Александр тюжин канны для ванны
жүктеу/скачать 394.16 Kb. Pdf көрінісі
|
| Александр Тюжин. Канны для ванны / 135
— Это, нравится, — сказал он, остановившись напротив витрины. — Что нравится? — не понял Новиков. — Цветы. — Они ж ненастоящие, — удивился Марк. — В смысле не живые. — Это, нравится, — повторил Олег. — Дарят-то живые. Надо, чтобы они пахли, завяли потом, чтобы выбросить. По- казываешь тем самым, что денег тебе не жалко ради нее на фигню всякую тратить, — разъяснил я. — А мне эти нравятся. — Можно еще в горшке дарить. Эти долго растут, и выбрасывать не надо, — со знанием дела стал рассказывать Саня. — Мне нравятся эти. — И твердым шагом направился в магазин. Мы молча переглянулись, Саня вытянул от удивления рот. — Это точно наш Олег? — усомнился Марк. — Вот я теперь тоже не уверен, — поддержал его Новиков. — И все-таки искусственные дарят только покойникам. — Не только, — возразил Саня. — Но в основном да. Ничего хорошего. Олегу было плевать, он вышел с этой корзинкой и самодовольно улыбнулся. Шарф и корзина с искусственными цветами — не лучший набор для мачо, но этот уверенный взгляд… Черт возьми, откуда он только взялся? Саратов и правда во многом уступает Казани. Собственно, до поездки я практи - чески ничего о нем не знал и не слышал, разве что из школьной программы. Кто там говорил? «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». Кажется, Фамусов. Главное, что это точно «Горе от ума». Короче говоря, не зря в школе учился. А центр, ну да, симпатичный, тем более в сравнении с нашим Мухосранском, но в целом же ничего особенного. На уровне Ульяновска или чуть-чуть лучше. Мы прошвырнулись по центру, съели по шаурме. У одного из ларьков стоял вы- сокий толстощекий парень с огромным пузом и так аппетитно ел эту самую шаурму, что мы просто не могли не остановиться и не попробовать. Пока заказывали, он до - ел, продавец вручил ему вторую, и он, причмокивая, принялся за нее. — Лучшая шаурма в городе. Берите только здесь, — сказал он, уговорив второй брикетик лаваша с начинкой всего за минуту. И ушел, мурлыча от удовольствия. Шаурма действительно оказалась очень вкусной, сочной, объемной, сытной. Ду- маю, даже мама ничего не имела бы против. И соус обалденный. Олег снова наки- нулся на еду, как бездомный пес набрасывается на мосол, найденный на помойке. Не хватало только рыка. Пацаны не обращали внимания, а я даже слегка трухнул. Кто бы знал, что там у него в голове происходит? Не просканируешь же. Откуда-то и уверенность взялась, может, он еще что-то прячет. А мне бы как раз уверенность не помешала. То есть такая уверенность, как у остальных, что не будет этого конца све- та, что можно и дальше жить, причем совсем не так, как раньше, попробовать что- то замутить с Валентиной, снимать кино, делать что-то стоящее, оставить свой след в истории человечества. Не то чтобы я так за жизнь держался, просто сам факт, сам факт того, что больше не доведется никуда ехать с этими балбесами, шутить, встре- чать разных интересных и не очень людей, пробовать шаурму или что-то другое, смотреть хорошее кино, чувствовать себя молодым и беззаботным, сам факт не мог не расстраивать. Это, как минимум, несправедливо. Зачем тогда это все, чтобы вот так стремительно и беспросветно закончиться? То есть понятно, что все мы ум- рем так или иначе, но вполне нормально, когда ты знаешь и понимаешь, что смерть неизбежна, и делаешь это один, мир-то остается, а вот так, чтобы все и сразу — это ужасно несправедливо. Черт, а ведь у нас даже такую шаурму не делают. А где-то 136 / Проза и поэзия НЕВА 7’2017 есть еще вкуснее. А где-то можно с ума сойти от красоты природы или могуще - ства и фантазии человека, но мы этого даже не увидим. И тут меня вдруг так проперло, я понял и суть начальных кадров «Меланхолии», и почему люди так держатся за любовь и любят поржать. Поржать — это прикольно, это отвлекает нас от мыслей о смерти, а любовь так и вовсе не дает ни о чем думать, кроме лю - бимого человека, и, может быть, Олег самый нормальный из нас всех. Он поехал к любимой девушке за тысячу километров да еще согласился, чтобы мы это за - сняли, а ведь она может послать его на хрен и по-своему окажется права. Никто никому ничего не обязан. Особенно в любви. Но он поехал, поехал, потому что лю - бит. Потому что как не поехать, если скоро нам всем каюк. И у меня защемило в груди. Если падение рубля можно как-то пережить, и мы не раз уже пережива- ли, то падение метеорита уже не исправить. И это хорошо, если метеорит и мгно- венный конец, а если все будет медленно? Все, к черту такие мысли. Сейчас у меня в руках вкуснейшая шаурма, вернее, то, что от нее осталось, мы гуляем по Сарато - ву, снимаем крутое кино, и мы счастливы, по-настоящему счастливы. — Еще, что ли, заказать? — задумался Новиков. — Хочешь быть, как тот парень? — Не, не хочу, ну на фиг, не буду заказывать. Наелся. И мы прошвырнулись дальше по центру. Что ни говори, а Волга хороша. Невоз- можно хороша. Просто смотришь и радуешься. И гордость испытываешь, что у нас такая великая река есть. И мост хорош. Потому что тоже величие Родины и Волги подчеркивает. Стальной гигант и все такое. Так и патриотом недолго стать. — Поперли обратно. У тетки лекции должны закончиться. — Саня, сними меня, — попросил жизнерадостный Новиков. — А это я на фоне крутого моста. Он, это, самый длинный в России или даже в Европе. Здесь Саратов, там Энгельс. Вон видите, махина какая. Вон видишь, даже Олегу нравится. От смеха Олег даже корзину выронил. Проходящие мимо старушки в малиновых беретах посмотрели на нас с недоумением и на всякий случай прибавили ход. — И вам хорошего дня. — Помахал им товарищ. Старушки оглянулись и затопали еще быстрее. Спать будут хорошо. Тетя Марина была в хорошем настроении: — Про Есенина сегодня рассказывала. Шаганэ ты моя, Шаганэ, — пропела она. Олег стоял возле зеркала, поправлял прическу. — Олег, что ты делаешь? — выпытывал у него Новиков с камерой в руках. — Расчесываюсь. — На свидание пойдешь? — Да. — Волнуешься? — Это, нет. — Совсем, что ли, не волнуешься? — Нет. — И долго и пристально посмотрел в камеру. — А что ты ей скажешь? — не унимался Саня. — Я тебя… — и замолчал. — Люблю? — подсказал Новиков. — Люблю, — не сразу повторил Олег. — А что еще? Олег молчал. — Что она самая красивая на свете? — И что она самая красивая. — И что ты влюбился сразу, как только увидел ее? |