Анатолий Александрович Вассерман Нурали Нурисламович Латыпов Реакция Вассермана и Латыпова на мифы, легенды и другие шутки истории

Циклы Кондратьева

Не зря ещё Иисус сказал: «Пророк везде пророк, только не в доме своём и не в отечестве своём». Ещё несколько лет назад наши экономические руководители судорожно метались в поисках западных рецептов спасения от кризиса, пришедшего к нам как раз с Запада. Между тем ещё в 1920-х наш соотечественник Николай Дмитриевич Кондратьев не только предсказал будущую экономическую лихорадку, но и объяснил, почему от неё не спасут привычные лекарства.

Уже в XIX веке западную экономику сотрясали регулярные спады производства. Их внимательно изучил Уильям Стэнли Джевонс. Их теорию создал Карл Маркс — и решил, что рано или поздно очередной кризис перепроизводства уничтожит весь капитализм. Но все исследования касались только самых очевидных колебаний — с частотой около трёх лет и около десятилетия. Ведь их причину удалось понять довольно быстро. Три-четыре года занимала реакция производителей на текущие колебания спроса. Десять лет — характерное время полной смены производственного оборудования.

На рубеже веков Израиль Гельфанд, более известный как Александр Парвус, впоследствии профинансировавший октябрьские мероприятия Ленина, заявил, что капиталистической экономике присущи длительные циклы колебаний. В нисходящей фазе колебания очередной кризис развивается острее и излечивается дольше, тогда как в восходящей фазе кризис, порождённый теми же причинами, слабее и короче.

Затем уже нидерландские экономисты, набрав немалую статистику не только по колебаниям ценовой конъюнктуры, но и по натуральным показателям производства, торговли, занятости, миграции, создали теорию волнообразной эволюции при капитализме.

Решающий шаг в разработке полноценной теории — не только исследующей форму явления, но и определяющей его содержание — принадлежит Николаю Дмитриевичу Кондратьеву. Он был специалистом прежде всего по сельскому хозяйству — успел даже поработать заместителем министра продовольствия в Временном правительстве Керенского. Но большой учёный редко ограничивается одним узким направлением поиска.

Кондратьев понимал недостаточность статистики. Особенно при неизбежных различиях самих циклов. Их длина колеблется от сорока пяти до шестидесяти лет — около 30 %. Правда, период классических кризисов варьируется ещё больше — от семи до одиннадцати лет, то есть на добрых 40 %. Но причина кризисов хотя бы понятна. А длинные циклы откуда?

Николай Дмитриевич нашёл эндогенные — то есть внутренние, неотъемлемые от рыночной экономики — причины длинных волн. Он писал: «Каждая последующая фаза цикла есть следствие кумулятивно накапливающихся условий в течение предыдущего времени». В основе самодвижения и саморазвития цикла лежит механизм накопления, концентрации, распыления и обесценивания капитала.

Кондратьев выделил три вида равновесного состояния экономики.

Равновесие первого порядка — между обычным рыночным спросом и предложением. Отклонение от него порождает колебания товарных запасов. Производство реорганизуется довольно быстро, и малый цикл — три-четыре года.

Равновесие второго порядка — между разными отраслями. Отклонения от него вызывают межотраслевой перелив капитала, вкладываемого в оборудование. Характерный срок тактической реконструкции — около десятилетия — порождает классические кризисы перепроизводства.

Наконец, равновесие третьего порядка, изученное Кондратьевым, касается инфраструктуры производства — коммуникаций, промышленных зданий, квалифицированной рабочей силы, методов создания новой техники. Осуществление стратегических преобразований растягивается на пару поколений.

Сегодня некоторые сторонники Кондратьева вычленяют ещё и двадцатилетние циклы, связанные со сроками перехода изобретений в технически эффективные решения. Ведь каждая творческая находка должна обрасти множеством меньших усовершенствований и уточнений, снимающих противоречия между исходным замыслом и неизбежными трудностями его осуществления. Структура инновационной экономики пока слабо исследована теоретически, так что ход развития этих циклов ещё малопонятен. Но уже можно предположить, что кондратьевский цикл складывается из двух инновационных. В первом накапливается комплекс изобретений, взаимно обеспечивающих работу друг друга, а во втором из этого комплекса благодаря инженерным усовершенствованиям выжимаются все возможные результаты.

Резонно предположить, что два кондратьевских цикла образуют ещё более длинный. Его можно связать с развитием широчайшего спектра изобретений на основе фундаментального научного открытия. Например, всё нынешнее изобилие полупроводниковой электроники опирается на физику твёрдого тела, а та в свою очередь возникла только по завершении построения квантовой механики.

Если верно предположение о порождении циклов наукой, то сейчас мы пребываем примерно в той же фазе цикла, которая в прошлый раз обернулась Великой Депрессией. Но даже и без этого легко видеть: мировая экономика переживает фазу инновационного цикла, соответствующую большому спаду всех сырьевых цен вследствие появления новых способов использования сырья.

Мир находится на спаде кондратьевского цикла, чья фаза подъёма спасла западную экономику от последствий валютного кризиса 1960-х. Понятно, приёмы вроде рейганомики, полезные в те годы, нынче могут только ускорить наше падение. А как вести себя на спаде волны — Кондратьев, увы, не подсказал: его расстреляли ещё в тридцать восьмом.

Выход один, искать новых Кондратьевых, холить, лелеять, беречь их светлые умы!

