Алексей Зинин


ГЛАВА 29 Как не сделать чемпионат мира своим разочарованием



бет17/23
Дата04.07.2016
өлшемі1.52 Mb.
#176702
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   23

ГЛАВА 29 Как не сделать чемпионат мира своим разочарованием

До 1996 года попадание на чемпионат мира было для меня мечтой, после первенства Европы в Англии оно стало целью. Дело в том, что на европейском форуме в основном составе сборной России выступили мои сверстники, все те же первопроходцы Влад Радимов и Дима Хохлов. Я по традиции радовался за ребят и думал: ну вот, наша молодежка вышла на новый уровень. Раз Влад с Димкой смогли, то и у меня получится: может быть, в 1998 м на мундиале вместе сыграем.

Но мундиаля 1998 го для России не было. В решающем отборочном матче с болгарами судья Крондл (вот кто настоящий «редиска») откровенно нашу команду сплавил. Я тогда в сборную еще не вызывался и за всем происходящим наблюдал по телевизору. Многих ребят я знал лично, и мне было обидно, что с ними так поступили. В стыковых встречах Италия, что вполне естественно, оказалась сильнее, и Россия впервые не попала на самый крупный футбольный турнир. В стране была трагедия. Сейчас то такие удары судьбы воспринимаются гораздо легче, а тогда в голове не укладывалось, что мы оказались на обочине большого спорта.

На стыке 1997 и 1998 годов состоялась акция под названием «Спасем российский футбол», и национальную дружину возглавил Анатолий Федорович Бышовец. Он то и дал мне шанс себя проявить на высоком уровне. Я, откровенно говоря, полагал, что все у нас будет нормально и в 2000 м мы на континентальное первенство обязательно пробьемся. Но в трех стартовых матчах отборочного цикла мы набрали ноль очков, и вскоре Анатолия Федоровича отправили в отставку – таких осечек не прощают.

Когда выяснилось, что сборную во второй раз примет Романцев, я испытал восторг. Понял, что теперь то ситуация непременно выправится/Ктому же я почти не сомневался, что окажусь в числе тех, на кого Олег Иванович сделает ставку.

Для выхода из группы нам тогда нужно было в семи матчах одержать семь побед. Болельщики и специалисты в это не верили, но внутри команды все настраивались на то, чтобы совершить невозможное.

И вот началась наша безумная полоса препятствий. В Армении Романцев выпустил меня с первых минут на позиции опорного хавбека. Сыграл я без изысков, но мы своего добились: три ноль. Через четыре дня мы принимали «Андорру», и, как мне потом сказали, комментаторы Витя Гусев и Андрей Голованов, давая экспресс оценку встречи с армянами, обо мне очень лестно отозвались. Вдобавок мы еще и «Андорру» разгромили. Не бог весть какое достижение, но потенциал у команды просматривался огромный, и мне в этой команде отводилась не самая последняя роль. «Андорре», кстати, я забил гол со штрафного, чему порядком удивился. Если точнее, то удивился я не голу, а тому, что мне предоставили право тот «стандарт» исполнить. Были там ребята достойнее меня, но все пробежали мимо мяча, и я в полной убежденности, что не промахнусь, послал пятнистого в девятку.

Футбол сборной опять стал всем нравиться, но тешить себя иллюзиями никто не спешил. Нам предстоял выезд в Париж, в гости к сильнейшему коллективу мира. Меня потрясло, что, после того как перед матчем был исполнен российский гимн, восемьдесят тысяч болельщиков принялись дружно аплодировать. У меня сердце от такой сцены бешено заколотилось, и я почувствовал, как мурашки покрыли мою спину.

А потом те же восемьдесят тысяч в едином порыве запели «Марсельезу». Я стоял и думал: «Какая Франция все таки великая футбольная держава, и… как классно будет ее сегодня обыграть».

Уже на стартовом отрезке встречи я задел ногу Джоркаеффа, и судья с фамилией Даркин зажег передо мной желтый свет. Не скажу, что я напрягся из за этого факта, но все равно, когда над тобой нависает угроза удаления, хорошего мало. Чуть промахнешься в подкате – и подведешь Россию. Тем не менее считаю, что с ситуацией я справился и выдал классный матч. Даже в первом голе поучаствовал. Впрочем, в той встрече у нас все отыграли блестяще. Сашка Панов, конечно, шокировал своим дублем. Леха Смертин просто придушил грозного Анелька. Именно в том противостоянии Леша по настоящему открыл себя для специалистов, а может быть, и для себя самого.

У меня отчетливо отложился в памяти эпизод, как Валера Карпин с восхитительной подачи Ильи Цымбаларя забил третий мяч. Радость была дикой. Я потерял ощущение времени и пространства. Летел в нашу бьющуюся в экстазе кучу малу, что то кричал, а в голове сидела только одна мысль: «Мы их сделали! Мы их сделали!! Мы их сделали!!!»

