Глава 5. Блэквудский арсенал

Все эти открытия привели меня к широкому литературному поиску. Самостоятельными химическими опытами я занимался в ту пору меньше, потому что все еще работал в Dole, но зато я проник в восхитительный мир препаратов растительного происхождения. Я уже был неплохо знаком с щелочными соединениями, известными как алкалоиды. Это азотсодержащие соединения в значительной степени ответственны за биологическую активность растений. Вещества типа никотина, стрихнина и хинина достаточно известны, и даже психоделики хорошо представлены такими индолами, как ДМТ, 5-метокси-ДМТ, псилоцин, псилоцибин и наш архетипический фенэтиламин и мескалин. Вместе с тем я начал ценить и другие классы чаще всего нейтральных соединений, которые были неактивны, но приятно пахли и являлись потенциальными начальными материалами для химического синтеза, например, терпены, обладающие острыми запахами хвои и камфары. Или великолепные эфирные масла с запахами, словно из шкафчика для специй: мускатного ореха, гвоздики, петрушки, укропа и апиола. И так далее и тому подобное. Этот мало изученный класс химических веществ оказался неисчерпаемым источником идей в области психоделиков.

Потом один за другим произошло три события. Во-первых (это будет интересно, в основном, людям, далеким от химии), я довел до логического завершения пару лишайник/апельсиновая корка и нашел, что конденсат из оливетола (я получил его из нескольких лишайников, собранных в северном направлении от Оттавы) и пулегона (это терпен из мяты болотной, похожего на обычную мяту растения, часто встречающегося вблизи Аламогордо в Нью-Мексико), производит значительное количество вещества подобного ТГК марихуаны , напоминающего . Основы этой химической реакции были заложены Роджером Адамсом в университете штата Иллинойс перед Второй мировой войной. Посредством публикации статей Адаме энергично соревновался с А. Р. Тоддом из Манчестерского университета (Англия). Вопрос был в том, кто сможет ближе подобраться к химическому дублированию активных компонентов марихуаны и продемонстрировать их воздействие на животных. Кульминацией исследовательской работы Адама стало изготовление смеси синтетических продуктов, которая при введении собаке оказалась в несколько раз сильнее растительной марихуаны. Синтезированное вещество получило название «адамова девятиуглеродного соединения», так как, что не удивительно, в терпеновой части молекулы имелся девятиуглеродный фрагмент. Это обстоятельство упомянуто здесь лишь потому, что скоро вновь появится в нашем повествовании. Интересной дополнительной информацией является тот факт, что точная структура ТГК на тот момент была все еще неизвестна (и еще где-то двадцать лет после опытов Адамса).

Во-вторых, мне пришло в голову, что мать-природа, крепко любящая алкалоиды, словно позволила конопле превратиться в психоактивное соединение, лишенное азота (а это необходимый компонент любого алкалоида). Как выглядел бы ТГК в фармакологическом смысле, если бы он относился к фенилэтиламинам? Тогда я сказал самому себе: «Давай-ка сделаем это!» После чего я спрятался в библиотеке, чтобы отыскать возможные способы синтеза.

И, в-третьих, группа исследователей (люди с настороженным выражением лица, одетые в надлежащие костюмы и галстуки) из «Блэквудского Арсенала»(Blackwood Arsenal), химического и биологического отделения военного ведомства США, посетили Dole, чтобы встретиться с несколькими учеными компании в режиме «мозгового штурма». Наши гости столкнулись с некоторыми проблемами синтеза, о которых они могли говорить лишь в самых общих словах, поскольку речь шла о соединениях, которые нельзя было точно описать. Этим веществам был присвоен определенный информационный статус, а у некоторых из нас не было допуска к секретной информации.

Так или иначе, суть их вопроса была аккуратно изложена на слайде. В левой части экрана была показана схема протекания некой химической реакции, которая вела к образованию предпоследнего соединения А, а на другой схеме в правой части экрана отражался синтез предпоследнего соединения Б. Конечный продукт (итог реакции соединения А с соединением Б) вообще отсутствовал на экране, поскольку он держался в секрете. Вопросы наших гостей сосредоточились на двух показанных последовательностях. Они спросили: не мог бы кто-либо из нас высказать какие-нибудь дебютные идеи насчет более легкого или лучшего синтеза вещества А или вещества Б?

