Анатолий Александрович Вассерман Нурали Нурисламович Латыпов Реакция Вассермана и Латыпова на мифы, легенды и другие шутки истории

Венесуэльская болезнь

Национализация опасна не для всех

Несколько слов об опасностях и выгодах национализации.

Сейчас политику массовой национализации частной собственности зовут венесуэльской болезнью. Но случалась она много раз и во многих странах. В образцово капиталистической Великобритании лейбористы, придя к власти сразу после Второй мировой войны, национализировали целые отрасли. Возможно, потому, что при послевоенном разорении не видели иного способа поддержать их существование.

Многократные национализации позволили всесторонне изучить их практически неизбежные последствия. Сдержать их удаётся, разве что если государственное предприятие реально конкурирует с частными (как Renault во Франции). Если же национализирована монополия, катастрофа неминуема.

Предприятие, щедро подпитанное казёнными — то есть для его менеджеров даровыми — деньгами, сперва расширяется и процветает. Но сравнительно скоро качество работы ухудшается. Ведь оценивают его теперь не столько потребители (своим трудовым рублём или фунтом), сколько чиновники разных рангов. А их доходы если от чего и зависят, то уж точно не от работы подведомственных заведений.

Затем падает и количество. Его оценить проще, чем качество. Так ведь и найти уважительные причины сокращения объёмов производства несложно. Тем более что главная из этих причин объективна. Потребители стараются заменить некачественные товары и услуги чем-нибудь более приемлемым.

Наконец, казённая продукция дорожает: количество упало, а сократить число рабочих мест или зарплату работников не согласится ни демократически избранный чиновник (ему нужны голоса и на следующих выборах), ни тем паче диктатор (он не имеет внятных способов изучать общественное мнение — и опасается незримых течений).

Есть и другие — помимо подъёма цены — способы поживиться из казённого котла. В казённой нефтяной компании ЮКОС едва ли не каждый её администратор, начиная с уровня мастера, имел персональную скважину — доход из неё капал прямо в его кошелёк. Как только частные хозяева покончили с этой формой хищений, прибыль компании выросла в несколько раз.

ЮКОС являл и другие примеры эффективности частного управления. Так, там внедрили новую компьютерную систему управления всеми скважинами и насосами. Даже создали самостоятельную компанию СибИнТек для разработки управляющих программ. СибИнТек решил поставленные ЮКОСом задачи — и ушёл на вольные хлеба. Несколько сот молодых сибиряков, изучив за нефтяные деньги искусство программирования, теперь зарабатывают благополучие собственными силами.

Ходорковского ругали за организацию аукциона по ЮКОСу: он не допустил конкурентов к торгам и отдал государству примерно 300 миллионов долларов. Честный аукцион принёс бы, по экспертным оценкам, раза в три больше. Но когда государство решило изъять основу могущества олигарха, слишком увлёкшегося политикой (и на мой взгляд, далеко не безупречного в ней), акции ЮКОСа стоили десятки миллиардов. Правда, к тому времени нефть подорожала чуть ли не впятеро. Значит, чистая прибыль — за вычетом издержек на добычу и транспортировку — выросла раз в десять. Но по меньшей мере три «крата» роста цены компании — следствие не выгодных внешних обстоятельств, а несомненной эффективности приватизации.

О ЮКОСе я говорю так подробно потому, что компания — один из очень немногих в нынешней России примеров национализации. Правда, ещё Сибнефть выкупили — хотя и по реальной цене. Но её как раз приватизировали неэффективно. Первый покупатель — Березовский — превосходный изобретатель схем ведения дел, но далеко не лучший организатор. Главный же способ его деятельности — приватизация менеджмента, то есть подкуп руководителей компаний, ему не принадлежащих — и вовсе годен только для работы с казёнными корпорациями (так, в правлении Общественного Российского Телевидения все представители государства дружно голосовали под диктовку Березовского). Не удивительно, что Абрамович — не столь изощрённый политик, но хороший управленец — выкупил Сибнефть у Березовского куда дешевле, чем продал государству.

Других сколько-нибудь серьёзных случаев национализации в новейшей российской истории не заметно. Правда, массовое вмешательство чиновников в хозяйственную жизнь иной раз называют квазинационализацией.

Формы вмешательства разнообразны — и зачастую разнобезобразны. Мелочная регламентация того, что должен регулировать — изменением спроса, — сам рынок. Нелепые и каждодневно усложняющиеся налоговые и таможенные правила. Принуждение к оплате властных затей — от посадки газонов до городских праздников — под лозунгом социальной ответственности бизнеса (хотя именно бизнес даёт властям налоги, в том числе и на все их затеи). Наконец, прямые поборы и взятки.

Но чиновный произвол — ни в коей мере не национализация. Инициатива здесь исходит не от государства как целого. И интересы государства — пусть и превратно понятые — ни в коей мере не защищаются. Ибо нельзя путать интересы государства с интересами отдельных его чиновников. Так же как интересы страны — с интересами государства.

Словом, национализации у нас пока далеко не так много, чтобы считать её болезнью. Ведь и доля сырья, добычей которого не слишком сложно распоряжаться, в нашем доходе явно меньше, чем в венесуэльском.