убеждение, «что при настоящих обстоятельствах нам нельзя остановиться и, ввиду непринятия турками условий мира, необходимо идти до центра, то есть до Царырада», и там «покончить святое дело». «Сами уполномоченные Порты, – говорилось далее в телеграмме, – говорят, что их дело и существование кончены, и нам не остается ничего другого, как занять Константинополь. При этом, однако, неизбежно занятие Галлиполи, где находится турецкий отряд, чтобы предупредить, если возможно, приход туда англичан и при окончательном расчете иметь в своих руках самые существенные пункты для разрешения вопроса в наших интересах». «Вследствие этого не буду порешать с уполномоченными до получения ответа на депешу, и с Богом иду вперед» (56. Кн. вторая. С. 405), – заканчивал великий князь свое послание.

Отправив Александру II подробный отчет о переговорах с Сервером и Намыком, Николай Николаевич в собственноручном письме к императору из Казанлыка писал: «Надеюсь, что ты усмотришь, что я употребил все усилия, чтобы действовать по твоим указаниям и предупредить разрушение Турецкой монархии, и если это мне удалось, то положительно виноваты оба паши, которые не имели достаточно гражданского мужества взять на себя и подписать наши условия мира. Войска мои движутся безостановочно вперед. Ужасы, делаемые уходящими, бегущими в панике турками, – страшные, уничтожая все за собою и предавая многое пламени. Войска следят по пятам за бегущими и, по возможности, тушат горящее и помогают бедствующим. Я лично завтра выхожу отсюда и 14-го или 15-го буду в Адрианополе, где, полагаю, останусь недолго и, перекрестясь, пойду дальше, и кто знает, если не получу твоего приказания остановиться, с благословением Божиим, может быть буду скоро с виду Царырада! Все в воле Божией! Но мое убеждение то, что настало время, что необходимо идти до конца, т. е. до сердца Турции. Жду с нетерпением от тебя уведомления: доволен или нет моими действиями?» (56. Кн. вторая. С. 405).

14 января 1878 г. главнокомандующий перевел свою главную квартиру в Адрианополь, туда же последовали и оба турецких паши. Русские войска продолжали наступление. Передовые отряды были высланы на востоке к Каракилиссе, а на юге – к Демотике. Авангард генерала Струкова, направляясь вдоль железной дороги к Константинополю, занял Люле-Бургас и 17 января с боем взял город Чорлу, находящийся всего в трех милях от Константинополя.

Как записал 9 января 1878 г. в своем дневнике военный министр Д. А. Милютин, весть о перерыве переговоров в Казанлыке и об общем наступлении наших войск к Константинополю нисколько не смутила царя, а, наоборот, вызвала в нем «живейшую радость». Александр II воскликнул: «Если суждено, то пусть водружают крест на св. Софии!» «В этом настроении его поддерживал великий князь Константин Николаевич, выступивший на одном из совещаний, проходивших под председательством императора, со смелым предложением идти прямо на Константинополь, занять его и оттуда возвестить России и Европе об окончании многовековой борьбы христианства с исламом и о прекращении турецкого владычества над христианами, после чего Россия, довольная совершенными ею подвигами и ничего не требуя для себя, созывает в Царьград представителей европейских держав, дабы сообща с ними воздвигнуть на очищенной ею от обломков прошлого почве здание, достойное XIX века» (56. Кн. вторая. С. 406).

Однако идеи генерал-адмирала не были поддержаны большинством участников совещания. Как всегда, Горчаков оглядывался на Англию, на сей раз его поддержал и Милютин. Уступая им, Александр II решил предпринять наступление на Константинополь только в случае окончательного отказа Порты принять все предложенные Россией условия мира.

12 января император отправил главнокомандующему следующую телеграмму: «Изложенные в трех твоих шифрованных телеграммах от 10-го января соображения относительно дальнейшего наступления к Константинополю я одобряю. Движение войск отнюдь не должно быть останавливаемо до формального соглашения об основаниях мира и условиях перемирия. При этом объяви турецким уполномоченным, что если в течение 3-х дней со времени отправления ими запросной телеграммы в Константинополь не последует безусловного согласия Порты на заявленные нами условия, то мы уже не признаем их для себя обязательными. В случае, если условия наши не приняты – вопрос должен решиться под стенами Константинополя.