Какое-то время обсуждались предложенные идеи, как вдруг я впал в одно из самых своих безумных состояний и схватил мел. Я сказал, что, хотя ни один из наших гостей не был готов сообщить нам, зачем им понадобился эффективный способ изготовления веществ А и Б, мне кажется любопытным совпадением, что простое соединение данных веществ (с использованием оксихлорида фосфора, который столь успешно работает как с лишайниками и апельсиновыми корками) приведет к образованию «адамова девятиуглеродного соединения», которое в тесте моторной атаксии собаки проявило себя (в случае, если они этого не знали) приблизительно в пятьсот двенадцать раз сильнее синтетического аналога ТГК. В то время этот аналог использовался в качестве стандарта.

ТИШИНА

В зале стало еще тише.

Я пришел в еще большее возбуждение и продолжил говорить, что, если стоять на полностью научных позициях в этом вопросе, то эти восемь соединений нужно синтезировать отдельно и каждое из них испытывать как уникальный продукт. В довершение ко всему я упомянул одно обстоятельство, на которое не обращали внимание. Я сказал, что, если они действительно хотят исправить небрежность Природы, им следует рассмотреть возможность синтеза этого неназванного главного соединения с атомом азота в подражание природным алкалоидам. Из этого, добавил я в заключение, мог бы получиться действительно супермощный фенэтиламин!

Еще несколько секунд в зале сохранялась тишина. Потом беседа возобновилась и перекинулась на другие сферы, и, в конечном счете, наши гости вернулись в свой Мэриленд.

Этот случай полностью забылся из-за травмы, которая была вызвана неожиданной и преждевременной смертью моей матери. Она умерла в домике на озере Тахо, высоко в Сьерра-Неваде, где они с отцом жили летом. Это был трудный период для Элен и меня, но особенно сложным он оказался для Тео, потому что у него были тесные и близкие отношения с бабушкой. Что касается отца, то я заметил у него признаки легкого ухудшения здоровья. Мы все видели, как у него слабел дух и интерес к жизни.

Наконец, я сказал «хватит!» Давайте позволим себе кратковременное бегство, чтобы дать себе шанс восстановиться. Куда мы должны двинуться? Это не важно, я позабочусь об этом. Итак, мой отец положил чистую пару носков и смену нижнего белья в рюкзак, и мы вчетвером отправились в Сан-Франциско, намереваясь доехать до Сан-Диего. На самом деле, не ставя отца в известность, я договорился о консервации дома на время длительного отсутствия и приобрел билеты на корабль «Чузан» компании Р & О. Нам предстояло доплыть не только до Сан-Диего, но и до Панамы, затем до Тринидада, Барбадоса, Канарских островов, Англии и до Франции, где мы задержимся на целый год. Настоящее лечение приключениями, прямо как в замечательном рассказе Г. Г. Манро.

(План сработал. Моему отцу пришлось полностью обновить свой гардероб; он восстановил контакты с русскоязычными друзьями, с которыми не виделся четверть века; он снял с себя все ограничения, связанные с трауром, вновь обрел собственную личность и энергию; позже он снова женился, открыл ресторан и прожил еще пятнадцать лет. Но это, как говорится, уже другая история.)

Возвращаюсь к началу нашей поездки. Мы только вышли из Порт-о-Пренса, как прилетела первая птица из гнезда Блэквудского Арсенала. Было часов пять утра, мы с Элен крепко спали в своей темной каюте на палубе «Д», когда в дверь постучали. Я вскочил с постели и пробормотал очень плохое слово: я забыл, что спал на верхней койке, так что шагнул вниз сразу на четыре фута. Я открыл дверь и впервые встретился лицом к лицу и впервые с мистером Мунозом из радиорубки.

«У меня для вас радиограмма из Международной американской радиокорпорации», - сказал он, протягивая мне депешу. Я нашел фонарик и прочел послание. Там было около пятисот слов от д-ра Фредерика Пирсмана из A.R.L. Company в Кембридже, штат Массачусетс. Мне говорили - нет, требовали - чтобы я позвонил ему из Тринидада по прибытии (мы должны были оказаться там на следующий день). Не успел я вернуться на свою койку, как мистер Муноз постучал в дверь снова. Он сказал, что только что получил для меня еще одну радиограмму, на сей раз через «Международную телефонную и телеграфную корпорацию» или что-то в этом роде. Но он не будет утомлять меня чтением, так как это послание слово в слово повторяет первое. «Хорошо, хорошо, - пробурчал я. - Я уже понял: от меня требуется позвонить из Тринидада».

Наступило утро, а вместе с ним появился и Тринидад со своей жарой и влажностью. Почти час я провел в телефонной будке, беседуя с Фредом Пирсманом из A.R.L.

