Вы, как и все, знаете, querida, что великого Гюго, которого недавно так
пышно прославляли, целых пятьдесят лет боготворила Жюльетта Друэ*; вы
знаете, что она написала ему более двадцати тысяч писем и повторяла в них на
двадцать тысяч ладов (умудряясь при этом избежать однообразия): "Ты самый
великий, самый прекрасный... Любимый, прости мне мою безмерную любовь к
тебе... Видеть тебя -- значит жить;
слышать тебя -- значит мыслить; целовать тебя -- значит возноситься к
небесам... Здравствуй, мой возлюбленный, здравствуй... Как ты себя
чувствуешь нынче утром? Я же могу только одно -- благословлять тебя,
восторгаться тобой и любить тебя всей душою..."
Я уже отсюда слышу, как вы -- амазонка, вы -- жестокосердная, вы --
задира восклицаете: "Пятьдесят лет преклонения? Ах, до чего она ему, должно
быть, надоела!" А вот и нет, дорогая, не думайте так. Помнится, я и сам
частенько напоминал вам о необходимой мере кокетства; известно, что многие
мужчины и женщины пренебрегают тем, что дается им легко, и добиваются того,
что от них ускользает; я знаю, что Гюго много раз обманывал бедняжку
Жюльетту, даже в ту пору, когда она была еще хороша собой, и что она ужасно
страдала из-за этого. Но зато другие проходили "как ветер, как волна", а она
оставалась с ним всю жизнь.
Она оставалась с ним потому, что люди определенного типа, рожденные
для борьбы и нуждающиеся в доверии близких как в необходимом оружии --
художники, политики, выдающиеся деятели, -- испытывают потребность в
ежедневной дозе преданности и преклонения. Предпочтение, превознесение,
преклонение -- зсе эти близкие друг другу понятия содержат особый (витамин
-- "ПР", без него воля у них слабеет. Наше тело нуждается в кальции,
фосфоре; наш дух -- в ободрении и почете. Тело расцветает на солнце, дух --
в лучах любви.
Однообразие? Да, оно, без сомнения, порою утом
ляет. Я более чем уверен, что Гюго не прочел все двадцать тысяч писем
Жюльетты. Можно с легкостью вообразить один из "триумфальных дней" поэта,
когда, охваченный вдохновением, торопясь поскорее засесть за работу, он с
утра распечатывал нехитрое письмецо споен возлюбленной, быстро пробегал его,
убеждался, что это не более чем обычный набор излияний, прочитывал
заключительные строки: "Увы! Я люблю тебя больше, чем когда-либо, люблю, как
в первый вечер" -- и равнодушно складывал послание в ларец, в стопку ему
подобных. Бывало и так, что, влюбленный в другую, Гюго искал среди писем
конверт, надписанный отнюдь не рукою Жюльетты, а ее письма оставались
нераспечатанными.
Но наступали и такие дни, когда попавший в опалу поэт находился в
опасности, когда его переполняло отвращение ко всему на свете, когда против
его произведений строились козни, а он сам подвергался преследованиям.
Тогда тщеславные "охотницы на львов" искали себе другую добычу и только одна
Жюльетта неизменно оказывалась в пустыне или в изгнании рядом со своим
поэтом; тогда ее ежедневные письма и нежные признания помогали израненному и
затравленному льву вновь обрести силу. В такие минуты именно для Жюльетты
писал Виктор Гюго стихи, в которых после стольких лет старался определить,
чем сделалась их любовь:
Два сердца любящих теперь слились в одно.
Воспоминания сплотили нас давно,
Отныне нам не жить отдельно друг от друга.
(Ведь так, Жюльетта, так?) О, милая подруга,
И вечера покой, и луч веселый дня,
И дружба, и любовь -- ты все, все для меня!
Не кажется ли вам, что для того, чтобы в старости получать подобные
стихи, стоило поклоняться поэту в молодости? Дорогая, тотчас же напишите мне
трогательное послание, полное поклонения, а я обещаю сочинить сонет к
вашему юбилею. Прощайте.
В манере Лабрюйера
Любите ли вы пародии, сударыня? Сам я всегда считал, что пародия --
весьма изощренная форма критики. Так вот, на этой неделе мне представился
случай самому сочинить одну пародию или скорее подражание. Соискателям на
степень бакалавра предложили такую тему: "Напишите в манере Лабрюйера
портрет делового человека наших дней". Одна газета обратилась к нескольким
писателям с просьбой также попробовать свои силы. Вот моя письменная
работа.
ХАРАКТЕР
Для Пеиратеса(1) не существует ничего, кроме дел;
он буквально лопается от богатства, его предприятия заполонили всю
планету. "Пейратес, вам принадлежат все сахарные заводы королевства. Не пора
ли остановиться?" -- "Вы просто бредите, -- отвечает он, -- могу ли я
перенести, чтобы кто-то другой поставлял мне сахарный тростник и таким
способом обогащался? Мне нужна собственная плантация на островах". -- "Она у
вас уже есть, Пейратес, удовлетворены ли вы теперь?" -- "А эти хлопковые
поля?" -- возражает он. -- "Вы и их только что приобрели; теперь-то вы
остановитесь?" -- "Как? -- спрашивает он. -- Должен же я построить ткацкие
фабрики для переработки всего этого хлопка". -- "Есть и фабрики. Наступило
ли для вас наконец время отдыха?" -- "Обождите, -- отвечает Пейратес, --
такой-то финансист снимает с моих доходов сливки. Это возмутительно". --
"Станьте сами банкиром". -- "Один завод продает мне грузовики, другой --
нужные мне станки; это меня бесит", -- "Производите их сами". -- "Мои
грузовики потребляют много бензина". -- "Бурите нефтяные скважины,
Пейратес... Ну, вот вы и владеете целой сетью промышленных и
сельскохозяйственных предприятий, они прекрасно дополняют друг друга. Вы
больше ни от кого не зависите. Начнете ли вы наконец наслаждаться жизнью?"
-----------------
(1)Пират (греч.).
Он об этом и нс помышляет. Ему незнакомы ни простые человеческие
желания, ни радости. Каждое утро он встает на заре, склоняется над тщательно
составленными ведомостями и видит, как растут его миллионные доходы, но
счастье вкушают другие. "В чем же ваша отрада, Пейратес? Свою жену вы
принесли в жертву делам, и она уже давно превратилась в забитую старуху,
опутанную жемчужными ожерельями; ваши дети не интересуются теми
хлопотливыми начинаниями, которые им предстоит продолжить после вас, а
ростовщики между тем уже начеку; сумасбродства ваших отпрысков привели бы
вас в отчаяние, если бы ваше безразличие к ним не было сильнее вашей
ярости; у вас нет ни одного свободного вечера, чтобы побыть с любовницей,
которая вам так дорого стоит; и какие могут быть у вас друзья, если вы
выносите одних только льстецов и прихлебателей?
Расслабиться? Отдохнуть? Вы отказываете себе, Пейратес, в том, что
имеют последние бедняки. "Non otium sed negotium"(1) -- для вас это не
просто изречение, а закон. В каждой комнате вашего загородного дома стоят
телефонные аппараты, вплоть до закраины бассейна, в который домашний врач
велит вам погружать время от времени ваше изнуренное тело. У вас столько
денег, что вы постоянно в тревоге из-за возможного падения денежного курса
или обесценивания валюты. Когда-то вы любили чтение и музыку; вы и к ним
утратили вкус. У вас теперь лучший в мире повар, а вы с грустью вспоминаете
о супе из капусты, который варила в деревне ваша бедная матушка. Продолжайте
же, Пейратес, свое дело, получайте от него удовольствие. Сооружайте порты,
финансируйте новые авиационные линии, стройте радиостанции и атомные
реакторы. Успехи науки, по счастью, дают вам новые возможности убивать
себя столь суетными занятиями. А если вам случайно недостаточно собственных
забот, к вашим услугам дела государственные. Вы изрядно поднаторели в
искусстве управления и охотно утверждаете, что дела в стране пошли бы
лучше, если бы у кормила власти стояли такие люди, как вы. Видимо, под этим
надо понимать, Пейратес, что страною следует управлять таким образом, чтобы
это увеличило ваши богатства?"
--------------------------------------------------
(1)Здесь: "Никакого безделья -- только дело" (лат.).
И все же Пейратес стареет, и я впервые вижу его почти довольным. Дело в
том, что ему пришла в голову гениальная мысль. Для того чтобы частично
избавить своих детей, которых он, кстати, терпеть не может, от издержек,
связанных с вводом в наследство, он приобрел на имя одного из своих
служащих нотариальную контору, а тот обязался возвращать полученные
гонорары семье Пейратеса. Вот одна из самых блестящих махинаций нашего
героя, и он радуется тому, что успел ее завершить, ибо он подписывал
необходимые бумаги, уже расставаясь с жизнью. Нынче утром я узнал, что он
умер.
Но жил ли Пейратес вообще? Он делал дела. А это совсем другое.
Сочинение это было прочитано преподавателем, не знавшим имен
соискателей. Мне выставили балл "18", querida, и гордости моей нет границ.
Прощайте.
Достарыңызбен бөлісу: |