Александр Федоров Вернойхен образца середины пятидесятых годов Интродукция
жүктеу/скачать 191 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Гремит музыка полковая
- «Нам песня строить и жить помогает»
- Отзвуки прошлой войны и наши военные игры
- Культурное и интернациональное воспитание
Повседневная жизнь А вообще, хорошо жилось всем нам, в особенности мне в это время. Ничто не заботило, ничего не висело над тобой. Беззаботное безоблачное детство, с гонками на велосипедах по городку – в Союзе тогда такого формата велосипедов не выпускали. Был только трехколесный детский велосипед с литой резиной на ободах, который можно было превратить в двухколесный, потом сразу шел подростковый «Орленок». Это уже потом, лет через 15 стал выпускаться детский велосипед для детей среднего школьного возраста «Школьник». У многих моих приятелей велосипеды появились раньше. Я же не умел кататься, да и как-то не стремился к этому. И вот, как-то раз, когда меня попросили подержать велосипед, я, шутя, сел в седло, оттолкнулся…и поехал. От неожиданности я начал судорожно крутить педали и руль. И ехал, но только не смог, почему-то, объезжать препятствия. При включении в траекторию движения велосипеда дерева, например, я, как загипнотизированный, не смея ни отвернуть, ни остановиться врезался в него колесом. Правда, уже через несколько дней, я преодолел эту детскую болезнь ступора и гордо продемонстрировал пораженным родителям свое так неожиданно приобретенное умение. И скоро у меня появился первый в моей жизни велосипед школьного класса. Почти каждый день, при хорошей погоде, в голубом небе Вернойхена неспешно выплывал из белых барашков-облаков серебристый самолет Дуглас, как мы, мальчишки, по примеру наших отцов, его называли. Из него, с небольшой высоты, градом сыпались черные точки-парашютисты. Велись запланированные учения летчиков, ведь каждый летчик, точнее каждый, кто непосредственно летал на 28х Илах - а в экипаже самолета таких было трое - летчик, штурман и стрелок-радист - должны по плану боевой подготовки периодически совершать определенное количество прыжков. И мы, пацаны, прикрывшись от яркого солнца глаза тыльной стороной ладошки, с замиранием сердца наблюдали за процессом раскрытия огромных шелковых полусферических куполов парашютов, которые потом неспешно плыли по небу целыми скоплениями белых облаков. Бывали и ЧП. Техника тогда была не очень совершенна, наверное, потому, что мы часто видели, что парашют раскрывался не полностью, и парашютист на нем скользил к земле с заметно большей скоростью, чем остальные. Помнится всякие разговоры о том, кто и как разбился на этих учениях. Кстати, наверняка, самолетом, с которого прыгали парашютисты, был не американский Дуглас ДС-3, а являющийся его базовой моделью и выпускаемый по лицензии с 1938 года на наших заводах ЛИ-2. Гремит музыка полковая На гарнизонном стадионе часто проходили строевые смотры частей, где под музыку сияющей меди военного духового оркестра стройно маршировали по гаревым дорожкам стадиона колонны солдат во главе с офицерами, все в парадных формах. До сих пор помню мелодии маршей, которые играл военный оркестр, гордое пение труб, звон медных тарелок и гулкие удары барабана. И когда сегодня эти мелодии случается иногда снова услышать, сердце сладко замирает от воспоминаний и начинает гулко стучать в такт тому маршу, и снова видишь себя с друзьями-мальчишками на лавочках того стадиона с широко раскрытыми глазами и ртами, внимающим волнующему нас действу. Вот такие воспоминания остались от прохождений на стадионе. Нам тогда они казались верхом совершенства. Хотя я и вспоминаю образное крылатое выражение о ВВС того времени, которое часто повторял отец: « Там, где начинается авиация, кончается порядок". Правда, это выражение, мне кажется, пришло к нам чуть ли не с дореволюционных времен. Но порядок в ВВС был, только он был не показушный, а внутренний, так сказать. Это проявлялось в скрупулезном обслуживании техники, тщательной подготовке к полетным заданиям и повседневным совершенствовании летного мастерства в учебных полетах. Тогда летали не столько, как сейчас, керосин не жалели. Страна обеспечивала элиту своих войск-ВВС - всем