Ананьев Борис Герасимович человек как предмет познания 3-е издание Серия «Мастера психологии»

Рис. 7. Схема классификации основных проблем и наук о человеке как субъекте деятельности

Особые области исследования составляют функции субъекта в таких видах дея­тельности, как игра¹¹⁷ и учение¹¹⁸, спортивная деятельность¹¹⁹, деятельность солдата, офицера различных родов войск¹²⁰, полководца и т. д. В связи с этим психология раз­рабатывает теорию деятельности, с которой связывается анализ субъекта¹²¹. Совре-¹¹⁷ См., например: Психология детей дошкольного возраста / Под ред. А. В. Запорожца, Д. Б. Эльконина — М: Просвещение, 1964.

¹¹⁸ Возрастные возможности усвоения знаний / П о д ред. Д. Б. Эльконина, В. В. Давыдова — М: Просвеще­
ние, 1966; ЛандаА. Н. Алгоритмизация в обучении. — М.: Просвещение, 1966.

¹¹⁹ Пуни А. И. Очерки психологии спорта. — М.: Физкультура и спорт, 1959.

¹²⁰ Луков Г. Д., Платонов К. К. Психология. — М: Воениздат, 1964.

¹²¹ Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. — 2-е изд. — М . : Учпедгиз, 1 9 4 6 ; Леонтьев А. Н. Пробле­
мы развития психики. — М.: Мысль, 1965.

менное понимание способностей как потенциальных характеристик человека — го­товности к деятельности — все теснее связывает исследование способностей не толь­ко с личностью в широком смысле слова, но и специально со структурой субъекта оп­ределенной деятельности. Именно здесь вновь соединяется проблема субъекта с про­блемой личности. В исследовании способностей теория субъекта связывается с теорией индивида, поскольку способности имеют природную основу в задатках.

В обширную область научного изучения человека как субъекта деятельности вхо­дит теория творчества и творческого мышления (эвристика). Современная наука рас­сматривает творчество не только как высшую, наиболее активную и продуктивную форму деятельности человека, преобразующей действительность, но и как сложную конвергенцию основных ее видов — труда, познания и общения.

Такова в самом общем виде картина проблем и дисциплин, изучающих человека как субъекта (см. схему на рис. 7).

8. Взаимодействие медицинских,

педагогических

и технических наук в системе человекознания

Становление системы человекознания в современных условиях связано прежде всего с объективной логикой развития науки в целом, ее важнейших теоретических дисциплин. Однако практическая потребность в управлении ресурсами и резервами целостного человека привела к сближению различных так называемых прикладных дисциплин, что также^имело важное значение для становления системы человекозна-ния. Мы старались в наших классификационных схемах отметить участие приклад­ных дисциплин в комплексе междисциплинарных связей. Это участие — совершенно новый момент для технических наук, но для медицинских и педагогических наук, на­правленных на решение именно проблем человека, новым является не предмет изуче­ния, а междисциплинарная связь в этом изучении.

Все больше углубляется понимание относительности границ между гигиеной и воспитанием, оздоровительно-восстановительной практикой и формированием чело­века, психотерапией и социально-педагогическими воздействиями. Со сближением оздоровительно-гигиенической и педагогической практики связано современное по­нимание целостности развития, зависимости его не только от гомогенных (например, физического развития от физического воспитания), но и от гетерогенных связей (на­пример, физического развития от умственного воспитания).

Необходимо остановиться на том особом вкладе в систему человекознания, ко­торый вносят эти науки благодаря своему специфическому подходу к изучению че­ловека, которого нет и не может быть у чисто теоретических наук. Этот подход — диагностика состояний, свойств и возможностей «единичного» человека, практи­ческая работа с каждым отдельным человеком в целях его воспитания и обучения, профилактики и лечения.

Опытный врач любой специальности достигает высокой эффективности лечения в значительной мере благодаря точности диагноза явлений и причин заболевания в связи с общим распознаванием состояния и некоторых свойств больного как лично­сти. Именно эта связь специальной (клинической) диагностики с эмпирически сло­жившейся психодиагностикой обеспечивает общий эффект лечебного воздействия врача на больного.

Известно, что такой эффект многокомпонентен. В его состав наряду с медикамен-тозно-фармакологическим, физиотерапевтическим, хирургическим и другими сред­ствами воздействия обязательно входит и психотерапевтическое. Конечно, имеются врачи, владеющие современной диагностической техникой, и достигающие локально­го успеха в лечении при полном игнорировании личности больного, психотерапии и психодиагностики. По мере технического прогресса в медицине количество таких врачей, к сожалению, увеличивается. Этому способствуют также все возрастающая специализация медицинского образования и слабость разработки в общей теории ме­дицины синтетических проблем человекознания. Надо надеяться, что опасность рас­пространения подобных недостатков будет преодолена и «человеческие факторы» все­гда останутся решающими в медицине.

Следует помнить, что сочетание клинической диагностики с психодиагностикой, специального знания болезни и органов с общим знанием человека, с умением разоб­раться в состоянии и свойствах каждого отдельного человека — необходимое условие медицинской практики. Вместе с тем именно это сочетание обеспечивает постоянное воспроизводство в медицинской практике эмпирического человекознания.

Мы имеем все основания рассматривать диагностический опыт как один из источ­ников знания о людях и конкретном единичном человеке. Применение общих принци­пов и знаний о человеке в конкретной ситуации к отдельному реальному человеку тоже есть знание — знание об индивидуальности человека. Применение общих и типологи­ческих знаний об организме, личности и психике человека к единичному «случаю» из медицинской практики, конечно, может и не стать таким знанием; оно становится им тогда, когда единичное перестает быть «случаем», «экземпляром» или «штукой» ка­кого-то однородного ряда, а предстает как таковое, т. е. как индивидуальное в собствен­ном смысле слова. Сложность такого превращения «случая» или «штуки» в индивиду­альное как особую систему в медицинской практике связана со спецификой диагнос­тической и терапевтической процедуры. В клинике имеются более благоприятные условия для такого превращения по сравнению с поликлинически-амбулаторными. Однако многое зависит не только от условий и частоты встреч врача с больным, но и от профессионального мастерства и характера врача.

Сходные черты в подходе к человеку мы обнаруживаем в педагогической деятель­ности. «Человек как предмет воспитания», по классическому определению К. Д. Ушин-ского, определяет цели, программу, методику и технику этой деятельности. Педагоги­ческий опыт несомненно является одним из источников психологического знания, если, конечно, обучение и воспитание основаны на изучении человека, формирующе­гося в процессе воспитания и обучения. В этом процессе обычно имеют место три спо­соба организации учебно-воспитательной работы с учащимися: а) фронтальный (на уроке, лекции и других занятиях со всем коллективом учащихся определенного кон­тингента); б) групповой (в условиях разделения этого коллектива на несколько групп

для ведения практических и семинарских занятий); в) индивидуальный (с каждым от­дельным учащимся). В жизни массовой школы далеко не всегда удается соединить эти способы организации и довести их до каждого отдельного учащегося. Это вообще скорее удается делать в начальных классах, в которых почти все предметы преподает один и тот же учитель на протяжении трех-четырех лет обучения.

Опытный педагог достигает высокой эффективности обучения и воспитания бла­годаря глубокому знанию своих учащихся, особенностей их усвоения, общественного поведения, свойств личности и мотивов деятельности. Его знание в большей мере, чем диагностическое знание врача, эмпирично вследствие недостаточности антрополого-психологической подготовки учителей. Тем не менее при оптимальном соотношении фронтального, группового и индивидуального подхода к учащимся опытный педагог сочетает общие и типологические знания о детях с определенным кругом представле­ний о поведении и внутреннем мире отдельного ребенка. Когда «единичное» — отдель­ный ребенок — перестает быть лишь одним из многих, лишь носителем имени и фами­лии, своего рода «экземпляром» или «штукой» в массе обучаемых, он выступает как наиболее глубокий пласт предмета воспитания, до которого дано проникнуть лишь подлинному воспитателю.

Индивидуальность — это и предмет воспитания, и его условие, а тем более его про­дукт. Как в клиническом, так и в многолетнем педагогическом опыте единичное в смысле индивидуальности есть уникальное явление постольку, поскольку оно обла­дает собственным внутренним миром, самосознанием и саморегуляцией поведения, складывающимися и действующими как организатор поведения — «я». Единичное не становится индивидуальностью потому лишь, что оно отличается от других в одно­родном ряду (по полу, возрасту, статусу и личности, мотивации и т. д.). Это отличие, как мы далее увидим, еще не составляет феномена индивидуальности, связанного с образованием синтеза свойств как замкнутой саморегулирующейся системы.

