Античность средневековье

страстей и других человеческих слабостей. Ведь если бы животные имели руки, чтобы рисовать изображения богов, то последние были бы похожи во всем на животных.

И в самом деле, черные широконосые эфиопы рисуют богов похожими на себя. У других народов, например фракийцев, боги — рыжеволосые и голубоглазые. Любопытно, что не только хорошие, но и плохие свои деяния человек приписывает богам: "Воруют они, совершают блуд и обманывают". Так Ксенофан уличает великих поэтов во лжи, опровергает традиционные верования греков. Природные явления нередко получали мифические объяснения. Например, радугу греки рассматривали как творение Ириды. Ксенофан заземляет этот феномен, указывая на облако, которое видится то пурпурным, то зеленым, то фиолетовым.

Едва появившись на свет, философия продемонстрировала свою новаторскую силу. Вековые верования оказались не такими уж сильными перед мощью рационального обоснования. После Ксенофановой критики нельзя уже было мыслить и изображать богов согласно человеческим меркам. Ясно, что антропоморфизм питали ионийская космология и философия физиса. Отказ от человеческих мерок логично вел к расширенному пониманию универсальности космического целого. Единое выше людей и богов, ни фигурой, ни мыслями оно на них не похоже. Все видеть, слышать, мыслить, приводить все в движение — атрибуты сверхъестественного божества в космологическом измерении.

Для Ксенофана земля и вода стали первоначалами. Все рождается из Земли, и все в нее возвращается. Это суждение не относится ко всему космосу, который не рождается и не исчезает, речь идет только о земле. Говоря об останках морских обитателей в горах, он высказывает предположение, что, возможно, вода была везде, где ныне мы видим землю.

Ксенофан (тексты)

Ксенофан, бичеватель "гомерообмана", покинув отечество, жил в Занкле сицилийской Катании... Он полагал, что элементов сущего четыре, а космосов бесконечно много. Сущность бога шарообразна и ничуть не схожа с человеком: он весь целиком видит и слышит, но не дышит, он всецело — нус и фронезис и как сознание вечен. Он

также первым сказал, что все возникающее гибнет и что душа — дыхание.

Еще говорил, что большинство лишено ума и что тиранов надо либо пореже посещать, либо почаще услаждать. Когда Эмпедокл сказал, что мудреца отыскать невозможно, он ответил ему: "Естественно, ведь чтобы узнать мудреца, надо быть им .

Все на богов возвели Гомер с Гесиодом, что только

У людей позором считается или пороком:

Красть, прелюбы творить и друг друга обманывать тайно...

Если бы руки имели быки и львы или кони,

Чтоб рисовать руками, творить изваянья, как люди...

Образы рисовали богов и тела их ваяли

Точно такими, каков у каждого собственный облик.

Истины точной никто не узрел и никто не узнает

Из людей о богах и всем, о чем толкую.

Если кому удастся вполне сказать, что сбылось,

Сам все равно не знает, во всем лишь догадка бывает.

Фр. 11, 15, Дильс-Кранц

Парменид

Основатель элейской школы Парменид (VI — V вв. до н. э.) прославился тем, что описал всевозможные и несхожие пути познания, из которых мы можем выделить три:

1) путь абсолютной истины;

2) путь ошибочных мнений;

3) путь приемлемых мнений.

На первом пути мы приходим к убеждению, что бытие есть и оно не может быть небытием. Небытия не существует. Отсюда следует:

1. Помимо бытия нет ничего. Также и мышление есть бытие, ибо нельзя мыслить ни о чем.

2. Бытие никем и ничем не порождено, иначе пришлось бы признать, что оно произошло из небытия, но небытия нет.

4. Бытие не подвержено порче и гибели, иначе превратилось бы в небытие. Но небытия не существует.

5. У бытия нет ни прошлого, ни будущего (иначе рано или поздно исчезло бы), бытие есть чистое настоящее. Оно неподвижно,

гомогенно, совершенно и ограниченно (тогда предел и сферическая форма были знаком совершенства). Все, что чувства определяют как изменчивое и множественное, по сути ложно.

Второй есть путь заблуждений. Доверяя чувствам, мы допускаем реальность становления. Так возникает ошибка, состоящая в допущении небытия.

Третий путь есть нечто среднее между двумя противоположностями. Так свет и ночь совпадают в бытии. Следовательно, чувственные показания надлежит радикально переосмыслить в ключе разума.

Парменид родился в Элее (ныне Велия) во второй половине VI в. и умер в V в. до н. э. Он основал школу, которой суждено было изменить течение греческой мысли. Пифагореец Аминий привил ему вкус к философии. От Парменидовой поэмы "О природе" до нас дошли пролог, почти вся первая часть и фрагменты второй. Начав с философии физиса, Парменид радикально переосмыслил основные понятия. Космологические понятия трансформируются в онтологические (онтология — теория бытия).

Свое учение философ вкладывает в уста богини. Он изображает себя в повозке, запряженной лошадьми.

