Алексей зикмунд русский пансион
жүктеу/скачать 234.5 Kb.
|
Конец сценыПолная кромешная тьма. Вздохи, стоны (половой акт). Скип кровати. Женский кик (в страсти), удовлетворенное урчание мужчины. Вспыхивает свет. Наташа. Все, больше не могу! (Упирается в грудь рукой здоровенному парню, который навис над ней, как скала.) Я больше не могу. Парень. Как это, не могу, я тебе заплатил. Наташа. Ну и что, заплатил, можешь забрать свои деньги. Парень. Нет, я не буду ничего забирать. Наташа. Я устала, я столько не могу, у меня может быть истерика. У тебя, вероятно, давно ни с кем ничего не было. Парень. Это неважно (тянется за сигаретой, закуривает). Наташа. Ты молодец, но я устала, давай просто полежим, а потом можно опять. Парень. Ты давно занимаешься этим? Наташа. Некрасивый вопрос. Парень. Тебе это нравится? Наташа. Нравится, не нравится, это занятие бывает приятным. Парень. А бывает и неприятным? Наташа. Да, конечно, бывает, все зависит от партнера, от его умения и темперамента. Парень. А ты влюбляешься в своих клиентов? Наташа. Да, такое случается, но для этого должно быть много всяких причин. Парень. Каких же? Наташа. Ну, мало ли. Цвет глаз, мужественность, нежность. Однако скажу, влюбляться всегда приятно. Парень. Да. (затягивается сигаретой) Вы не утратили романтичности. Наташа. Конечно, не утратила. Я еще долго ее не утрачу. Мне то ведь всего-то ничего, девочка. Парень (усмехаясь). Девочка, сколько ты фаллосов перепробовала? Наташа. Сколько ни перепробовала, все мои. Но ты же говоришь о любви и вдруг сразу перескакиваешь на пошлости. Парень. От любви до пошлости один шаг. Наташа. Конечно, я проститутка, и тебе нечего стесняться. Парень. Да ты будто обиделась, уж поверь, я меньше всего хотел этого. Наташа. Я не обижаюсь, я привыкла. Парень. Бедная девочка. (Обнимает ее за плечо). Сцена закончена Вечер. Мать Кирилла читает Новый Завет тихо и вслух. И сказал ему дьявол: “Если ты сын божий, то вели, чтобы этот камень превратился в хлеб” . И ответил Иисус: “Написано не хлебом единым жив человек”. Откладывает книгу. В ту же секунду в комнату входит Кирилл. Лицо у него грязное и с разводами. Мать. Боже мой, иди умойся. Кирилл. Чинил автомобиль мясника. (Кладет на стол сверток, перепачканный кровью). Мать. Это мясо? Кирилл. Да, хорошее мясо, свежее. Кирилл снимает куртку, бросает ее на стул и выходит из комнаты. Клавдия Леонидовна вновь берет в руки Новый Завет, открывает его, начинает читать. Через некоторое время возвращается Кирилл. Кирилл. Нет горячей воды. Он снимает через голову рубашку на пуговицах и остается в одной белой майке со штрипками. Кирилл. Пойду согрею воду (вновь выходит из комнаты). Стучит в комнату Натали с чайником в руках. Наташа (сонным голосом). Кто? Кирилл. Это я! Наташа. А, негодяй! Сейчас. (Открывает дверь). Кирилл. Я Вас хочу попросить об одном одолжении. Наташа. О каком же? Кирилл. Полейте мне на руки. Наташа. А что, разве опять нет воды? Кирилл. Воды опять нет. Наташа. Ну идем. Выходят из комнаты. Разговор за сценой. Журчание воды, фырканье Кирилла. Кирилл. Ну-ка, покажи. Это золото с серебром? Наташа. Нет, это золото с платиной. Я помню этот медальон ровно столько, сколько помню себя. Кирилл. Тут какие-то рыбы. Наташа. Никакие это не рыбы. Это символы гармонии. Инь и Янь. (Фырканье Кирилла, журчание воды). Кирилл. Спасибо тебе, Натали. Кирилл возвращается в комнату матери. Кирилл. Читаешь? Мать. Да, пытаюсь (снимает очки и трет рукой переносицу). Кирилл. А я вот, сколько себя помню, ни одного столбца в Библии не прочел. Мать. Ну, и чем ты хвастаешь? Кирилл. А я не хвастаю, я просто рассказываю, делюсь с тобой. Мать. Мне совсем неприятно, что мой сын признается в таких непочтенных вещах. Кирилл. Во-первых, я искренен, во-вторых, я совсем не считаю Библию чем-то необыкновенным. Сказочный бог, сказочные апостолы… Мать. Тебе не следовало говорить об этом, ты прогневишь господа нашего. Кирилл. Что-то я раньше не замечал твоей