Относительное обособление такой системы от других («я» от «не-я» соответствен­но), конечно, затрудняет проникновение внешних воздействий к ядру личности и уве­личивает строгость отбора этих воздействий. Своеобразный психологический барьер, его избирательная проницаемость в соответствии с «историей системы», т. е. соб­ственным развитием в определенных социальных условиях, противоречивое сочетание внешних и внутренних установок (экстраверсии и интраверсии, экстериоризации и ин-териоризации) — все это характеризует единичного человека как индивидуальность. Единичный, отдельный человек (каждый) именно потому уникален, что он — индиви­дуальность. Опытный воспитатель многократно приходит к подобному заключению, не удовлетворяясь простой констатацией индивидуальных различий между детьми.

Негативное заключение о том, что единичное само по себе еще не есть уникальный феномен, хотя и отличается внешне многими параметрами от других, имеет немало­важное значение для поисков позитивного решения о внутренней структуре отдель­ного ребенка, формирующейся в процессе воспитания индивидуальности. Конечный успех воспитания, как и лечения, осуществленный через каждого, — гигиенический и педагогический эффект.

Для общества в целом педагогический эффект, как и медицинский, проходит по «меридианам» индивидуальностей. Именно поэтому педагогические и медицинские науки, обобщающие лучший опыт воспитания и лечения (а не только применяющие

Человек как предмет познания

достижения теоретических наук о человеке), обладают существенным преимуществом перед теоретическими науками, поскольку они объединяют общее, особенное и еди­ничное применительно к решению определенных жизненных задач.

Обобщение опыта в той или иной сфере общественной практики включает в себя богатейшую феноменологию индивидуальностей в конкретных условиях исторической эпохи, страны, класса, той или иной социальной группы и т. д. Подобная феноменоло­гия индивидуальностей¹²² представлена и в некоторых теоретических науках, особенно в психологических¹²³ и юридических¹²⁴. Медицинский, педагогический, а отчасти и кри­миналистический опыт благоприятствует доступу к такой феноменологии. Жизненный опыт в других областях практической работы с людьми (обслуживание, администра­тивное управление в гражданских и военных органах) также является источником эм­пирических знаний о человеке и вариациях человеческих отношений.

Надо особенно подчеркнуть своеобразный вклад медицинского и педагогического опыта в накопление эмпирических знаний о путях дифференциации практической работы с людьми, об индивидуальных особенностях человеческого развития и резер­вах этого развития, обнаруживаемых с помощью дифференцированных подходов. Ме­дицинские и педагогические науки являются прикладными (по отношению к биоло­гии и общественным наукам) и вместе с тем теоретическими, обобщающими практи­ческий опыт в наиболее гуманных видах деятельности общества.

Есть много пунктов соприкосновения медицинских и педагогических наук, осо­бенно связанных с взаимопереходами гигиены и воспитания, восстановительной те­рапии и обучения. В структуре медицинских наук эти пункты как бы фокусируются в медицинской психологии, в педагогических науках — в педагогической психологии. Обе психологические дисциплины в настоящее время являются разветвленными и фунда­ментально разработанными областями знаний о так называемых психосоматических переключениях, психотерапии, единстве воспитания и развития, гетерогенных связях между ними, сходных с явлениями психосоматического переключения, и т. д.

С ускорением технического прогресса, колоссальным укрупнением его масштабов в связи с социальными процессами и в технических науках приобретают все большее зна­чение «человеческие факторы» производства. Среди этих факторов — особенности дея­тельности человека как оператора в системе «человек—машина», взаимосоответствие характеристик машины и человека, проектирование высшей техники с учетом этих ха­рактеристик и возрастающих требований к комфортности условий труда человека в ав­томатизированном производстве. Значение этих факторов особо учитывается при про­ектировании систем техники и средств отображения (индикационных устройств в слож­нейших системах дистанционного управления машинами), определении технических требований к оптимальной совместимости индивидов в групповой деятельности и т. д.¹²⁵

Технические науки по мере их антропологизации и гуманизации техники все бо­лее сближаются с медицинскими науками в комплексе таких проблем, как жизнеобес­печение операторов в сложных автоматических системах (например, в космических кораблях, реактивных самолетах и т. д.), автоматизация систем техники безопасности и гигиенических условий труда, оптимальное кодирование и т. д. Создаются крупные ассоциации технических и медицинских наук — индустриальная медицина, космиче­ская биология и т. д.

С другой стороны, происходит сближение технических и педагогических наук в проблемах тренажа и тренажеров, рационализации методов политехнического и производственно-технического обучения и переобучения, воспитания конструктив­но-технических способностей и т. д.¹²⁶ Показателем этого сближения, как обычно, яв­ляется создание психологических дисциплин на границах наук, развивающихся во встречном направлении. В системе технических наук, как и в системе самой психоло­гии, возникла инженерная психология, вышедшая далеко за пределы психологии тру­да с ее традиционными проблемами профориентации и профотбора, рационализации движений и т. д.

Инженерная психология предъявила известные требования к педагогической пси­хологии, такие как построение эффективных режимов тренинга и процедур воспита­ния операторов, формирование психологической готовности к труду в новых услови­ях высокоавтоматизированного производства и т. д.

На Ьснове объединения технических и педагогических наук, инженерной и педаго­гической психологии строится новая, техническая или индустриальная педагогика^ Еще большее значение имеет применение современных технических средств в процессе вос­питания и обучения (обучающих машин¹²⁷, программированного обучения, телевиде­ния, оптической и акустической техники). Педагогическая техника и технология стано­вится крупнейшим центром объединения педагогических и технических наук.

Трудно переоценить значение расширения и все более продуктивного объеди­нения медицинских, педагогических и технических наук для становления системы че-ловекознания. Это объединение обеспечивает гуманизацию техники и высокую дей­ственность современных средств диагностики и лечения, воспитания и обучения, с которыми связаны операции изучения людей. Вместе с тем нельзя игнорировать тот факт, что это объединение не только носило, но и продолжает носить стихийный ха­рактер. В нашей стране оно несколько более направленно в связи с перспективным планированием в масштабе всего общества и единством мировоззрения ученых в лю­бой области науки. Однако мы не найдем в нашей научной литературе, особенно фи-лософско-социологической, обсуждения проблем и перспектив комплексного управ­ления взаимодействием основных теоретических и прикладных наук о человеке.

Между тем мы обладаем теорией научного коммунизма, на основе которой воз­можно единое целенаправленное развитие этих наук и комплексное проектирование фундаментальных преобразований в человеческом развитии. Именно с позиций этой

¹²⁶ См., например, кн. «Система "человек и автомат"» (М.: Наука, 1965).

¹²⁷См., например: Крэм Д. Программированное обучение и обучение машины. — М.: Прогресс», 1965. — В нашей стране развитие программированного обучения и внедрение в процесс обучения современных средств радиоэлектроники связаны с деятельностью А. И. Берга и его многочисленных последователей.

Человек как предмет познания

теории нужно было бы оценить социальные и антропогенетические последствия тех научных открытий и технических изобретений, которые более или менее точно можно предвидеть в ближайшие десятилетия.

Одной из попыток в этом направлении был международный обмен мнениями, организованный редакцией журнала «Проблемы мира и социализма» и центром мар­ксистских исследований в Руайомоне в мае 1961 г. В своем вступительном слове Анри Ложье справедливо отметил, что «время, когда общество могло позволить себе, чтобы индивидуальные открытия и изобретения стихийно вторгались в жизнь человека, про­шло бесповоротно. В нашу эпоху общественный прогресс все больше зависит не столько от научных открытий самих по себе, сколько от их разумного, организованно­го применения на благо человечеству»¹²⁸.

Такого взгляда придерживаются многие передовые мыслители и ученые совре­менности. Обсуждение актуальных проблем технического прогресса в его отношении к социальному и культурному развитию, этических аспектов технического прогресса, вопросов свободного времени и возможности творчества в условиях социально-тех­нического прогресса ведется на всех уровнях современной публицистики.

Великая научная и техническая революция современности дает основание для са­мых смелых прогнозов, охватывающих будущее ноосферы Земли и освоение челове­ком космоса, открытие новых гигантских энергетических источников, создание прин­ципиально новых материалов, изобретение высокоэффективных автоматизированных систем в промышленности, сельском хозяйстве, на земном и космическом транспорте. Многие из предстоящих великих открытий и изобретений будущего обсуждались на международной встрече в Руайомоне; им посвящены специальные научные работы¹²⁹ и, конечно, обширная современная научно-фантастическая литература.

Многие из возможных открытий будут иметь весьма значительные социальные последствия, в том числе и опасные для самого существования человечества, если про­грессивные силы мира и социализма не сумеют поставить под свой контроль исполь­зование результатов технических изобретений и научных открытий.

Особенно важно учесть это обстоятельство при оценке различных научных про­гнозов относительно изменения самой человеческой природы с помощью прикладной генетики или кибернетики. Наступающая эра биологии сулит колоссальное повыше­ние общей продуктивности биосферы, изобилие продовольствия для всего человече­ства, уничтожение многих заболеваний, увеличение продолжительности жизни чело­века. Вместе с тем эта эра таит в себе неопределенность будущего самого человечества и человека, так как социальные последствия некоторых возможных открытий могут стать опасными в большей степени, чем полезными.

