Андреас Эшбах Выжжено Предуведомление

– ЦРУ? Как это волнующе. Скажите, ну и как оно, вообще, работать на тайную службу?

Таггард не принял этого фривольного тона.

– В основном это работа за письменным столом, – спокойно пояснил он. – Даже наполовину не так увлекательно, как это принято считать.

– И как вы к ней пришли, если можно спросить? – Маркус чувствовал настоятельную потребность задавать вопросы и тем самым удерживать инициативу разговора, чтобы за это время освоиться с неожиданностью.

– Совершенно будничным путём. Я изучал экономику в университете штата Огайо, потом занимался совсем другим, а когда настало время для спокойной работы, я наткнулся на предложение ЦРУ. – Он неторопливо переворачивал стейки на решётке. – Такую карьеру не взял бы себе в книгу ни один автор триллеров. Но на самом деле такая карьера скорее правило, чем исключение.

Маркус набрал в грудь побольше воздуха.

– Так. И вы хотите завербовать меня в агенты, как я полагаю.

– Для начала я просто хочу поговорить с вами.

– Для начала? – подозрительно повторил Маркус.

– Как экономист с экономистом. Вы ведь тоже изучали экономику, насколько мне известно. – Таггард и себе взял на тарелку стейк и перешёл на немецкий язык. – Кстати, мы могли бы говорить и по-немецки. Я долгое время работал в Европе, и моя работа была во многом связана с Германией.

На Маркуса это произвело впечатление. Таггард говорил на самом беглом немецком, какой ему приходилось слышать до сих пор из уст американца.

– Совсем не обязательно.

– На всякий случай, – настаивал его сухопарый собеседник. – С немецким у саудовских секретных служб куда больше проблем, чем с английским. – Он повесил щипцы на крючок подле решётки и указал на стоящий поодаль столик. – Идёмте, сядем, чтобы и остальные могли подступиться к барбекю. Будет жаль, если стейки пропадут.

– Задумывались ли вы когда-нибудь, – начал Таггард после первых кусочков, – почему, собственно, нефть нынче такая дешёвая?

Маркус удивился:

– Дешёвая? Весь мир постоянно жалуется, что она дорогая.

– Я вас умоляю, – поморщился Таггард. – Люди в основном имеют самое убогое представление об экономике, а считают как деревенские молочницы, вы это знаете так же хорошо, как и я.

– Да тут и считать особенно не надо. Бензоколонка сама показывает, сколько это стоит, и цены с каждым годом скачут вверх.

– Хорошо. Я могу вам разложить всё по полочкам, идёт? – Таггард взял в руки ещё не открытую банку пива. – Скажем, пусть это будет литр нефти. Сколько он стоит здесь, где его достали из земли? Баррель – два доллара. Один баррель – 159 литров, значит, получается где-то 1,2 евроцента стоит литр нефти, когда он попадает из недр в резервуар саудовского нефтехранилища.

Маркус задумчиво смотрел на зеленоватую банку «будвайзера». Чуть больше цента? Маловато.

– О'кей, – кивнул он. – А дальше?

Таггард передвинул банку дальше по столу.

– Теперь наш литр прокачают по наземному нефтепроводу к морю, например, к порту Рас-Танура. Там уже пришвартован танкер, VLCC, как говорят, «very large crude carrier». Он может взять 300 тысяч тонн, среди которых и наш литр. – Банка перешагнула через щёлочку в столе. – На борту танкера он стоит уже 18 евроцентов. По этой цене его купила фирма, которая наняла этот танкер, причём купила уже давно, за несколько месяцев вперёд. Гешефт на времени. Хороший или плохой – смотря по тому, как изменяется цена на нефть на сырьевых биржах.

Маркус кивнул.

– Ясно. – Об этих вещах он уже слышал или читал, но они его мало заботили. Торговля нефтью была не их работа. Их работа – искать нефть.

Таггард медленно передвигал банку дальше, покачивая её как на волнах.