Но для того чтобы одержать победу, нужно было в оставшееся время не пропустить. В какой то момент «собаки стали покусывать икры». То есть я очутился в пограничном состоянии: в любую секунду могло свести ногу. Видел, что все мы передвигались на последнем издыхании. Я не ведал как, однако был уверен, что мы продержимся. Когда мне стало совсем невмоготу, на газон внезапно рухнул Юри Джоркаефф. Француз от перенапряжения потерял сознание. Конечно, мы все переживали за коллегу, но внутри ухмыляющийся чертик самодовольно констатировал: загнали мы чемпионов мира за можай! Заставили выложиться на двести процентов. Перебегали их и переиграли.

Пока Джоркаеффу оказывали помощь, мы пришли в себя и затем уже спокойно довели матч до победного конца. В раздевалке от переполняющих эмоций многие из нас чуть не разделили участь Джоркаеффа. Все таки когда слишком много радости – это тоже опасно. Не каждый организм выдюжит!

Телефон мой разрывался от поздравлений, родные и близкие рассказывали, что страна стоит на ушах. Тысячи людей высыпали на улицы. Был ошеломительный праздник. Я слушал это, и мне до скрежета зубов хотелось оказаться там, на этих улицах, и вместе с болельщиками сходить с ума.

В Москву мы прилетели героями. На родине начался футбольный бум. Все в одночасье прониклись идеей попадания на чемпионат Европы. Перед встречей с Исландией ажиотаж царил неимоверный. Я дни и часы до стартового свистка считал, однако за сутки до матча мне сообщили, что из за перебора желтых карточек я сыграть не смогу. Разочарование страшнейшее! Тот поединок я наблюдал, стоя за воротами. Пот, то ли от жары, то ли от волнения, лил ручьем. Я каждые пять минут смахивал капельки со лба и сокрушался, как же тяжело должно быть пацанам.

Но потрясающий Карп вновь забил. Как мне хотелось перемахнуть через рекламный щит, рвануть на поле и заключить Валеру в свои объятия! Как я корил себя тогда за желтую парижскую карточку и за нелепую дисквалификацию. Это все таки пытка – стоять за воротами. Единственное, чем я был способен помочь, – держать за ребят кулаки.

Свою игровую жажду я сумел утолить лишь через месяц, когда в Москву приехала сборная Армении. Представляете, на матч со столь скромной командой в «Лужниках» собралось шестьдесят тысяч зрителей! Это говорит о том, насколько возрос интерес к нашей дружине. Армяне все девяносто минут действовали очень грамотно, почти идеально. К счастью, Вова Бесчастных и все тот же Валера Карпин свои мячи забили.

* * *

Итак, у нас в активе было пять побед в пяти матчах. Осталось добрать две. В том, что мы одолеем «Андорру», никто не сомневался, хотя лично у меня определенная тревога имелась. «Карлик», выступая на нейтральном стадионе в Барселоне, чуть было не отобрал у французов два очка. А нам в отличие от тех же французов предстояло лететь непосредственно в Андорру. Долгий перелет. Маленькая страна. Маленькое поле. Маленькое количество зрителей и такая же маленькая игра. Девяносто минут сплошного мучения.

Забили легко (Витя Онопко отличился), но и пропустили без особых усилий. И потом лезли из кожи вон, пока Виктор опять нас не спас. Наши ветераны – супер! Они вели команду за собой, на жилах втаскивали нас в европейское первенство. Полагаю, никто из моего поколения не принес сборной столько пользы, как наши предшественники. Это были настоящие вожаки.

Когда возвращались в Москву, все уже находились в предвкушении битвы с Украиной. Мы, конечно, знали, что все постсоветское пространство будет месяц томиться в ожидании столь принципиального противостояния, но никто не мог предположить, что футболомания достигнет таких грандиозных масштабов. По мере приближения к «матчу века» страсти накалились настолько, что сложилось впечатление, будто ничего более важного, чем победа над друзьями соперниками, в природе не существует. Тогда в «Лужники» поступило заявок более чем на полмиллиона человек. То есть если бы на стадионе было пятьсот тысяч мест, то все они были бы заполнены. Фантастика!

Не помню, как я спал накануне той встречи. Вроде бы все было нормально. Кошмары не одолевали, коленки не тряслись. Просто во всем теле ощущалось жгучее желание сделать этот последний шаг и добиться таки поставленной цели.