В своем очерке будущего науки П. Л. Капица, касаясь будущего биологических наук, писал: «...положим, что ученым в конечном счете удастся найти метод производ­ства искусственно направленных мутаций, которые изменят вид человека. Тогда воз­никает интересный и весьма дискуссионный вопрос — вопрос о создании изменений

вида у человека. Это открывает возможность менять и структуру общества аналогич­но тому, как описано у Олдоса Хаксли в смелой фантастической утопии "Новый пре­красный мир"»¹³⁰. Вряд ли можно разделить оценку перспектив евгенической селек­ции, обрисованных О. Хаксли. Но нам хотелось бы особенно подчеркнуть, пользуясь таким примером, что будущее биологических наук действительно может оказать са­мое непосредственное влияние на судьбы человечества.

Об этом хорошо сказал А. Ложье в своем вступительном слове в Руайомоне: «Ус­пехи биологической науки предвещают, что уже в недалеком будущем, скажем, в тече­ние нескольких поколений, родители смогут заранее предопределять пол своих детей. Другая вполне реальная перспектива — наделение живых существ, в том числе и че­ловека, желаемыми физическими и духовными качествами. Сейчас трудно предви­деть возможные социальные последствия таких открытий. Они могут взорвать тради­ционные и другие отношения и институты в обществе столь же эффективно, как ядер­ная бомба угрожает сейчас испепелить наши города. Чтобы избежать подобных социальных потрясений, человечество должно стать сознательным творцом своего будущего»¹³¹.

Первая из перспектив, отмеченных А. Ложье, очевидно, может оказаться полезной лишь в связи с долгосрочными демографическими прогнозами и социальной органи­зацией пропорциональных соотношений полов в каждом поколении. Но уже в отно­шении этой перспективы возникает вопрос о том, что несет с собой возрастающая за­висимость будущего человечества от настоящего состояния людей, их представлений и вкусов; включая моду, капризы которой коснутся и предопределения пола. Вопрос о праве предрешать судьбы будущего приобретает особую остроту в отношении вто­рой перспективы, о которой говорил А. Ложье.

Допустим, что генетика сделает осуществимым произвольное регулирование не только пола, но и всех индивидуальных (физических и психических) свойств челове­ка. Тогда, несомненно, перед всем естествознанием встанет проблема, с которой име­ли дело только социальная теория и педагогика, — о ценности тех или иных свойств, которыми хотят наделить родившегося человека.

В социальной теории и педагогике проблема формирования ценных для общества и индивида свойств решалась и решается определением целей воспитания, соответ­ственно которым строятся программы и перспективные линии, методы и техника про­цесса воспитания. Все это очень выразительно было обозначено А. С. Макаренко как «проектирование личности». Но для всякой серьезной социально-педагогической те­ории сложность этой проблемы заключается именно в том, что люди настоящего вре­мени в сегодняшней ситуации общественного развития должны предопределить об­щее направление развития (физического, умственного, нравственного и т. д.) людей будущей эпохи.

Необходимо создать для будущей эпохи, руководствуясь идеалами и научными прогнозами, людей всесторонне развитых и с весьма пластичной организацией, спо­собной к изменениям в изменяющемся мире, к активному творческому преобразова-¹³⁰ Капица П. Л. Будущее науки // Наука о науке: Сб. — С. 127.

¹³¹ Ложье А. Вступительное слово на международном обмене мнениями // Какое будущее ожидает челове­чество: Сб. — С. 26.

Человек как предмет познания

нию действительности. Напротив, жесткая программа с однозначно заданным и огра­ниченным кругом свойств, характерная для казенной педагогики и консервативных социальных теорий, всегда таит в себе опасность тормоза общественного и культурно­го прогресса.

Вполне возможно, что с успехами генетики естествознание столкнется с подобной проблемой проектирования будущего человека. Как оно будет решать эту проблему само, без помощи социальной теории и педагогических наук? Какие свойства жела­тельны и нежелательны для будущего человечества и человека?

Надо полагать, что без определения общественных целей проблема свойств чело­веческой природы не может быть даже правильно поставлена. Это касается не только сложных нравственных свойств личности, черт ее характера и интеллекта, но и самых элементарных, общих свойств нервной системы, например силы нервных процессов, которая долго считалась абсолютным преимуществом по сравнению со слабостью не­рвных процессов.

Теперь известно, что слабый тип нервной системы, отличающийся низкой степенью вьщосливости, характеризуется вместе с тем значительно более высоким уровнем чув­ствительности, чем сильный тип, т. е. такой сенсорной организацией, которая имеет важ­ное положительное значение для многих видов деятельности. Сильный тип с большей работоспособностью корковых клеток обладает несравненно большей выносливостью по отношению к нагрузкам и экстремальным условиям. Относительность каждого из этих свойств и возможности их многообразных компенсаций в зависимости от задач воспитания требуют глубокого комплексного анализа критериев оценки свойств чело­века с точки зрения медико-биологических и социально-педагогических наук, объеди­ненных марксистско-ленинской теорией общественного прогресса.

Известно, однако, что современная буржуазная социология пытается совместить отрицание понятия общественного прогресса с социальным прогнозированием.' Так, например,, американская научная организация «Рэнд корпорейшн»¹³², планирующая будущее на 100 лет вперед, представляет это будущее без социальных революций и пре­образований, к тому же социальные последствия научных открытий не оцениваются комплексно.

Между тем крупные научно-технические преобразования влекут за собой много­образные социальные и психофизиологические изменения не только в умственном, но также в нравственном и физическом развитии человека. Эти изменения не всегда носят глобальный положительный характер. Нередко с положительным эффектом со­вмещается отрицательный в какой-либо из сфер развития. Для всестороннего учета эффектов внедряемых в практику новых технических средств (массовых коммуника­ций, образования и т. д.) необходимо комплексное прогнозирование. В таком прогнози­ровании обязательно должны принимать участие представители основных областей прикладного человекознания.

¹³² По данным Роберта Юнга, в этой организации, финансируемой военно-воздушными силами США, ра­ботают почти 300 ученых разных специальностей (математики, инженеры, экономисты, социологи, пси­хологи, логики и др.). Однако в перечне специальностей отсутствуют медики и дидакты, хотя многие прогнозы касаются будущности здравоохранения, общественного воспитания и образования (Юнг Ро­берт. Электронный оракул // Иностранная литература. — 1967. — № 1).

Глава 2. Становление системы человекознания

В общей картине ожидаемых научных открытий американские ученые из упоми­навшейся организации «Рэнд корпорейшн» наметили превращение обучения в при­ятное времяпрепровождение еще до конца семидесятых годов нашего века. Основа­ний для такого прогноза у них было достаточно: широкое применение в процессе обу­чения новых технических средств массовой коммуникации (кино, радио, телевидения, звукотехнических аппаратов), программированного обучения и обучающих машин¹³³, усиливающих обратные связи и индивидуализацию обучения, и т. д. Вполне возмож­но, что в семидесятых годах будет достигнуто всеобщее применение обучающих ма­шин, созданы автоматизированные библиотеки, общедоступные устройства для ско­ростного автоматического перевода и т. д. Все это обеспечит, по мнению американ­ских ученых, превращение обучения из долгого и трудного процесса умственной работы в приятное времяпрепровождение.

Имеется в виду далее не только автоматизация средств обучения, но и разработка различных способов непосредственной передачи в мозг обучающихся обобщенной и обработанной информации, ввода и закрепления информации в памяти человека во время естественного сна — так называемой гипнопедии — и т. д. Заметим, кстати, что опыт обучения иностранным языкам методом гипнопедии проводится в ряде совет­ских лабораторий и оказывается результативным при соблюдении некоторых усло-вий¹³⁴. Допускается также использование более эффективных методов подкрепления и у с и л е н и я мотивации процесса у ч е н и я с помощью психотропных фармакологических веществ и т. д.

Надо признать, что теоретически вполне допустимо изобретение множества по­добных средств, благодаря которым станут возможными обучение грамоте чуть ли не с двухлетнего возраста и ликвидация разрыва между сроками становления письмен­ной и устной речи. Теоретически допустима возможность использования в целях обучения биохимических и психофармакологических средств, поскольку имеются важ­ные экспериментальные данные о молекулярных основах памяти¹³⁵. Все это, повторяем, возможно и как будто бы обеспечивает прием человеком возрастающих масс информа­ции, устраняя вместе с тем долгий и трудоемкий процесс усвоения знаний.

Некоторые ученые полагают, что таким путем будет наиболее полно использован гигантский потенциал человеческого мозга — прием и переработка около миллиона миллиардов единиц информации.