Д-р Пирсман сказал мне примерно следующее: «Некая группа, которую мы не можем определить, попросила нас принять контрактное предложение. Цель этого предложения - синтез азотсодержащего фенэтиламина, являющегося аналогом ТГК. Вы прибываете в Лондон в такое-то время в такой-то день (он был точен до минуты). Нам бы очень хотелось, чтобы вы выслали нам полное описание процедуры синтеза специальной доставкой через авиапочту, как только прибудете. Мы получим ваше письмо как раз к тому моменту, когда нам нужно будет соглашаться на предложение».

Но, - возразил я, - я нахожусь на борту роскошного лайнера, и самый современный справочник в его библиотеке – это «Тезаурус» Роже 1894 года издания!

Тогда пишите по памяти, - сказал мой собеседник. Именно этим я и занялся. Не могу и описать, что могут сделать со здравой способностью человека обороняться сорок минут в телефонной будке где-нибудь в Тринидаде при влажности 90% и 92° по Фаренгейту¹⁶.

Итак, оставшуюся часть пути через Атлантической океан я просматривал соответствующие отрывки из Beilstein and Chemical Abstracts, напрягая свою скромную фотографическую память, как мог, и сводил вместе химические реакции, касающиеся фенэтиламиновых аналогов ТГК. Все это было отправлено из Лондона и своевременно добралось до A.R.L. Должно быть, результаты этой работы оказались весьма успешным в смысле ЦНС-активности, поскольку д-р Пирсман оставил A.R.L. и стал основателем консультационной группы в Бостоне, которая продвигала азотсодержащие аналоги ТГК в промышленность и, очевидно, не без успеха.

На патенте значилось мое имя, и впоследствии патент отдали Simpson Winter Corporation. За этот патент я получил символический доллар; так все и происходит, когда работаешь на промышленность. Я никогда не выяснил, какая связь была между A.R.L. и Simpson Winter. Я также никогда не встретился с человеком, которого про себя окрестил «ужасным Фредди», хотя потом на научных конференциях я сталкивался с людьми, которым он был знаком. Его компания продолжает расти, и сегодня она ведет большое количество исследовательских проектов в области фармацевтики. Время от времени их работа затрагивает молекулу ТГК во всех ее возможных вариациях, но что касается помещения в нее атома азота, тут сделано не так уж много. Позже я опубликовал еще несколько работ по комбинации молекулы ТГК с атомом азота. Эти опыты я провел в своей лаборатории, и они обеспечили мне поездку в Швецию. Однако как человека, интересующегося психоделиками, в этом соединении меня ничего не заинтересовало. Возможно, природа вовсе не была небрежна, оставив его. Подозреваю, она знала, что эта комбинация не заслуживала внимания, и просто сэкономила свою энергию.

Оставшуюся часть плавания до Европы (время, не потраченное на написание черновика для правительственного гранта) я провел, совершенствуя свою игру в пинг-понг на покачивающемся судне и знакомясь с обрядами инициации в таинственных африканских племенах, о которых мне рассказывал наш радист мистер Муноз. Он стал моим интересным и постоянным компаньоном для предобеденного коктейля.

Я полностью утратил связь с мистером Мунозом; даже не знаю, жив ли он сейчас. Судоходная компания Р&О Lines, конечно же, не выжила.
Глава 6. ММДА
У меня был ряд проектов, которые я намеревался реализовать во Франции. Я хотел научиться говорить по-французски, отвлечь своего отца от горестных мыслей, связанных со смертью моей матери, и особенно мне хотелось поместить метилендиоксидную группу на место двух метокси-групп в ТМА. В трех метокси-группах мескалина и ТМА имеются атомы кислорода, изолированные подобно островкам. Они выступают из бензолового кольца и не связаны между собой. Если два смежных атома соединить вместе мостиком, то в результате можно добиться очень тонкого изменения в геометрии молекулы. Это соединение будет называться ММДА.

Все это «выросло» из мускатного ореха. Увидев эффективность "[МА (тогда я еще работал в Dole), я зарылся в каталоги и книги, я искал на полках и в самих растениях то, что напоминало бы ТМА и подсказало бы мне, в какую сторону двигаться дальше. В литературе я обнаружил несколько упоминаний интригующего соединения под названием элемицин. Это эфирное масло (термин был для меня новым) входило в большой класс соединений, ответственных за ароматы (эссенции) во многих наших продуктах. Было похоже, что мне предстояло изучать растения.

Элемицин выглядел почти идентичным ТМА (в структурном смысле). При помощи магии доски и мела я мог добавить молекулу аммиака к молекуле элемицина и получить молекулу ТМА.