Когда за полтора часа до стартового свистка мы по традиции вышли оценить качество газона, на трибунах уже расположилось тысяч двадцать зрителей, которые при виде нас устроили овацию. У меня ком подступил к горлу от сознания того, что сегодня нас ожидает что то из ряда вон выходящее: или безграничное счастье, или все затмевающее горе. Третьего не дано! Это ощущение можно сравнить с тем, когда в рулетку ты ставишь все свои заработанные деньги. С той лишь разницей, что 9 октября 1999 года наша собственная судьба от нас самих зависела гораздо больше, нежели от фортуны. Впрочем, эта непредсказуемая дама свое решающее слово все таки сказала. До этого было восемьдесят пять минут самой настоящей битвы, когда каждый стелился в подкатах и убивался за каждый сантиметр поля. Болельщики неистовствовали, барабанные перепонки закладывало от непрекращающегося шума. Когда величайший Валерка Карпин со штрафного вогнал мяч в сетку ворот Шовковского, я подумал, что столица не выдержит такого напряжения. Показалось, что грянул гром. Меня словно контузило, я перестал что либо слышать. Будто во сне, несся я тогда за Валерой, пытаясь его поймать. А Карп ускользал и ускользал от меня. Я задыхался от радости, мысли крутились в голове, словно карусель. Я представлял наше всеобщее счастье. Одно на всех! Я уже видел, как наша команда бежит круг почета. Как она летит на европейское первенство. Как триумфально возвращается назад! Стоп! Я одернул себя. Еще играть и играть. Надо собраться. Хохлы упертые, сейчас полезут вперед и будут монотонно нас прессовать. Впрочем, запас прочности у нас все же был, и я вплоть до восемьдесят пятой минуты не сомневался, что все для нас закончится хорошо.

А потом произошел тот эпизод, который перевернул все на сто восемьдесят градусов. Многие ребята, вспоминая его, говорят, что все получилось как в тумане. Я же видел и осознавал ту картину с чудовищной трезвостью. Вот Шева разбегается и бьет. Я слежу, как Саша Филимонов идет на мяч: вот сейчас он выбьет его кулаком, но Саня начинает его ловить. Мяч идет по странной траектории, заваливается киперу за спину, Фил теряет ориентацию и, схватив мяч, падает с ним в ворота. Вот этот момент действительно показался мне вечностью. Саня падал в ворота, как в замедленной съемке. Ему ничего не оставалось, как попытаться отбросить предательскую сферу в сторону. Но было уже поздно, и получилось, что Фил выронил мяч в свои ворота.

Я, не желая мириться с действительностью, тут же отвел взгляд в сторону, и первое, что попало в поле моего зрения, – это психоз Вовы Бесчастных. Я перевел взгляд дальше. Железный и непробиваемый Витя Онопко стоял с потерянным недоумевающим видом. Я не знал, что мне делать в эту минуту. Не было ни сил, ни злобы. Пустота! Я понимал, что сборная Украины своего уже не отдаст. Да, мы попытались исправить положение, но чуда не произошло. Потом мне рассказывали, что на трибунах мужчины плакали. А когда горько плачут мужчины, да еще и не скрывая своих слез, это означает, что стряслась самая настоящая беда.

В раздевалке стояло гробовое молчание. Мы все до одного походили на мумий. Казалось, что наши души умерли или как минимум впали в летаргический сон. Фил извинился перед всеми и тоже сел. Не бывает такого взаимопонимания между людьми, которое было тогда между нами. Естественно, Саше Филимонову никто не сказал ни слова упрека. Всем было ясно, что ему сейчас тяжелее всех. Фил – очень мужественный человек. Я восхищаюсь им. Мне даже страшно представить, что было бы со мной, если бы я оказался на его месте. Саня же фактически побывал в аду, и я считаю, что выбрался он оттуда с честью.

Запомнилось, как в раздевалку влетел всегда жизнерадостный Пал Палыч Бородин: «О, мужики, сейчас вам новый анекдот расскажу». Пал Палыч старался вывести нас из оцепенения и хоть как то облегчить наши страдания, но его никто не слушал. Я тоже не сумел уловить ни единого слова. Сознание включилось лишь тогда, когда Бородин сказал менеджеру сборной Вотоловскому: «Витя, премиальные ребятам раздай как за победу».

Меня те слова и впрямь немного приободрили. Не из за денег, а из за того, что появилась надежда: не все так плохо, болельщики, быть может, нас простят.

Давно известно, что лучше вовсе не дарить надежду, чем подарить, а потом отобрать. Получилось, что мы надежду отобрали, да еще сделали это в изощренной форме. И я опасался, что народ от нас отвернется, мы станем изгоями.

Знаю, что в подобные часы потрясений даже самые стойкие спортсмены не в состоянии совладать с эмоциями. Эти эмоции подталкивают принять решение о завершении карьеры, и я очень боялся, что наша команда мечта развалится. Это и впрямь был великолепный коллектив с колоссальным потенциалом и вместе с тем с богатейшим опытом. На чемпионате Европы мы могли бы навести немало шороху, и вполне допускаю, что для многих из нас футбольная жизнь тогда сложилась бы совсем иначе.