В общем, человек как потребитель информации, вырабатываемой современным человечеством, может быть обучен сравнительно быстро с помощью чудесных дости­жений радиоэлектроники и молекулярной биологии. Однако все становится куда бо­лее сложным, когда мы рассматриваем воспитательные проблемы обучения как сред­ства формирования человека в качестве субъекта познания, производителя новой ин-

Определение меры полезности для развития человека того или иного средства обу­чения возможно только при учете целостной системы воспитания, взаимозависимо­стей между умственной, физической, нравственной и другими частями воспитания. Особенное значение имеет взаимосогласование в процессе воспитания умственного и физического развития. Следует предусматривать, вводя те или иные средства ум­ственного образования, не только их прямые влияния на умственное развитие, но и косвенные — на физическое развитие.

Определение меры полезности вновь вводимого средства обучения неразрывно связано с более общим определением оптимального сочетания различных средств вос­питания в целях формирования человека. Умственные способности, необходимые для усвоения знаний, формируются не только в процессе обучения, но и в общем процессе психофизического развития, накопления индивидуального опыта и упражнения всех сенсомоторных систем. Вместе с тем, как известно из современной психофизиологии и геронтологии, постоянная тренируемостъ интеллектуальных функций составляет главнейший фактор сохранения жизнестойкости и жизнеспособности, общего долголе­тия человека. Умственный труд, обеспеченный необходимым образованием и культу­рой учения, является ведущей силой, противостоящей инволюционным процессам. Современная геронтология как медико-биологическая дисциплина показала, что фи­зическое долголетие есть интегральный результат многих обстоятельств жизни, форм воспитания и видов деятельности самого человека, но в этом интегральном эффекте для современного человека воспитанность интеллекта и способность к постоянному интеллектуальному напряжению занимают центральное место. Так воспитание и обу­чение сливаются с гигиеной и профилактикой преждевременного старения, а педаго­гические задачи становятся неотделимыми от медицинских в широком смысле слова. Как видим, определение полезности того или иного фактора для человеческого разви­тия может быть лишь комплексным. В системе человекознания подобные комплекс­ные прогнозы станут вполне возможными. Взаимодействие медицинских, педагоги­ческих и технических наук будет способствовать осуществлению этих прогнозов на практике.

Глава 3

и жизненный путь

человека

1. Противоречия индивидуального развития и его гетерохронность

Индивидуальное развитие человека, как и вся­кого другого организма, есть онтогенез с зало­женной в нем филогенетической программой. Нормальная продолжительность человеческой жизни и последовательная смена стадий или фаз индивидуального развития строго определены этой программой и видовыми особенностями Homo sapiens. Зачатие, рождение, созревание, зрелость, старение, старость составляют основ­ные моменты становления целостности челове­ческого организма. В онтогенезе человека возни­кают и преодолеваются многие противоречия между наследственностью и средой, различны­ми регуляторами жизнедеятельности (гумораль­ными и нервными, кортико-ретикулярными и кортикальными, первосигнальными и второсиг-нальными), разными системами, органами и тка­нями в целостной структуре организма. Одним из существенных проявлений внутренних про­тиворечий онтогенетической эволюции следует считать неравномерность развития различных систем и их регуляторов.

Естествознание, психология, медицина и пе­дагогика накопили огромный фонд знаний о не­равномерности и гетерохронности роста и диф-ференцировки тканей, костной и мышечной сис­тем, различных желез внутренней секреции, основных отделов центральной нервной систе­мы, анализаторных систем детей и подростков.

В деталях известны явления гетерохронности общесоматического, полового и нервно-психического созревания. Даты каждой из этих форм созревания расходятся весьма значительно, и вариативность их возрастает по мере приближения к зрелости.

Первоначально полагали, что неравномерность изменений и гетерохронность фаз развития — явления, специфические только для процессов роста и созревания. Одна­ко опыт морфофизиологического, биохимического и психофизиологического иссле­дования процессов старения показал, что гетерохронность инволюционных процес­сов и неравномерность старения отдельных систем — капитальные явления позднего онтогенеза человека, имеющие не меньшее значение для онтогенеза в целом, чем гете-рохронность созревания.

Становление целостности организма и стабилизация его на определенном опти­мальном для вида уровне в состоянии зрелости, зависящие от общих эффектов созре­вания, сами определяют инволюционные процессы. Известно, что одним из важных факторов долголетия является наследственность, обнаруживаемая у нескольких по­колений долгожителей, однояйцевых близнецов и т. д. Однако этот фактор не един­ственный, и всегда его действие так или иначе опосредуется изменчивостью функций различных органов в зависимости от условий существования организма в среде оби­тания, от характера воспитания и деятельности. Наибольшей индивидуальной измен­чивостью под влиянием этих факторов обладают мозговые функции, особенно функ­ции коры головного мозга человека. Среди этих функций, в свою очередь, самыми ва­риабельными являются вербальные функции больших полушарий головного мозга, инволюция которых относится к числу наиболее поздних. Общее развитие жизнедея­тельности связано с такими характеристиками использования, накопления и воспро­изведения ресурсов организма, которые определяют долголетие и общую продолжи­тельность жизни человека. Неравномерность процессов и гетерохронность смены со­стояний индивида, выражающие внутренние противоречия развития, следовательно, содержат различные возможности жизни — от преждевременного старения в одних случаях до долголетия в других.

Исследование этих возможностей составляет одну из главных задач геронтологии как науки о старении, старости и долголетии человека. Эта новая наука всесторонне изучает геронтогенез и обнаруживает явления старения одних органов и функций в глубокой старости, а некоторых не только в зрелом возрасте, но и в юности. Далеко не всегда, как мы увидим несколько позже, можно объяснить подобную гетерохронность инволюционных процессов генетическими и вообще биологическими причинами. Поэтому геронтология уделяет большое внимание исследованию образа жизни и ре­жима долгожителей, Нравственных привычек (привязанностей и вкусов), взаимоот­ношений в семье и в других общностях, трудового опыта, профессий и т. д. Все это, конечно, выходит далеко за пределы самого онтогенеза как реализации филогенети­ческой программы в развитии индивида. Можно сказать, что геронтология, хотя и яв­ляется медико-биологической дисциплиной, принуждена изучать не только онтоге­нез, но и жизненный путь человека, печать которого накладывается на онтогенетиче­ские фазы, особенно на фазы зрелости, старения и старости.

Жизненный путь человека — это история формирования и развития личности в оп­ределенном обществе, современника определенной эпохи и сверстника определенного поколения. Вместе с тем фазы жизненного пути датируются историческими события-

Глава 3. Онтогенез и жизненный путь человека

ми, сменой способов воспитания, изменениями образа жизни и системы отношений, суммой ценностей и жизненной программой — целями и смыслом жизни, которыми данная личность владеет. Фазы жизненного пути накладываются на возрастные ста­дии онтогенеза, причем в такой степени, что в настоящее время некоторые возрастные стадии обозначаются именно как фазы жизненного пути, например преддошкольное, дошкольное и школьное детство. Практически ступени общественного воспитания, образования и обучения, составляющие совокупность подготовительных фаз жизнен­ного пути, формирования личности стали определяющими характеристиками перио­дов роста и созревания индивида.

В процессе общественного воспитания и образования, т. е. в процессе формирова­ния людей данного поколения, складываются «типичные характеры эпохи», социаль­но ценные свойства поведения и интеллекта, основы мировоззрения и готовность к труду. Индивидуальная изменчивость всех этих свойств человека как личности опре­деляется взаимодействием основных компонентов статуса (экономического, правово­го, семейного, школьного и т. д.), сменой ролей и систем отношений в коллективах (макро- и микрогруппах), в общем социальном становлении человека. Соответствен­но характеру этого взаимодействия развитие отдельных свойств происходит неравно­мерно в каждый отдельный момент — гетерохронно. Внутренняя противоречивость развития личности, прявляющаяся в неравномерности и гетерохронности смены ее общественных функций, ролей и состояний, является фактором, усиливающим внут­реннюю противоречивость онтогенетической эволюции.

Особое значение имеет специфическое влияние социального развития личности на интенсификацию вербальных, речемыслительных процессов мозговой деятельно­сти человека. Однако такое влияние истории становления личности на онтогенети­ческую эволюцию индивида возникает только на определенной стадии онтогенеза и постепенно возрастает по мере накопления жизненного опыта и социальной активно­сти личности. Это и понятно, поскольку начало личности наступает намного позже, чем начало индивида.

Исходный момент онтогенеза — зигота и весь процесс эмбриогенеза с его двумя фазами (эмбриона и плода). Переход филогении в онтогению и есть начало индивида, предысторию которого можно усматривать и в оогенезе, вообще в механизме наслед­ственности и сохранения видового генетического кода. Таким образом, начало инди­вида не есть одномоментный акт его творения родительской парой; оно имеет более глубокие истоки в филогении и наследственности, передающиеся через родительскую пару. Кроме того, формирующийся индивид претерпевает ряд метаморфоз в утроб­ный период жизни. Следовательно, индивид «начинается» задолго до рождения, и новорожденный ребенок приходит во внешнюю среду с определенной историей раз­вития.