необходимым. Вообще, положение летного состава можно было сравнить разве с положением первых, не сегодняшних, космонавтов. Они были баловнями страны, плотью от плоти народа... Помню рассказ отца, как, еще перед войной, группа летчиков, в которой был и отец, будучи по делам службы в Москве, ненароком забрела в какой-то шикарный ресторан, с цветными мозаичными панно, колоннами и лепниной, то ли «Метрополь», то ли «Националь». В красивой темно-синей форме, молодые, уверенные в себе, они шумно ввалились в зал, заняли столик и потребовали метрдотеля. Зарплата летных работников, а должность отца тогда была стрелок-радист бомбардировщика, была такая, что по образному выражению отца, она превышала зарплату директора завода. Метрдотель, наклонившись к ним, шепотом спросил, хватит ли (чуть не написал господам офицерам) денег на оплату заказа, а заказали они много, совсем не глядя на цены в меню, и вино, и закуски и горячее. «Хватит, не беспокойся»,- самоуверенно ответствовали офицеры. После долгой веселой пирушки они разом протрезвели, увидев счет. Денег хватило, но в обрез. Посетители этого ресторана явно тогда, как и, впрочем, сейчас, относились к высокооплачиваемой суперэлите страны и, соответственно цены были соответствующие. Когда-то их точно определил один высший церковный иерарх, посетивший ресторан на озере Рица: - « Божественно красиво (это об озере и ресторане), но безбожно дорого! (это о ценах)». А вполне вероятно, что большинство питалось и совершенно бесплатно, ведь рядом был Кремль... Но я немного отвлекся от темы строевых смотров. Возвращаясь к ней, замечу, что уже в институтские времена, прослушивая у друга дореволюционные граммофонные диски, меня вдруг ошеломила знакомая мелодия одного марша тех, указанных выше времен. И знаете, как он назывался? Что-то в виде этого-МАРШ ЛЕЙБ-ГВАРДЕЙСКОГО СЕМЕНОВСКОГО ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА АЛЕКСАНДРА ВТОРОГО ПОЛКА. Вот под какую музыку ходили спустя многие годы после царского времени наши отцы. И никакого урона от этого не претерпели. А от первых тактов марша «Прощания славянки», музыки не советской, но оставшейся любимой в народе и в наше время, у меня до сих пор мурашки по коже ползут. Ну, а мы в то время, часто гоняли по дорожкам стадиона на велосипедах, на школьных соревнованиях по этому виду спорта в первом классе я даже занял почетное первое или второе место. Жаль вот, грамота куда-то затерялась, был бы исторический документ «Нам песня строить и жить помогает» Рассказав о полковой музыке, как-то сразу вспоминаешь о музыке, которая звучала в те времена из репродукторов или приемников. Тогда было принято репродуктор, а по современному, приемник проводного вещания, не выключать ни днем, ни ночью. В 12 ночи он сам отключался, ну а с 6 часов утра «Гимн Советского Союза», как будильник, подымал народ на это самое «строительство», т.е. пробуждал к трудовому дню. Мы настолько привыкли к этому постоянному звуковому сопровождению, что не замечали его, наоборот, его отсутствие делало жизнь некомфортной. Кроме всяких репортажей о наших достижениях в народном хозяйстве (эта теперь тема вместе с самим народным хозяйством выпала), спорте, передач о нашей борьбе за мир и происках поджигателей войны, в репертуаре, по-моему двух наших радиостанций -первой программы на длинных волнах и «Радио Коминтерн» на средних - звучало много музыки. Было, как ни странно, много классической музыки, арий из опер, инструментальной музыки -население приучали к ней, окультуривали, и волей-неволей она как-то входила в твое окружение, ты к ней привыкал. Но все же отношение к такой музыке в моем окружении и у меня самого тогда было скептическим:-«Опять завели свои симфонии!»- и часто приемник на «симфоническое время» временно отключался. Очень много было патриотических песен, песен в хорошем смысле «псевдонародных», лирических песен из кинофильмов -последний жанр был слабее представлен. Т.