Дырялов: Да, надо сказать, классно они работают, Виктор Петрович. Команда, конечно, прикатила с ним такая, что держись. И, главное все свое с собой привезли и компьютеры, и машины. У них одних мерседесов штук десять. Прибыли из Владивостока в контейнерах.
Баянов: Боже мой, боже мой! Полная оккупация. И все на глазах. Прут в полный рост, со штыками на перевес...
Дырялов: Да, сразу с утра они, обычно, разъезжаются по всем инстанциям, и всюду оформляют документы на покупку.
Баянов: А на кого хоть оформляют-то? На Селифанова? Но иностранцам же нельзя у нас ничего покупать.
Дырялов: А какой он иностранец? У него наш паспорт. Я сам проверял. У него и прописка в общежитии сохранилась.
Баянов: Но как прописка-то могла сохраниться? Ведь он же девять лет болтался в каком-то Вашингтоне! Взяли бы и выписали, к чертовой бабушке!
Дырялов: Так он все девять лет за свою койку в общежитии платил. Деньги присылал. На койке не спал, а платил за нее. Городу же выгодно было... А теперь что? Он эту общагу на второй день приезда купил. Ну, выпиши его с одной койки, так он на другую пропишется.
Баянов: Тьфу ты! Но хоть как-то с ним можно бороться или нет?!
Дырялов: А зачем?
Баянов: Как это зачем? И это говорит начальник милиции?!
Дырялов: А что у начальника милиции нет родственников, которые без работы сидят? А Селифанов три дня назад выкупил механический завод, который у нас уже четыре года стоит и который уже чуть не растащили. И теперь туда людей набирают. Отдел кадров заработал. Моего младшего брата, слесаря высшего разряда уже приняли. Ходит прямо весь, как не знаю кто. А ведь чуть было не спился человек. Вчера иду мимо, дай-ка, думаю, к нему загляну. На площадку поднимаюсь, слышу «Подгорную» на гармошке наяривает. Ну, все, думаю, опять надрался вдрабаган. Захожу, а он гад, совершенно трезвехонький. Я даже обнюхал его всего. Трезвый, как стекло, которое только что шампунем помыли. Так ты не поверишь, я чуть было не заплакал. (Отвернулся, просморкался и вытер глаза.) Скажи, ты давно видел у нас человека, который бы по трезвяне на гармошке играл?
Баянов: Скажешь тоже. Я и гармошку-то только по телевизору вижу. По всей России, то оттуда, то оттуда кричат, как будто кобылу понужают: Играй, гармонь! Играй, гармонь любимая! А эта любимая все равно только по телевизору играет. А чего ей играть-то, если не с чего...
Дырялов: Вот видишь, а у брата заиграла. Зайди к нему, он тебе эту гармошку в натуре покажет. И даже сыграет. А выпьете с ним, так и спляшет...
Баянов: Ой, давай только без этой лирики. Выпьем, понимаешь ли...
Дырялов: В общем, так. По последним сводкам, Селифанов покупает сейчас сразу пятнадцать предприятий, связанных с выпуском продовольствия: хлебозавод, пивзавод, ликероводочный завод, завод колбасных изделий, ну и все прочие...
Баянов: Пятнадцать предприятий! Да это же вся пищевая промышленность города! А ведь среди них есть и государственные предприятия. Куда же государство-то смотрит!
Дырялов: А что государству зеленые не нужны? Селифанов говорит, что сейчас у нас покупаемо все, только государственное чуть подороже. А кроме того, и у государства губа не дура. Предприятия-то все равно останутся здесь. На нас же и будут работать. Нас же будут кормить и поить. Да еще и налоги наши платить. А налоги наши, сам знаешь, надежнее всякой удавки. Просто выглядят чуть подемократичней, чем удавка. Вот и выходит, что государство эти доллары нахаляву получит, да и все.
