Антуан Венгер рим и москва

И ГОЛОД В РОССИИ

Святой Престол внимательно следил за событиями в России^lxviii, но информация оттуда была крайне скудной. Поначалу державы Антанты сохраняли дипломатические отношения с новыми хозяевами России, но одной из главных своих задач видели "организацию заговора" против новой власти. Так, например, посол Франции Нуланс (1864–1939) прямо из своего посольства, расквартированного в салон-вагоне в Вологде, организовывал интервенцию в Мурманске. Германия, после подписания 3 марта 1918 года сепаратного Брест-Литовского мира, направила в Россию своего официального представителя, графа фон Мирбаха^lxix, который с апреля приступил к исполнению обязанностей посла. Но 6 июля он был убит неким Блюмкиным, участником заговора эсеров, враждебно настроенных к заключению мира с Германией.

Ватикан получал информацию о России через нунциатуру в Варшаве, куда Бенедикт XV направил в качестве апостольского визитатора Польши и нунция в Варшаве Акилле Ратти — будущего папу Пия XI. Верный политике Пия VII, радушно принявшего в Папской Области мать и сестру Бонапарта, от которого незадолго до того ему пришлось претерпеть немало притеснений, Бенедикт XV, уже не являвшийся светским владыкой и, разумеется, не имевший оснований приветствовать политику Николая II по отношению к католикам, тем не менее предложил предоставить приют царской семье. Дипломат Николай Бок, занимавший во время революции должность секретаря российской миссии при Святом Престоле и ставший позже католиком и иезуитом^lxx, рассказывал о попытках статс-секретаря кардинала Гаспарри спасти царскую семью. Святой Престол был готов принять ее в Ватикане или в Кастельган-дольфо, и нунцию в Мюнхене монсеньору Пачелли было поручено через прусского посла графа фон Мирбаха передать это предложение Советам. Некоторое время спустя стало известно, что 17 июля 1918 года при приближении войск Колчака к Екатеринбургу царская семья была убита в подвале дома Ипатьева солдатами местного совета по приказу центральной власти.

Когда до Рима дошли слухи об аресте монсеньера фон Роппа, кардинал Гаспарри направил 3 февраля 1919 года Ленину радиограмму на французском языке:

"Ленину — Москва. С глубоким прискорбием папа Бенедикт XV узнал о том, что монсеньор фон Ропп взят заложником большевиками в Петрограде. Он просит г-на Ленина благоволить незамедлительно отдать приказ о его освобождении. Кардинал Гаспарри"^lxxi.

Ленин навел справки и 12 марта послал ответную радиограмму также на французском языке:

"Кардиналу Гаспарри — Рим. Получив Вашу телеграмму, я потребовал у Петрограда дать объяснения. Мне ответили, что архиепископ Ропп никогда не подвергался аресту. Был арестован за спекуляцию его племянник, юноша 23 лет"^lxxii.

Но для монсеньора фон Роппа это была лишь отсрочка. Арестованный 19 апреля 1919 года, он был освобожден после ходатайства кардинала Гаспарри перед наркомом иностранных дел Чичериным. Желая снискать благосклонность Святого Престола, Чичерин смог найти юридическое обоснование для освобождения фон Роппа: будучи подданным Его Святейшества папы, с которым советское правительство не находилось в состоянии войны, архиепископ мог покинуть территорию социалистической республики.

Монсеньора фон Роппа препроводили до границы, а 17 ноября 1919 года его уже встречал нунций в Польше монсеньор Ратти. Архиепископ Могилевский поселился в Варшаве.

Вопреки распространенному среди русских эмигрантов — в основном православных — мнению, будто Святой Престол интересовали только судьбы католиков, кардинал Гаспарри — как только в Риме стало известно об арестах православных священников — направил в Москву следующую радиограмму:

"Сообщают из серьезного источника, что Ваши приверженцы преследуют служителей Бога, в особенности тех, которые принадлежат к православной религии. Святой Отец Бенедикт XV увещевает Вас дать строгие приказания, чтобы служители всякой религии были уважаемы. Человечность и религия будут Вам за это благодарны".