До настоящего времени естествознание не располагает точными данными о том, какой сложности достигает функциональное развитие органов (например, отделов цен­тральной нервной системы), морфогенез которых характеризуется высокой степенью готовности к функционированию после рождения (в первые недели жизни). Однако эмбриофизиология высших позвоночных животных дает основание сделать предпо­ложение о возникновении на зародышевой стадии некоторых сложных рефлекторных структур и наиболее общих видов чувствительности (хеморецепции, терморецепции,

барорецепции, возможно, и вибрационной чувствительности). Если это предположе­ние подтвердится, то распространенное в психофизиологии мнение об апсихизме (не­одушевленности) всего утробного развития человеческого индивида потребует ради­кального пересмотра.

Установлено, что с первых недель жизни весьма интенсивно, причем с нарастаю­щей скоростью, образуется масса сенсомоторных навыков и механизмов поведения, ориентации в окружающем мире и общения с людьми. Однако все это происходит в определенных условиях воспитания, оздоровительно-гигиенических забот о родив­шемся человеке не только матери и отца, но и близких к ним людей. Одним из показа­телей социального прогресса является превращение таких забот из частного дела се­мьи в дело всего общества.

Именно благодаря этому во многих странах понизилась детская смертность (наи­более распространенная в раннем детстве) и, как следствие, увеличилась средняя про­должительность жизни человека. Низкие индексы средней продолжительности жиз­ни человека в колониальных и полуколониальных странах и в странах, недавно сбро­сивших колониальное иго, являются следствием прежде всего высокой смертности детей в раннем возрасте и отсутствия благоприятных экономических и воспитатель­но-оздоровительных условий для их развития. С момента рождения человек зависит от социальных условий существования, воспитания и оздоровления, формируется как одушевленное существо, психическая эволюция которого является не менее, а быть может, и более важным, чем физическая, показателем нормальности онтогенетиче­ского развития и готовности к специфически человеческим механизмам поведения (прямохождению, артикуляции и моторной речи вообще, социальным контактам, предметной деятельности в форме игры и т. д.).

Однако обе эти характеристики — социальная обусловленность развития и нали­чие сложного, индивидуально приобретенного нервно-психического аппарата пове­дения — еще недостаточны для утверждения, что новорожденный или младенец — личность, что начало личности — это моменты рождения, гуления, лепета, появления первых избирательных реакций на человека и т. д. Нельзя считать более убедитель­ным доказательством и тот факт, что типологические свойства нервной системы и тем­перамент, равно как и задатки, считающиеся так называемой природной основой лич­ности, проявляются в эти периоды достаточно явно. Все эти генотипически обуслов­ленные свойства человека как индивида первоначально существуют независимо от того, какая личность, с какими наборами социальных характеристик будет ими обла­дать. Можно считать установленным, что на основе самых различных типов нервной системы может быть сформирован один и тот же типхарактера, равно как контраст­ные характеристические свойства могут обнаружиться у людей с одним и тем же ти­пом нервной системы. Лишь в ходе развития формирующегося человека эти свойства включаются в общую структуру личности и ею опосредуются.

На первых этапах формирования личности нейродинамические свойства влияют на темпы и направление образования личностных свойств человека. Однако сами лич­ностные свойства связаны с современным для данного общества и народа укладом жизни, с историей общественного развития, особенно с историей культурного, поли­тического и правового развития, определившей становление современного образа жизни.

Человек, родившийся в определенном месте данной страны в семье, занимающей определенное положение в обществе, родители которого обладают тем или иным эко­номическим, политическим и правовым статусом (соотношением прав и обязанно­стей), формируется в этих социально заданных условиях, определяющих исходный, начальный момент его жизненного пути. Формирование ребенка как личности проис­ходит в зависимости не только от статуса семьи, который он застает сложившимся, но и от освоения его родителями с момента рождения ребенка новых для них семейных ролей. Духовная атмосфера семьи — относительное согласие или напряженность во взаимоотношениях, близость родителей к ребенку, общность стратегии и тактики вос­питания зависят в большей степени от этих социальных функций и ролей родителей, чем от статуса семьи, ее положения в обществе.

Формирование начальных свойств личности связано с образованием постоянного комплекса социальных связей, регулируемых нормами и правилами, освоением средств общения с их знаковым аппаратом (прежде всего словарным составом и грамматиче­ским строем языка), предметной деятельности с ее социальной мотивацией, осознанием семейных и других ролей.

Подобно тому как'начало индивида ~ долгий и многофазный процесс эмбриогенеза, так и начало личности — долгий и многофазный процесс ранней социализации индивида, наиболее интенсивно протекающий на втором-третьем годах жизни человека.

В дальнейшем становление свойств личности протекает неравномерно и гетеро-хронно, соответственно последовательности усвоения ролей и смены позиций ребен­ка в обществе. Эта гетерохронность личностного формирования накладывается на ге-терохронность созревания индивида и усиливает общий эффект разновременности ос­новных состояний человека.

Бесспорно, что точки отсчета для начала онтогенеза и истории личности разделе­ны многими месяцами жизни и существенно различными факторами. «Личность» все­гда моложе «индивида» в одном и том же человеке; история личности, или жизненный путь (биография), хотя и отмечается датой рождения, однако начинается много поз­же. Основными ранними ее вехами являются поступление ребенка в детский сад и, что особенно важно, в школу, что обусловливает более обширный круг социальных связей и включение в систему институций и общностей, свойственных современно­сти, открывающих отдельному человеку доступ к истории человечества (через усвое­ние суммы знаний, традиций и т. д.) и к программам его будущего.

Становление человека как личности связано с относительно высоким уровнем нервно-психического развития, что является необходимым внутренним условием этого станов­ления. Под влиянием социальной среды и воспитания складывается определенный тип отражения, ориентации в окружающей сфере и регуляции движения у ребенка, выраба­тывается сознание, т. е. самая общая структура человека как субъекта познания.

Еще до самостоятельного передвижения и активной речи складываются необхо­димые для предметной деятельности сенсомоторная структура и наиболее общие типы предметных действий рук. Одновременно со свойствами субъекта познания форми­руются свойства субъекта деятельности. На оба вида новых свойств (непосредствен­но детерминированных свойствами предметного мира, объективными свойствами и предметной деятельностью) огромное влияние оказывает комплекс социальных свя­зей, из которого берет начало личность.

Различные характеристики формирующегося человека проявляются в несовпаде­ниях моментов и направлений реализации мотивов общественного поведения и по­знавательных интересов, в относительном обособлении нравственных, эстетических и гностических ценностей, в различиях между тенденциями личности и ее потенция­ми как субъекта познания и деятельности.

Не менее трудным, чем объективное определение «начала» индивида, личности, субъекта и гетерохронности всех этих состояний формирования человека, является определение объективных критериев зрелости человека. Не случайно именно эти трудности привели в современной психологической литературе к замене понятия «зрелость» понятием «взрослость»¹ с тем, чтобы избежать многих осложнений, счита­ющихся подчас неодолимыми.

Зрелость человека как индивида — соматическая и половая — определяется биоло­гическими критериями. Сравнительно с другими приматами человек обладает лишь большим диапазоном индивидуальной изменчивости моментов завершения соматиче­ского и полового созревания, наступления физической зрелости. Однако если у всех животных, включая приматов, физическая зрелость означает глобальную зрелость все­* го организма — его жизнедеятельности и механизмов поведения, то у человека нервно-психическое развитие не укладывается полностью в рамки физического созревания и зрелости. Интеллектуальное развитие, неразрывно связанное с образованием, имеет свои критерии умственной зрелости, связанные с определенным объемом и уровнем знаний, свойственных данной системе образования в данную историческую эпоху. '^у

Как явление умственной зрелости, так и критерии ее определения — историче­ские. В еще большей мере таковыми являются многочисленные феномены граждан­ской зрелости, с наступлением которой человек полностью становится юридически дееспособным лицом, субъектом гражданских прав (например, избирательных), по­литическим деятелем и т. д. Все эти феномены варьируют в зависимости от обще­ственно-экономической формации, классовой структуры общества, национальных особенностей и традиций и т. д. и ни в коей мере не зависят от физического развития человека. В общественной жизни важное значение имеет определение трудовой зре­лости, т. е. полного объема трудоспособности, критерии которой в большой мере свя­заны с учетом состояний физического и умственного развития.

Следовательно, наступление зрелости человека как индивида (физическая зре­лость), личности (гражданская), субъекта познания (умственная зрелость) и труда (трудоспособность) во времени не совпадает, и подобная гетерохронность зрелости сохраняется во всех формациях.