Баянов: Ты как-то не хорошо о государстве начал говорить. «Нахаляву», понимаешь ли... Налоги тебе, видишь ли, почему-то не нравятся... (Звонит телефон. Баянов поднимает трубку.) Алло! Ах, это вы, Петр Иванович! Здравствуйте! Да, я в курсе всего. Да, с Селифановым знаком, был грех. Как? Вы восхищены тем что происходит?! Да, я тоже вроде того... Конечно, Селифанов, знаете ли, очень интересный человек. Я ведь давно уже с ним знаком. Да, он и перед отъездом в Америку ко мне заходил. Да нет, не официально. Посидели, так немного, чайку попили. Я ему даже, что-то вроде напутствия дал. Он в этот раз заходил, благодарил меня... А вот замолвить за вас словечко, Петр Иванович, я, честно сказать, не знаю как. Конечно, я бы мог ему о вас что-нибудь хорошего сказать. Только вы мне сами скажите что конкретно? А, собственно, в чем дело-то? Да, мне он предложил работу. А вот как с вами... Ну, на прием к нему, что ли, запишитесь... Пожалуйста! (Кладет трубку.)
Дырялов: Что? Сам, что ли?
Баянов: Он. Ну и дела...а. Ни в сказке сказать, ни пером описать. Ну, да ничего, пусть этот старый хрыч теперь повертится. Ты, кстати, справки навел? Селифанов что, и вправду, детдомовский?
Дырялов: Так точно. Об этом уже и в городе узнали. Он вчера даже со своими родителями встречался.
Баянов: Что нашлись все-таки?
Дырялов: Да. Двадцать пять мам и тридцать шесть пап. Все подали заявление на усыновление.
Баянов: Ну и как?
Дырялов: Вчерашняя очная ставка прошла неудачно. Они, все, как один, узнали его, а он почему-то не узнал ни одного.
Баянов: Ну, знаешь ли, это он заелся.
Дырялов: А с другой стороны, как их узнаешь? Они-то, когда его подкидывали, были уже взрослыми, в сознании, а он-то ведь был совсем грудничком.
Баянов: Логично. А в самом детдоме его признали?
Дырялов: Конечно. Там даже его детские фотографии остались. Видел бы ты, что там сейчас творится. Все классы уже компьютезировали, в спортзал всяких тренажеров понавезли, начали бассейн строить, получили два больших автобуса, мол, для того, чтобы детям на природу выезжать, всю одинаковую одежонку у них собрали и разодели их так, что ребятишки сейчас выглядят, как на картинке. А вчера на хладокомбинат разгрузили вагон продуктов, который пришел специально для детдома. Но кто знает, может быть, тут-то как раз и не все хорошо...
Баянов: А что же в этом плохого? Вот детдом-то он пусть, ради бога, покупает и содержит...
Дырялов: Да не в этом дело. Люди же сирот начали плодить...
Баянов: Да ну... Как это они смогли?
Дырялов: Пожалуйста, вот справка. Которая, между прочим, портит нам всю картину. По городу растет количество отказов от детей. Причем, отказываются не только от младенцев, но даже и от школьников. И даже в приличных семьях. С одними вот такими горе родителями я начал беседовать, так они в слезы. Пусть говорят, мы лишаемся всяких формальных прав на ребенка, зато он хотя бы вырастет по-человечески. Я уж успокаивал их. Потерпите, говорю, немного. И на вашу улицу придет... этот, как его... призрак капитализма...
Баянов: Ничего себе призрак... Да тут, считай, уже целый загнивающий капитализм. Капитализм в отдельно взятом городе, так что ли выходит?
Дырялов: А хоть бы и так. Мы что не к капитализму все последние годы прем? А по мне так теперь хоть что, главное, что все мои родственники работу нашли. Да и у тебя, Виктор Петрович, тоже кое-что сдвинулось.
Баянов: Что верно, то верно. И сын устроился и жена вдруг решила еще поработать. По крайней мере, Наталью мы теперь в любой платный институт пристроим. Теперь мы это уже потянем.
Дырялов: Ну, вот видишь...
Баянов: Да что ты заладил: видишь, да видишь! Вижу. Но я же не так воспитан! Я что тебе марионетка!? Дай мне хоть немного посопротивляться-то, что ли... Какое я имею право смотреть на все это спокойно? Я же полтора десятка лет мэром просидел и ничего толком не сделал. А этот прощелыга за две недели все купил и все перевернул с ног на голову.