набожности. Мать. Мы в последнее время почти не разговариваем. Кирилл. Для этого есть разные причины. Мать. Какие могут быть причины? Сын должен все рассказывать матери. Кирилл. Да, конечно, как только я начинаю с тобой откровенничать, как ты тут же все обращаешь против меня. Мать. Но ты должен думать, о чем можно говорить с матерью. Кирилл. Ты как тот священник, что на исповеди машет руками: что вы, что вы, грех то какой! А между прочим, жизнь – это один большой грех. Мать. Это максимализм. Кирилл, ты не юноша. Кирилл. Я ухожу, у меня важная встреча. (Кафе на авансцене). За столом Кирилл, перед ним стакан с красным вином. В центре стола вазочка с розой. Из-за кулис выходит высокая, привлекательная девушка (персонаж, ранее не появлявшийся), она подходит к столику, садится. Девушка. Добрый день, Кирилл. Кирилл. Привет, Танюша! Как спалось? Таня. Ничего, выспалась. Кирилл. Я думал, ты не придешь. Таня. Почему это? Кирилл. Думал, проспишь. Таня. Такие встречи не просыпают. Кирилл. Неужели ты так высоко оцениваешь общение со мной? Таня. Не знаю, просто пришла и все. Кирилл. Значит, я тебе нравлюсь? Таня. Я этого не сказала. Кирилл. А какого черта ты тогда пришла? Таня. Ты странный, ты чем-то недоволен. Я могу уйти. Кирилл. Нет, не уходи. Таня. Тогда не ругайся. Может быть тебе не нравится мое платье, мои волосы или мои глаза? Кирилл. Ты замечательная, я просто плохо воспитан. Таня. Знаешь, я тоже не очень-то воспитана, у меня что-то с нервами. Когда я была маленькой, то порой начинала плакать без всякой на то причины, я даже лежала в больнице перед самой войной. Мама забрала меня в Лион, так что оккупацию я пережила в относительно спокойной обстановке. Кирилл. Мы все дети войны, ты не согласна? Таня. Согласна, но как-то ты уж все извратил. Кирилл. Ну почему же, что же я, по-твоему, извращенец? Таня. Нет, ты не извращенец, скорее даже наоборот, но мы не дети. Дети – это кому пять или десять лет. Кирилл. Нет, это не так, ты все понимаешь слишком буквально, я думаю несколько иначе. Когда мы говорим “наивный ребенок”, то подразумеваем сравнительную гиперболу. Таня. Ты все усложняешь, Кирилл. Кирилл. Я ищу истину. Таня. В разговоре с женщиной истину не найдешь. Кирилл. Она все знает, она все знает! Да нужна мне она, твоя истина, мне она не нужна! Таня. Но ты же ищешь ее. Кирилл. Да, ищу, но не рядом с тобой. Я вот может быть хочу сделать тебе предложение. Таня. Ну, сделай. Кирилл. Пойдем в кино. Таня. И это, по-твоему, предложение? Кирилл. А что это по-твоему? Таня. Ну, хорошо, а что мы будем смотреть? Кирилл. Я предлагаю посмотреть “Унесенные ветром”. Таня поморщилась. Кирилл. Ты чего? Красивая, цветная картина. Таня. Я не люблю романы, написанные женщинами. Я вообще не люблю женщин. Кирилл. Надо же, какая ты жестокая, а с виду такая симпатичная. Ну так что, идем в кино? Таня. Идем, только не на унесенных, а на что-нибудь другое. Кирилл. А на что? Таня. Найдем на что. (Таня и Кирилл встают и уходят за кулисы. Из другой кулисы появляются Натали и Франц. Франц в строгом сером костюме в мелкую полоску. Натали в легком платьице и шляпе. Они садятся за тот же столик.) Наташа. Как ты не боишься ходить по улицам, ведь тебя могут узнать? Франц. Кто, Наташа? Наташа. Те, кто видел тебя в форме. Франц. Ну и пускай смотрят, я никого не боюсь. Натали (наклоняясь над столом). А зря, ты для всех – солдат вражеской страны. Франц. Между прочим, я теперь гражданин Швейцарии. Наташа. Подумать только, и все равно это опасно, ведь документы у тебя не настоящие. Франц. Почему же, документы самые настоящие, никто не может тронуть меня, ни военная полиция, ни жандармерия. Наташа. Значит, ты дезертир? Франц, Ну да, что-то вроде этого. Наташа. А деньги у тебя есть? Франц. Денег почти нет, но я скоро пойду работать. Наташа. И что же ты будешь делать, уж не клеить ли конверты на почте? Франц. Я буду развозить молоко, накоплю денег и уеду в Америку……. С тобой. Наташа. Здорово! Никогда об этом не