ОДИН – старший и высший из богов севера, олицетворение всепроникающей, всеодухотворяющей мировой силы, сотворивший, вместе с Вили и Вэ, вселенную, а с Лодуром и Генером – первых людей. О. называют Альфадером, как наместника Альфадера (всеотца, отца всего) и отца богов, и Вальфадером, т. е. отцом павших на поле брани, а также многими другими именами, которых насчитывается в северной мифологии и северной поэзии до 200. Он представляется высоким одноглазым старцем, с длинной бородой и пытливым, выразительным лицом; на голове у него широкополая шляпа, на плечах полосатый плащ, в руках копье Гунгнер, всегда попадающее в цель и наводящее непреодолимый страх на того, на кого направлено; на пальце чудесное кольцо Дрёпнер, каждую девятую ночь отделяющее от себя, как капли, восемь таких же колец; на каждом плече О. сидит по ворону (один Хугин, т. е. мысль, другой Мугин, т. е. воспоминание), которые ежедневно облетают мир и затем докладывают О. обо всем виденном; у ног его лежат два волка, Гере и Фреке (алчный и жадный); О. отдает им всю пищу, которая ставится перед ним в чертогах богов. По воздуху О. переносится на восьминогом коне Слейпнере, на зубах которого начертаны руны. Обитает О. в светлом чертоге Валаскьяльф, восседает на золотом троне Лидскьяльф, с которого окидывает взглядом всю вселенную. Есть у него еще особая палата, Валгалла, в которой он пирует с эйнгериями. Питается О. одним виноградным вином, тогда как прочие боги довольствуются медом. О. мудрее всех богов, так как каждый день пьет из источника мудрости, охраняемого великаном Мимером; последний взял с О. за разрешение пить из этого источника драгоценный залог – один глаз; оттого-то О. одноглаз. О. владеет также чудным напитком, сообщающим дар поэзии – так называемым «медом скальдов» – и называется «отцом поэзии»; он же изобретатель и хранитель священных рун, покровитель истории, с богиней которой, Согой, ведет долгие беседы, и вообще – отец всякого знания. Имя О. сохранилось во множестве названий местностей на севере.
.
(Энциклопедия Ф. Брокгауза и И. Ефрона)
К сожалению, до сегодняшнего дня мы точно не знали, какие курсы слушал Радищев, у каких профессоров занимался. Первой серьезной работой, посвященной лейпцигскому периоду жизни Радищева, было исследование М. И. Сухомлинова. Он напечатал учебные программы, по которым должны были заниматься русские студенты в последние два года (1769 – 1770), рассказал о лекциях и учебниках того времени. С тех пор факты, установленные Сухомлиновым, пересказываются во всех работах о Радищеве без каких-либо добавлений. Но и Сухомлинову не было известно, у кого именно занимался Радищев в последние два года, каков объем полученных им знаний. Сам же Радищев, подробно рассказавший о годах пребывания в Лейпциге в повести «Житие Федора Васильевича Ушакова», об учебных занятиях почти ничего не сообщил. Достоверен лишь факт, изложенный Карамзиным. Попав во время путешествия в 1789 году в Лейпциг, писатель беседовал с профессором Платнером. Старый профессор вспомнил и тепло отозвался о двух своих учениках – Радищеве и Кутузове.
Интересным и достоверным биографическим материалом могли быть отзывы и аттестаты профессоров, полученные всеми окончившими курс обучения в Лейпцигском университете. Что эти аттестаты были получены, и в частности Радищевым, было известно уже давно. Русский посланник при саксонском дворе князь Белосельский, отправляя окончивших курс наук Радищева, Кутузова и Рубановского в Петербург, писал Олсуфьеву: «Гг. Радищев, Кутузов, Рубановский и Янов окончили их науки по данной майору Бокуму инструкции. Первые три теперь немедленно отъезжают в Петербург и снабжены аттестатами от профессоров, у которых они учились». Это письмо было опубликовано несколько десятилетий тому назад, но самые аттестаты удалось обнаружить только сейчас, в результате специальных разысканий.
(Г. П. Макогоненко. Радищев и его время.)
сЂдлай, брате, свои бръзыи комони, а мои ти готови, осЂдлани у Курьска на переди
Радищев, Кутузов и Рубановский выехали из Лейпцига в середине октября 1771 года. В двадцатых числах ноября они уже приехали в Петербург. Как видно, они очень торопились...
«Вспомни нетерпение наше видеть себя паки на месте рождения нашего, – писал Радищев Кутузову, спустя много лет вспоминая о возвращении из Лейпцига на родину, – вспомни о восторге нашем, когда мы узрели межу, Россию от Курляндии отделяющую. Если кто бесстрастный ничего иного в восторге не видит, как неумеренность или иногда дурачество, для того не хочу я марать бумаги, но если кто, понимая, что есть исступление, скажет, что не было в нас такового и что не могли бы мы тогда жертвовать и жизнию для пользы отечества, тот, скажу, не знает сердца человеческого. Признаюсь, и ты, мой любезный друг, в том же признаешься, что последовавшее по возвращении нашем жар сей в нас гораздо умерило.»
…….
Радищев с Кутузовым, – они и после возвращения в Петербург продолжали жить вместе, – поступили протоколистами в Сенат, под начальство генерал-прокурора князя А. А. Вяземского.
Должность эта отнимала много времени и была незаметной и «недоходной».
……..
К этому времени он и Кутузов ушли из Сената, не выдержав, очевидно, близкого общения с «согбенными душами».
Радищев поступил на военно-судебную должность обер-аудитора (прокурора) в штаб генерал-аншефа (главнокомандующего) графа Я. А. Брюса.
Кутузов был зачислен капитаном в армию и уехал за Дунай, где отличился в корпусе князя Долгорукова в сражении при Карасу, окончившемся победой над турками.
С этого времени дороги друзей расходятся. Но на всю жизнь сохранят они память о своей юношеской дружбе. Кутузову посвятит Радищев свою «крамольную» книгу «Путешествие из Петербурга в Москву». Из ссылки, из сибирской глуши, Радищев воззовет в тоске одиночества к Кутузову: «Где ты, возлюбленный мой друг? Если верил когда, что я тебя люблю и любил, то подай мне о себе известие и верь, что письмо твое будет мне утешение...» И Кутузов откликнется на этот дружеский призыв: «Мужайся, сердечный мой друг... будь тем, чем быть нам всем долженствовало, – человеком...» Но тут же, говоря, что все на земле «мечта и сон», он призовет Радищева углубиться в себя – «истинное счастье находится внутри нас и зависит от нас самих...» Дороги их не сойдутся уже никогда.
……..
Радищев женился в 1775 году. Уход его и Кутузова из Сената обычно датируется 1773 годом. Очевидно, Кутузов, пробыв года два в армии, вернулся в Петербург, нашел своего друга женатым и снова уехал в армию.
Женитьба Радищева была, конечно, внешним поводом расхождения друзей. В основе лежат более глубокие причины и прежде всего полное расхождение во взглядах.
До отъезда в армию Кутузов, так же как и Радищев, сблизился с Новиковым и его друзьями. Он становится масоном.
Недолгое время молодой Радищев также был масоном. Но в отличие от своего друга Кутузова он искал в масонстве не спасения от жизненных невзгод и тягот, а возможности активной общественной деятельности.
Следует отметить, что русское масонство не было однородным по своему составу, – в нем наблюдались различные течения, и в числе русских масонов были вольнодумцы, чуждые крайностей мистицизма. К числу этих вольнодумцев примкнул и Радищев.
Но очень скоро Радищев убедился в том, что с масонами ему не по пути…
(Б. Евгеньев. Александр Николаевич Радищев.)
В среде зеленой кущи,
Рукой моею насажденной,
Сидела мать твоя и та,
Которую рука моя вскормила,
Душа моя дала которой душу
И сердце мое – сердце;
Которую Перун, и я, и мать твоя,
И сам ты, друг мой юный, нарицал
Возлюбленной уже подругой,
Твоей подругою навек,
Тогда под сень смиренну нашу
Бегут, как алчны львы, рыкая,
С мечом, с огнем в руках
Враги победоносны.
«Кто ты? – Кто ты?» –
Вещает им Ингвар суровый.