На следующий день после трагедии я был сам не свой. Вообще ничего не хотелось. Но ближе к вечеру взял себя в руки: на носу был матч с «Локомотивом», и я принялся себя накручивать: это будет фактически «золотой» поединок. Мы обязаны его выиграть, и выиграть убедительно. Тогда хоть как то удастся заглушить постукраинскую боль.

Когда мы вышли на игру с «Локомотивом», сразу же в глаза бросился плакат: «Филя, мы с тобой!» Я был признателен болельщикам за поддержку. Я понял, что народ нас простил. Никто никогда не узнает, что тогда творилось в душе Фила. Полагаю, там не кошки скребли, а тигры рвали эту душу в клочья. Но Саша действовал идеально, и мы не оставили от «железнодорожников» камня на камне: три ноль!

После финального свистка я как то с оптимизмом стал смотреть в завтрашний день. Решил, что Господь Бог за все наши старания и переживания нам воздаст, и в 2002 году мы непременно на чемпионат мира поедем!

К тому же достаточно быстро выяснилось, что и Олег Романцев, и все игроки в сборной остаются. В общем, вспоминать встречу с Украиной уже можно было без колоссальных энергетических затрат.

Когда потом смотрел поединки континентального первенства, не раз себя ловил на мысли: а ведь на их месте должны были быть мы! Но по усам текло, а в рот не попало…



* * *

Отборочный цикл к мировому форуму мы начали со злобой на все человечество. 2 сентября 2002 года нам предстоял выезд в Цюрих. Швейцарцы тогда были сильны как никогда, а нам как никогда было важно стартовать с победы. И мы там буквально ложились костьми под танки. Вовка Бесчастных, которого из за отсутствия игровой практики называли футбольным бомжом, умудрился забить. Один ноль в нашу пользу! Валерка Карпин выдал ошеломительный матч: он вспахал свою бровку вдоль и поперек, девяносто минут носился на максимальных оборотах, и это в тридцать один год! Я шок испытал: в раздевалке все радовались, а Валерка сидел и плакал. Он везде всегда выкладывался по полной, вот и произошел у него психологический и физический перегруз. Как же мне тогда было жалко Валеру! А еще мне в ту минуту вдруг стало жаль Ролана Гусева, тоже классного правого полузащитника. Он был достоин выступать в основе сборной, но у сборной был Карп – глыба, титан. Непотопляемый! В итоге получилось, что Ролан в Японию так и не попал – какая разница, кому сидеть под Карпиным?!

Символично, что официально путевку на мировое первенство мы завоевали в домашнем поединке все с той же Швейцарией. Накануне я был убежден, что все пройдет как по маслу. Вова Бесчастных буквально смял «сырников» и достаточно быстро оформил хет трик, а я ударом со штрафного поставил точку в восклицательном знаке! Странно, какой то дикой радости после финального свистка я не испытал. Потом размышлял почему и отыскал две причины. Во первых, мы по всем раскладам заслуживали первого места, и я воспринял его как закономерное. Во вторых, уже после гола в дебюте встречи стало очевидным, что мы своего добьемся. Интересно, что когда я потом смотрел матч в записи, то услышал, как комментатор Витя Гусев своим неповторимым голосом воскликнул: «Все, мы на чемпионате мира!» – и вот в этот момент во мне что то дрогнуло по настоящему.

* * *

В том, что я окажусь на борту самолета, летящего в Японию, с тех пор ни капли не сомневался. Да, за оставшиеся до чемпионата мира восемь месяцев в общем то могло случиться все что угодно. Неспроста ведь многие опасались травм, но мне было двадцать пять лет. На жизнь смотрелось легко, природный оптимизм даже не позволял появиться мыслям о том, что на свете хватает неприятностей. Однако за несколько дней до отлета в Страну восходящего солнца я осознал, что все это время передвигался по минному полю. В товарищеском матче с белорусами Саша Мостовой в безобидном эпизоде порвал мышцы задней поверхности бедра. Я смотрел, как его бедро синеет, и понимал: Мост остался без чемпионата мира. Вот ведь как бывает, один из самых талантливых и авторитетных игроков российского футбола за всю свою полную подвигов карьеру так и не сумел полноценно выступить ни на одном крупном форуме. Господи, насколько же все шатко в нашем деле! Только что человек был основным в команде, а спустя секунду его место в составе опустело. Происшествие с Мостовым оставило осадок от процесса подготовки к турниру, а в остальном все было замечательно.