И если это могло быть сделано на доске, не исключено, что то же самое могло произойти и в печени. Интересно, задумался я, высказывались ли когда-нибудь предположения о том, что элемицин обладает психоактивными свойствами?

Потом меня ждали несколько дней, наполненных восторгом, за которые я узнал немало сведений об интригующем мире эфирных масел. Они были всюду. Эти замечательные структуры обнаруживались в специях и соответствующих растениях. У них были названия, зачастую отражавшие их происхождение: элемицин, апиол, укроп-апиол, сафрол, эвгенол, анол, кроуазин, миристицин, азарон и т. д и т. п. Богатство непознанного, неожиданно волшебная химия, полностью готовая для исследования и использования.

Итак, хотя я и не нашел никаких особенных упоминаний о какой бы то ни было психофармакологии элемицина, от этого он не переставал быть основным компонентом мускатного ореха, а вот касательно последнего как раз имелась обширная анекдотическая литература. Он использовался буквально для всего: от вызывания аборта и восстановления исчезнувшего менструального цикла до попыток самоубийства и лечения облысения. И - бинго! Мускатный орех широко зарекомендовал себя в качестве интоксиканта.

Очевидно, что в тюрьмах мускатный орех использовался как «кухонный наркотик»; в разрозненных медицинских отчетах появились описания нескольких форм опьянения и психических нарушений, вызванных мускатным орехом. Он содержит элемицин, который по структуре почти совпадает с ТМА. Что же еще такого могло быть в мускатном орехе, что наделило его подобной фольклорной репутацией или способствовало ее развитию? В поисках ответа я пошел напрямик и купил десять фунтов высококачественного эфирного масла мускатного ореха и перегнал его через суперэффективный дистилляционный аппарат, разделив исходный материал примерно натри десятка фракций. Какая сокровищница соединений! В действительности некоторые из них раньше никогда не наблюдались в экстракте мускатного ореха.

Главным компонентом, полученным в ходе перегонки, был миристицин, известный близкий родственник элемицина. Если можно было бы смешать обычный, хранящийся у домохозяек аммиак с элемицином, то он превратился бы в странный и стимулирующий психоделик ТМА (по крайней мере, в теории), тогда как смешивание аммиака с миристицином должно было привести к получению неизвестного соединения - З-метокси-4,5-метилендиоксиамфетамина, или ММДА.

Вообще-то я думал, что синтез ММДА должен быть простым и прямым. Нужно лишь было выбрать правильный начальный альдегид - альдегид миристицина - и следовать стандартным процедурам. Это чем-то напоминает известный рецепт супа из бегемота: возьмите взрослого бегемота и сварите; я обнаружил, что столкнулся с похожей проблемой при получении альдегида миристицина. Он был просто недоступен, а изготовить его было крайне сложно. Но я был серьезно настроен получить ММДА и проверить, был ли он активным, а если так, то какова природа его воздействия.

Годовое пребывание во Франции может быть несколько травмирующим, даже если есть где жить, есть какие-то договоренности, есть куда пойти и с кем пообщаться. В этом смысле у нас не было практически никаких планов. Мы (моя жена Элен, мой сын Тео и мой безутешный отец) приехали в Лондон, чтобы приобрести там новый «Фольксваген». После этого мы пристроили все свои вещи сверху на багажнике и поехали к Ла-Маншу. Мы пересекли канал на ночном пароме и на следующий день уже въезжали в Париж с юга.

Итак, мы оказались в Париже. Нам было некуда пойти, и у нас не было ни одного знакомого, к кому можно было бы обратиться за помощью. Около Оперы мы отыскали офис American Express, но никаких сообщений на наши имена не поступало. Впрочем, мы ничего и не ожидали. Было понятно, что нам нужно было провести год в каком-то месте, но наиболее существенная проблема состояла в том, где провести ближайшую ночь, пока мы занимались поисками того места, где собирались прожить год.

Время близилось к вечеру. Я смутно помнил, что где-то вокруг Сен-Жермен де Пре были какие-то опрятные гостиницы, и в гостинице «Два континента» мы обнаружили свободную комнату на пятом этаже. На крыше «Фольксвагена» мы везли огромную жестяную банку чая и три чемодана, в которых были все необходимые нам вещи на год. Я ухитрился убедить управляющего гостиницы в том, что у моего отца очень слабое сердце (нужда -мать многих небольших выдумок) и что подъем пешком на пятый этаж и спуск вниз могли представлять для него серьезную угрозу. А перенос багажа был чреват еще большим риском. Тогда управляющий внезапно вспомнил о пустующей комнате на первом этаже, в которой, к счастью, имелось большое окно, выходившее на улицу. Так что мы перетащили свой багаж прямо через окно с тротуара и поселились в этой гостинице на время поисков квартиры.