Дырялов: А мне кажется, что прощелыга с такими деньгами - уже не прощелыга.
Баянов: Слушай, а он зарплату как платит? Долларами что ли?
Дырялов: Конечно.
Баянов: А ведь он мне, и вправду, работу предлагал. Мэром работать, только за его жалованье. Ну, а чего бы здесь теперь не работать? Видишь, какая тишина. Хоть телевизор включай.
Дырялов (смотрит на часы): И включай! Да включай же скорее! Где розетка? Куда воткнуть? У него как раз сейчас пресс конференция по телевизору идет... Черт, да уже заканчивается!
Картина третья.
(Пресс конференция.)
Журналистка: Итак, продолжаем нашу пресс конференцию. Пожалуйста, следующий вопрос.
Окопов: Господин Селифанов, моя фамилия Окопов, я представляю партию патриотов города, области и страны. Я вот все сидел и, развесив уши, слушал вас, пока не понял: хватит мне сидеть и отсиживаться. Я вас полностью раскусил! Вот вы очень рьяно скупаете частную и государственную собственность! Вы хотите придушить нас голыми руками! Но я от имени своей партии заявляю: мы этого не допустим! Американские шпионы, интервенты и их сателлиты, вон из нашего дорогого Клеповска и в целом из страны!
(Поднял руки в ожидании аплодисментов. Аплодисментов нет..)
Селифанов: Вы хотите сказать, что как человек, любящий свой город, вы не позволите, чтобы люди в этом городе жили лучше?
Окопов: Да не позволим! То есть, нет! Позволим! Но не так! А как? Мы пока этого не знаем! Но так мы жили веками! Такова наша историческая роль!
Селифанов: А вам не нравится, как живут люди за рубежом, например, в той же Америке?
Окопов: Мне не нравится, как живут в Америке!
Селифанов: Вам не нравится ее роль на международной арене?
Окопов: Мне не нравится ее роль на международной арене!
Селифанов: Вам не нравится форма правления в Америке?
Окопов: Мне не нравится форма правления в Америке!
Селифанов: Вам не нравится форма унитаза?
Окопов: Мне не нравится форма унитаза! ...Погодите... О чем, это вы сейчас спросили? А при чем здесь унитаз?! Вы на что намекаете!?
Селифанов: Да я это так, на всякий случай поинтересовался...
Окопов: Ах, издеваетесь?! Да, мы так жили, и будем жить! А что обещаете вы, господин заезжий?!
Селифанов: А я не обещаю ничего. Но, признаться, вы меня обижаете. Я здесь не заезжий. И если бы мои поступки не нравились всем, так же как вам, то я просто собрался бы и уехал. Но выйдите на улицу. Посмотрите, что уже сейчас происходит в городе. Нужны ли после этого обещания? Я и моя команда - это люди дела, а не обещаний.
(На столе ведущей звонит телефон)
Журналистка: А вот еще один звонок наших телезрителей. Попытаемся разрядить нашу накаленную обстановку... Алло, алло, мы слушаем вас.
Голос из телефона: Ну, в натуре, я аж не вытерпел, аж даже сам решил вам звякнуть, правда, тут телефон попался с этим диском, пальцы никак не попадают. Припотел пока номер набрал...
Журналистка (перебивая): Вы что-то хотели спросить?
Голос из телефона: Да че там, спрашивать? Меня этот козел партийный, который про шпионов заорал, до печенок уел. Пусть он там сядет и прижмет, что надо, пока ему это самое не открутили. Вот так. А твоя карета, Селифан, правильным курсом едет! И смотри, не вздумай вообще уехать. Мы тут все, в натуре, тащимся от твоей крутизны. Давай, паши и дальше. Мы тебе пока мешать не будем. Хотя, честно признаться, и у нас сейчас в карманах ветер. А с кого, че возьмешь? С нищих? Пусть они сначала че-нибудь заработают. Так что будь спок. А еслив против тебя какой напряг пойдет, ты нас извести, уладим. А этот Попопов или Закопов, как его там, пусть перед тобой извинится. Ну, все, братила, покеда, а то менты номер засекут.
Журналистка (торопливо): Так, так, пожалуйста, скорее какой-нибудь вопрос из зала.