Очень приятные воспоминания сохранились от того, что в последние сутки творилось на базе в Бору. К нам приехали хоккеисты, которые только только вернулись со своего чемпионата мира и фактически передали нам эстафетную палочку. Провожал нас и министр спорта Вячеслав Александрович Фетисов. Более того, президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин выступил с напутственной речью. Насколько у меня сложилось представление, Владимир Владимирович обладает отменным чувством юмора. Но на этот раз все было официально. Торжественность в воздухе Taii и витала. Все мы чувствовали, что отправляемся на важное государственное задание и сесть в лужу права не имеем. Серега Семак сказал ответное слово. Наверное, это должен был сделать кто то другой – Витя Онопко или Валера Карпин, например, но Сэм говорит шикарно, и, самое главное, ему самому это доставляет удовольствие. Серега – прирожденный оратор! Именно выступление Семака и стало моим последним впечатлением перед отлетом на чемпионат мира.

Дальнейшее, что отложилось в памяти, – самолет гигантских размеров со сногсшибательным интерьером. Как выяснилось, этот летающий «дом отдыха» нам предоставил один из членов правительства. Таким образом, на протяжении всего многочасового перелета мы пребывали в роли высокопоставленных персон. Одним словом, классно! Только вот я не улавливал в своем состоянии чего то необычного. Все как всегда. Спать в воздухе я не умею, вот и тогда не уснул. Искрутился весь. Мозг фактически бездействовал и никаких радужных картин ближайшего будущего не рисовал.

Плюс смена часовых поясов наложила отпечаток, так что Японию я воспринял без цветовых гамм, в черно белых тонах.

Зато когда сборную России наконец то привезли на базу, у ворот которой нас встречало около трехсот японских то ли школьников, то ли студентов с российскими флагами в руках, я словно вышел из спячки. Нахлынули эмоции. Каждому из нас надели на шею по шикарному цветочному венку, и до меня наконец то дошло: я на чемпионате мира!

Но это озарение, как потом выяснилось, ничего кардинальным образом не изменило. Вскоре ко мне вернулось ощущение, что мы прилетели на самые обычные сборы, где нужно ежечасно настраиваться на серьезную работу. Я не отдавал себе отчета в том, что это мой первый и, быть может, последний крупный турнир. Сейчас немного об этом жалею. Наверное, надо было вести себя несколько иначе.

Самое поразительное, что исключительности происходящего я не почувствовал даже тогда, когда турнир начался. У нас были сложности с просмотром матчей: то каналы нужные не находились, то тренировка на чужие игры наслаивалась. Новости какие то узнавали, что то обсуждали. Да, все мы понимали, что наступит день, когда и нам придется вступить в схватку, но и это понимание было каким то обыденным.

В Японии мы провели адаптационный спарринг, и я поразился тому, как же сложно там бегать. Полполя маленького стадиончика заливало палящее солнце, другие полполя скрывались в тени от трибуны. Вот в этой тени мы и разминались, и выбираться из нее ох как не хотелось.

Я уже тогда заподозрил неладное. Мой организм легко воспринимает любые перемены, но японский климат с чудовищной влажностью ему было крайне трудно переварить. Наши тренеры сидели на скамейке запасных, и я видел, как их лица заливал пот. Можете представить, каково было в таких условиях носиться девяносто минут. По окончании той встречи мне стало тревожно: по моему, я не готов. Да ладно бы один я, все мы с трудом справлялись с нагрузками в незнакомых для себя погодных условиях.

За оставшиеся несколько дней до нашего старта вроде бы удалось поправить ситуацию. Мы жили в идеальном мире. База шикарная. Еда русская. Компания замечательная. Все как всегда. И былая уверенность вроде бы совсем вернулась, а то без нее, как известно, и Тунис не обыграешь.

Поразило, что на наш матч с африканцами пришло сорок пять тысяч человек. Стадион битком. Ажиотаж впечатляющий. Побеждать надо – кровь из носа. При счете ноль ноль на последней минуте первого тайма Валера Карпин отдал мне классную передачу – я зряче пробил в угол, но мяч пролетел в сантиметрах от штанги. Из выгодного положения не попасть в ворота на чемпионате мира – это, скажу я вам, потрясение не из приятных. Хорошо, что во втором тайме исправился. Димка Сычев, вышедший на замену, молодчина, здорово поборолся. Мяч у меня, до ворот девятнадцать метров, я успеваю обстановку оценить и аккуратно в правый от вратаря угол пробиваю. Удар получился не совсем таким, как я запланировал. Я это сразу понял и, пока мяч летел, гадал, дотянется кипер или нет, – он дотянулся. Но мяч, решивший сыграть в том эпизоде за нас, почти не изменил траекторию и оказался в сетке.