Он вождь полков был кельтских;
Высок, дебел и смугл, а очи малы
Как угль сверкали раскаленный
Из-под бровей навислых и широких;
Власы его кудрявы, желты, густы,
Покрытые огромнейшим шеломом,
Всклокоченно лежали длинны
Врознь по его атлантовым раменам.
Рука его была как ветвь претолста
И суковата ветвь огромна дуба;
Увесиста, широка длань.
Был глас его подобен
Рычанию вола свирепа,
Когда, смертельно уязвленный,
Несется он по дебрям, по долинам:
«Кто вы?» – вещает паки к изумленным
Он диким и суровым гласом…
(А. Н. Радищев. Из поэмы «Песни петые на состязаниях
в честь древним славянским божествам»)
а мои ти Куряни свЂдоми къ мети, подъ трубами повити,
Ком. Л. Дмитриева: ...свЂдоми къмети... – Первые издатели слово «къмети» передали двумя словами «къ мети» и перевели это словосочетание как «в цель стрелять знающи». Уже Н. М. Карамзин обратил внимание на эту ошибку первых издателей. Къметь – воин, дружинник – слово, часто встречающееся в древнерусских текстах.
Первым ушел Алексей Михайлович Кутузов; в июне 1773 года он перешел на военную службу с чином капитана. Затем он перевелся в полк, которым командовал его родственник, М. И. Кутузов, прославившийся впоследствии как полководец, и уехал на юг, где происходили стычки с крымскими татарами.
(М. Муратов. Жизнь Радищева. Москва-Ленинград,
изд. Академии наук СССР, 1949.)
Камо Туръ поскочяше, своимъ златымъ шеломомъ посвЂчивая, тамо лежатъ поганыя головы Половецкыя…
С 1780 года Кутузов находится в Луганском полку под командованием будущего героя Отечественной войны 1812 года Михаила Илларионовича Кутузова и принимает участие в подавления восстания крымских татар. Военная кочевая жизнь тяготит его. В письмах он жалуется, что ему наскучило «таскаться» по пустынным голым степям Екатеринославской и Таврической губерний. Он сравнивает себя с кораблем без кормила, который носится по морю «по изволению ветров».
«Я вижу различие, – пишет Кутузов в одном из своих писем, – между жизнью, истине и наукам посвященной, и между тою, которую проводят, скитаясь по степям, претерпевая жары, холода, голод, жажду и всякие беспокойства, – для чего? чтобы лишить жизни нескольких людей, никогда и никакого зла мне не сделавших, или самому от них быть убиту...»
Человек с мягкой, отзывчивой душой, он беззаветно любил друзей, огорчался их невнимательностью. Стремясь к самопознанию, он находил в себе «такие гнусности, о коих прежде и на ум не приходило», и мечтал «укротить страсти, уничтожить пороки» в себе самом. В письмах к друзьям он просит найти ему в Москве «келью», приготовить чернильницу с прибором: «видно, что пришло мне менять на их шпагу мою и лошадь».
В январе 1783 года Кутузов выходит в отставку и поселяется в Москве. Он делается членом новиковского «Дружеского ученого общества».
(Б. Евгеньев. Александр Николаевич Радищев.)
подъ шеломы възлелЂяни, конець копiя въскръмлени
Родиною я донской казак Зимовейской станицы Емельян Иванов сын Пугачев, грамоте не умею, от роду мне 32 года. Отец мой – донской же казак, Иван Михайлов сын (оной умре). Брат мой, Дементей Пугачев, находился в турецком походе, а ныне где обретается, – того не знаю. Имею еще две сестры, большая Ульяна, в замужестве Донского войска за казаком Федором Брыкалиным; а другая, Федосья, в замужестве ж за вывезенным еще в малолетстве пруской нации за полонеником Симаном Никитиным сыном, по прозванию Павловым.
До семнадцатилетнего возраста жил я все при отце своем так, как и другия казачьи малолетки в праздности; однакож не раскольник, как протчия донския и яицкие казаки, а православнаго исповедания. На осьмнадцатом году своего возраста написан я в казаки в объявленную же Зимовейскую станицу на место отца своего, ибо оной пошел тогда в отставку.
……..
Достарыңызбен бөлісу: |