думала. Значит, теперь мы все время должны быть вместе. Франц. Ты что, готова выйти за меня? Наташа. А ты что, делаешь мне предложение? Франц. Ну, можно сказать, что так. Наташа. И долго ты думал? Франц. Да, долго, я думаю, ты сможешь понять меня. Наташа. Романтическая душа требует постоянных оргазмов? Франц. Это грубо и нехорошо. Наташа. А я и есть грубая нехорошая баба, у меня после тебя была целая куча мужчин. Франц. Но ведь ты же не будешь этим заниматься, если выйдешь а меня замуж. Наташа. А кто знает, ты думаешь, что не буду, а я буду. Франц. Нет, не будешь, я знаю. Наташа. Какой ты самоуверенный, войну проиграл, дезертир по сути дела. Как можно быть в ком-то уверенным? Разве в наше время можно быть в ком-то уверенным? Франц. Можно быть уверенным в себе. Наташа. Но ты не очень-то уверен в себе. Франц. Я не очень, но ты-то уверена, ты уверена, что проживешь со мной долгую и счастливую жизнь и что мы умрем в один день, так писали в сказках. Разве тебе не хочется, чтобы наша жизнь была похожа на сказку? Наташа. Всем этого хочется, но не у всех это получается, мы слишком неустроены, но всегда хочется чего-то необыкновенного. Франц. Ну, вот видишь, если ты так говоришь, значит я вовсе не безразличен тебе. Наташа. Конечно, а кто говорит, что ты мне безразличен? Я так долго встречалась с тобой, и вдруг ты исчез. Франц. Я снова попал на фронт, меня ранило, мне было очень плохо, у меня до сих пор в ушах звенит. Наташа. И как только ты немножко пришел в себя, как ты решил объявиться и сделать мне предложение. Франц. Наташа, я давно решил тебе сделать предложение, еще в самом начале нашего знакомства. Но мне было неудобно. Все-таки, ты, проститутка, к тому же твоя страна находится с моей в состоянии войны. Наташа. И какую же страну мне считать своей? Россия далеко и к тому же я ничего не помню. А Франция не моя страна, я в ней чужая. Следовательно, я не нахожусь с вами в состоянии войны. Франц. Я давно люблю тебя, Наташа. Слишком давно, чтоб помнить об этом каждую минуту, но каждый день, хотя бы, десять минут я думаю о тебе. Наташа. Это ужасно! Тебе не надоедает? Франц. Я предлагаю тебе уехать со мной в Америку. Мы станем эмигрантами и забудем нашу жизнь здесь. Наташа. Ну вот еще, если тебе надо, то ты и забывай, у меня здесь друзья, те, кто мне приятен, о ком я помню и кого я люблю. Франц. Мне так нужно тепло, мне всегда не хватало тепла. Я был нелюбимый ребенок. Наташа. Да ладно, маленький, выйду я за тебя замуж. Франц. Правда? Наташа. Клянусь! (Свет убирается, идет смена декораций.) Комната Кирилла. Он и Таня сидят на диване. Таня просматривает альбом с фотографиями. Таня. Ты такой смешной! Кирилл. Маленькие все смешные. Голова Кирилла находится совсем близко от Таниной. Таня. Какие величественные фотографии. Кирилл. Это мои родственники, с левой стороны мамины, с правой отца. Таня. Какая символика, твой отец – жестокий консерватор, а мама – либеральный демократ. Кирилл. Да, как будто что-то вроде этого. (быстро проговаривает слова, целует ее в шею). Таня (с деланным недоумением). Я кажется, сударь, не давала Вам никакого повода для такого поступка. Кирилл. Конечно, не давала, но кто же слушается женщину. Таня. А что, Кирилл, у тебя богатый опыт общения? Кирилл. Смеешься? Таня. Да нет, с чего мне смеяться, можно сказать, уже соблазнил меня. Кирилл. А разве это не приятно? Мне было бы приятно. Тебя соблазняют и тебя хотят. Женщине, даже самой холодной, в глубине души очень приятно осознавать, что она желанна. Представляешь, что чувствует голубка, когда ее догоняют и хотят покрыть. Сложное она испытывает чувство, голубка. Таня. Наглый ты тип. Кирилл. Конечно, а иначе как ты получишь крупицу подлинного счастья? Мощный напор чувства и темперамента, и женщина разбивается, как хрупкая фарфоровая чашка, которую потом могут склеить и насладиться самой памятью первой истории, только глядеть на нее будут уже из другого угла. Таня. Из какого же это угла? Кирилл. Из