Анатолий Петрович Левандовский Первый среди Равных

36

28 февраля Билькок-старший созвал общее собрание граждан Руа. Правда, это было не то собрание, за которое ратовал Бабёф: на него пригласили только «активных» граждан, в первую очередь лиц, связанных с продажей напитков.

Господин мэр произнёс большую речь.

Пустив в ход всё своё ораторское искусство, то льстя, то угрожая, он постарался внушить собравшимся, что, уклоняясь от уплаты налогов и бойкотируя чиновников генерального откупа, они сами роют себе могилу. Идя на поводу у разных отщепенцев, врагов собственности и порядка, они волей-неволей содействуют бунту, ниспровержению основ общества, торжеству анархии. Но что же будет, если анархия восторжествует? Не они ли первые поплатятся своими богатствами, а то и жизнями? Нет, уж лучше пожертвовать частью, нежели лишиться всего…

Речь произвела ожидаемый эффект. Трактирщики согласились не только на восстановление застав и уплату налогов, но даже на погашение задолженности за прошлое.

Клан Билькоков торжествовал.

Откупное ведомство Руа возобновило свою деятельность.

На следующий день, согласно распоряжению муниципалитета, глашатай, следуя за барабанщиком, обходил улицы города, доводя до всеобщего сведения новый указ.

Однако у предместья Сен-Жиль глашатай остановился: дальше ходу не было.

37

Предместье кипело с утра.

Простые люди, бедняки, нищие обитатели лачуг не собирались подчиняться решению вождей патрициата. У них был свой вождь, который – они знали это – не подведёт и не продаст. Франсуа Ноэль хорошо разъяснил им суть происшедшего.

Господа, возглавляющие муниципалитет, изъявляют якобы волю народа. Но разве продавцы вина представляют народ? Разве хозяева трактиров выражают державную волю народа? Разве народ уполномочивал их выносить его именем какие-то решения? Ведь и ребёнку ясно, что эти дельцы, уплатив государственную пошлину, затем с лихвой возместят её, обирая тех же бедняков, от имени которых сегодня соглашаются на уплату! Нет, подлинный народ никогда не подчинится подобным решениям, ни здесь, в Пикардии, ни в целой Франции. А пока необходимо принять контрмеры. Он, Бабёф, сегодня же напишет новую петицию в Собрание, ещё раз предостережёт законодателей, ещё раз покажет им опасность и бессмысленность пренебрежения к требованиям и нуждам народа, а они, его сограждане, должны объединиться и устроить достойную встречу клевретам откупщиков.

И встреча была устроена.

Когда вслед за глашатаем появились жандармы, в них полетели комья грязи. Жандармы взяли ружья на изготовку, но из толпы раздались крики, что на первый же их выстрел последует ответный; действительно, можно было заметить, что многие граждане вооружены.

Учитывая свою малочисленность, жандармы не пошли на риск действовать силой.

Чиновники откупного ведомства, осаждённые толпой в кафе «Белая лошадь», вынуждены были отказаться от своих претензий и извиниться перед народом – только после этого им дали возможность вернуться в свои бюро.

Предместье Сен-Жиль одержало победу над муниципалитетом.

Тогда, понимая, чьих рук это дело, мэр вызвал Бабёфа в ратушу.

«Смутьян» и не подумал уклониться от приглашения, ему было что сказать господам Билькокам и Лонгеканам.

38

И вот он перед ними.

Без тени смущения выкладывает он горькие истины, которые коробят этих господ и вызывают их глухую ярость; с каким бы удовольствием – Бабеф чувствует это – они приказали бы схватить его и немедленно бросить в тюрьму. Но нет, почтеннейшие, не выйдет: я пришёл к вам с надёжным эскортом, за мною стоят предместья, вы знаете это и боитесь, боитесь настолько явно, что даже не рискуете прервать меня и одёрнуть!..

Он говорит с воодушевлением. Да, он обвинял депутатов, предавших интересы народа, да, он выступал и будет выступать против косвенных налогов, находящихся в вопиющем противоречии с Декларацией прав человека и гражданина, ибо разве Декларация не гарантирует каждому свободу высказывать свое мнение?…

– Вы нападаете на меня за мои слова, я же разоблачу ваши дела, – пригрозил он советникам и мэру и тут же добавил: – Но имейте в виду, если явятся солдаты, я окажусь во главе тех, кто будет противиться им. Если вы не выполняете ваш долг защитников народа, я сделаю это вместо вас!..

Бесстрашно бросив вызов врагам, Бабёф покинул трибуну. Его проводили гробовым молчанием. Однако он знал: они не рискнули ответить ему, но тут же пошлют донос в Париж и потребуют применения сил.

39

Он не ошибся.

Донос последовал молниеносно, и уже через несколько дней доблестные гвардейцы Лафайета были на марше.

Они шли по направлению к Руа и Перонну.

Вскоре поступили известия об их первых «подвигах»: солдаты бесчинствовали, повсюду разыскивая контрабандные товары и участников «мятежа».

Паника объяла южную Пикардию. Толпы крестьян из окрестных деревень, взбудораженные слухами, стекались в Руа.

Бабёф сразу понял, как использовать ситуацию.

Крестьянам он посоветовал возвращаться к себе в деревни. Если опасность станет реальной, нужно будет подумать о самозащите, пока же следует сохранять спокойствие и революционную бдительность. К тому же призвал он и граждан Руа в афишах, которые утром 14 марта появились на стенах многих домов города.

Одновременно Бабеф обратился в муниципалитет с недвусмысленным требованием. Заявив, что из Парижа движутся банды разбойников, переодетых в форму национальных гвардейцев, он требовал, чтобы ратуша немедленно выдала гражданам оружие для охраны общественного спокойствия. Ведь Руа, не имеющий своей национальной гвардии, давно уже стал притчей во языцех среди других городов, а сейчас возникла угроза, размеры которой трудно предвидеть.

Так новоявленный вождь предместий делал необыкновенно ловкий тактический ход. Превратив парижских карателей в «переодетых разбойников» и противопоставляя панике стремление к революционному порядку, он, не нарушая легальности, давал понять местным властям и большому Собранию: истинные друзья свободы не отступят перед провокациями и добьются своего.

И они добились своего.

«Отцы города» дрогнули и согласились выдать оружие, вследствие чего Франсуа Ноэль в дальнейшем смог подписывать свои петиции и призывы как «солдат-гражданин».

Национальные же гвардейцы Парижа прервали свою экспедицию и, не доходя до Руа, повернули обратно.

И самое главное: Учредительное собрание сочло разумным уступить, приняв декрет о ликвидации с 1 апреля 1790 года ненавистного соляного налога.

Это была большая победа.

Победа Бабёфа, победа Пикардии, победа всей демократической Франции.