Вскоре нам стало ясно, что подходящей квартиры в центре Парижа мы не найдем, потому что все они были очень дорогими, поэтому, в конечном счете, мы обосновались в пригороде Медон. Я сразу же отправился искать альдегид миристицина и лабораторию, где я мог бы преобразовать его в ММДА. В итоге я обнаружил, что у французов свои представления об академической науке и связанных с нею исследовательских проектов, и эти представления абсолютно чужды американцу. Во Франции, например, нельзя войти в университет и сказать: «Вот он я, и я хотел бы встретиться с вами». Все двери заперты, и никто не отвечает на телефонные звонки. Каждый должен приходить по соответствующим каналам.

Мне удалось прорваться в Институт Пастера. Там я столкнулся с одним доктором, ведущим научную работу. Он приехал во Францию из Соединенных Штатов и жил здесь уже целый год; за это время ему удалось неплохо внедриться во французскую академическую иерархию. И он дал мне следующий совет: «Уделите несколько дней на завоевание права доступа к людям, которые могли бы пожелать встретиться с вами. Начните с самого низшего возможного уровня и двигайтесь наверх». Так мы и сделали, отдав этому занятию немало терпения.

Сначала я позволил своему новому приятелю представить меня некоторым людям такого же, как он, статуса. Он сказал мне, что каждый из этих людей вскоре будет пытаться завоевать более престижное положение в научном сообществе, представляя меня в качестве равного себе.

Мой знакомый советовал мне: избавляйся ото всех, включая самонадеянного посредника, и позволяй лишь человеку несколько более высокого уровня ввести тебя в круг равных ему. За пару дней у меня случилось несколько новых знакомств, и движение наверх продолжалось без перерыва. Отсев лишних и следующая встреча с новой VIP-персоной.

Это была очаровательная социальная игра, и через пару недель она помогла мне встретиться с д-ром Ричардом Сеттом, у которого была собственная лаборатория, связанная с Сорбонной. Кроме того, у него имелся лишний уголок для такого заезжего сумасброда, как я. Он невероятно сочувствовал людям, стремившимся изучать неизведанные миры. Д-р Сетт проживал в Жиф-сюр-Иветт за пределами Парижа, но его лаборатория все же оставалась частью Сорбонны. Теперь у меня появилось место, где я мог осуществить свою навязчивую идею, то есть синтезировать и изучить ММДА.

Почти сразу я сделал поразительное открытие: оказалось, что альдегид миристицина был коммерчески доступен. Его можно было приобрести у поставщиков химических веществ в Париже. Я сделал срочный заказ на сто граммов этого вещества и был приятно удивлен, получив свой заказ в течение недели. Но тут неожиданный сюрприз преподнес мне французский язык, который стал мне понятнее, когда я обнаружил, что термины «альдегид миристицина» и «альдегид миристаля» во французском взаимозаменяемы. Мне прислали именно последний, а он не имел к ММДА никакого отношения. Я так и не смог найти ему применения.

Так что, вопреки ожиданиям, мои планы насчет ММДА не продвинулись вперед ни на йоту, и я потратил остаток года, работая в любимом проекте д-ра Сетта, посвященном органическим реакциям металлического цезия. Кроме того, мы провели относительно бурные исследования сравнительных достоинств всех местных вин и паштетов в радиусе двадцати миль от Жиф-сюр-Иветт.

В середине нашего пребывания во Франции умер отец Элен, и она вернулась в Соединенные Штаты. Тео и мой отец воспользовались льготами, которые были у моего сына как у ребенка, не достигшего двенадцатилетнего возраста: при покупке билетов ему полагалась скидка в 50%. Так что они отправились домой кружным путем, а, точнее, вокруг света, на другом судне компании Р&О, которое носило имя «Канберра». Меня оставили в беспрецедентной ситуации: мне нужно было прервать договор на аренду квартиры при помощи моего примитивного французского. Я улизнул невредимым, возвратился в США на свою прежнюю должность компании Dole Chemical.

Я решил использовать мускатный орех в качестве сырья, и все сошлось как нельзя красиво. Я получил свой миристицин из природного масла, и его преобразование в ММДА прошло без проблем. ММДА оказался и правда очаровательным соединением. Ему не свойственны были звон колоколов и оглушительный свист, как драматичному мескалину, оно было значительно более мягким. Это было моим первым подлинным открытием (так я думал в то время), я очень осторожно познакомил с ним маленькую группу своих коллег.