темного, из того, в котором рождается тщеславие и упоение, если это конечно не любовь и не то, что мы принимаем за нее. Таня. Вот это интересно. Ты, Кирилл, хорошо рассуждаешь о любви, но любовь – не прикладное понятие и не схема в школьном учебнике. Кирилл. Можно, я еще раз поцелую тебя? Таня. Я подумаю. Кирилл. Никто не может запретить тебе этого, думать. Таня. Ну, если хочешь, поцелуй. Кирилл. Но только не так, как в первый раз. Таня. А как? Кирилл. Как, как? Так, как это бывает по-настоящему. Кладет руку ей на плечо, и в тот момент, когда они уже готовы соединиться в поцелуе, дверь в комнату открывается и входит мать Кирилла. Мать (находясь в некоторой растерянности). Здравствуйте. Кирилл, представь нас. Кирилл. Таня, это моя мама. (Делает жест рукой в сторону Клавдии Леонидовны). Таня. Таня (встает и подает руку). Клавдия Леонидовна кивает головой, но на приветствие не отвечает и руку Тане не подает. Мать. Ну, чем вы здесь занимаетесь? (В словах ее проскальзывают ревностные нотки). Кирилл пристально смотрит на мать. Кирилл. Мы прелюбодействовали, но перед твоим приходом все убрали. Мать. Ты хам и дурак. Кирилл. Вот благодарность матери за хорошего сына, я, можно сказать, всеми силами… Мать. Ты говоришь матери такие вещи! Кирилл. Ладно, нет смысла продолжать беседу. (Кирилл встает, подает Тане руку и они выходят из комнаты). Клавдия Леонидовна остается одна, подходит к буфету, достает рюмку и флакон с лекарством. Стук в дверь и голос. Клавдия Леонидовна, это Наташа, можно войти? Клавдия. Да, пожалуйста. Натали входит в комнату, Клавдия Леонидовна ставит рюмку и переводит взгляд на девушку. На груди у нее цепочка с медальном. Клавдия. Откуда у Вас это? (Показывает пальцем на украшение, рука у нее дрожит). Наташа. Это? (Прикладывая руку к груди). Клавдия. Да. Наташа. Это всегда было со мной, я не помню своих родителей, но это всегда было со мной. Клавдия Леонидовна (в полном смятении выдвигает ящик комода). Ты, ты, проклятый Крым, ты Настя, я виновата… И вдруг, неожиданно глубоко вздохнув, начинает оседать на пол. Коробка падает вниз, белые конверты рассеиваются по полу. Помогите, - негромко говорит Наташа. Она опускается на колени перед упавшей и видит тоненькую цепочку, на которой висит точно такой же медальон, как и у нее. Наташа. Клавдия Леонидовна, что с Вами? Она кладет ее голову себе на колени, дует ей в лицо, легонько стучит рукой по щеке. Потом, словно что-то поняв, убирает ее голову со своих колен и прикладывает ухо к ее груди. Затем Натали медленно встает на ноги, прижимая ладонь к губам. Конец Кирилл. Со дня смерти мамы прошло девять дней. Наташа. Она умерла на моих глазах, увидела этот медальон, сказала, что я Настя и умерла. Сердце у нее было слабое. Кирилл. Она много переживала, часто вспоминала потерянную дочь и судя по всему ты Наташа и есть ее дочь Настя и моя сестра. Чудесным образом Господь воссоединил нашу семью. Воссоединение пришло вместе со смертью. Кирилл. Я вот, Настя – Наташа никак не могу привыкнуть к тому, что у меня теперь есть сестра, а Вы? Человек, который так много знает о Вас оказывается Вашим братом, сложное у меня возникает чувство, незнакомое. Кирилл и Наташа молча поднимают рюмки с водкой и выпивают не чокаясь. Кирилл. Смени профессию, ты вообще что-нибудь кроме этого делать умеешь? Наташа. Я хорошо печатаю на машинке, могу это делать с закрытыми глазами. Кирилл. Я думаю, что тебе не только это нравится делать с закрытыми глазами. Наташа. Помоги бедной девушке. Кирилл. Помогу, по крайней мере, под всех подряд ты ложиться не будешь. Наташа. Правильно, буду выбирать, или ты сам хочешь выбирать для меня! Кирилл. Дура, я хочу помочь тебе, тебе замуж надо выйти. Наташа. За кого? За такого же несчастного эмигранта как ты, за мелочного француза, чтобы он потом склевал мою печень, может за спекулянта из Виши, который разбогател на бедах своей родины? Кирилл. Кстати насчет спекулянтов, я читал в газете, Де Голь