Голос из зала: Господин Селифанов, а это правда, что все вы покупаете на свои деньги? Сколько же их у вас?
Селифанов: Теперь, когда наше дело уже подходит к формальному завершению, могу признаться, что на самом деле, не все деньги, которыми я распоряжаюсь - мои. Примерно сорок процентов капитала - это деньги, вложенные в этот эксперимент другими американскими бизнесменами. Вы знаете, что вкладывать деньги в Россию, боятся все. Но кому-то надо начинать. Я смог уверить своих партнеров, что при правильных расчетах и верной тактике, это совершенно безопасно. Если все будет нормально, и наш эксперимент удастся (а я в этом уверен), то, надеюсь, такая же помощь придет и в другие Российские города.
Вопрос из зала: А почему раньше вы не могли признаться, что не все деньги ваши?
Селифанов: Нам это казалось необходимой мерой предосторожности. Нам хотелось представить эту акцию, как некую частную инициативу, чтобы это не воспринялось некой организованной агрессией. Но эти опасения, как мы видим теперь, были излишни. Люди со всей душой идут навстречу происходящим переменам.
Окопов: Это снова я, Окопов. (Ведущей) Кстати, я попросил бы, оградить мою историческую фамилию от этого самого, от перековер... от перекувыркания. (Селифанову) Наша партия могуча и не боится никого, но тайные методы, вроде мордобоя или откручивания иных частей тела - это не наш метод борьбы и потому я должен сознаться, что, видимо, я тут все-таки маленько погорячился. Вы уж, если что, так извиняйте...
Селифанов: Хорошо. Считайте, что инцидент исчерпан.
Окопов: Но моя партия хочет настойчиво знать конкретный ответ: что останется от России при выкупе российских городов?
Селифанов: Россия и останется Россией. А вот от нищеты российской может не остаться ничего...
Вопрос из зала: Но если ваш эксперимент сорвется, что тогда? Вы бросите все заводы и производства, которые, без вас тут же закроются и вернетесь в свой Вашингтон?
Селифанов: Вашингтон не мой. Мой город - это город Клеповск. И если вдруг то, о чем вы говорите, то, конечно, мне придется вернуться в Америку. Но это будет трагедией всей моей жизни. Давайте, не будем думать сейчас о плохом.
Вопрос из зала: Я по профессии библиотекарь. Вот вы говорите о возможных благах, а как это отразится на культуре?
Селифанов: Надеюсь, что книг в вашей библиотеке прибавится. Пусть их будет больше и пусть они будут лучше. Это же касается в целом всей культуры. Да и для чего еще жить лучше, если не для этого?
Журналистка: А что будет с нашим телевиденьем?
Селифанов: Надеюсь, что оно станет профессиональней. Успокойтесь, радио, телевиденье и газеты - мне не нужны. Я не Владимир Ильич, проживу и без власти.
Таня: Господин Селифанов, здравствуйте! Меня зовут Таня.
Селифанов: Очень приятно.
Таня: А на частный вопрос вы ответите?
Селифанов: Если его задает такая очаровательная барышня, то обязательно.
Таня: Ходят слухи, что когда-то в нашем городе, у вас была девушка, расположения которой вы в свое время так и не добились. Может быть, причина вашего возвращения в этом?
Селифанов: Да, такая девушка была. Сейчас она замужем и ломать ее семью я не намерен. Но, не скрою, что мне было приятно возвращаться в город, где она живет.
Таня: И еще, уж простите, пожалуйста, вы женаты?
Селифанов: К сожалению, еще нет. Пока мне было не до этого. В Америке мне пришлось очень много работать. Но дело даже не в этом. Открою свой личный секрет. Мне не хочется, чтобы моей женой была американкой. Все эти годы я надеялся, что эта моя звезда взойдет с моей родины, из России... Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?
Таня: Да, спасибо. Наверное, ваш ответ взволновал не только меня, но и многих наших девушек. Однако, господин Селифанов, вам будет очень трудно. Вы со своими миллионами слишком далеки от нас... Удачи вам!