Все мыслимое и проговариваемое есть. Нельзя думать и, следовательно, говорить о том, чего нет. Мыслить небытие — это просто не думать. Говорить ни о чем означает не говорить вовсе. Именно поэтому ничто немыслимо и невыразимо. Быть и мыслить — одно и то же по сути.

С давних пор толкователи назвали этот принцип Парменида первой формулировкой принципа непротиворечия, согласно которому невозможно сосуществование двух противоречащих друг другу суждений. Если есть бытие, нельзя, чтобы было и небытие. Парменид открыл онтологический смысл принципа тождества бытия, позднее философы получат логические, гносеологические и лингвистические следствия из этого принципа.

Сущностные коннотаты бытия становятся структурными атрибутами бытия, при этом в поэме они выводятся один за другим с железной логикой и абсолютной ясностью. Возможно, поэтому Платон назвал Парменида грозным и восхитительным.

Бытие никем и ничем не порождено. Оно не имеет прошлого и будущего. Бытие есть вечное настоящее без начала и конца. Неизменное и неподвижное бытие всегда равно себе. Не может быть больше или меньше бытия, ибо все эти допущения предполагают небытие, которого, по логике Парменида, нет. Конечное и ограниченное бытие характеризуется завершенностью и полнотой. Такая абсолютная полнота вызывает идею самодостаточной сферы. Похожая концепция бытия постулировала принцип единства. Лишь упомянутая философом тема единства станет главной для последователей Парменида.

Второй путь. Дорога правды — это дорога разума — дневная тропинка. Напротив, путь ошибок есть путь чувств, то есть ночная тропинка. Чувственным образом мы узнаем о том, что ста-

новится, рождается и умирает, то есть о небытии. Именно поэтому богиня Парменида призывает не доверять обману чувств, привычки поверять разумом с точки зрения первоначала.

Очевидно, что на ошибочном пути стоит не только тот, кто допускает небытие, но также и тот, кто верит, что бытие и небытие равно допустимы, что вещи переходят от небытия к бытию, и наоборот. Позиция, допускающая небытие, всегда чревата ошибками. Но небытия нет, уверен Парменид, ибо оно немыслимо и неизъяснимо.

Третий путь. Богиня говорит также о возможности и допустимости приемлемых мнений, видимости вещей. Этот путь познания не приносит вреда при условии, что мнения не идут вразрез с первоначалом и не отождествляются с небытием. Так как же признать существование феноменов без того, чтобы не войти в противоречие с первоначалом? Космогонические теории традиционно строились таким образом, что противоположные понятия поддерживали друг друга. Ошибка, согласно Пармениду, заключается именно в непонимании того обстоятельства, что, кроме динамики контрастов, есть еще высшее единство бытия, что обе противоположные стороны принадлежат бытию и не иначе. Так Парменид выводит мир феноменов из пары основных контрастов — Света и Ночи. При этом он подчеркивает, что ни то ни другое не является небытием.

Дошедших до нас фрагментов недостаточно для полной реконструкции взглядов Парменида. Ясно, что он элиминирует смерть как форму небытия. Кажется странным, но даже трупы, полагал он, обладают чувствительностью к холоду, молчанию. Холодная и темная ночь, в которую погружается умершее тело, не есть ничто, потому оно продолжает чувствовать, будучи частью бытия.

Зенон и рождение диалектики

Теория Парменида не могла не вызвать самую оживленную полемику. Исходя из Парменидовой логики, трудно было получить иные выводы. Именно поэтому его оппоненты предпочли избрать другой путь, доказывая, что движение и множество неопровержимы. Дока-

50 Греческие истоки

зательства этого тезиса были предложены Зеноном Элейским, жившим на рубеже VI и V в. до н. э.

Жизнь Зенона была не менее интересной, чем его теория. Участвуя в политической борьбе, он желал свести счеты с тираном, но был арестован. На допросе он донес на всех друзей тирана, чтобы изолировать последнего. Заявив, что должен что-то сказать на ухо, Зенон схватил зубами ухо тирана и не отпускал, пока не был заколот. Другие источники сообщают, что за намерение свергнуть Неарха, тирана Элеи, Зенон был схвачен. Во время допроса закусил свой язык и, отгрызши его, плюнул в тирана. Его бросили в ступу и истолкли в порошок. Надо сказать, что диалектические приемы, разработанные Зеноном, также не лишены свойств укусов.

Показывая, что аргументы противников Парменида еще более смехотворны, чем оспариваемые тезисы, Зенон по сути, применил технику опровержения опровержений, то есть доказательства путем приведения к абсурду. Показывая, что тезисы оппонентов ведут к абсурду, он тем самым защищал позицию элеатов. Наиболее известными стали его аргументы против мыслимости движения и множественности.

Аргументы против движения

Предполагают, что некое тело, начав движение из пункта А, может достигнуть некой поставленной цели. Однако, полагает Зенон, этот процесс немыслим. В самом деле, тело, прежде чем оно достигнет цели, должно пройти половину пути, прежде той половины — еще половину, а значит, половину половины половины, и так до бесконечности, где нет нуля. Этот аргумент получил название "Дихотомия".

Другая апория — "Ахиллес" — гласит, что самый быстрый бегун никогда не догонит самого медленного, ибо необходимо, чтобы догоняющий прежде достиг точки, откуда стартовал убегающий, поэтому более медленный бегун по необходимости остается хотя бы чуть-чуть впереди того, кто догоняет. Третий аргумент — "Стрела" — доказывает, что стрела, выпущенная из лука, не движется, как кажется, а стоит на месте. Ход рассуждений требует, чтобы время состояло из отдельных моментов "теперь". В каждый момент летящая стрела, как и покоящееся тело, занимает равное ей пространство. Но если стрела покоится в каждый из моментов, то и в сумме

Зенон 51

моментов она также покоится. Четвертый аргумент доказывает, что скорость, будучи свойством движения, не может быть чем-то объективным, поэтому, как и само движение, скорость относительна.

Аргументы против множественности

Не меньше шума наделали возражения Зенона против множественности. На первом плане здесь рассматривается пара понятий единое — многое, подразумевавшиеся как ясные у Парменида. В большинстве случаев доказывали, что для существования множеств необходимы многие единицы. Однако внимательное рассмотрение показывает, что, вопреки чувственным данным, подобные единое и единицы немыслимы, ибо влекут к непреодолимым противоречиям. Множества единств абсурдны, следовательно, их нет.

Другой довод оспаривал множественность на основе противоречивых эффектов, производимых одним или многими предметами. "Скажи-ка, Протагор, — вопрошал Зенон, — издает ли шум при падении одно просяное зернышко или одна десятитысячная часть зернышка? — Нет. — А медимн зерен? — Да. — Но если между одним зерном и многими есть пропорция, то и одно зерно должно шуметь, и его десятитысячная часть". Эти аргументы — совсем не софизмы. Логос пытается проверить свои возможности и укрепить собственные позиции. Насколько силен разум, доказывающий неуклонность веры в себя, у нас будет достаточно поводов убедиться.

Зенон Элейский (тексты)

Доказательство через приведение к абсурду логики элеатов

— Я замечаю, Парменид, — сказал Сократ, — что наш Зенон хочет быть близок тебе во всем, даже в сочинениях. В самом деле, он написал примерно то же, что и ты, но с помощью переделок старается ввести нас в заблуждение, будто он говорит что-то другое: ты в своей поэме утверждаешь, что все есть единое, и представляешь прекрасные доказательства этого; он же отрицает существование многого и тоже приводит многочисленные и веские доказательства. Но то, что вы говорите, — выше нашего разумения... каждый рассуждает так, что кажется, будто он сказал не то, что другой, между тем оба вы говорите почти одно и то же.

— Да, Сократ, — отвечал Зенон, — но только ты не вполне постиг истинный смысл сочинения. Хотя ты, наподобие лаконских щенков, отлично выискиваешь и выслеживаешь то, что содержится в сказанном, но прежде всего от тебя ускользает, что мое сочинение вовсе не притязает на то, о чем ты говоришь, и вовсе не пытается скрыть от людей некий великий замысел. Ты говоришь о чем-то побочном. В действительности это сочинение поддерживает рассуждение Парменида против тех, кто пытается высмеять его, утверждая, что если существует единое, то из этого утверждения следует множество смешных и противоречащих ему выводов. Итак, мое сочинение направлено против допускающих многое, возвращает им с избытком их нападки и старается показать, что при обстоятельном рассмотрении их положение "существует многое" влечет за собой еще более смешные последствия, чем признание единого.

Мелисс из Самоса

Годы жизни Мелисса приходятся на начало V в. до н. э. Избранный согражданами стратегом, Мелисс в 442 году до н. э. разбил наголову флот Перикла. О его взглядах мы знаем по фрагментам книги "О природе и о бытии". Мелисс в прозаической форме упорядочил взгляды элеатов. Бытие, полагал он в противовес Пармениду, бесконечно, у него нет ни временных, ни пространственных ограничений. Будь оно конечным, оно граничило бы с пустотой, небытием, но это невозможно. Бесконечное бытие едино, ибо, будь их два, они ограничивали бы друг друга. Единое-бесконечное Мелисс характеризует как бестелесное, однако не в смысле нематериальности, а в смысле лишенности фигуративности как свойства всего телесного. Даже сферической формы нет у бытия. Понятие бестелесного и нематериального возникает только начиная с Платона.

Кроме того, Мелисс в отличие от Парменида элинимирует область мнений. Гипотетически можно допустить множество только в виде Бытия как Единого. Если бы были многие, то каждое из них было бы Единым. Так элеаты сходятся на том, что бытие вечно, бесконечно, неизменно, неподвижно, едино и самодостаточно. Мы понимаем, что не все, а лишь привилегированная часть бытия (позднее ее назовут божественной) отвечает подобным характеристикам.

Элеаты оставили последователям одну большую проблему. Необходимо искать, находить и признавать за разумом его сильные резоны, однако нельзя не признавать резоны опыта, который так часто свидетельствует об обратном. Принцип Парменида стоит того, чтобы его защищать и даже спасать, но выручать его следует вместе с явлениями.