Самое трогательное описание воздействия ММДА было сделано одним моим близким другом, поэтом. Он принял сто шестьдесят миллиграммов наркотика перорально в компании своих нескольких друзей, а потом прислал мне следующий отчет:

МИДА/МИНИАТЮРА ВЫСШЕЙ ТОЧКИ

Я использую слово миниатюра в том же смысле, в каком назвал бы миниатюрой пьесу джазового пианиста Бада Пауэлла¹⁷.

Сравнение сонаты для фортепьяно Бетховена с «Осенью в Нью-Йорке», сыгранной Пауэллом, было бы аналогичным сравнению мескалина и ММДА. ММДА воздействует как миниатюра высшей точки - в ней присутствует все, но только в меньшем количестве и длится все гораздо меньше.

ММДА просто замедляет вселенную олимпийских богов, где останавливается время, и вызывает появление органических и неорганических сияний. Самый пик длится около двух с половиной часов. Больше, чем прекращение хода времени, как это случается под мескалином или псилоцибином, ощущается своего рода отсутствие чувства времени в течение первого, болезненного, часа. Невосприимчивость здесь сильнее, чем при ощущении большинства пиков.

Пока мы поднимались по предгорьям Беркли на машине, меня обуял ужасный страх. Это состояние длилось всего лишь несколько минут. Однако, когда ты не чувствуешь течения времени, становится не важно, как долго продолжается паника: все равно кажется, что она тянулась целую вечность. Я посмотрел на склон, покрытый мертвой серебристо-коричневой травой. На всем пространстве раскинувшегося передо мной поля я мог различить блестящее лезвие каждой отдельной травинки. Триллионы коричнево-серебристых лезвий сливались в дрожащий меховой покров громадных размеров. Вдалеке внизу открывалась панорама окутанного туманом Беркли, Окленда и Залива. Все это начало вырисовываться в первозданной красоте и вне времени. Мне показалось, что я вхожу во вселенную олимпийских богов. Я НЕ БЫЛ ГОТОВ К ОЛИМПИЙСКОЙ ВСЕЛЕННОЙ. Я ожидал чего-то вроде пика воздействия марихуаны. Я понял, что, если взойду на Олимп, то мне не удастся окончательно восстановиться и удержать себя в руках.

Жар полыхал в моих гениталиях и поднимался к желудку. Я чувствовал мучительный и абсолютный страх. Я хотел попросить остальных вернуться домой, чтобы я мог принять «торазин». Но я был не в состоянии говорить. Автомобиль вильнул на крутом повороте дороги, и я снова увидел серебристо-коричневый травяной мех и безмерную нежеланную нежность открывшегося мне пейзажа.

Внезапно я вступил в борьбу с «Капитаном Зеро», то есть с погрузившимся в полный хаос и стремившимся обрести цельность сознанием, которое перестало быть по своей природе сознанием млекопитающего, но стало принадлежать молекулам и инертной материи! Я решил, что все, что было в моих силах, - это идти вместе с ними позволить Зеро победить, но тогда я был уверен, что не вернусь. Я пробовал удержаться на высшей точке, но осознал, что могу навредить себе этим. Тогда я попытался подняться на вершину пика и управлять им. В общем и целом, я испробовал, наверное, пятнадцать или двадцать способов контроля или бегства от пика, которые невозможно было запомнить либо описать.

Все это время я полагал, что разлечусь на куски и, возможно, больше никогда не вернусь в человеческий мир. Мои внутренности совсем взбесились, и казалось, что лишь мой разум удерживает их вместе. Я все-таки умудрился спросить, какую дозу мы приняли. Меня заверили, что нашу дозу можно было сравнить с дозой мескалина. На какое-то мгновение я осознал, что мой страх мог длиться уже три часа. Затем мои внутренности и мой мозг пришли в еще большее неистовство. Господи, я не смогу взойти на Олимп снова.

Когда машина остановилась, я контролировал себя, и пробудившиеся молекулы в моем сознании исчезли. Некоторое количество стараний и чисто животных усилий, к которым я прибегнул, вернули мне контроль. Я приписываю внезапное обретение уверенности эксперименту с галлюциногенами. Не думаю, что сработал какой-нибудь из методов, которые я пытался задействовать, однако некоторые возможности давали мне гарантию, что я смогу контролировать себя даже на Олимпе.

Я рассказал остальным о том, что со мной случилось, я почувствовал, что могу наслаждаться оставшейся частью дня, и на секунду ощутил радость облегчения. (Интересно, что ни один из других участников не добрался до вселенной олимпийских богов на высшей точке. Я объясняю это тем, что был больше предрасположен к этому: на химическом составе моего тела сказались более ранние эксперименты с пейотом и псилоцибином.)

Когда мы поднимались наверх по тропинке, идя по золотисто-коричневой пыли, я видел следы птиц, теннисных туфель и отпечатки голых ступней. Пугающий характер следов и неприродных объектов начал захватывать и подавлять меня. Пока мы шли, я пробовал оградить себя от этого вида. Справа от меня на сотни квадратных миль расстилалась фантастическая панорама заколдованных городов и тумана, похожего на туман из снов, что лился на них со стороны залива. Но меня не заинтересовало это зрелище. Единственное, что меня волновало, - как сохранить цельность своей личности и не скатиться вниз, где меня ждала встреча с Капитаном Зеро.

Короткая, бесконечная прогулка в гору изнурила нас, и мы упали на землю у крошечной группы деревьев. Я по-прежнему хотел, чтобы эксперимент завершился и я вернулся к понятиям повседневной реальности и любви. Я вполне приспособился к высшей точке. Мои приятели закрыли глаза и приступили к просмотру мозгового кино. (Раньше часто случалось так, что под воздействием эйфористического удовольствия от галлюцинаций мои глаза закрывались против воли.) Сейчас я держал свои глаза открытыми, потому что не желал смотреть мозговое кино или видения. Когда я закрыл глаза, чтобы посмотреть, что будет, то увидел лишь восхитительную и приятную черноту.

Мы говорили отрывочно и словно бы в дремоте, и я осознал, что был способен смотреть на мир глазами своих приятелей. Они видели застывшую действительность точно так же, как видел ее я. Я хотел поговорить с Тэрри и выяснить, кем он был. Но я нашел разговор слишком трудным занятием. Мои глаза стали закрываться снова от истощения и удовольствия.

Когда я прикурил сигарету, то не смог найти свои губы и обнаружил, что они онемели. Пламя от спичек продолжало дрожать на ветру. Но он был недостаточно силен, чтобы задуть его совсем. Мы покачивались, пока шли.

Мы остановились у небольшой группы деревьев. Я посидел какое-то время, потом встал и пересел на другое место. Я пересаживался снова и снова.

Кроме визуальных ощущений, которые слабо напоминали эффект мескалина или псилоцибина по образам и ясности, казалось, я был изолирован от ощущений и состояния своеобразной сверхясности смысла - приятный парадокс.

Я лег, прикрыл глаза и попытался вызвать богиню Кундалини (Змеиную силу) через главную чакру и через свое тело. Впервые мне удалось увеличить собственную силу, которая текла через плечи в голову. Проделав это, я осознал, что на самом деле не вызвал Змеиную силу, а прочистил свои нервные волокна. Впрочем, я увидел серовато-прозрачные эмоциональные образы нервных центров чакры. Это было хорошее ощущение.

В кристально-чистом воздухе вечнозеленые растения казались особенно зелеными и отчетливыми. Любование деревьями или листьями растений было похоже на умеренный пик воздействия мескалина. Ели превратились в живые зеленые современные скульптуры животных в стиле странного индийского рококо - будто скульптор Липшиц¹⁸ поработал над их отделкой.

Похожее на недомогание ощущение подходило к концу, вместе с ним исчезало и дремотное состояние.

Я пошел к роще красных деревьев, где сидела остальная компания. Я был поражен абсолютной и высшей красотой и ясностью людей, деревьев, воздуха, музыки, звучавшей из переносного радиоприемника. Я чувствовал глубокую близость к детям и восхищался их красотой. В этот момент я понял, что просто сижу и наслаждаюсь воскресным полднем по полной программе. Обычно я скучал, бездействуя. Следующая пара часов стала приятным и прекрасным пикником. Возвращение в нормальное состояние было резким, но не неприятным. Я был готов к этому. Остаток дня прошел необыкновенно быстро. Два часа показались какой-то вспышкой. Той ночью полчаса мне не давало спать мозговое кино: мелкие крокодилы, бегавшие по пыльным дорогам в темноте в свете прожекторов, волшебные вечнозеленые деревья, которые то проявлялись, то исчезали из реальности. В общем, всякие причудливые картинки, которые может показывать мозг.

НЕЯСНАЯ СНОСКА

Через неделю после эксперимента с ММДА я пробудился среди ночи с чувством, что реальности больше не существует и есть лишь небытие. Меня охватил ужас. Я вытянулся в струнку на кровати и сразу же открыл глаза. Как писал Шелли:

Lift not the painted veil which those who live

Call life; though unreal shapes be pictured there,

And it but mimic all we would believe

With colors idly spread, - behind, lurk Fear

And Hope, twin Destinies; who ever weave

Their shadows, over the chasm, sightless and drear¹⁹.