Это был первый гол сборной России на самом престижном форуме за последние восемь лет! Вот тут веете эмоции, которых мне недоставало в предыдущую неделю, разом на меня навалились. В те мгновения я вряд ли чем то отличался от первобытного человека: размахивал руками, как обезьяна, и кричал какую то несуразицу. Андрюха Соломатин поймал меня за шею, потянул к себе, и на этом мой дикий забег завершился. Ребята меня обнимали и целовали, а я с восторгом осознавал, что становлюсь всемогущим.

Гол на чемпионате мира – это самый мощный допинг из всех существующих в природе. Круче ничего быть не может! От накопившейся усталости не осталось и следа. От пота по прежнему щипало глаза, но я этого не замечал. Мне было очень хорошо! Просто сказочно!

А когда Карп с пенальти удвоил счет, я и вовсе почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Я уже знал, что победа никуда от нас не денется. Будущее представлялось в розовых тонах. «Что такое сборная Японии? – думал я. – Мы же с ней не в карате и не в сумо будем соревноваться, а в футбол играть. И здесь «самураи» нам, разумеется, не конкуренты!»

По окончании матча с хозяевами турнира мысли мои были диаметрально противоположными. Сидел в раздевалке с поникшей головой и поражался тому, как я мог так сильно заблуждаться?! Ладно бы японцы нас за счет выносливости сделали, но нет – они оказались лучше и в других ключевых компонентах.

Тем не менее все было не так уж плохо. В заключительном групповом поединке с бельгийцами нас устраивала ничья. Однако начало той встречи получилось для нас обескураживающим. Мы пропустили сумасшедший гол в девятку – пришлось приложить огромные усилия, чтобы отыграться. Когда после меткого выстрела Вовы Бесчастных мы устроили кучу малу, я вдруг понял, что на девяносто минут нас не хватит. Даже гол не добавил нам сил, ноги с каждой минутой слабели и становились ватными. Влажность – девяносто два процента. Душегубство натуральное! А когда бельгийцы после подачи углового вновь вырвались вперед, показалось: матч нам не вытянуть! Странное такое ощущение. Мы привыкли бороться до конца, и я уже не сомневался, что до финального свистка будем лезть вперед, но вместе с тем холодный разум зловеще шептал: «Это конец…» После того как соперник в третий раз послал мяч в наши ворота (вновь гол получился нелогичным), шепот разума сменился криком: «Это – конец!» Оставалось только рассчитывать на чудо, потому что все мы уже откровенно «поплыли». Хотелось упасть на газон и не шевелиться, однако характер у сборной России имелся, и за счет этого характера мы один мяч сумели таки отыграть. Появилось некое подобие надежды, которую матерые бельгийцы тут же и похоронили.

Финальный свисток как осуществление смертного приговора. С одной стороны, облегчение от того, что тягостное ожидание завершилось. С другой – темнота. Жуткие мысли на меня буквально нахлынули, и я по дороге в раздевалку то и дело тряс головой, стараясь их отогнать куда подальше. Когда плюхнулся в свое кресло и, как и водится в таких случаях, уставился в пол, мрачные думы все таки взяли надо мной верх. Я представил, что теперь творится в России, и мне стало жутко от того, какой прием нас там поджидал. Я даже съежился от воображаемой картины. Безумно захотелось домой, чтобы через секунду очутиться в родных стенах и забаррикадироваться там от внешнего мира.

Уже в автобусе по дороге со стадиона узнал, что Олег Иванович подал в отставку. В голове – хаос.

На следующий день было собрание, приехал довольный президент РФС Вячеслав Иванович Колосков. Настроение у него было такое, будто бы мы только что пробились как минимум в полуфинал. Такой уж Колосков человек. К тому же ему как раз исполнилось шестьдесят лет, и портить собственный юбилей он явно не собирался. В общем, все было достойно. Никто нас не отчитывал, но от этого легче не становилось. К счастью, вскоре приехали наши жены, и этот момент встречи стал для меня одним из самых ярких на том турнире. Вот оно, любимое существо! Мы обнялись, на душе стало светлее. В течение последнего месяца я видел фактически лишь партнеров по команде, да и однообразие сборов уже порядком надоело. А тут – моя вторая половинка. Улыбается, говорит теплые слова…

Потом был совместный ужин, на котором мы прощались со своими иллюзиями. Никто соль на раны не сыпал, но во взглядах, интонациях каждого из нас улавливались отголоски пережитого разочарования. При всем при этом атмосфера царила необычайно родственная. Мы все таки проделали огромный путь и за это время с ребятами близко притерлись друг к другу. Всем было ясно, что этой команды больше не будет, и тот заключительный вечер фактически стал поминками по самому яркому и упертому созыву сборной России. Мне, кроме всего прочего, было горько за то самое талантливое «золотое поколение», которое по нелепому стечению обстоятельств на уровне национальных дружин так ничего и не выиграло. Почти не было шансов на то, что Онопко, Карпин, Мостовой, Никифоров, Черчесов, Ковтун, Чугайнов, Филимонов получат возможность сыграть на следующем крупном турнире. Не было никаких сомнений, что так называемая общественность спишет ветеранов в утиль, призвав делать ставку на подрастающую молодежь. Несправедливо, но в России так принято.