– Наш литр плывёт из Персидского залива в Красное море. Чартер такого танкера стоит от 18 до 23 тысяч долларов в день, пошлина за проезд по Суэцкому каналу – 305 тысяч долларов. Рейс до Роттердама длится 25 дней, на горючее уходит 315 тысяч долларов, а пошлина за использование порта – ещё 130 тысяч. Всего расходов больше миллиона евро, что сказывается на стоимости нашего маленького литра где-то в недрах танкера, добавляя к его цене ещё 0,3 цента.

– Итого, теперь он стоит 18,3 цента, – подтвердил Маркус, ему уже стало интересно: к чему, собственно, клонит Таггард?

– Правильно. В Роттердаме нефть выкачивают из танкера, это длится около 36 часов. Наш литр течёт в резервуары, которые способны взять четыре миллиона кубометров, а потом по трубопроводу Роттердам – Рейн, скажем, попадает на нефтеперабатывающий завод – ну, пусть в Весселинге у Кёльна. Нефтепровод принадлежит консорциуму «Shell», «BP» или «Texaco», это приращивает к цене нефти за транспортировку от трёх до четырёх евро за тонну: таким образом, наш литр спустя четыре дня, по прибытии на нефтеперегонный завод, стоит ровно 19 центов.

– Всё ещё не много, – признал Маркус.

Таггард кивнул и вскрыл банку.

– Теперь сырая нефть перегоняется – то есть химически разлагается на сжиженный газ, газойль, среднее масло, тяжёлое масло, бензин, топочный мазут, керосин, бензол, пропилен и так далее. Происходит это очень быстро, за несколько минут. Но за это время можно успеть сообразить, как вести калькуляцию дальше. Ведь из одного литра сырой нефти получится, естественно, не литр бензина, а разве что треть литра. Двадцать процентов станет топочным мазутом, шесть процентов керосином, и так далее. Но как ни считай, всё равно не придёшь к цене 1,30 или 1,40 евро, которые ты платишь на заправке за литр бензина.

– Потому что сюда ещё прибавляются налоги, – сказал Маркус.

– Да. Вам уже случалось задумываться, что это значит? – Таггард отпил из банки большой глоток. – Больше всего на нефти зарабатывают правительства стран-потребителей. В Германии налог на нефтепродукты составляет 75 процентов цены на бензин, свыше евро за каждый литр, с которого нефтяная фирма зарабатывает лишь четыре-пять центов. – Он сделал второй глоток, покороче. – Не то чтоб нефтяные концерны превращались из-за этого в убыточные предприятия; многие из них принадлежат к числу самых прибыльных фирм в мире. Но теперь ответьте мне: почему саудовцы довольствуются такой малостью? На рынке за литр бензина без проблем можно получить 1,40 евро, столько вы платите у себя в Германии, и если на колонке стоит 1,20, вы уже радуетесь: «О, как дёшево сегодня». А саудовцы отдают литр меньше чем за 20 центов – почему? Такой большой пирог. Почему они довольствуются таким маленьким его кусочком?

– Зато им не приходится её транспортировать, перегонять и продавать. Что тоже стоит денег.

– Но не настолько же много; я вам только что всё подсчитал. Кроме того: посадить яблони, снять урожай, отжать сок, разлить его по пакетам, доставить в супермаркеты – тоже недёшево. А всё же яблочный сок дешевле, чем бензин. Почему?

Маркус раздумывал. Он постепенно начал понимать, к чему клонит Таггард. Простым ответом на его вопрос было бы то, что яблочный сок не облагают таким налогом. Но главное не в этом. Главное в том, как экономически функционирует то, что бензин может быть дороже яблочного сока.

Он посмотрел на своего сухощавого собеседника. На агента ЦРУ, облик которого никак не совпадал с обычным представлением об агентах.

– Может, саудовцев вынуждают отдавать нефть так дёшево?

– Вынуждают? Кто, например?

– Не знаю, что там разыгрывается за кулисами американской внешней политики на самом деле.

Таггард насторожился, а потом рассмеялся.