Голос из зала: Господин Селифанов, вы очень правильно посоветовали патриоту Окопову выйти на улицу и увидеть, наконец, происходящее вокруг. Люди стали открытыми, они улыбаются друг другу, даже в автобус они входят не так, как раньше. Это ж неслыханно - люди перестали толкаться в автобусах! Вчера я была на рынке и поразилась тому, как много сейчас покупают цветов! Когда я вижу все это, мне хочется крикнуть: это сон! Так просто не бывает! Сердечное вам, спасибо!
Селифанов: Спасибо вам за добрые слова и поддержку. Конечно же, это не сон. Вы слишком долго жили в подавленном состоянии. И находясь в нем, вы все время пытались угадать, с чего, с каких примет может начаться улучшение жизни. А нормальная жизнь налаживается так, как вы видите сейчас: с цветов, с улыбок, с доброго слова, со звуков гармошки, которая играет у кого-то за окном. (Поднимается из-за стола.) Спасибо, вам за такую теплую встречу. Запись этой передачи я обязательно покажу своим американским друзьям и партнерам. А сейчас, простите, я вас покину. У меня еще много работы. Всего вам доброго!
Журналистка: Поблагодарим нашего славного земляка!
(Звучит какая-то музыкальная заставка передачи вроде начала песни «Вот опять небес темнеет высь...», к Селифанову подходят, берут автографы и прочее, все расходятся, гаснет свет.)
Картина четвертая.
(Квартира предпринимателя Кости Бойцова. На стене спортивные дипломы, и. боксерские перчатки. На кухне Валя, жена Кости, готовит обед. Работает маленький телевизор. Звонок в дверь. На пороге Селифанов.)
Валя: Ба-а, Селифанов, что ли... Да еще и с цветами. Нет, так не бывает. Ну, проходи, проходи, раздевайся. Сколько лет, сколько зим... И как же ты меня отыскал?
Селифанов: Позвонил твоим родителям. Представился старым знакомым. И они мне все про тебя рассказали. О том, что ты замужем, что живешь как сыр в масле катаешься. Я уж думал не искать тебя, не мешать тебе. А потом решил, ну и что? Почему бы и не увидеться?
Валя: Эх, Селифанов, а ты все такой же наивный... Ну, как ты можешь мне помешать? У меня уже слишком все устроено. А розы твои красивые. Мой любимый, никогда мне таких не дарил. И сколько же мы, интересно, не виделись?
Селифанов: Девять лет.
Валя: Бог ты мой! Как, наверное, постарела я в твоих глазах! А ты не изменился... А я, как и прежде, снова ввожу тебя в разорение. Ведь этот букет такой дорогой...
Селифанов: Ничего, вводи. Теперь я выдержу...
Валя (посмеиваясь): Ты что разбогател что ли? Ты где-то в отъезде был? О тебе ведь вообще ничего слышно не было.
Селифанов (отмахнувшись): Да, ездил тут...
Валя: На квартиру-то хоть накопил, или все еще по общагам маешься?
Селифанов: На квартиру накопил. Все нормально. Я, знаешь, все тебя забыть не мог. Думал приеду, квартиру куплю, тебя увижу...
Валя: А зачем? Ой, не смеши меня, Селифанов. Я, и впрямь, не плохо живу. Любимого своего редко вижу, зато голова у меня не болит о том, что одеть и что съесть. Он у меня вертится, как веретено и потому в доме, как видишь, полный ажур. Розы-то у тебя, конечно, красивые. Только вот как на них мой любимый отреагирует. Он вот-вот должен на обед приехать. Ну, ладно, наплету чего-нибудь. Ему сейчас не до того. Он последнюю неделю, как помешанный. Слышал, наверное, у нас тут богатенький американец объявился, вот он этого америкашку и догоняет. Какое-то дело у него к нему есть. А тот, знаешь, лица своего нигде не показывает, прямо засекреченный какой-то. Ты посиди пока, журналы вон полистай. Извини, правда, что все они на английском. А мне еще суп заправить нужно.
(Идет на кухню, прибавляет звук телевизора. Слышен голос диктора: «Начинаем наши новости за обеденным столом. Главная новость. Наконец-то господин из Америки показался на широкой публике. Вчера на четвертом канале клеповского телевиденья состоялась пресс конференция с его участием, на которой присутствовали и журналисты и обычные зрители. Гостю было задано много вопросов, среди которых была и такие, вот интригующие... Идет повтор куска пресс конференции, где Селифанова спрашивали о его девушке в городе.)