е. был запущен мощный идеологический музыкальный конвейер. И он себя оправдывал, являясь составной частью идеологического воспитания. Победой в Отечественную войну мы, в основном, обязаны успехом в воспитании советского человека, патриота. Легкая, как тогда она называлась, -оперетта, танцевальная музыка была представлена скудно. Какой разительный контраст с современностью! Все перевернулось. Мозг автоматически в пол-уха сканировал приходящий звукоряд и ты в авторежиме отслеживал репертуар, включая свой слух на полную чувствительность при заинтересовавшей тебя феномене культуры или новости. Но хватит теоретизировать, перейдем непосредственно к тем песням, которые определяли основной репертуар. Многие из них незаслуженно забыты, населения успешно обрабатывают одной попсой, одними и теми же солистами –это тоже своя идеология, воспитывающая Потребителей, умами которыми очень легко манипулировать. А раньше у песен были Слова, у Слов -Смысл, Мелодия, которая запоминалась. Дам просто цитаты из песен, No comment, как сейчас говорят, а вы сами оцените проникновенность и образность слов. С удовольствием включил бы в приложение мелодию, хотя для сайта попробую что-то найти из ниже приведенного.
«Но Москвою привык я гордиться/ И везде повторяю слова/ Дорогая моя столица,/Золотая моя Москва». «Далеко, далеко,/Где кочуют туманы,/Где от легкого ветра/Колышется рожь». «Человек проходит, как хозяин,/Необъятной Родины своей.» «Услышь меня, хорошая,/Услышь моя, красивая/Зоря моя вечерняя,/Любовь неугасимая.» «Мне тебя сравнить бы надо/С песней соловьиною./С майским утром, тихим садом,/ С гибкою рябиною.» «Прощай, любимый город!/Уходим завтра в море,/И ранней порой/Мелькнет за кормой/Знакомый платок голубой» «Кипучая, могучая./Никем не победимая,/Страна моя, Москва моя-/-Ты самая любимая.» Пожалуй, хватит, а то приестся. Песни взяты наугад, те, которые запомнились с тех лет. А кого-то они вообще оставит равнодушным.
Да и было чем гордиться стране-победительнице. Эти установки ныне исчезли, в ходу парадигма личного успеха. «Все от разу»-так звучит это понятие на украинской мове. Вот поэтому от могучей когда-то страны осталось то, что имеем. Можно по-разному относиться к этим песням, конечно, многое там было идеологизировано, скорее провозглашалось, чем это было на самом деле. Это было скорее мечта, чем реальность. Но это была провозглашенная цель, и по этому пути, пусть и неровно, не всегда последовательно, шло развитие государства, строились отношения между людьми. Прочитал я эту часть –нет, это не воспоминания мальчишки, а, в основном, взгляд сегодняшнего, пусть, прошедшего уже определенную школу жизни, но оставшемуся романтиком в душе, взрослого человека. Но пусть останется, как есть. Ведь я нынешний –это продолжение того мальчишки в Вернойхене. Все мы родом из детства. Пусть это будет полулирическим отступлением.
Мы, мальчишки, любили играть в военные игры, благо, что у старших еще не забылась память о войне, она постоянно присутствовала в темах их разговоров, и все события их жизни дифференцировались на «до войны и после войны», уж слишком еще была свежа память о ней. Все ребята делились на различные команды по месту жительства. Они должны были знать секретный пароль и отзыв для обмена с членами собственной же команды, досконально им известным, уж не знаю для каких надобностей. Просто он непременно был атрибутом каждого тогдашнего военного фильма. Каждый уважающий себя мальчишка должен был иметь свою саблю из сплющенной и заточенной алюминиевой трубки, их можно было достать на кладбище самолетов неподалеку от дома. Где-нибудь в гуще непролазного кустарника (у нашей команды - в середине громадного старого куста колючего шиповника, в середине которого ничего не росло; к этому пустому пространству вел хитрый незаметный лаз с одной стороны с полметра всего высотой, так, что приходилось туда пробираться на карачках) мы устраивали свой «штаб», где хранили свое личное оружие и коллективное, старое негодное оружие, винтовочные и автоматные стволы. Этого добра можно было набрать в старых окопах и землянках, еще во множестве встречавшихся тогда в городке, ведь городок в войну готовился к обороне, хотя, по сводкам нашего командования, он был захвачен с ходу 21 апреля 1945 года. Немецкое командование приказало, правда, развернуть против прорвавшихся танков на восточной окраине аэродрома 88-миллиметровые зенитные пушки. Но бой, как выразился один из немецких участников боев, «не мог продолжаться долго».
Было на территории городка и свое, правда, немецкое, старое и заброшенное, кладбище. Оно располагалось на улице, шедшей от КПП, с правой стороны улицы, за перекрестком, от которого дорога шла мимо гауптвахты к Дому офицеров и далее к нашей школе. Кладбище было относительно небольшое, по крайней мере, с высоты моего, тогда небольшого роста, просматривались все его границы. Старые, поваленные частью плиты ограды, тоже каменные могильные плиты с готическими надписями. Вся территория кладбища уже тогда заросла деревьями, высокой травой, все камни были покрыты мхом и лишайником. Вполне возможно, что это было кладбище немецких летчиков-курсантов (01 Истребительная школа люфтваффе была образована в 1937 году), а может и частично военных немецких летчиков, о котором не знает нынешнее поколение жителей. На этой территории часто находили немецкие знаки отличия. По крайней мере Кнокке, Хайнц, ( Кноке Хейнц)-немецкий летчик, который учился летать в Вернойхене до войны, сообщает о многих катастрофах при учебных полетах, в которых гибли курсанты , и в похоронах которых он принимал участие.
Из-за обладания одним крупнокалиберным пулеметом или малокалиберной пушкой, которую с трудом несли на палках три пары мальчуганов, разразились между двумя командами нешуточные боевые действия с кровопролитием, прибежавшие мамы были не в силах прекратить побоище, пришлось срочно вызывать отцов со службы. В окопах в изобилии встречались проржавевшие патроны, постучав по пули которых, можно оную было вынуть и воспользоваться находящимся там порохом. В городке оставались таинственные места. Во-первых - многоэтажный железобетонный куб около аэродрома без окон со странным боковым входом и еще более странной планировкой внутри. По периметру каждого этажа располагались помещения, а внутри через все этажи шел пролом в потолках-полах, метра 3х3. Когда мы бросали вниз камень, внизу раздавался плеск. И еще интересный факт – на крыше бункера располагался бетонный грибок с узкими окнами. Так вот, хорошо помню, как мы поднимались по лестницам, но когда дошли до последнего этажа, лестницы наверх, в бетонный гриб, не оказалось. В самих помещениях было девственно пусто, не было, насколько я помню, ни следов какого-либо оборудования, ни дверей в помещения, ни электропроводки, вообще ничего антропогенного, кроме, разве разбросанных везде на полу куч высохших человеческих экскрементов, уж не знаю каких времен. Здание производило характер недостроенного.
Со своим лучшим другом Женей Полозовым, с которым мы не расставались в свободное время, занимались еще и своими, полудетскими играми, с игрушками. Как настоящим друзьям, нам было достаточно общество друг друга, никого в свою компанию мы не принимали, хотя ребята на это, я помню, обижались. Мы создавали целые армии из подручного, собираемого везде материала, вплоть до помоек и свалок авиационного имущества- колпачки от различных шампуней (!?-у нас эта продукция появилась в конце 60х), всяческих железок, в число которых входил, например, комплекты магнитиков для компенсации девиации авиационных компасов. Немецких деревянных миниатюрных повозок и коней и, конечно, пластилина. Лепились танки, самолеты, ручное оружие, которое прикреплялось к солдатам-колпачкам.
На свалке авиационной техники было очень много всяких штучек, в заводской смазке и упаковке, например –стальные, затягивающиеся специальным устройством, хомуты, которые в следующий раз я увидел в авто магазине в девяностых годах. Почему все это выбрасывалось -может быть проходил гарантийный срок хранения? Когда в третьем классе, уже не в Вернойхене, мне задали писать сочинение о лучшем друге, я написал именно о нем, Жене. Помню даже последние строчки сочинения: - «Прощай, Женя! Прощай наша дружба…!», на что моя новая учительница «резонно» написала: - «А почему «Прощай…? Ведь она могла продолжаться!». Продолжаться на расстоянии более двух тысяч километров – нет, в то время мы были явно не способны на такое. Состоялся обмен несколькими письмами между нами и все. Вообще, профессия отцов определяла характер наших игр. Культурное и интернациональное воспитание С отцом и матерью мы часто вечерами ходили в кино, а в выходные – я один на детские сеансы. Для этого существовал киноконцертный зал в доме офицеров, где немецкие фрау-билетеры пропускали нас в зал по билетам. Но больше я любил ходить к отцу в казармы, где по выходным солдатам показывали фильмы в битком набитых комнатах для занятий. В ГДР я впервые посмотрел документальный « Разгром немцев под Москвой», «Разгром немцев под Сталинградом», «Свинарку и пастух» с молодым Зельдиным, индийские фильмы, формат которых – роковая любовь, танцы, песни мало изменились с той поры, были и китайские военные фильмы - помню « Лестницу тысячи ступеней». Тогда вовсю гремел Радж-Капур, его «Бродягу» пела вся страна. Был и летний вариант этого просмотра – на улице, около казарм, где уже глубоким вечером вешался экран, подозреваю из простыни, и на него проектировался фильм. Зрителям, конечно, нужно было приходить со своими предметами для сидения. Телевиденье тогда только появилось, я не помню, чтобы телевизор был у кого-то из наших знакомых. Первый свой телевизор я посмотрел в Доме офицеров, помню даже фильм- «Маленький Мук». Это был английский или, скорее, американский, фильм. Телевизор был с маленьким экраном, в большом светлом деревянном корпусе. Нас попытались подружить с немецкими ребятами-школьниками, в киноконцертном зале дома офицеров для нас они устроили концерт и поставили какую-то антифашисткою пьесу, судя по всему, ведь язык мы не знали, кроме нескольких слов и фраз. Тем не менее, пьеса нам очень понравилась, главное образом своей атрибутикой – очень похожими на настоящие деревянными винтовками. В перерыве немцы неосмотрительно сложили свои деревяшки в трибуну на краю сцены и нашим ребятам с первых рядов, по нашему первому впечатлению, очень повезло. Они быстро растащили винтовки, а нам, сидящим от сцены дальше, их не хватило. Впрочем, это завидование длилось недолго, разразился приглушенный международный скандал, по залу забегали учительницы, разоружая народ и записывая фамилия счастливцев, родителей которых на следующий день вызвали в школу. На этом смычка с немецкой молодежью закончилась. Вообще, с немцами было мало контактов. Разве, что с вольнонаемными в городке – водопроводчиками, уборщицами; в дороге между нашем военным городком и Франкфуртом или на немецких праздниках. Помню, как однажды отец почему-то не взял билеты на поезд от Франкфурта до Вернойхена, кажется, не успел. И надо же тому случится –мы «нарвались» на двух немецких фрау –ревизоров, одна была заметно моложе. Второй была пожилая немка, которая явно основную сознательную свою жизнь провела при Гитлере. Разразился грандиозный скандал, причем пожилая фрау впала в полнейшее неистовство, что-то орала, наступала на отца, грозила ему кулаком, совершенно потеряв контроль. Надо сказать, что и отец, прошедший всю войну с фашистской Германией, тоже не смог сдержаться. Положение усугублялось тем, что мы практически не знали немецкий, кроме общеизвестного «Хенде Хох», а те не знали русский. Но фразу «руссиш швайн», произнесенную немкой, мы поняли. Молоденькая фрау, испуганно глядя на нас, что-то торопливо и бессвязно говорила пожилой и тащила ее в сторону. Не помню, чем кончилось все. Но все остались живы и, надеюсь, здоровы, вообще кончилось все каким-то компромиссом. Свое знание немецкого мы, мальчишки могли показать только, пожалуй, при встрече с двумя длинными и нескладными белобрысыми ребятами-немцами, лет по 12-14, в кожаных шортах, которые часто украдкой подъезжали к солдатской столовой на велосипедах за остатками пищи с солдатского котла. Вероятно, они выкармливали ими свиней. Они солидно экипировались для этого специальными бачками литров на 20, похожими на фронтовые немецкие термосы, в которых доставляли пищу на передней край. Емкости были с плотно закрывающейся широкой крышкой, капитально установленные на заднем багажнике. Завидев «лазутчиков», мы, скорчив какие-то козьи рожи, громко кричали им:- ««Цурюк, (мы говорили «Шурик», думая, что называем имя немца), нах хаус!». Те наливали бачки и быстро, оглядываясь, уезжали, вовсю нажимая на педали. Конечно, это была игра, никаких враждебных чувств мы к ним не испытывали. Здесь пора сказать несколько слов о национальной немецкой одежде и национальном транспорте в то время. Ими были, соответственно, шорты, часто кожаные, ввиду их практичности в носке и почти неограниченном сроке службы, и велосипед. Квинтэссенцией этих традиций являлись пожилые немецкие фрау, лет так за 60, в упомянутых кожаных шортах с помочами и верхом на еще более древнем на вид, велосипеде. Зрелище экзотическое для русского глаза, потом мы к этому привыкли и сами щеголяли круглое лето в такой одежде, правда, только матерчатой. Но когда, после второго класса, я попал в медвежий угол России, доброхоты сразу напомнили мне естественным образом, так сказать, что шорты, для русского взгляда, все же нездоровая экзотика. Немцы умели замечательно веселиться. Без непременного у нас пьянства с сопутствующими, но с пивом, буфетами со всякой снедью, музыкой, лотереей, для детей были карусели и другие аттракционы, где мы однажды выиграли какой-то комнатный цветок. Я никогда не чувствовал от немцев какой-то враждебности по отношению к нам, если оно и было, то достаточно хорошо скрывалось, в свою очередь, сам такого чувства не испытывал. Однажды в гарнизоне случился из ряда вон выходящий, просто вопиющий случай- караульный солдат, выпив, вместе с оружием покинул пост и отправился в немецкий гаштет для продолжения банкета. Уже выходя из него, совсем на бровях, ему показалось, что кто-то то ли его толкнул, то ли что-то непочтительное сказал о нем. Он развернулся и прямо с порога открыл огонь из автомата, на поражение. Было много пострадавших, в том числе убитых. Дело осложнилось тем, что в зале было много членов СЕПГ (социалистической единой партии Германии) во главе с местным партийным лидером. Он был убит тоже. Военный трибунал приговорил нашего солдата к расстрелу. Нужно сказать, что жители города отнеслись к этой трагедии -здесь нельзя сказать с пониманием или сочувствием – я бы назвал это великодушием. Делегация горожан во главе с местной властью обратилась к командованию с просьбой сохранить русскому солдату жизнь. Возможно, перелом в сознании населении уже какой-то был, ведь сейчас восточные немцы в массе своей сожалеют, что распалась Восточная Германия, ГДР. Как-то в квартиру к нам пришел водопроводчик, немец, ремонтировать водопровод. Для этого он разжег паяльную лампу. Она гудела, выбрасывая тугой синий сгусток пламени. И тут ко мне зашел сосед по дому и одноклассник Корнев. Увидев горячую лампу, он что-то вообразил и стал говорить: - «Огонь по немцам!». Я его толкал в бок, показывая на водопроводчика. А тот вдруг заговорил…по-русски. Оказывается, он был у нас в плену в войну. Слова, которые он сказал, врезались мне в память; - «Прошло уже десять лет после окончания войны, а даже для мальчика немцы до сих пор остались врагами. Сколько же надо времени, чтобы мы снова, как когда-то, стали друзьями». И вот сейчас, когда прошло уже более шестидесяти лет после окончания войны, русские часто бывают в Германии, немцы у нас, с ФРГ у нас установились довольно дружеские отношения. Развиваются и дружеские связи на уровне простых людей, а это самое главное.
жүктеу/скачать 191 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|