– Боже правый, вот уж не ожидал ещё раз услышать такое… Вы всерьёз в это верите? Что саудовское правительство держит такие низкие цены на нефть, потому что боится оккупации со стороны США? Мистер Вестерманн, в семидесятые годы король Файзал национализировал американские нефтяные компании в стране. То есть попросту забрал все здания, сооружения и технику, возведённые американцами, оплаченные американцами, против воли США, выплатив лишь символическую компенсацию за это. Он сохранил даже название – «ARAMCO» было сокращением «Arabian-American Company», первоначально основанной компаниями «Chevron», «Texaco», «Mobil» и «Exxon». А ведь тогда США были уже самой большой военной державой мира. Нет, эта теория не выдерживает критики.

Маркус наморщил лоб.

– О'кей, может, саудовцы просто относятся к числу тех людей, которые считают, как деревенская молочница?

Таггард снова посерьёзнел.

– Поначалу наверняка так и было. Но теперь всё уже давно не так. Сегодняшнее поколение училось в лучших университетах мира, и это те ещё ребята.

– Хорошо, тогда я весь внимание. Скажите мне, в чём дело.

Таггард некоторое время смотрел на него молча, потом допил своё пиво и шумно смял банку.

– Демпинг, – сказал он.

– Демпинг?

– Когда кто-то практически дарит свой товар, это демпинг, и если на этом рынок застукают, ему придётся заплатить большой штраф. Демпингуют для того, чтобы взять измором нежелательных конкурентов. В отличие от рынка, саудовцам никто не может этого запретить, а они могут выдержать такую цену, потому что у них с большим отрывом самые значительные на планете запасы нефти. На сегодняшний день у них разведано свыше 260 миллиардов баррелей, – ни у одной страны больше нет столько нефти, даже близко. Саудовская Аравия – нефтяная сверхдержава, единственная на земле. – Таггард подался вперёд. – И мы здесь говорим не о томатах, не о майках и не о DVD-плейерах. Мы говорим о нефти – субстанции, которая в корне изменила мировую экономику. Субстанции, от которой мировая экономика зависит и становится всё более зависимой, поскольку все процессы требуют ещё больших энергозатрат. Если не слушать, что саудовцы говорят, а только видеть то, что они делают, то становится ясно: для них главное – чтобы мир, в первую очередь Западный, в известной мере оставался на игле. Или на нефтепроводе, в нашем случае. Они боятся – и знаменитый бывший министр энергетики Захи Ямани при всякой возможности не устаёт заявлять это открыто, – что в случае, если цены на нефть поднимутся выше известного низкого уровня, то станут рентабельными нефтяные поля вне зоны их влияния. Что ведь и произошло после нефтяного эмбарго 1973 года; цены поднялись так, что стало рентабельно добывать нефть из Северного моря. А если цены поднимутся ещё выше, они боятся, что на рынок пробьются и альтернативные энергии.

Маркус недоверчиво поднял брови.

– Альтернативные энергии?

– Никто в мире так убеждённо не верит в перспективность альтернативных энергий, как нефтяные шейхи, – объяснил Таггард. – Даже ваш брат.

Фридер. Проявляющий упорство, которое в любой другой отрасли экономики давно уже обогатило бы его.

– А вы хорошо информированы.

– Это моя работа.

Маркус откинулся назад и скрестил руки на груди.

– И для чего вы мне всё это рассказываете? Такая щедрость на информацию, по-моему, не очень-то свойственна секретным службам.

– Я хочу подвести вас к двум выводам, которые касаются вас. Первое: считайте дальше. Это я предоставляю вам; цифры все в открытом доступе, а впечатление сильнее, когда получишь собственные результаты. Вы увидите, что, если прикинуть известные в мире запасы нефти и пересчитать их на норму добычи, то лет через десять-пятнадцать доступная нефть останется только в Персидском заливе. – Таггард сцепил пальцы и посмотрел на Маркуса. – И что тогда? Тогда здешние страны будут иметь позицию неслыханного могущества. И не нацелена ли нынешняя демпинговая стратегия как раз на это?

Теперь Маркус с интересом разглядывал этого сухощавого человека. Совсем не глупо было то, что он говорил. И наглядно, когда тебе это так объясняют.

– О'кей. Понимаю. Только не вижу, каким боком это касается меня.

– Это покажет второй вывод. Тут в игру вступает ваш партнёр. Если моё допущение хоть сколько-то верно, Блок представляет собой массивную угрозу этой стратегии. В принципе, саудовцы должны бы приложить все силы к тому, чтобы убрать его с дороги, и прежде всего – его метод. А вместо этого вы оба здесь работаете на саудовское правительство! Почему?

– Потому что это было выгодное предложение. – Маркус развёл руки широко в стороны. – И потому что ваш верховный босс настаивал на том, чтобы мы это предложение приняли.

– Мой верховный босс?

– Президент. На нас давили из Белого дома.

Кажется, это озадачило Таггарда.

– Вот как? – Он задумался. – Это усложняет дело. Я знаю, что между саудовцами и американцами есть множество деловых отношений, а многие из этих людей, в свою очередь, тесно связаны с правительством… Однако это ничего не меняет. Пока метод Блока известен лишь вам двоим, жизнь вас обоих находится в большой опасности.

Маркус смотрел мимо него в пустоту, на улицу, с виду мирно спящую под великолепным ночным небом. Вот их уже двое – тех, кому от него нужно то, чем он даже не располагает, а только делает вид. И он не может выдать Таггарду, что на самом деле ни во что не посвящен.

– И что вы предлагаете?

– Прекратите сохранять тайну вокруг метода. Правильный путь – запатентовать его и после этого обнародовать.

– А потом?

– Благодаря лицензиям вы будете участвовать во всех прибылях. В этом и заключается смысл патента. В итоге для вас это будет означать меньше работы и больше прибыли, чем вы можете получить на том пути, которого придерживаетесь сейчас. Прежде всего это устранило бы опасность утраты метода. – Таггард почесал подбородок. – Или попадания его в нежелательные руки. С точки зрения моей работы, это почти такой же важный аспект.

Патент. Прекрасно. Но это была как раз та идея, на которую Блока лучше не наводить. Ибо тогда он, Маркус Вестерманн, ему уже не понадобится. Если Блок запатентует свой метод, Маркус окажется вне игры.

– Почему вы говорите об этом со мной? Почему не с Блоком?

– Попытка была, но ему, видимо, недоступна подобная логика.

В самом деле? Об этом Блок ни разу не проронил ни словечка. Странно.

– Я должен об этом подумать, – сказал Маркус.

– Подумайте. И ещё подумайте о том, что речь идёт не только о деньгах, но и, в определённых условиях, о войне и мире. – Таггард достал визитную карточку. Там он значился «менеджером по продажам» некоей «American Agrofood Trading Company». – Фирма для прикрытия, разумеется. По этому номеру вас всегда соединят со мной, если вы назовёте своё имя, – он криво усмехнулся. – В случае чего настаивайте на том, чтобы телефонистка посмотрела. В последнее время стали нанимать дешёвых сотрудников, не совсем вменяемых. Это печально, но даже секретные службы вынуждены экономить.

Маркус изучал карточку. Телефонный номер американский, но адрес – риядовский. Интересно.

– Откуда мне знать, что вы действительно работаете на ЦРУ? Может быть, на самом деле вы лишь менеджер по продажам, который что-то пронюхал и теперь пытается провернуть большой бизнес?

Таггард кивнул.

– Правильно мыслите. – Он полез в карман, достал несколько листков, свернутых вместе, развернул их, разгладил, насколько это было возможно, и подвинул к нему. – Это список телефонных разговоров, которые вы вели с момента вашего прибытия в Саудовскую Аравию. Дата, время, номер вашего собеседника и краткие замечания по содержанию разговора. Прослушка мобильников – ведь это наша прерогатива, верно?

Маркус таращился на смятые листки. Его будто обухом по голове ударили.

– Вы прослушиваете мои телефонные разговоры?

– Конечно. А вы как думали?

Все верно. Он увидел телефон Эми-Ли, по которому звонил практически ежедневно.

– Вы подслушиваете даже наш с невестой любовный лепет?

– Ваша невеста? – Таггард удивлённо поднял брови. – Мисс Ванг ваша невеста?

– Если вы не возражаете.

– Я – что вы, нет, но только… – Он помедлил. – Мистер Вестерманн, говорю вам это неохотно, но мисс Ванг для нас персона небезызвестная. Она то и дело заводит шашни с влиятельными людьми, чтобы выуживать из них информацию. Какое-то время мы считали её агентом, пока не выяснилось, что она действует по заданию отца. То, что она выведывает, он использует для своего бизнеса.

Маркус смотрел на своего собеседника, чувствуя, как жар приливает к лицу, будто он только что получил пощёчину.

– Это неправда.

– Вчера у меня был долгий телефонный разговор с коллегой, который этим занимается. Мы больше не ведём наблюдение за мисс Ванг, но я готов спорить, что ваша встреча с ней – не случайность.

– Я не хочу это выслушивать.

– Вы хотели знать, действительно ли я работаю на ЦРУ.

Маркус встал, оставив протоколы прослушки на столе, бросил туда же визитную карточку и сказал:

– Спасибо за приглашение.

Сквозь шум крови в ушах он успел услышать, как Таггард крикнул ему вслед:

– Подумайте о том, что я сказал вам перед этим!

Но он лишь гневно дёрнул рукой, не обернувшись. Ярость накатила на него. Он мог бы сейчас закричать или сломать что-нибудь. Ему пришлось держать себя в руках, чтобы не сделать ничего такого, о чём впоследствии пришлось бы пожалеть.

Кроме того… Нет, этого быть не могло. Отвратительная клевета. Известно ведь, как работают секретные службы. Бессовестно. Ложь у них – ещё и самое невинное средство; они не остановятся перед убийством, шантажом или применением наркотиков.

Несмотря на это, обвинение засело в нём, как гарпун с крючком в теле кита. И болело так же. Потому что он слишком хорошо помнил, как всё началось. С места в карьер.

Понятно, что у него и самого случались ситуации на одну ночь, при которых он тоже недолго-то раскачивался. Раз-два и – спасибо, до свидания. На университетских летних праздниках это было любимым видом спорта для обоих полов.

Но разве можно было это сравнивать с банкиршей, которая ложится в постель с будущим клиентом?

Проклятье! Он стоял у окна, задыхаясь и сжав кулаки. Это было гнусно. Они точно знали, чем его взять, как вселить в него неуверенность. Они хотели сделать его податливым!

Надо поговорить с Блоком… Нет! Ни в коем случае. Когда тот слышал про ЦРУ, он сразу приходил в неистовство.

Как бы чего не вышло! Голос Таггарда до сих пор звучал у него в ушах. Эти рассудительные фразы, и каким он казался по-отечески заботливым, прямо дядя родной!

И воспоминания о дне презентации. Он вновь и вновь прокручивал их. И, чёрт бы их побрал, всё выглядело так, будто она и впрямь подъехала к нему целенаправленно. А он, оголодавший, сразу и не смекнул…

В какой-то момент он даже проглотил пару таблеток, чтобы успокоиться. Кажется, они подействовали быстрее, чем обычно, хотя он почти не превысил дозу. Ему стало лучше.

Он её спросит. Очень просто. В ближайшие выходные, когда снова полетит в Нью-Йорк, он поговорит с ней.

Маркус упал на кровать, закрыл глаза и почувствовал, что ему страшно. Он не знал точно, чего боится: может, правды? Или чувства, что его обманули?

Глубина скважин дошла до двух тысяч пятисот метров, и всё впустую. Три тысячи. Арабские геологи уже открыто не сдерживали насмешек.

– Мы сейчас глубже формации «Араб-Д», в которой залегает практически вся нефть на востоке Саудовской Аравии, – сказал Маркусу техник Джим Энглес, приземистый человек с волосатыми руками. – Потому они и смеются.

– Понятно, – сказал Маркус, ничего не поняв. Как же так? Выходит, метод Блока не безошибочен?

Блок уходил от объяснений. Маркус очень долго скрёбся в дверь лаборатории, прежде чем тот впустил его.

Австриец кипел от ярости: теперь ему всё ясно, он понял, что стоит за всей этой игрой; саудовские геологи срывают его работу, учёная сволочь, свора академиков, они подменили их пробы почвы, он может это доказать.

– Нам придётся всё пройти заново, всё, строго от начала до конца, перепроверить каждую цифру, каждый замер провести заново, слышите, Маркус?

Рассказать ему о встрече с церэушником сейчас было бы невозможно.

– Звоните Турберу! Нам тут нужны наши собственные люди. Исключительно свои специалисты и буровые техники, в случае необходимости пусть наймёт людей дополнительно. Но мы должны контролировать всё, абсолютно всё делать сами, своими руками. – Блок сжал кулаки. – Им меня не одолеть. Меня ещё никто не побеждал, и это не удастся никому и никогда.

Маркус отрицательно помотал головой.

– Карл… Зачем? Надо просто бросить всё это. Скажем, что исследования показали, что в Саудовской Аравии нет других нефтяных полей. И точка. Шейхам облом. И пусть кто-нибудь попробует доказать обратное, а?

– Поджать хвост, как побитая собака? – Блок смотрел на него с негодованием. – Да они только этого и ждут!

– Ну и что? Какая нам разница, сколько у саудовцев нефти.

– И хорош же я буду после этого! Ведь это будет означать, что мой метод не работает. И на другой же день каждому крикуну будет ясно как дважды два, что метод и не мог работать, что просто вылез такой выскочка, который ничему не учился, ничего не кончал, не имеет никакого диплома. Нет уж. Этот вариант даже не рассматривается. Я не позволю вешать на себя всех собак.

Несмотря на сумеречное состояние, на Маркуса в этот момент снизошло озарение. Он вдруг понял то, чего не понял Таггард: почему они здесь.

– Карл, – спокойно сказал он, – я думаю, это задание с самого начала было задумано как отвлекающий манёвр. Саудовцы хотят занять нас, чтобы воспрепятствовать нашим поискам нефти в других местах мира. Ведь это могло бы нанести урон их престижу и положению на нефтяном рынке.

Но Блок совсем не слушал его, только повторял своё: «Звоните Турберу!»

– Только свои люди, своё оборудование! Иначе нельзя. И все накладные расходы пусть вставит в счёт, слышите? Всё до мелочей.

Маркус смотрел на своего партнёра с ватным отрезвлением. Блок скорее сотрётся в порошок в этой борьбе, он лучше погибнет, но никогда не сдастся.

Проклятье, во что он сам-то вляпался?

– В спешке я забыла натянуть трусы, представляешь…

Маркусу показалось, что он выдохнул впервые за весь этот день:

– Мне нужно с тобой поговорить.

Эми-Ли оглядела его – встревоженно и недовольно, что её выбили из настроения.

– Что-то случилось?

– Я встречался с одним человеком. Он рассказал мне, будто ты уже не раз сходилась с мужчинами, чтобы вытягивать из них информацию для твоего отца. – Ему больно было говорить это. Как будто он вырывает у себя из мяса тот самый гарпунный крючок. К тому же сам себе он казался просто глупцом, смехотворно ревнивым, по-детски незрелым. Он ещё не договорил до конца, как ему уже стало ясно, насколько беспочвенным было это обвинение и какое прозрачное намерение стояло за ним. Только слова уже нельзя было остановить, они срывались у него с языка будто сами собой. – С тех пор я спрашиваю себя, неужели и со мной то же самое?

Он посмотрел на неё. Наверное, ей следовало бы дать ему пощёчину, и тогда бы он провёл все выходные, ползая перед ней на коленях и вымаливая прощение.

Эми-Ли села, поправила платье, лицо её превратилось в непроницаемую маску. Взгляд соскользнул с него и перешёл на проносящиеся мимо улицы.

– О чёрт! – пробормотала она.

Маркус смотрел на неё, не понимая. Этот гул в его ушах, что это – шум мотора? Или кровь шумит в голове? Снаружи солнце палило так, будто хотело сжечь город.
Его как будто подменили, снова и снова уверяла Эми-Ли, когда они сидели на ковре её гостиной, он слушал, а она рассказывала. О своём одиноком детстве. О сексе, её волшебном царстве, в котором она была королевой. Об учителе английского, с которым она спала, когда ей было шестнадцать, потому что она знала, что он к ней неравнодушен. И как потом, несмотря на плохие отметки, она выдержала экзамен.

– То есть проституция, – без выражения сказал Маркус.

Эми-Ли пренебрежительно отмахнулась. И слово как будто отскочило от неё.

– Это всегда было делом обоюдным. Мужчины получали победу, а я получала своё. А папа просто умел превращать информацию в деньги.

– И он находит это нормальным?

– Китайцы думают о сексе иначе, чем люди Запада. – Она некоторое время задумчиво смотрела в пустоту. – Он никогда не говорил: переспи с тем-то и с тем-то. Он это даже порицал. Однако выгоду никогда не упускал, таков уж он. – Она откинула назад свои чёрные волосы. – О вашей презентации, и в чём там дело, я узнала от одного человека из «PPP», с которым у меня кое-что было раньше. Я привела в действие все рычаги, чтобы попасть туда. И потом выбирала между тобой и Блоком…

– Ты думала, что метод известен нам обоим.

Она вздохнула.

– Да. Но потом это становилось всё менее важно, тут ты должен мне поверить!

– Твой отец потребовал от меня, чтобы я выдал ему секрет метода. Только после этого он даст согласие на свадьбу.

Её лицо было непроницаемым, как никогда.

– Про это я не знала.

– И я должен тебе верить?

– Но я так и думала. После того, как он узнал о методе, а я не смогла ему добыть его, он был совершенно… как бы это сказать?.. – Она помотала головой. – Всё это было ошибкой, теперь я это вижу. Нельзя делать то, что делала я, но это я заметила только потом. Я трусила, да, если признаться. Я думала, наплевать на это и забыть, что прошло, то прошло, считается только то, что будет… Я надеялась, что смогу уйти от этого. Но, видимо, это уходит не так просто. Видимо, человека всегда настигает то, что он когда-то сделал.

Маркусу хотелось закричать, громко, как раненому быку. Но он заставил себя говорить спокойно, хотя у него было такое чувство, что его душат.

– Почём мне знать, может, ты и сейчас рассказываешь мне то, чему тебя научил отец? Чтобы держать меня на привязи.

Она прочёсывала волосы пальцами, снова и снова.

– Иногда делаешь глупости. Не задумываясь, куда это приведёт. – Она замолчала, устремив взгляд в бесконечность. – В колледже я была свидетелем, как один парень поспорил со своими друзьями на бочку пива, что окрутит одну девушку. И он её действительно окрутил – но потом всерьёз влюбился в неё. А она узнала про этот спор, и он оказался в таком же дурацком положении, как я сейчас.

Она выглядела такой ранимой, такой взволнованной, такой раскаявшейся. Маркус разрывался на куски. Всё в нём требовало, чтобы он поверил ей. Но ещё сильнее был протест против того, чтобы его использовали, водили за нос.

– Я не знаю метода, – заявил он. – И постепенно убеждаюсь, что слишком глуп, чтобы его понять.

В уголках её глаз блестели слёзы.

– Марк, мне это безразлично. Я люблю тебя. Правда.

Эми-Ли отпрянула.

– Нет, Марк. Нет, так не пойдёт.

Маркус чувствовал, как что-то происходит у него внутри. Что-то угрожающее.

– Тогда зачем ты говоришь, что любишь? – спросил он. – Что это значит?

– Я разобью отцу сердце, если так пренебрегу им.

– Лучше ты разобьёшь сердце мне, так? – На него накатила убийственная ярость. Кровь, казалось, ударила по глазным яблокам, грозя выдавить их из орбит. – Всё понятно. – Он встал, взял свою сумку и направился к двери.

Эми-Ли побежала за ним.

– Марк! Нет!

Он резко повернулся к ней.

– У тебя свои приоритеты, у меня свои. И они не совпадают, как оказалось. Хорошо, что мы вовремя объяснились, ты не находишь?

И он ушёл ещё до того, как она заплакала. Уж этим оружием женщин он был сыт по горло и по первое число.

Кейт настоял на том, чтобы приготовить ему сытный ужин, пока Маркус не рухнул замертво. Он перемешал в тяжёлой чугунной сковороде картофель, сало, кукурузу, яйца и приправы, а в кофейной машине с шипением заваривался крепкий кофе. Термос уже стоял наготове.

– Машина принадлежит одному другу, в ближайшие недели она ему не понадобится, – сказал Кейт. – Мотор, кстати, может работать на масле, имей в виду.

Маркус кивнул.

– И где мне заправляться? У Макдоналдса?

– Нет, нет, он перестроил его обратно, на нормальный дизель. Кстати, заменённые детали лежат в багажнике, в пластиковом пакете. Ты их, пожалуйста, не выбрасывай, они ему ещё понадобятся.

– Всё понял.

– Вот, – Кейт поставил перед ним дымящуюся сковороду. Выглядело это странно, но пахло хорошо. – Специальная закуска Кейта Пеппера для силы и выносливости. Тебе добавить в кофе молоко и сахар?

– Нет, спасибо. Мне лучше чёрный. – Маркус подцепил вилкой первую порцию. – И за это, кстати, тоже спасибо.

– Да ладно, – быстро ответил Кейт. Он был немного тронут, но – типично по-американски – не хотел, чтоб это было заметно. – Всё-таки дело чести – помочь спасителю мира. Для Брюса Уиллиса я бы сделал то же самое, честно.

– Ценю. – На вкус тоже было неплохо. Вернее, даже хорошо. К тому же после долгого пешего марша он проголодался. – И Брюс Уиллис тоже бы оценил.

Наконец сковорода была выскоблена дочиста, машина передана, маршрут до ближайшей дороги проложен по карте, а термос с кофе погружён в бардачок. Кейт проводил его, не обошлось и без сердечного хлопка по плечу, который Маркус чувствовал и тридцать миль спустя.

Итак, он ехал. По возможности соблюдая правила, притормаживая перед каждым знаком ограничения скорости, хотя это давалось ему нелегко. Американцы были непостижимо осторожными водителями; и чтобы не слишком выделяться своей манерой вождения, человеку, выросшему в Германии, приходилось ехать так, будто на заднем сиденье у него сидит инструктор-экзаменатор.

А Маркус не хотел выделяться. В США он всё ещё числился в полицейском розыске. Если только он попадётся полицейскому контролю, его путь на этом закончится.

Но потом ушибленное плечо всё же утихло, он приспособился к темпу, и рычание мотора стало равномерным. Маркус включил радио, как раз на ночных новостях.

Президент отдал приказ выступить немедленно войскам, базирующимся в Катаре, и, кроме того, перевёл два авианосца из Индийского океана в Персидский залив. В соответствии с задачей защиты саудовской нефтяной индустрии от нападений «Аль-Каиды».

– По сведениям секретных служб, – сообщил диктор, – террористы располагают ракетами, которыми они хотят обстрелять нефтяные резервуары Рас-Тануры. Один такой удар стал бы не только экономически опустошителен, но и вызвал бы экологическую катастрофу первой степени. Огонь такого пожара был бы виден из космоса, и возникший при этом дым на многие недели затмил бы небо над Аравийской пустыней.