Четыре нейтралитета Европы

Поговорим о некоторых особенностях политики, и главным образом — о нейтралитете ряда стран Европы. Таковых по сути четыре.

Традиционно нейтральная чуть ли не с первой трети XIX века Швеция,¹ кстати, конституционно монархическая страна. Своим выбором и последующим процветанием королевство обязано выдающемуся политику, некогда маршалу наполеоновской Франции, Жану Батисту Жюлю Бернадотту.

Бернадотт, он же король Швеции — Карл Юхан Четырнадцатый, основатель ныне царствующей династии шведских государей, правил двадцать шесть лет, а фактически он почти тридцать четыре года определял основные направления развития Шведского государства, неизменные и по сей день! Результат налицо!

Финляндия, некогда шведское владение, потом — часть Российской империи, получившая суверенитет юридически из рук Ленина. Участие во Второй мировой войне сперва — на стороне гитлеровской Германии, потом — на стороне союзников, кажется, навсегда отвратило политиков этой страны от кровавых баталий.

Наиболее древний нейтралитет формально — швейцарский, провозглашённый в XVIII веке и нарушенный только раз, да и то извне.

Швейцария сейчас — это конгломерат из более чем двух десятков кантонов, земель, каждая из которых имеет права суверенного государства со своим правительством, законами и судом.

Это одна из самых древних европейских демократий, основанная более семисот лет назад, в августе 1291 года, когда представители трёх первых, лежащих в альпийских долинах, кантонов дали друг другу клятву. Они обещали хранить мир и помогать друг другу в борьбе против династии западно-германских государей Габсбургов. Первое августа — Национальный праздник Швейцарии.

В начале четырнадцатого века пешие швейцарские крестьяне с примитивным оружием, но очень манёвренные, наголову разгромили неуклюжее рыцарское воинство Священной Римской империи.

Именно с тех пор швейцарская пехота и считалась лучшей в Европе.

Историки свидетельствуют, что «в течение двух последующих веков швейцарские войска одерживали одну победу за другой над феодальными армиями герцогов, королей и кайзеров». Успех объединяет. Двести лет спустя со дня первой победы в Швейцарском союзе насчитывалось уже тринадцать кантонов.

Правда, затем почти два века религиозных распрей едва не раскололи крестьянскую конфедерацию, которая все же сохранила себя, и к началу наполеоновских войн состояла из двух десятков суверенных земель.

Чтобы поправить финансовое положение республиканской Франции, Наполеон санкционировал вторжение в Швейцарию. Последующие пятнадцать лет так называемая «Гельветическая республика» находилась под властью французов. Они навязали швейцарцам чуждые законы, например, устранявшие всякую самостоятельность регионов, по-швейцарски «кантонов».

Но когда Наполеон был разбит союзниками, Венский конгресс 1815 года в марте признал за Швейцарией вечный нейтралитет и определил незыблемость её границ.

Акт о том был подписан представителями фактически всех европейских стран в Париже 8 (по старому стилю) ноября того же года.

В первую очередь нейтралитет гарантировали победители — Россия, Англия, Австрия и Пруссия, а также Швеция, Испания, Португалия и, наконец, хитроумием Талейрана, Франция.

Документ гласил: «Державы признают торжественно через сей Акт, что пользы европейской политики требуют нейтралитета, неприкосновенности Швейцарии и независимости её от всякого чуждого влияния… Державы с удовольствием признают, что в затруднительных обстоятельствах Швейцария доказала, к каким важным усилиям и пожертвованиям она готова была для блага общего и успехов дела, которое защищали все державы Европы и…. что Швейцария вполне достойна выгод, утверждаемых за нею…»

Четвёртая европейская нейтральная страна — Австрия. В ходе двух мировых войн она утратила статус великой державы, но зато уже сама, спустя сто сорок лет после Швейцарии получила такой же гарантированный нейтралитет.

Её статус, установленный Государственным договором о восстановлении независимой и демократической Австрии в мае пятьдесят пятого, поддерживали два противостоящих блока — НАТО и Организация Варшавского Договора. Это — неизбежное следствие тогдашней поляризации мира.

Документы подписали «Союзные и Соединённые державы» — СССР, Великобритания, США и Франция. СССР принадлежал к одному лагерю, а остальные три великие державы — к другому.

Могут возразить, что акт о нейтралитете Австрии продиктован победителями побеждённому, и он мог включать требования, неприемлемые для уже существующего суверенного государства. Но по тексту договора пятьдесят пятого года видно: он рассчитан именно на дальнейшее существование вполне суверенной Австрии. Нормы демократического поведения перечислены в нём с полного согласия самих австрийских властей.

Кстати, гарантии, данные Австрии в связи с нейтралитетом, оказались важны не только для неё самой. Они даже в самые жёсткие дни холодной войны были одним из пунктов согласованного взаимодействия противоборствовавших в ней сторон.

Стабильно нейтральная Австрия стала не точкой противостояния, а одним из немногих связующих звеньев разделённого мира. И сумела извлечь из этой роли немалую пользу — например, в качестве торгового посредника.

Правда, сейчас в Австрии многие считают, что её нейтралитет устарел и для дальнейшего развития полезнее вступление в НАТО. Но даже самые горячие сторонники такого развития не отрицают, что нейтралитет был необходимым этапом австрийской истории, без которого переход от тоталитаризма к демократии и благосостоянию мог не состояться вообще.