Валя: Что-о-о!? Селифанов? Этот америкашка - Селифанов? Вот так номер! Так это что же? Это он у меня там сидит? (Выглядывает.) Точно сидит. И точно он. Тихонечко, скромненько так сидит. На квартирку накопил по копеечке и посиживает теперь на диванчике, журнальчик листает. Ну, и что же мне делать? Что-о!? Стоп, Валюха, стоп! Срочно возьми себя в руки! В этой жизни все бывает. А, значит, все должно быть. Так, что же он мне сказал? Ах да, забыть он обо мне не мог. Правильно, правильно. Как можно забыть такую красивую женщину. (Смотрит в зеркало.) Ничего себе лахудра! Так! Расческа! Помада! Тушь! (Выскакивает из кухни. Пробегает в спальную, перепрыгнув через ноги гостя.)
Селифанов: Валя, что случилось?
Валя: Ничего, ничего Васенька, я сейчас.
Селифанов: Господи, она еще помнит как меня зовут. А Васенькой она меня вообще никогда не называла. Что это с ней такое? (Некоторое время отрешенно смотрит куда-то в угол, и снова опускает глаза в журнал, но уже ничего не видя в нем. Потом быстро достает из кармана сотовый телефон, набирает номер.) Алло, Майкл, предупреди, всех наших, чтобы мне не звонили. Я два часа занят. Звонить, если только что-то очень срочное.
(Прячет трубку. Тикают настенные часы, Селифанов смотрит на них. Входит Валя. Шикарное платье с глубоким вырезом, причесана, с ярко накрашенными губами. Включает тихую музыку. Как бы сама, не замечая своего прикида, вроде, как обычно, проходит по комнате, ставит розы в вазу. Потом садится в кресло, забросив нога на ногу. Закуривает. Селифанов в шоке)
Селифанов: Такой я никогда тебя не видел...
Валя: Да, ничего особенного, такая же, как всегда. (Смотрит на настенные часы.) Интересно, где этот козел сегодня застрял. Суп уже остыл и греть я ему не собираюсь.
Селифанов: Какой козел?
Валя: Да муж мой разлюбезный.
Селифанов: А, так это ты для него нарядилась...
Валя: Да... А что? Я всегда его так встречаю. А как еще нужно встречать мужчину, с которым живешь под одной крышей... Или с которым могла бы жить...
Селифанов: Вот как ты его любишь.
Валя: Да как сказать... А куда денешься? Ты же оставил меня когда-то. Да, ничего, я не в обиде. Все мужики сволочи. А мой, честно сказать, так вообще полный идиот. У него одна забота - побольше награбастать. Спит и видит, как накопит денег и умотает на Канары. На всем жмется, даже машину путную себе не купит. А чтобы уж как-то задуматься о душе, так на это его соображалки вообще не хватает.
Селифанов: Ну, а ты? Что бы сделала, имей много денег?
Валя: О-о! Это, между прочим, больной, но очень приятный вопрос, Васенька. Так вот я... Я бы сделала бы все совсем иначе. Я бы... Я бы не уехала на Канары, нет. Я бы отправилась в какое-нибудь другое место. Ведь, на Канарах, говорят, сплошные пляжи, девочки в бикини. А я почему-то красивых девочек не терплю. Не знаю, может быть, потому что и сама еще ничего, а? (Застывает в красивой позе и вдруг вздрагивает от звонка в дверь.) Во, явился, наконец! (Идет, открывает дверь. Входит Костя.)
Костя: Слушай, там у подъезда такая крутая тачка стоит! Ну, полный отпад!
Валя: Так ты что у подъезда застрял? А я тут тебя дождаться не могу. Суп уже замерз.
Костя: Там такая тачка, что не хочешь, да застрянешь. А ты, куда намарафетилась? В театр собралась? Только там тебя еще и не видали. Стоп, стоп, да тут, чую, розами пахнет!
Достарыңызбен бөлісу: |