Еще более выражена разновременность моментов, характеризующих финал чело­веческой жизни. Таким финалом для индивида является смерть, с которой, разумеет­ся, прекращается всякое материальное существование и всех других состояний чело­века как личности и субъекта деятельности. Однако историческая личность и творче­ский деятель, оставившие потомкам выдающиеся материальные и духовные ценности, т. е. активные субъекты познания и труда, обретают социальное бессмертие, идеаль­ная форма существования которого оказывается реальной силой общественного раз­вития.

Но нас в большей мере, чем бессмертие, интересует парадокс завершения челове­ческой жизни. Парадокс этот заключается в том, что во многих случаях те или другие формы человеческого существования прекращаются еще при жизни человека как ин­дивида, т. е. их «умирание» наступает раньше, чем «физическое одряхление» от старо­сти. Такое состояние имеет место тогда, когда человек сам развивается в направлении растущей социальной изоляции, постепенно отказываясь от многих функций и ролей в обществе, используя свое право на социальное обеспечение. Постепенное освобож­дение от обязанностей и связанных с ними функций приводит к соразмерному суже­нию объема личностных свойств, деформации структуры личности.

Научные данные о долгожителях свидетельствуют о том, что одной из их характе­ристик является живая связь с современностью, а не социальная изоляция, сопротивле­ние внешним и внутренним условиям, благоприятствующим такой изоляции (почти полное отсутствие сверстников в своей среде, резкое понижение зрения, слуха и т. д.). В таких случаях сохранность личности обеспечивается до самой смерти человека, даже если она наступит после ста лет жизни.

По сравнению с долгожителями с сохранившейся личностью некоторые «начина­ющие» пенсионеры в 60-65 лет кажутся сразу одряхлевшими, страдающими от обра­зовавшихся вакуумов и чувства социальной неполноценности. С этого возраста для них начинается драматический период умирания личности. Явления деперсонализа­ции такого рода приводят к функциональным нервным и сердечно-сосудистым забо­леваниям — в общем, к психогенным заболеваниям.

Следует отметить, что подобные явления, которые можно назвать деформацией личности, возникают обычно лишь в связи с прекращением профессиональной трудо­вой деятельности в той или иной области общественной жизни, производства и куль­туры. Иначе говоря, такая деформация — последствие коренного изменения образа жизни и деятельности, статуса и ролей человека в обществе, главнейшей из которых является производство, созидание материальных и духовных ценностей. Внезапное блокирование всех потенциалов трудоспособности и одаренности человека с прекра­щением многолетного труда не может не вызвать глубоких перестроек в структуре человека как субъекта деятельности, а поэтому и личности.

В последние десятилетия человеческой жизни гетерохронность состояний лично­сти и субъекта уменьшается, а их взаимозависимость во времени усиливается. Но тем более возрастает дистанция между ними и временными характеристиками человека как индивида, т. е. возрастом, на поздней стадии онтогенеза. Та или иная степень со­хранности, деградации или полного одряхления является функцией не только возраста, но и социально-трудовой активности, т. е. продуктом не только онтогенетической эво­люции, но и жизненного пути человека как личности и субъекта деятельности.

Человек как предмет познания

Эти формы существования и развития человека, изменяющиеся в разные перио­ды человеческой жизни, характеризуются специфическими комплексами психофизи­ологических особенностей, которые будут рассмотрены в следующих главах. Проти­воречия между этими формами с их различными психофизиологическими характери­стиками не могут отвлекать нас от единства человека во всей множественности его состояний и свойств. Это единство представлено в исторической природе человека, взаимопроникновении социального и биологического, социальной детерминации био­физиологических механизмов развития, слияния натурального и культурного разви­тия человека в его психической эволюции, в развитии индивидуального сознания. Общим эффектом этого слияния, интеграции всех свойств человека как индивида, личности и субъекта деятельности является индивидуальность с ее целостной орга­низацией и саморегуляцией. Самосознание и «я», характер и талант человека с их неповторимостью — все это самые поздние продукты его развития.

Фазное протекание целостного жизненного цикла, охватывающего процесс инди­видуального развития от рождения человека до смерти, есть последовательная смена моментов становления, эволюции и инволюции индивида. Эта развертывающаяся цепь изменений является одним из фундаментальных эффектов необратимости вре­мени, действия «стрелы времени».

Возрастные изменения в динамике жизненного цикла содержат в себе оба парамет­ра времени — длительность бытия и временную последовательность смены фаз. В со­временной возрастной психологии далеко не всегда учитывается эта взаимосвязь пара­метров времени. Широко распространенные в ней принципы конструирования возраст­ных симптомо-комплексов, относящихся к отдельному периоду человеческой жизни, представляют собой абстрагирование от целостного хода исторического развития с его «стрелой времени» и своего рода консервацию в статических показателях динамики возрастных преобразований. Таким образом, т. е. путем известного обособления отдель­ной фазы жизни от реального хода смены фаз в индивидуальном развитии, теоретиче­ски возможно отделить один параметр времени от другого (длительность данного со­стояния развития или фазы от временной последовательности фаз жизни).

Однако человек не «монтируется» из отдельных возрастов как своеобразных бло­ков развития с присущей каждому из них длительностью протекания. Внутри любого предшествующего периода складываются ресурсы и резервы последующего развития, за каждым из отдельных периодов жизни, говоря словами А. А. Ухтомского, скрыта ис-

Глава 3. Онтогенез и жизненный путь человека

тория системы. Благодаря воспитанию и другим целенаправленным формам социаль­ного управления индивидуальным развитием обеспечивается перспективная ориента­ция этого развития на последующие ходы развития, подготовленная, разумеется, фило­генетической программой онтогенетической эволюции человека. Все последующие фазы развития преемственно связаны с предшествующими, причем не только с ближай­шей, смежной, но и с весьма отдаленными, даже исходными, начиная с раннего детства.

Речь идет, следовательно, о генетических связях в индивидуальном развитии, о про­тиворечивых переходах между фазами этого развития, носящих то плавный и постепен­ный, то скачкообразный и конфликтный характер. Такой подход к индивидуальному развитию как к единому целому и совокупности генетических связей между разнопо­рядковыми фазами (роста и созревания, зрелости, старения и старости) является новым не только для психологии, но и для естествознания. Этот подход связан с новейшим пониманием организма как целого, сложной саморегулирующейся системы.

Коррелятивные зависимости между органами и функциями организма составля­ют важную характеристику его целостности, включая и временные параметры его су­ществования (продолжительность жизни, последовательность смены отдельных со­стояний и изменений, являющихся фазами индивидуального развития).

На различных стадиях онтогенеза коррелятивные связи существенно изменяются по типам и значению для индивидуального развития. И. И. Шмальгаузен описал три основных типа корреляций, или взаимозависимостей, а именно: геномные, морфогене-тические и эргонтические. Геномные взаимозависимости определяются непосредствен­ными факторами развития, т. е. генами, через биохимические процессы, происходящие в клетках того же самого материала, в котором реализуются изменения. Морфогенети-ческие также наследственно запрограммированы, но осуществляются путем передачи веществ или возбуждения от одной части организма к другой. Лишь эргонтические кор­реляции зависят от функционирования самих членов корреляционной пары, или цепи, влияющей на изменение их строения и способа функционирования².

Первые два типа корреляций специфичны для периодов роста и созревания, по­следний тип — для дефинитивных функций сформировавшегося взрослого организма. Интересно отметить, что в качестве модели такой корреляции И. И. Шмальгаузен рас­сматривает положительную зависимость между развитием нервных центров и перифе­рических органов и указывает на то, что «этого рода корреляции без труда устанавлива­ются не только в молодом, еще растущем организме, но и во вполне зрелом»³.

При любом типе корреляции изменяется весь организм, и это изменение влияет на дальнейший ход онтогенеза в целом. В свою очередь, по удачному выражению В. Г. Афа­насьева, «сохранению целостности способствуют только те коррелятивные связи, кото­рые соответствуют внешним условиям существования... среда, таким образом, выступает как важнейший определитель целесообразности коррелятивных связей организма»⁴.

Весьма интересный разбор проблемы целостности живых систем в трудах И. И. Шмальгаузена принадлежит Р. Л. Берг, которая подчеркнула связь его концеп­ции целостности организма и онтогенеза с более общими кибернетическими подхода­ми к эволюционным проблемам. «Теория стабилизирующего отбора И. И. Шмальгау-зена, — пишет Р. Л. Берг, — раскрыла способ возникновения и эволюции генетических, эмбриологических, анатомических, физиологических механизмов обеспечения целост­ности, а вместе с тем устойчивости организма... Организм целостен и потому устой­чив. Его целостность покоится на взаимных влияниях одних частей на другие в процессе развития и в процессе функционирования»⁵.