сказал, что если они хотят жить на свободе, то им придется отдать большую часть заработанного на бедах народа. Наташа. Ну положим за спекулянта я бы никогда и не вышла, мне вообще не очень хочется выходить замуж. Кирилл. Но спать за деньги ты больше не будешь! Я сам прокормлю тебя, с будущей недели я работаю в гараже. Мне очень жалко маму, но ее больше нет, и надо как-то жить. (Кирилл встает и уходит. Наташа остается одни. Она рассеяно бродит по комнате, ложится на кровать и засыпает. На сцене полутьма. Тихо и медленно в комнату открывается дверь и входит мужчина в пальто и шляпе. Лица не видно. Он садится на кровать, берет своей рукой руку спящей лежащую на покрывале. Идет монолог. Персонаж говорит совсем тихо, словно боясь разбудить спящую). Франц. Она еще не знает, что меня нет, но тем не менее, так оно и есть, машина на которой мы ехали перевернулась, и я погиб. Да я погиб, а она, которую я так любил на земле, живет и ничего не знает об этом, и никогда она ничего не узнает, не положено ей это знать. Пусть живет так, без знания. Я сейчас это говорю для себя, никто меня не слышит, вот я и говорю. А ее, ее ждет выбор, она должна выбрать родину, хм, хотя вобщем-то, из одного всегда выбирают только одно. Но мы, мертвые, всегда помогаем вам, живым, Вам, кого мы так любили на этой земле и больше половины Ваших успехов, это наши стремления и наши возможности! (Франц выскальзывает за кулисы. Наташа просыпается, она обводит глазами комнату, и в это же секунду раздается телефонный звонок. Аппарат в коридоре, Наташа выскальзывает за импровизированную дверь, мы видим ее с телефонной трубкой.) Наташа. Да Игорек, да, а где? Ага, все приду. (Вешает трубку.) Смена декораций, улицы Парижа, фонари, столики кафе на тротуаре. С одной стороны сцены двое мужчин в мягких фетровых шляпах и в пиджаках с подложными плечами. Из противоположной кулисы появляется Наташа и сквозь него просвечивает вторая плотная юбка. Игорь – телефонный собеседник Наташи представляет своего друга. Знакомься - это Иван, он советский. Наташа. Здравствуйте, протягивает руку вперед. Иван. Игорь мне много рассказывал о Вас. Только хорошее, только хорошее. Он говорил, что вы любите искусство и сами когда-то играли в любительских спектаклях, а ведь я актер. Наташа. Да? Вот интересно! И в каком же театре вы служите? Иван. Я играю во МХАТЕ, в Москве, сейчас в Париже проходят дни советской культуры, мы привезли спектакль. Наташа. Хороший? Иван. Мне нравится. Это пьеса Чехова « Дядя Ваня». Наташа. / улыбается/ Ваня привез дядю Ваню.А как вы познакомились с Игорем? Я слышала, что общение эмиграцией у советских запрещено. Иван. Ну это вы, конечно преувеличиваете. Игорь сам пришел ко мне за кулисы. В прошлый раз мы привозили « Чайку». Игорь пришел к нам, поздравил актрис, потом позвал всех в кафе, мы приняли предложение. Было весело, все-таки мы все говорим по-русски. Кстати, Игорь много знает о Советском Союзе, о том, что там происходит на самом деле. Наташа. И что там происходит на самом деле? Иван. А на самом деле там строится общество, которого никогда и не было на земле. Сейчас восстанавливается разрушенная немцами промышленность. Советский народ совершает настоящие чудеса! Вы, эмигранты, даже представить себе не можете, что там происходит! Вам, Наташа, самой надо посмотреть Советский Союз. Вы не станете возвращаться назад. Игорь. / с легкой иронией/ Конечно, Иван на эмоциях, но нам самим выбирать. Могли бы съездить туда. Наташа. Меня брат не отпустит. Он считает, что контакты только вредят эмиграции. Иван. Брат твой не знает жизни, а жизнь через ненависть-это не жизнь. Посмотри, к Советской России все повернулись лицом, даже Ваш непримиримый Бунин. Все ходят в наше посольство, смотрят наши фильмы. Вертинский вернулся. Вернулся с молодой женой, уже поет! На его концертах аншлаг. Советские люди ценят лучшие образцы эмигрантской культуры. жүктеу/скачать 234.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|