Это внезапное пробуждение определенно было реакцией на ММДА. Вчера я говорил с человеком, который как-то раз принял слишком много ЛСД. Я пытался избежать разговора на тему галлюциногенов, но он сам настоял на этом. Я поделился с ним, как представляю некоторые постгаллюциногенные состояния, характеризующиеся чрезвычайной тревогой по поводу природы реальности. В итоге человек начинает корчиться на стуле, ломать руки и временно утрачивает способность говорить. Я находился в таком состоянии. Мой собеседник назвал это состоянием беспокойства и заметил, что оно связано не только с галлюциногенами. С этим состоянием знакомы и те, кто не принимал наркотиков.

Сэм объясняет это состояние выходом на поверхность бессознательного.

Эта версия кажется прекрасной и достаточно правдивой. Она подходит здесь так же хорошо, как любое другое объяснение. Однако она не проясняет моих интуитивных прозрений, которые усиливают друг друга и одновременно взаимно противоречат. Я осознаю две вещи: то, что этот «материал» имеет подавляемую психологическую природу во фрейдистско-райхианском смысле, и то, что есть еще один порядок противостоящего «материала». Этим порядком является молекулярный уровень сознания. Под этим я подразумеваю ту часть нашей психики, которая больше связана с философским сознанием морских ежей и губок, а эти существа - всего лишь комки собственных желаний, чувства голода и осознания собственных движений. Они являются действующей частью сознания физической вселенной и реальным проявлением собственной протоплазмы в «Море жизни». Вот было бы интересно, если бы то, что мы столь уверенно называем «бессознательным», в действительности оказалось двумя или более в значительной мере разобщенными частями нашей личности, обычно недоступными.

Я говорю все это не для того, чтобы доказать свою точку зрения насчет того, что я столкнулся с молекулярным сознанием под ММДА. Я пережил слишком сильный страх и не могу быть ни в чем уверен, когда думаю о том, что произошло со мной, сейчас, спустя две недели после эксперимента.

Однако я интуитивно убежден в том, что мы встречаемся с двумя неизвестными областями - и с подавлением, и с молекулярно-философско-вселенским сознанием. Я чувствую, что во вторую сферу не следует допускать психиатрию. Мы вторгаемся и вносим беспорядок в некую структуру, которая должна оставаться неизвестной, потому что она узнается посредством бытия. Исключение может быть сделано в том случае, если исследователь осознает риск и медленно и осторожно продвигается вперед.

Этот отчет стал для меня настоящим сокровищем, так как он предоставил мне членораздельное и безошибочное «внешнее» подтверждение того, что ММДА действительно является психоделиком. Это был (по крайней мере, на тот момент) препарат беспрецедентной силы, доказавший, что не только мескалин способен вызывать психологически сложные переживания. У меня имеются личные отчеты еще человек пяти-шести, которые испытывали ММДА при дозировке от ста шестидесяти до двухсот миллиграммов. Психиатр К. Наранхо посвятил почти четвертую часть своей книги «Исцеляющее путешествие» описанию клинических экспериментов с ММДА.

Но история ММДА закрывается для меня на отравляюще-печальной ноте. Я узнал, что всемирно известный психофармаколог Гордон Аллее (первооткрыватель воздействия амфетамина и МДА) следовал той же самой логике, что и я, независимо работал с мускатным орехом и синтезировал ММДА. Он назвал полученное вещество той же самой аббревиатурой и исследовал его воздействие на себе. С радостным ожиданием мы договорились о встрече, чтобы поговорить на многие темы, которые, как я был уверен, были интересны нам обоим.

За месяц до нашей встречи я услышал о неожиданной и трагической смерти Гордона Аллеса. Очевидно, смерть стала результатом осложнений диабета. Поскольку среди собственных достижений он упомянул не только активный интерес к экспериментам на самом себе, но и широкую репутацию эксперта по инсулину, я размышлял (тщетно) о том, что он мог испытывать в то время. Я связался с его аспирантом, но он об этом понятия не имел, так что я опасаюсь, что тоже никогда этого не узнаю. Через частного врача его жены я сделал предложение собрать и издать его исследовательские заметки в памятном томе под его собственным именем, однако мое предложение отвергли. Боюсь, что все идеи и заметки Гордона Аллеса теперь будет невозможно отыскать. Я расцениваю смерть этого человека как серьезную личную потерю, хотя так никогда и не встретился с ним.