Ночь была какая то сумбурная. Толком никто не спал. Ходили из номера в номер. О чем то говорили. Автографы друг у друга на память собирали. Женам внимания уделяли мало – все таки наутро мы вылетали домой.

Как только в аэропорту прошли паспортный контроль, сердечко защемило. Долгожданное футбольное счастье не состоялось. И до сих пор во мне крепко сидит ощущение: что то очень важное я упустил. Держал в руках, но не удержал. Конечно, хотелось много большего, а получилось, что прилетели, откатали обязательную программу и отправились восвояси, так никакого следа в истории и не оставив. Вместо наград и положительных эмоций в багаже памяти осталась та грязь, которой нас обильно полили. Порой кажется, что чемпионата мира в моей жизни и не было. Как то уж обыденно он канул в Лету.

Впрочем, вот наблюдал я по телевизору мировое первенство в Германии и, представляете, спустя четыре года после возвращения из Японии понял: а я ведь должен радоваться, что там был и дышал настоящим футболом изнутри. Чемпионат мира – самое великое событие в нашем виде спорта. Все им грезят, но далеко не всем удается испробовать это лакомство на вкус. Да, я не насытился этим лакомством, но отведал его вкус, и уже один этот факт перевешивает все остальные негативные нюансы.

Люди после мирового форума меняются капитально. Читал интервью нашего Макса Калиниченко, который в Германии стал откровением для многих, и еще раз в этой прописной истине убеждался.

Когда ты возвращаешься оттуда, с этого съезда звезд, то моменты, на которые раньше обращал внимание, кажутся никчемностью. Ты на все смотришь более мудрым взглядом, и тебя уже ничего в своей профессии не пугает. Но когда мы покидали Японию, я всего этого не осознавал. Было жутко, и мрачные мысли никак не давали покоя. Поэтому, чтобы не скиснуть, я десять часов полета провел за игрой в карты. Ни о чем не думал. Ходы совершал механически. Постепенно процесс захватил, дух состязательности пробудился, и страсти в салоне закипели.

Как только самолет стал снижаться, тревога вернулась. Появилась информация, что в Москве беспорядки, что нам уготован «радужный» прием. Служба безопасности перестраховывалась, в аэропорту нас вывезли через запасные ворота. А потом выяснилось, что огромное количество болельщиков приехало в аэропорт, чтобы нас поддержать. Было очень много хороших простых людей, которые нам искренне сочувствовали, и я благодарен им за это. К сожалению, зла на свете тоже хватает, и зло это мешает жить. Мерзости впоследствии довелось услышать немало, но об этом я вспоминать не хочу.

* * *

Знаете, какое самое убедительное утешение я тогда для себя отыскал? Если бы мы добились с бельгийцами нужного результата, то попали бы на Бразилию. Бразильцы тогда были неудержимы, и тягаться с ними не могла ни одна сборная. Когда я смотрел поединок кудесников с нашим бывшим соперником, то постоянно приходил к выводу: вот мы отскочили! Бельгийцам я тогда искренне сочувствовал: Роналдо и компания возили их так, что «красные дьяволы» к концу встречи напоминали побитых уличных псов. Я даже порадовался тому, что «приглашение на казнь» получили бельгийцы, а не мы.

Хотя, разумеется, все это лукавство, самообман. Судьба сложилась так, что на мундиаль я в качестве действующего игрока больше не попал. И будь возможность сейчас вернуться назад, я бы многое отдал, чтобы сразиться там с бразильцами, пускай и заранее зная, что нам уготована роль боксерской груши.

Я ведь, наверное, как и любой мальчишка, рос в обнимку с постоянным ожиданием футбольной феерии. В 1990 году дни до начала мирового первенства считал. Марадона, Маттеус, Кпинсманн – боги! Я впивался глазами в телевизор и не пропускал ни одной малейшей детальки. Все игры того турнира сохранились в базе моей памяти и сегодня. Я никогда по настоящему не болел ни за одну сборную, кроме нашей, лишь симпатизировал кому то в зависимости от демонстрируемой игры. В 1990 м я увлекся итальянцами. У них двадцать две звезды в составе – ослепнуть от их блеска можно было. Во время просмотра матча с участием «Скуадры Адзурры» я впервые зажегся сказочной мечтой попасть на чемпионат мира. Чтобы на меня так же мальчишки смотрели, а я там голы забивал. Так что к мечте своей я все же прикоснулся… Но, увы, не более того.