В разрешение поставленных тобою на этот случай четырех вопросов предлагаю тебе руководствоваться следующими указаниями:

По 1-му. В случае вступления иностранных флотов в Босфор войти в дружественные соглашения с начальниками эскадр относительно водворения общими силами порядка в городе.

По 2-му. В случае иностранного десанта в Константинополе избегать всякого столкновения с ним, оставив войска наши под стенами города.

По 3-му. Если сами жители Константинополя или представители других держав будут просить о водворении в городе порядка и охранения личности, то констатировать этот факт особым актом и ввести наши войска.

Наконец, по 4-му. Ни в каком случае не отступать от сделанного нами Англии заявления, что мы не намерены действовать на Галлиполи. Англия, со своей стороны, обещала нам ничего не предпринимать для занятия Галлипольского полуострова, а потому и мы не должны давать ей предлога к вмешательству, даже если бы какой-нибудь турецкий отряд находился на полуострове. Достаточно выдвинуть наблюдательный отряд на перешеек, отнюдь не подходя к самому Галлиполи.

Ввиду твоего приближения к Царьграду, я признал нужным отметить прежнее распоряжение о съезде уполномоченных в Одессе, а вместо того приказал генерал-адъютанту графу Н. П. Игнатьеву немедленно отправиться в Адрианополь для ведения совместно с Нелидовым предварительных переговоров о мире в главной квартире» (56. Кн. вторая. С. 406–407).

В тот же день граф Игнатьев отбыл из Петербурга. Горчаков дал ему инструкции, где предписывалось не придавать трактату, который он должен был заключить с турецкими посланниками, вида окончательного договора, а только как бы «прелиминарного» протокола, не вдаваясь в подробности, поскольку все вопросы, касавшиеся других европейских держав, предполагалось решить потом, на общеевропейской конференции.

Граф Игнатьев должен был заехать в Бухарест и там договориться с князем Карлом и его министрами об обмене принадлежащего Румынии придунайского участка Бессарабии на Добруджу.

Тем временем, видя русские войска под стенами своей столицы, султан и его советники пребывали в панике. Они велели своим посланникам немедленно принять все русские условия заключения мира. Телеграмма об этом была направлена в Казанлык, но Сервер и Намык к этому времени были уже вместе с русским главнокомандующим в Адрианополе. Не зная этого и удивляясь возникшему промедлению, Абдул Гамид отправил телеграмму лично Александру И, где говорилось, что уже шесть дней, как Порта приняла все требования России, а наступление русских войск до сих пор не остановлено.

«Я не имею еще известия, – отвечал царь 18 января, – о получении уполномоченными вашего величества в главной квартире вашего принятия оснований, предложенных для заключения перемирия. После того, как они это предъявят, я разрешу моему брату даровать перемирие. Ваше величество можете быть уверены, что он искренно разделяет ваше желание о мире, но мне нужен, – я даже скажу, обоим нам нужен, – мир долговечный и прочный» (56. Кн. вторая. С. 408).

Александр II 20 января телеграфировал Николаю Николаевичу: «Желательно ускорить заключение перемирия, дабы отвратить нарекания. Приближение к Константинополю не должно отнюдь входить в наши виды, коль скоро Порта приняла наши условия» (56. Кн. вторая. С. 408).

Телеграмму императора, отправленную 12 января, Николай Николаевич получил только на пятый день, 17-го. В тот же день посланники султана заявили великому князю, что Порта принимает все условия в надежде, что Россия немедленно прекратит военные действия. Тогда великий князь решился подписать предварительные условия мира и заключить перемирие. Полученные им из Петербурга приказания были несколько сбивчивы. С одной стороны, он должен был требовать от Порты решительный ответ на все условия России, а с другой – сообщалось о скором прибытии в Адрианополь для ведения переговоров о мире графа Игнатьева.

Разрешение идти на Константинополь зависело от отказа Порты ответить на запрос русского правительства, и в то же время строго запрещалось занятие Проливов, которое одно могло обеспечить доминирующее положение русской армии под стенами турецкой столицы. Горчаков хотя и выразил свое мнение, что лучше бы было дождаться установления окончательного соглашения с Австро-Венгрией об основаниях мира, но не уведомлял, есть ли надежна на такое соглашение и в какой срок оно может последовать. В то же время он извещал о грозящем разрыве с Англией и о ее намерении вести свою эскадру в Босфор.

Это последнее известие положило конец колебаниям великого князя. Он приказал немедленно приступить к составлению конвенции о перемирии, и 19 января сам подписал с турецкими уполномоченными предварительные условия мира. Намык-паша долго не мог решиться подписать протокол, заключавший, по его мнению, смертный приговор Турции. Великий князь протянул ему руку и выразил надежду, что, напротив, мир упрочит существование Оттоманской империи, так как отныне Россия и Турция будут жить в согласии и дружбе.

Между тем британский кабинет чуть ли не круглосуточно обсуждал ситуацию на Балканах. Королева Виктория писала премьеру истеричные письма, уверяя, что «будь она мужчиной, она немедленно отправилась бы бить русских» (21. Т. II. С. 122). Султан не решался проявлять инициативу и просить о посылке английских кораблей, как это ему все время подсказывал Дизраэли через посла Лайарда. Абдул Гамид ссылался на то, что боится русских, но англичан он боялся не меньше, и перспектива оказаться зажатым между русскими войсками и британским флотом совсем ему не улыбалась.

По поручению премьера британский кабинет снова запросил Вену, не собираются ли там объявить мобилизацию? Андраши был готов на это, но по требованию военного командования был вынужден повторить англичанам отказ, ссылаясь в том числе и на то, что мобилизация стоит больших денег, и только крайняя необходимость может побудить Австро-Венгрию на это.

11 (23) января 1878 г. британский кабинет наконец-то принял решение об отправке флота в Проливы. У парламента было испрошено 6 млн фунтов стерлингов на военные издержки. Британский кабинет рассчитывал, что этот шаг побудит и Австро-Венгрию к активным действиям.

В знак протеста против принятого решения министр иностранных дел лорд Дерби и статс-секретарь по делам колоний лорд Карнарвон подали в отставку.

Вскоре была получена телеграмма от посла Лайарда о том, что турки приняли русские условия. В следующей телеграмме Абдул Гамид просил британский кабинет либо отказаться от посылки эскадры, либо публично заявить, что эскадра послана против его, султана, воли. Тут же отменив свое решение, кабинет послал адмиралу Хорнби приказ немедленно вернуться в Безикскую бухту. После этого лорд Дерби вернулся на свой пост.

Одновременно с подписанием мира генералы Непокойчицкий и Левицкий подписали с турецкими военными уполномоченными конвенцию о перемирии, заключенную на все время переговоров о мире, вплоть до их окончания. Этим актом устанавливалась демаркационная линия между русской и турецкой армиями на всем Балканском полуострове. Турки обязывались немедленно очистить дунайские крепости Виддин, Силистрию и Рущук, а также Эрзерум в Малой Азии. Русская армия занимала всю Болгарию, за исключением четырехугольника вокруг Варны и Шумлы, ограниченного берегом Черного моря между Бальчиком и Мисиври. Далее разграничительная линия шла от Деркоса на Черном море до впадения реки Карасу в Мраморное море. Между русской и турецкой демаркационными линиями находилась нейтральная полоса, на которой не позволялось ни воздвигать, ни усиливать, ни исправлять укрепления в течение всего перемирия. Русские войска занимали Родосто на Мраморном море и Дадсагач в Архипелаге, не переступая, однако, за перешеек от Таркиой до Урши, отделяющий от материка полуостров Галлиполи. Той же конвенцией снималась турецкая блокада с русских черноморских портов и русские заграждения на Дунае.