В последние годы своей жизни И. И. Шмальгаузен работал над проблемами уп­равления и регулирования процессов в живых системах, т. е. над главнейшими биоло­гическими проблемами кибернетики. В четвертой главе мы рассмотрим одну из них, связанную с контурами биологического регулирования процессов формирования ин­дивида. В общем виде итог исследования И. И. Шмальгаузена в этой области хорошо сформулирован Р. Л. Берг: «Сама система регулирования онтогенеза усложняется и совершенствуется в процессе эволюции. Регулируются не только уклонения от нор­мального течения, но и самое течение поддерживается за счет усложняющейся систе­мы защитных механизмов. В эволюции происходит раздвигание нижнего и верхнего порога нормальной реактивности тканей и возрастание запаса реагирующего матери­ала... У высших беспозвоночных (насекомых) и у высших позвоночных (птиц и мле­копитающих) высшего развития достигает нервная регуляция»⁶.

В связи с этим большой интерес представляют открытые известным советским зоо­логом В. А. Догелем закономерности олигомеризации гомологичных органов, являю­щейся показателем прогрессирующего упрощения механизмов биологической регуляции. По определению самого В. А. Догеля, олигомеризация «заключается в уменьшении чис­ла таких органов (равнозначных, гомологичных и гомодинамных. — Б. А.), которое обычно сопровождается строгим фиксированием их положения в теле, увеличением размеров, а вместе с тем эффективности остающихся в наличии органов»⁷. Как показал В. А. Догель, это явление приводит «к упрощенному выполнению определенных функ­ций без снижения интенсивности. Происходит упрощение регулирования действия соот­ветственной системы органов и интенсификация их действия»^9, (курсив наш. — Б. А.).

Существенно, что олигомеризация в процессе эволюции животных неравномерно распространяется на различные органы и системы организмов. В. А. Догель установил, что 70 % случаев олигомеризации приходятся на долю покровно-защитных, дыхатель­ных и сенсорных аппаратов, т. е. на эктосоматические органы и основные каналы связи организма с внешней средой. Для понимания сути регуляторных преобразований в про­цессе олигомеризации гомологичных органов особенно важно то обстоятельство, что некоторые органы сохраняют свою гомологичностъ, но утрачивают гомодинамность, становятся гетеродинамнъши.

⁵ Берг Р. Л. Проблема целостности живых систем в трудах И. И. Шмальгаузена // Проблемы кибернети­
ки. - Вып. 16. - М: Наука, 1966. - С. 11.

⁶ Там же. - С. 16.

⁷ Догель В. А. Олигомеризация гомологичных органов как один из главных путей эволюции животных. —
Л.: Изд. ЛГУ, 1954. - С. 338.

⁸ Там же.

Глава 3. Онтогенез и жизненный путь человека

«Гетеродинамные органы, сохраняя сходность происхождения, — писал В. А. До­гель, — приобретают различные функции. Вследствие своей значимости для эволю­ции свойство гетеродинамности имеет... большее формативное и функциональное зна­чение, чем гомологичность»⁹. Способность органов к смене функций является одним из важнейших условий дифференциации структуры организма и повышения уровня интеграции во всех его частях.

Нас заинтересовала теория олигомеризации гомологичных органов в связи с тем, что, по нашему представлению, своеобразное совмещение гомодинамных функций с гетеродинамными, возникающими на их основе, специфично для самого высшего от­дела центральной нервной системы — больших полушарий головного мозга. Такое совмещение и имеет место в раздельной и парной работе обоих полушарий.

В связи с этими преобразованиями мозговых гомологичных органов находится изменение способа работы и взаимодействия сенсорных аппаратов, участвующих'в механизме восприятия. Таково, например, все более усложняющееся в онтогенетиче­ском развитии взаимодействие монокулярных систем в бинокулярном зрении, монау-ральных систем в бинауральном эффекте и т. д. Почти все парные рецепторы и эффек­торы гомологичны, но функционально являются не только гомодинамными, но и гете-родинамными. Интересно, однако, отметить, что в процессе созревания мозговых структур человека увеличивается различие в весе, общей величине поверхности, мак­ро- и микростроении отдельных долей и полей коры обоих полушарий головного моз­га, а также в системе кровоснабжения каждого из них.

Как будет показано ниже (см. главу 6), симметричность и асимметричность функ­ционирования сенсорно-перцептивных аппаратов человека являются их основными состояниями, сменяющими друг друга в процессе онтогенетического развития чело­века. Смена способа функционирования гомологичных сенсомоторных органов (с го-модинамного на гетеродинамныи и наоборот) в огромной мере зависит от характера деятельности и накопления жизненного опыта в процессе индивидуального развития. Несомненно, однако, что готовность гомологичных сенсомоторных органов и их выс­ших корковых регуляторов к изменению функций в процессе онтогенеза филогенети­чески обусловлена и содержится в генотипической программе развития человеческо­го организма и его мозга.

На рассмотренной конкретной модели можно видеть, что динамической констел­ляции органов, участвующих в механизме прижизненных приобретений, благоприят­ствует наследственный механизм, обеспечивающий изменение функций всех органов поведения.

В ходе биологической эволюции достигается колоссальное расширение диапазо­на возможностей функционирования органов поведения, в связи с чем способы их динамической констелляции в процессе индивидуального развития человека стано­вятся бесконечно многообразными. Несомненно, что в самой наследственной органи­зации человека и его мозга заключено значительно больше возможностей развития и преобразуемости, чем считалось до недавнего времени. Достижения современной генетики, особенно генетики поведения животных, общей генетики человека, а также новейших кибернетических теорий управления и регулирования в живых системах

⁹ Догель В. А. Олигомеризация гомологичных органов как один из главных путей эволюции животных. — Л.: Изд. ЛГУ, 1954. - С. 337.

Человек как предмет познания

позволяют вплотную приблизиться к познанию природы тех механизмов, которые составляют, по выражению Л. С. Выготского, «натуральный ряд» индивидуально-пси­хического развития человека.

Проблема «наследственность и среда» решается современной наукой на высоком уровне также и применительно к человеку. Показано, например, ч+о общие характе­ристики умственного развития человека (его уровня, структуры, межфункциональ­ных связей, соотношения психических функций с конкретным составом знаний, на­копления жизненного опыта) являются продуктом влияния как среды и воспитания, так и наследственности, причем фактор наследственности всегда так или иначе опос­редован конкретными социальными условиями среды и воспитания. Первичные же способности или элементарные психические функции (чувствительность анализатор­ных систем, ориентация в пространстве, временная организация движения в форме натурального ритма и так называемого личного темпа, непосредственное запечатле-ние и т. д.), напротив, генотипически обусловлены! Поэтому генетики предпочитают при анализе наследственных механизмов психических свойств человека избегать пользоваться так называемыми коэффициентами умственного развития, коррелиро­вать экспериментальные данные генетики человека и психологического исследования так называемых первичных способностей¹⁰, среди которых особо выделяются различ­ные параметры сенсомоторных функций.

Однако целостные системные образования психической деятельности всегда яв­ляются продуктом взаимодействия многих факторов индивидуального развития (на­следственности, среды, воспитания и собственной деятельности человека). Впрочем, как следует из современной генетической психологии, полифакторное обусловлива­ние — общее правило для всех сложных психических явлений.

Надо отметить, что и современная эволюционная генетика рассматривает геноти-пическую организацию динамически, в процессе взаимодействия организма с внешней средой. В связи с этим предлагается новое толкование онтогенеза как «непрерывно из­меняющейся реакции данного комплекса генетического материала на данную внешнюю среду» Ч. Это толкование считается более реалистичным в биологическом смысле, чем по­нимание онтогенеза как последовательной смены стадий индивидуального развития, рас­сматриваемых «просто как ступени, ведущие к конечной цели — взрослой форме»¹².

Новое генетическое толкование онтогенеза весьма перспективно, так как позволя­ет трактовать отдельные ступени, или стадии, онтогенеза в качестве совокупных эф­фектов наследственности и среды, а не простого воспроизведения наследственной программы развития. Подчеркивается и то важное обстоятельство, что в онтогенезе имеется непрерывность ряда реакций генетического материала на внешнюю среду, часто маскируемая дискретными состояниями в форме более или менее стационар­ных характеристик стадий развития, прерывностью границ между ними.

В современной науке приобретает особое значение изучение «целых онтогенезов» (И. И. Шмальгаузен), относящихся к разным филогенетическим рядам. Подобные филогенетические исследования необходимы для построения сравнительной онто-психологии, особенно в целях сопоставления онтогенеза человека и животных.

¹⁰ См., например: Штерн К. Основы генетики человека. — М.: Медицина, 1965. — С. 540. ¹¹¹ Эрлих П., Холм Р. Процесс эволюции. — М: Мир, 1966. — С. 78.

12

Глава 3. Онтогенез и жизненный путь человека

Для всех животных, включая и антропоидов, подчеркивает Н. А. Тих, содержани­ем индивидуального развития является воспроизведение вида. В пределах своих гра­ниц — от рождения до смерти — «индивид осуществляет более или менее важные фун­кции, но главной из них является функция воспроизведения себе подобных. Все ос­тальные функции представляют собой лишь средства или условия, обеспечивающие выполнение этой функции»¹³.

Отношение человеческого индивида к виду неразрывно связано с отношением к обществу, опосредующим природные свойства человека. «Хотя воспроизведение вида составляет важную сторону существования индивида, накладывающую отпечаток на его поведение и психику, — пишет Н. А. Тих, — однако основным содержанием дея­тельности человека становится создание материальных и духовных ценностей. Вмес­те с тем меняется и назначение различных возрастных периодов»¹⁴. Примечательно, что в каждый из них у человека представлены и общие со всеми млекопитающими характеристики развития, и специфические, обусловленные социальным содержани­ем и назначением индивидуальной жизни человека.

Наиболее показателен контраст старения и старости у животных и человека. Известно, что в животном мире с прекращением функции размножения индивид ста­новится бесполезным для вида и в этих условиях старость животного представляет «процесс постепенного умирания или жизни по инерции в силу сохранившихся ин­стинктов питания и самосохранения»¹⁷. Между тем после окончания репродуктивного периода «ценность человека в старости часто не снижается, а возрастает в той мере, — пишет Н. А. Тих, — в какой сохраняется и, может быть, возрастает его участие в жизни общества»¹⁸.

Сравнительные филонтогенетические исследования основных этапов онтогенеза животных и человека показывают, как отличаются относящиеся к ним индивиды. Ко­ренным образом изменяются и отношения индивида к виду, онтогенеза и филогенеза в условиях общественно-исторического развития людей. И тем не менее человеческий онтогенез, детерминированный и опосредованный социальной историей личности, подчиняется общим законам органической эволюции.

Среди законов взаимодействия вида и индивида, определяющих онтогенез всех животных организмов, включая человека, Н. А. Тих выделила законы рекапитуляции, филогенетической акселерации, филогенетической изменчивости органов и функций, адаптивной радиации, с одной стороны, развития индивидуальных вариаций, с другой. Дело в том, что адаптивная радиация, с которой свявано возникновение новых призна­ков и образование новых видов, постепенно сменяется индивидуальной изменчивос­тью, у человека практически безграничной. Эта изменчивость проявляется во всех сис­темах и на всех уровнях человеческой жизнедеятельности. В процессе эволюции нарас­тает и возрастная изменчивость, диапазон которой у человека особенно грандиозен в периоды зрелости и старения. Разумеется, что самые значительные вариации и явления изменчивости связаны с социальным формированием и развитием личности.

В процессе биологической эволюции возрастает значение индивида и влияние его на развитие вида, что проявляется, как подчеркивает Н. А. Тих, во-первых, в нарастании длительности индивидуального существования, в течение которого накапливается ин­дивидуальный опыт, оказывающий влияние на дальнейшую эволюцию, и, во-вторых, в нарастании вариативности (морфологической, физиологической и психической) внут­ри вида. Поскольку эти показатели эволюционных изменений онтогенеза существенны и должны специально учитываться при анализе онтогенеза поведения, приведем неко­торые данные из современных научных работ по проблемам долголетия. Так, в извест­ной монографии Дж. Биррена о психологии старения приведены сравнительные харак­теристики длительности индивидуального существования 82 видов животных (беспоз­воночных и позвоночных, особенно высших позвоночных). Человек обладает, пожалуй, наибольшей длительностью жизни (70-80 лет), если учесть максимумы долголетия, у отдельных индивидов достигающие 110-120 и более лет. Сопоставление по этим по­казателям человека с другими долголетними млекопитающими животными (например, со слоном) ограничивается существенными различиями в размерах тела, сроками эмб­рионального развития, периодом удвоения тела и др.

Правомерно сопоставление человека с другими антропоидами, особенно шимпанзе. Длительность внутриутробного периода (в днях) у человека — 280, у шимпанзе — 260. Между тем длительность постнатальной жизни у человека — 70-80 лет, у шимпанзе — всего 15-20 лет. Еще более существенным показателем является максимум долголетия, у человека измеряемый 110-120 годами и более, а у шимпанзе — несколько более чем 30 годами»¹⁹.

Известны различные истолкования биологических факторов, определяющих сро­ки индивидуальной жизни²⁰, но для нас в связи с факторами поведения и его мозгово­го механизма особый интерес представляет концепция известного советского биолога

И кибернетика А. А. Малиновского. Он рассчитал, пользуясь имеющимися в научной литературе данными, связь сроков длительности индивидуального существования с цефализацией и нашел, что эта связь выражается в коэффициенте корреляции + 0,76, т. е. является достаточно большой²¹. Была рассчитана корреляция также со скоростью роста и размерами тела. Все эти вычисления показали, что длительность жизни ясно связана и с цефализацией, и со скоростью роста, и с окончательными размерами тела. Результаты этих вычислений представлены А. А. Малиновским²² в схеме на рис. 8.

Рис. 8. Соотношение продолжительности жизни с коэффициентом цефализации, скоростью роста и окончательным размером тела

Путем корреляционных расчетов установлены две противоположные тенденции эволюции долголетия у млекопитающих: «...основная — на укорочение сроков жизни и противоречащая ей тенденция — на увеличение размеров тела и на развитие высшей нервной деятельности, которая приводит к некоторому удлинению жизни...»²³ Осо­бенно важно здесь, пишет А. А. Малиновский, «развитие высшей нервной деятельно­сти. Чем лучше она развита, тем в большей мере животное приспособляется к среде, изменяя поведение, тем более ценен накопленный за долгую жизнь опыт животно-го...»²⁴. Говоря о человеке, который благодаря общественному развитию вышел из-под власти естественного отбора, он указал на то, что «у человека, по-видимому, далеко еще не реализованы те ресурсы продления-жизни, которые принципиально возможны при его биологической организации. И действительно, мы видим огромную изменчи-

²¹ Малиновский А. А. Некоторые биологические предпосылки долголетия у млекопитающих и человека //
Проблемы долголетия: Сб. - М.: Изд. АН СССР, 1962. - С. 48.

²² Там же.

²³ Там же.

24

Человек как предмет познания

вость сроков жизни у человека, вплоть до 120 и более лет. Однако в природе то, что доступно для отдельной особи, принципиально доступно и для всего вида»²⁵.

Насколько можно судить, подобная изменчивость, необычайно широкая по диапазо­ну, преимущественно связана с другими явлениями изменчивости, относящимися к обла­сти цефализации. Следует отметить, что изменчивость разных отделов центральной не­рвной системы ни в коем случае не может быть однозначно определена. Так, например, изменчивость относительного веса спинного мозга у млекопитающих находится в преде­лах 8,1-12,9 %. Между тем изменчивость относительного веса головного мозга оказыва­ется более значительной, причем с большим диапазоном колебаний (от 15-20 до 42 % )²⁶.

Очевидно, изменчивость как показатель индивидуальной вариативности популя­ции и вида в наибольшей степени характеризует головной мозг с его рефлекторной дея­тельностью. Об этом свидетельствуют многие данные, в том числе данные А. А. Юр-гутиса о вариабельности веса головного мозга человека в двух возрастных группах мужчин (17-40 и 41-100 лет). В первой группе коэффициент вариации был равен 7,58, во второй — 9,3²⁷. Разница между максимальным и минимальным весом головного моз­га у мужчин 17-40 лет достигала 656 г, у женщин этой же группы — 480 г, а в более старшей возрастной группе у мужчин — 630 г, у женщин — 480 г.

Еще более существенны явления изменчивости различных корковых структур го­ловного мозга человека. Изменчивость величин каждого отдельного полушария, осо­бенно левого, относится к общей макроструктуре, бороздам и извилинам, полям и моз­говым сосудам. «...Индивидуальной изменчивости, — замечает С. М. Блинков, — под­вержены не только соотношения между формациями переднего и заднего отдела коры полушария, но также весьма изменчивы у разных людей соотношения между областя­ми, а в пределах областей — соотношения между величиной полей»²⁸.

Изменчивость величин головного мозга у всех животных, включая антропоидов, не может быть сравниваема с грандиозным диапазоном изменчивости этих величин у человека. Однако общая закономерность — возрастание изменчивости различных па­раметров организма по мере возрастания цефализации и увеличения роли индивиду­ального опыта в приспособительной деятельности — характерна для всех животных, включая приматов. Отсюда особое значение изменчивости поведения как момента микроэволюции, о чем пишет А. В. Яблоков: «...изучение изменчивости поведения вплотную приближает исследователя к тем первым шагам микроэволюции, которые являются первичной реакцией всякой популяции высших животных на изменения в условиях существования»²⁹.

Изменчивость отдельных параметров имеет значение и для характеристики вари­ативности организма человека как целого, определяемой совокупным влиянием всех общественно-экономических и природных условий жизни. В этой связи особый инте­рес представляет вопрос о нормальной продолжительности жизни как новой демогра­фической категории, поскольку демография пользуется обычно категорией средней