А еще мне всегда было любопытно, насколько реальность мирового форума соответствует моим представлениям о нем. Выяснилось, что провести параллели не получается. Ну нет в современном футболе Марадоны и Матеуса. Нет таких харизматических личностей, как прежде. Нет той игры безрассудно зажигательной. Да, в организационном плане 1990 год – это каменный век. Но все остальное не в пользу современности. Безусловно, футбол ушел далеко вперед. Теперь такие скорости, что тому же Марадоне образца семнадцатилетней давности и не снились. Если перебросить добротного игрока XXI века в прошлое, он бы наверняка всех там поверг в шок своими уникальными данными. Однако вот в чем загвоздка. Сегодня скорость столь высока, что мысль и мастерство за ней не поспевают. Раньше же все было гармонично, и именно в этой гармонии заключался секрет того фантастического впечатления, которое футбол производил на зрителей.

* * *

Я, как вы уже догадались, в любой ситуации стараюсь найти позитив. Так было и в 2004 году, когда из за дисквалификации был вынужден пропустить чемпионат Европы. Полагаю, разница между континентальным и мировым первенством минимальная. По сути, они одного поля ягоды. Так же напряжение висит в воздухе, так же кипят страсти и так же игра тебя не отпускает. В общем, мне повезло в том, что я получил возможность посмотреть на турниры мегауровня с четырех ракурсов. Вначале как рядовой болельщик мечтатель, затем как человек, который примеряется к выступлению на форуме, наконец – как участник действа, и вот настал черед побыть в шкуре комментатора. Очень необычные ощущения. Будто за столом сидишь наравне со всеми, а вот угощаться права не имеешь. Вдыхаешь лишь аромат блюд и по этому аромату пытаешься угадать вкус. Конечно, интересно. Но как же есть хочется!

Быть комментатором непросто. И эмоции, сидя у микрофона, порой тяжелее контролировать, чем где либо. Мы работали в паре с Витей Гусевым, и в одном из репортажей он обстоятельно рассказал зрителям о греческом форварде Карагунисе (может быть, фамилию я и напутал). Этот так называемый Карагунис был действующим игроком сборной и вместе с тем являлся президентом футбольного клуба. И вот минут через двадцать после Витиного рассказа этот парень получил хороший пас. Если бы он поаккуратнее обошелся с мячом, то вывалился бы один на один. Витя при виде этой сцены только развел руками, на что я заметил: «Так это же президент! Что мы от него хотим? Будь он футболистом, убежал бы и забил». Вроде бы ничего выдающегося в той фразе не было, но нас с Гусевым разобрал смех, причем весьма конкретный! И нам, глядя друг на друга, с огромным трудом удалось удержаться от того, чтобы не расхохотаться прямо в эфире. Этот тщательно «замурованный» смех стал одним из ярких впечатлений от чемпионата Европы.

А вообще турниры столь грандиозного масштаба друг другу рознь. Могу утверждать, что их уровни, и игровой, и организационный, каждый раз разнятся. То мировое первенство, на котором побывал я, считаю малоубедительным. Все таки чувствовалось, что проходило оно в не футбольных странах, в связи с чем было много искусственного. То то дело в 2006 м в Германии! Вообще то вряд ли кто то объяснит вам принципиальные различия. Все определяет эмоциональность восприятия, а для этого уже нужно обращаться к подсознанию. Так вот, чемпионат в Германии произвел на меня достойное впечатление. Допускаю, еще и потому, что разочаровать он меня не мог по определению. Я смотрел все матчи как болельщик. Просто наслаждался игрой миллионов. В некоторых встречах переживал за своих одноклубников, и прежде всего за Макса Калиниченко. Ну а после группового этапа я вдруг стал болеть за французов. С какой самоотдачей играли «старички», как неподражаем был Зидан!

…Я вот уже два часа рассуждаю о мундиале. Вспоминаю, анализирую, обобщаю и теперь прихожу к выводу, что не сказал про самое главное.

В Японии мы перед встречей с хозяевами турнира переезжали в другой город и на вокзале, к своему восторгу и изумлению, услышали родные голоса. Наши жены, как жены декабристов, следовали за нами, и им удалось на пару минут к нам прорваться. Я поцеловал Веронику, крепко крепко ее обнял, и мы тут же разошлись по разным поездам. Чемпионат мира – это грандиозное испытание разлукой. Экспресс со скоростью двести километров в час нес нас навстречу трудностям, а я понимал, что есть вещи важнее футбола, но именно ради футбола порой приходится жертвовать абсолютно всем. Это и есть парадокс нашей великой игры. А на крупных турнирах этих парадоксов так много, что, окунаясь в прошлое, каждый раз будешь воспринимать его совершенно иначе…






Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   23




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет