Глава 14. РАЗРАБОТКА БИБЛЕЙСКОГО ПОСЛАНИЯ В КУЛЬТУРНОМ АРЕАЛЕ ГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА
Доктринальные и философские проблемы, связанные с Библией
Христос возвестил Свое послание, доверившись живому слову. По смерти его слово было записано. Записи появились начиная с середины I века н. э. С течением времени их становилось все больше, но лишь некоторые из них заслуживают доверия, имея необходимые гарантии. Так что первая задача — не столько собрать, сколько отобрать материалы, отделив документы аутентичные от неаутентичных, фальшивых. Первым таким собранием были, как представляется, Послания Павла различным христианским общинам, к которым постепенно прирастали другие документы. Впрочем, история формирования канона в знакомой нам композиции была многосложной и многотрудной трехвековой историей созревания критического сознания христиан, исключавшего из канона даже тексты, ставшие дорогими и привычными. В 367 году канон Нового Завета, как это следует из письма Афанасия, выступает как сложившийся. Однако и после этого появление так называемых священных текстов не иссякает. Корпус этих писаний стал называться апокрифами Нового Завета (по аналогии с апокрифами Ветхого Завета), т. е. сочинениями, не вошедшими в канон.
Что же касается Ветхого Завета, ясно, что христианин обязан его принимать. Категоричен в этом пункте Сам Христос: "Не верьте, что я пришел нарушить Закон и Пророков. Пока не прейдут небо и земля, ни на йоту не прейдет Закон, пока все не совершится. Кто, стало быть, нарушит хотя бы одну из этих заповедей, даже ничтожную, научая и других делать то же, будет почитаться ничтожнейшим в Царстве Небесном". Христос часто цитирует Ветхий Завет, придавая его максимам значение непререкаемой истинности и достоверности. Как же, в таком случае, совместить Ветхий Завет и Новый Завет и объяснить бросающуюся в глаза разницу между
Доктринальные и философские проблемы, связанные с Библией 383
ними? Гностики (о которых мы будем говорить позже) отвергали Ветхий Завет как создание иного Бога, чем Бог Нового Завета. Бог-судья казался им совсем непохожим на Бога любви. Особые сложности вызывал антропоморфный язык, что способствовало, в свою очередь, распространению аллегорических интерпретаций Ветхого Завета, начиная с Филона Александрийского. Различные уровни понимания библейских текстов создали пространство теологической, моральной и философской рефлексии. Кроме того, возникла настоятельная потребность защищаться от нападок противников (со стороны евреев, язычников, еретиков, гностиков), искажавших евангельское послание, отстаивать идентичность христианства на всех его уровнях. В этом затянувшемся на несколько веков процессе можно выделить три периода:
1) "апостольских отцов" I века, названных так потому, что они были связаны с духом учения апостолов, где нет еще философских проблем, есть лишь вопросы морали (Климент Римский, Игнатий из Антиохии, Поликарп из Смирны);
2) четырех отцов-апологетов, которые вели во II веке систематическую защиту христианства, причем часто среди противников оказывались философы. Тогда же началось использование философского инструментария для построения защиты;
3) наконец, период собственно Патристики с III века до начала средних веков, в которой философский элемент платоновского типа играл особо заметную роль. Стало быть, Отцами Церкви можно называть людей, внесших определенный вклад в доктринальное сооружение христианства, конструкции которого Церковь собирала и охраняла.
Очевидно, что основными интересами этих людей, в том числе и самых образованных из них, были религиозный и теологический. Философия выступала всегда интегралом веры.
Главными теологическими проблемами, связанными с важными философскими понятиями, были:
1) проблема Троичности;
2) проблема инкарнации;
3) отношения свободы и благодати;
4) отношения веры и разума.
1). Определенная формулировка догмы Троичности появляется лишь в 325 году на Никейском Соборе, где после долгих дискуссий
384 Патристика
Филон Александрийский 385
Иисуса Христа. Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил" (св.Благ.Иоан.1, 1-18).
В этом тексте, как на карте, присутствуют все существенные аспекты проблематики Логоса, начало которой было задано эллинистической мыслью.
Филон Александрийский
Предшественником Отцов Церкви можно считать Филона Александрийского. Иудей по происхождению он родился в Александрии между 15-м и 10 гг. до н. э., его акме пришлось на первую половину I века н. э. Среди многих его работ примечательна серия трактатов "Аллегорический комментарий к Пятикнижию", среди них наиболее интересны: "Сотворение мира", "Аллегории Законов", "Наследник Божественного", "Переселение Авраама", "Смена имен". Филон — и в этом его историческая заслуга — впервые попытался создать синтез греческой философии (среди источников, среди прочего, "Тимей" Платона) и библейской теологии. Филон воспользовался аллегорическим методом. Он утверждал, что Библия имеет а) не самый интересный и важный буквальный смысл и б) смещенный смысл, согласно которому библейские персонажи и события символизируют моральные, духовные и метафизические истины. Эти самые зашифрованные истины, обсуждаемые на разных уровнях, требуют особого состояния души для понимания (что не есть еще в подлинном смысле вдохновение). Аллегорическая интерпретация как метод прочтения Библии нашла поддержку среди Отцов Церкви и стала на долгие времена константой патристики.
В философию Филона вошли многие понятия, неведомые греческой мысли, начиная с понятия Творения, которому он впервые дал систематическую формулировку. Бог создал материю из ничего и лишь потом придал ей форму. Однако прежде физического мира Бог создал интеллигибельный космос в качестве идеальной модели, и этот интеллигибельный космос есть не что иное, как Логос, актуально формирующий мир. Так платоновские Идеи определенно стали мыслями Бога-Логоса.
Филон отличает Логос от Бога, делает его ипостасью, определяет даже как перворожденного Сына несотворенного Отца, "второго Бога". Иногда он даже говорит о нем как о действующей причине,
386 Патристика
390
Апологеты-греки и первая философская разработка христианства, проделанная катехизисной школой Александрии
Греческие апологеты II века: Аристид, Юстин, Тациан
Первая христианская апология, из числа дошедших до нас источников, открытых лишь в прошлом веке, принадлежит Марциану Аристиду (эпоха императора Антония Пия, около середины II века). Он утверждал, что лишь христиане располагают истинной философией, и лишь в чистоте жизни можно узреть свидетельства истинности познания Бога, в которого веруют.
Однако более значительной фигурой был Юстин Мученик, родившийся в Палестине, автор двух "Апологий" и одного "Диалога с Трифоном". Страстные поиски истины привели его от Платона к Христу. "Когда я был еще учеником Платона, — писал он, — внимал обвинениям против христиан, но, видя их неустрашимость перед лицом смерти и тем, что большинство людей повергает в трепет, понял я, что безгрешны эти мученики". Его позиция по отношению к христианству проясняется в следующих словах из "Второй апологии": "Я христианин и, гордясь, признаю себя таковым. Теория Платона не совместима с христианской, и никогда более не цвести им вместе, как не совместима ни с какой другой, ни стоической, ни поэтической, ни прозаической. Каждая из них видела мир, в коем Божественный Глагол бросил свои семена, лишь согласно своей природе, а потому любая теория могла выразить лишь истину частичную, но с тех пор, как они вошли в противоречия между собой по глубинным основаниям, обнаружилось, что ни одна из них не обладает знанием безошибочным и неопровержимым. Все, что было возвещено правдивым образом, принадлежит нам, христианам. Воистину,. после Бога мы любим и славим лишь Логос, что родился от Бога, вечный и неизреченный, ибо Он стал человеком, чтобы излечить нас от недугов наших, приняв их все на себя. Писатели умели сквозь тьму разглядеть истину благодаря семенам Логоса, что внутри них, но одно дело семена и подобие, соразмерные их собственным свойствам, и совсем другое сам Логос, участие и подражание в Благодати, что от Него исходит".
Первая философская разработка христианства 391
404 Патристика
Дионисий Ареопагит (фрагмент фрески Рафаэля "Диспут"
хичности мира. Все устроено по божественному уставу. Существование каждой вещи определяется ее чином так, что низшие чины черпают у высших силы для восхождения от мира дольнею к горнему, старшие помышляют о младших в устремлении к своему пределу, к ничто. Ничто Ареопагита не бессодержательно, а максимально
Последние могикане греческой патристики 405
наполнено божественными смыслами, где невозможно уже никакое положительное суждение.
Максим Исповедник и последняя христологическая баталия
Максим Исповедник (579/80 — 662) — последний самобытный голос греческой патристики. Среди его работ: "Недоуменное", переведенная на латинский Иоанном Скотом Эриугеной (где обсуждаются сложные пассажи из Дионисия и Григория Нисского), "Вопросы к Фалассию о св. Писании", "Главы о любви", "Мысли о постижении Бога и Христа", "Аскетическая книга", "Истолкование Отца нашего", "Спор с Пирром", "Мистагогия", "Теологические записи" и пр.
Эти произведения значимы и в философском смысле, и в мистико-аскетическом. Максим Исповедник соотносит природу с только мыслимым и ипостаси как конкретное и реальное. Ипостась означает у него не столько индивидуальность, сколько образ и реальную самобытность. Первый человек, по его мнению, был призван соединить в себе тварное бытие, рай со всей землей, превратив всю землю в рай. История мира для него есть история церкви как мистической основы мира. Его теологическое кредо могло бы быть, при известных условиях, опровержением лютеровского ante Litteram: "Кое-кто скажет равнодушно: у меня есть вера, и этого достаточно для спасения". Иаков же возражает: "...и демоны веруют и трепещут". "Вера без дел мертва, как и дела без веры", — заключает Максим.
Возможно, его наибольшим достижением была схватка с монофизитами и монофелитами на Халкедонском Соборе, его борьба с идеей, что Христос наделен одной энергией (монофизиты) и одной волей (монофелиты) божественной природы, что было одной из форм крипто-монофизитства. Максим противостоял такому толкованию со всей твердостью и упорством, настаивая, что у Христа две природы и две воли: божественная и человеческая. Как государственному изменнику ему отрезали язык, отсекли правую руку и сослали в страну лазов (на Кавказ) в 659 году, где через три года он умер. Еще через восемнадцать лет на VI Константинопольском Соборе его тезис о Христе как истинном человеке и истинном Боге" был утвержден официально. Потому и зовут его Исповедником, т. е. "Свидетелем" подлинной веры в Христа, называя "неколебимым, ибо его устами глаголет Истина".
406 Патристика
Иоанн Дамаскин
Иоанном Дамаскиным (673/76 — 777) заканчивается эпоха греческой патристики. Его жития были составлены относительно поздно, поэтому сведения, содержащиеся в них, не бесспорны. Родился Иоанн в Дамаске и носил наследственное прозвище Мансур (что означает "победительный"). Его отец Сергий (а потом и сын) был министром дамасского халифа. Иоанна воспитывал пленный монах-калабриец.
Традиция приписывает Иоанну, помимо богословских трудов "Священные параллели", "Руководство", "О правильном размышлении", "О Святой Троице", "Об образе Божьем в человеке", "О природе человека", "Три слова против порицающих иконы", составление октоиха (системы музыкального восьмигласия), 64 канона гимнов и церковных песнопений, за что заслужил он славу "златострунного".
Иоанн не был оригинальным спекулятивным умом, но был великим систематизатором. Его работа "Источник познания" разделена на философскую часть, историю ересей и теолого-доктринальную в духе Аристотеля. Третья часть, переведенная на латинский язык Бургундием из Пизы около середины XII века под названием "Точное изложение православной веры", стала образцом схоластических систематизаций. Дамаскин был особенно популярен на Востоке. Его сочинения против иконоборцев во многом определили характер и стиль православной полемической литературы. Уже в начале X века сочинения Дамаскина переводятся на славянский язык и становятся известными на Руси. Среди его многочисленных переводчиков — Андрей Курбский. Во многом благодаря Дамаскину философия стала пониматься как богоугодное почтенное занятие, предмет которого — познание сущего как сущего, божеского и человеческого, видимого и невидимого. Философия, по Иоанну, есть искусство искусств и наука наук, "через нее бывают изобретаемы всяческие искусства и всяческая наука; это любовь к мудрости, но истинная премудрость — Бог, и потому любовь к Богу есть истинная философия".
Ему принадлежит развернутая апология христианского культа на основе подробной теории образа. Образы бывают естественные, знаковые, дидактические и символические. Но и человек — образ Бога. С помощью образов можно изобразить весь универсум, тела и фигуры и бестелесных демонов, духов, ангелов. Вслед за Василием Великим он высоко оценивал живописные образы, полагая, что
Последние могикане греческой патристики 407
"цвет живописи влечет меня к созерцанию и, как луг, услаждая зрение, незаметно вливает в душу славу Божию".
Иоанн Дамаскин, в противоположность Отцам Греческой Церкви, бравшим за основу Платона и платонизм, исходил из Аристотеля. На Востоке он пользовался авторитетом, сопоставимым со славою святого Фомы на Западе.
Дионисий Ареопагит (тексты)*
Бог как тождество света и мрака
Божественный мрак — это недосягаемый свет, в котором, как сказано в Писании, обитает Бог. Свет тот незрим по причине чрезмерной ясности и недосягаем по причине преизбытка сверхсущностного светолития. В этот мрак вступает каждый, кто сподобится познать и видеть Бога именно через не-видение и непознавание, но воистину возвышается над видением и познаванием, зная, что Бог — во всем чувственном и во всем умопостигаемом, возглашая вместе с псалмопевцем: "Дивно знание Твое для меня, укреплено оно, и не могу я подняться к нем.
Письма V, 1074 А
В "Символическом богословии" по мере нисхождения от горнего мира к дольнему речь моя становилась все более многословной; теперь же, по мере восхождения от дольнего мира к запредельным вершинам, я буду немногословным, дабы по достижении конца пути обрести полнейшую бессловесность, всецело растворившись в Божественном безмолвии.
Но почему же, спросишь ты, положительные суждения о Божественном начинаем мы с самого высшего утверждения, тогда как отрицательные — с самых низших? Так вот, утверждая что-либо о Том, Кто превосходит любое утверждение, в своих суждениях о Нем нам следует исходить из того, что наиболее присуще Ему по природе, а в отрицательных суждениях о Том, Кто превосходит любое отрицание, следует начинать с отрицания того, что наиболее отличается от Него по природе.
* В цитированных фрагментах из сочинений Отцов Церкви использованы также переводы С. С. Аверинцева по изданию: "Patrologiae cursus completus seria graeca", I Migne, t. 3. (Антология мировой философии в 4-х томах", т. I, ч. 2, М., Мысль, 1969)
408 Патристика
Бог как причина всего сущего запределен всему сущему; не будучи ни бессущностным, ни безжизненным, ни бессловесным, ни безрассудным, Он все же не есть нечто телесное, ибо форма, образ, качество, количество и объем у Него отсутствуют. У Него нет ни чувственного, ни зрительного восприятия, ибо Он не только ничего не воспринимает, но и не есть что-либо из чувственно воспринимаемого...
Бог — не душа и не ум, а поскольку сознание, мысль, воображение и представление у Него отсутствуют, то Он и не разум, и не мышление, потому ни уразуметь, ни определить Его невозможно. Число, мера, малое и великое, равенство и неравенство, подобие и неподобие, покой и движение, могущество и бессилие, бытие, время, сущность — все это чуждо Ему.
Объять мыслью Его невозможно. Он не знание, не истина, не единство, не божество, не благость, не дух, не сыновство, не отцовство... По отношению к Нему невозможны ни положительные, ни отрицательные суждения, и когда мы что-либо отрицаем или утверждаем о Нем по аналогии с Им созданным, то мы ничего не опровергаем и не определяем, поскольку совершенство единственной Причины всего сущего превосходит любое утверждение и любое отрицание.
Превосходство Того, Кто выше всего сущего, беспредельно... полное неведение и есть познание Того, Кто превосходит все познаваемое.
Мистическое богословие, Киев, 1991
Об именах божьих Глава I
§5. Если в самом деле Божественное превосходит всякое слово и всякое познание, пребывает превыше всякого ума и естества, все же существующее обнимает и схватывает, соединяет и предвосхищает, само же ничем не объемлется, не поддается ни чувственному восприятию, ни воображению, ни размышлению, ни наименованию, ни слову, ни осязанию, ни познанию, то каким образом мы можем вести испытующую речь о божественных именах, когда мы доказали неизреченность и сверхсущность божества?..
Итак, для возлюбивших Истину превыше всякой истины непозволительно прославлять сверхсущностнейшее богоначалие, ко-
Последние могикане греческой патристики 409
торое превыше благости и бытия, ни как логос, ни как разум, или жизнь, или бытие, но скорее как превосходящее и исключающее всякое условие, движение, жизнь, воображение, мнение, именование, речь, рассуждение, мышление, сущность, состояние, основание, единение, границу, безграничность или вообще что-либо существующее.
Поскольку же Он, по самому своему бытию, как сущность благости, является причиной всего существующего, то из всех последствий этой причины Его следует прославлять как богоначальное основание добра. Ведь в самом деле Он является средоточием всего; все от Него зависит, все Им предваряется и Им заключается.
§6. И вот, поняв это, богословы восхваляют Его как безымянного и в то же время как носителя всякого имени...
И они даже утверждают, что пребывает оно (сверхсущее) в умах, душах, телах, на небе и на земле, пребывает во вселенной, вокруг и над ней, что оно — сверхсущность, солнце, звезда, огонь, вода, роса, ветер, облако, цельная скала, камень. Оно есть все существующее и ничего из существующего.
Глава II. О соединяющем и различающем богословии и божественном единстве и различии
§2. Мы утверждаем, что богословие иногда пользуется понятиями обобщающими, иногда же различающими, и незаконно было бы ни обобщающее разделять, ни разделяющее сливать.
§3. Итак, обобщающими, принадлежащими целому божеству будут сверхблаго, сверхбожество, сверхсущность, сверхжизнь, сверхмудрость, которые через превосходство выражают отрицание, а также те имена, которые выражают причину, — благо, красота, сущее, жизнерождение, мудрость...
§7. Ибо все Божественное поскольку оно нам раскрывается мы познаем единственно по причастию; постигнуть же то, каким оно является в самом начале и основании, превосходит возможности всякого существа, разума и познания. Например, если мы называем сокровенное сверхсущностным Богом, или жизнью, или сущностью, или светом, или логосом, то мы постигаем своим умом не что иное, как из Него к нам исходящие силы, обоживающие, осуществляющие, животворящие и умудряющие. К самому же сокровенному мы устремляемся, отрешаясь от всякой
410 Патристика
умственной деятельности, ибо никто не созерцает его самого как обожение жизни или сущность, которые едва похожи на от вceгo отличающуюся и все превосходящую причину.
Глава IV. О благе, свете, красоте, эросе, экстазе, ревности и о том, что зло не бытийно, не происходит из бытия и не в существующем
1. Итак, как бы там ни было, теперь приступим к рассмотрению имени благого, которым богословы отвлеченно именуют пребожественное божество, называя богоначальное бытие благим, чтобы, как мне кажется, отделяя его от всего существующего, выразить, что благо, будучи благим по существу, самим своим существованием распространяет благость на все существующее. Ибо как наше солнце не рассуждает и не выбирает, но в силу самого своего существования освещает все, что в меру самого своего существования освещает все, что в меру своих сил способно приобщиться к его свету, так и благо, которое превосходит солнце, подобно тому, как запредельный образ превосходит слабое свое изображение, проливает свет на все существующее в меру его восприимчивости. Им же питаются все умопостигаемые и разумные сущности, силы и энергии; благодаря ему существует и обладает неисчерпаемой и неизменной жизнью все, что свободно от всякого тления и смерти, материальности и становления, превратности и текучести, от непостоянства разнообразных изменений. И в качестве бесплотных и духовных они умом постигаются; сами же, как умы, они сверхъестественно постигают, ибо благодаря просвещению они познают смысл (логосы) всего существующего. С другой стороны, они передают сродным духам свое знание. Они пребывают в благости и в ней находят свое утверждение, связь, питание и защиту своих благ.
§2. Сами души со всеми присущими им благами существуют в силу преблагой благости...
Также и растения черпают из благого свое жизненное начало, которое их питает и приводит в движение. И даже неодушевленные и безжизненные естества существуют благодаря благому и через него получают в удел соответственный способ существования...
§4. Благое является причиной также и небесных начал и пределов, той сущности, которая не терпит ни приращения, ни ка-
Последние могикане греческой патристики 411
кого-либо умаления, и беззвучных, если можно так выразиться, движений величественнейших небесных путей и созвездий, их красоты, света и расположения переменных многочисленных движений некоторых звезд...
Все превосходящая Божественнейшая благость простирается от самых высоких и значительных сущностей вплоть до самых до последних, оставаясь все-таки превыше их всех; ни высшие не достигают ее совершенства, ни низшие не выпадают из ее предела: она проливает свет на все могущее быть освещенным, зиждет, оживляет, сохраняет, совершенствует, является мерой всего сущего, его постоянством, числом, порядком, объемом, причиной и целью... Более того, она содействует зарождению чувственных тел, двигает их жизни, питает, растит, совершенствует, очищает и обновляет их... И подобно тому как благость обращает к себе все и, будучи единоначалием и единотворящим Божеством, собирает воедино то, что разрознено таким образом, что все к Нему как к началу, связи и цели устремляется; подобно тому как... к Нему все обращается как к своему пределу и его все вожделеет: разумные и словесные существа — путем познания, чувственные же — путем ощущений, тогда как существа, лишенные чувств, путем естественных движений жизненных порывов и, наконец, безжизненные вещи — через простую пригодность к участию в существовании, так же именно и свет, будучи проявленным образом благого, сводит и обращает к себе все существующее, зрящее, им движимое, освещаемое и согреваемое — словом, все, что объято его сиянием. §7. Это благо прославляется... и как прекрасное и красота, как любовь и возлюбленное, и другими божественными именами, которые подобают украшающему и благодатному великолепию... Это прекрасное и благое является единственной причиной всех многочисленных красот и благ. Из него все сущее воспринимает и свое действительное бытие, и единение, и различия, и тождества, и сочетания противоположностей, и несместимость соединений, и предвидение превосходств, и взаимозависимость равноначальных, и попечения о подчиненных, и самозащиту всех, и нерушимые единства и основания. Прекрасное и благое — взаимообщение всех во всем соответственно возможностям каждого: их согласованностью и неслиянной
412 Патристика
дружбой; гармонией всего и неразрывной связью сущего; непрерывной сменой поколений; всяким постоянством и подвижностью умов; душ и тел, будучи превыше всякого постоянства и подвижности, утверждает всякое существо в соответственном ему смысле (логосе) и придает свойственное ему движение.
Достарыңызбен бөлісу: |