Кремль ответил на это незамедлительно, 13 марта 1919 года, радиограммой за подписью Чичерина:

"Получив Вашу радиограмму от 12 марта, могу Вас уверить, что упомянутый в ней серьезный источник ввел Вас в заблуждение. Отделение церкви от государства, осуществленное в России, ведет к тому, что религия в ней рассматривается как частное дело. Нельзя поэтому говорить о преследовании служителей религии в России. У нас не происходит никаких явлений, подобных тем, которые составляли правило в тех странах, где господствовала римско-католическая церковь, по отношению к иноверцам.

Ввиду специального интереса, проявляемого Вами по отношению к религии, которую римско-католическая церковь до сих пор считала схизматической и еретической и которую Вы признаете православной, я могу Вам гарантировать, что ни один служитель этой религии не пострадал за свои религиозные убеждения. Что же касается тех из них, которые участвовали в заговорах против Советского Правительства и против власти рабочих и крестьян, мы исходили в наших действиях по отношению к ним из той точки зрения, что они должны подчиняться тем же законам, как и другие граждане, и что никакое привилегированное положение по сравнению с мирянами не должно быть их уделом.

Ввиду проявленной Вами по отношению к служителям православной религии солидарности я не могу не упомянуть о том, что были найдены скрывавшиеся таковыми громадные богатства, в особенности в монастырях, и что среди всеобщей нужды, вызываемой направленными против нас мерами Союзных держав, против которых, однако, Вы не заявляли никакого протеста, некоторые из этих служителей религии, к которым Вы проявляете такой интерес, собрали втайне громадные запасы съестных припасов, которых они таким образом лишали народные массы.

Вы сообщаете нам о том, что верховный глава римско-католической церкви убеждает нас изменить занятое нами по отношению к православному духовенству положение, но такой признак заботливости к последнему доходит до нас именно в тот момент, когда прямые и решительные действия наших народных властей раскрыли мошенничества, которыми духовные лица надували народные массы, основывая свое влияние на обмане.

Золоченые гробницы, блистающие драгоценными камнями, заключавшие в себе то, что духовенство называло нетленными святыми мощами, были раскрыты, и там, где предполагалось присутствие мощей Артемия Пинежского, Тихона Задонского, св. Митрофания Воронежского, благоверного кн. Константина, его матери Ирины и его чад Михаила и Феодора, Макария Калязинского, епископа Иоанна и Феодора Суздальского и др., были найдены истлевшие кости, превращавшиеся в пыль, большое количество ваты, подушки, тряпки и даже женские чулки.

Мне кажется необходимым обратить Ваше внимание на то, что в этот именно момент наши действия по отношению к духовенству имели несчастье вызвать Ваше неудовольствие. Равным образом достойно сожаления, что бесчисленные зверства, произведенные врагами русского народа — чехословаками, правительствами Колчака, Деникина, Петлюры и в числе других находящимися в настоящее время у власти в Польше партиями, в числе вождей которых имеются католические архиепископы и агенты которых подвергают ужасным мучениям, попадающих в их руки борцов за народное дело и даже умертвили нашу краснокрестную Миссию, — не вызвали с Вашей стороны никаких протестов. Истинная человечность, за которую борется наша народная революция нисколько не уважается теми, которые считают себя Вашими приверженцами и ни одно слово из Ваших уст не раздалось в ее защиту".

Кардинал Гаспарри счел этот ответ дерзким по отношению к нему и оскорбительным по отношению к православному духовенству. Трудно поверить, что столь изощренный дипломат, как Чичерин, мог направить такую телеграмму. Действительно, в то время по России проходила кампания вскрытия рак и мощей, в ходе которой демонстрировались многочисленные фальсификации со стороны монахов и священников, но это не давало Чичерину никакого права в столь глумливом тоне писать в Ватикан, где искренне желали, чтобы новая Россия вошла в сообщество наций. Благожелательность Рима к Советам подтверждает письмо Бенедикта XV кардиналу Гаспарри накануне Генуэзской конференции, давшее повод обвинять Ватикан в стремлении к сговору с Кремлем ради укрепления в России католической веры в ущерб православию. Когда в мае 1922 года патриарх Тихон был арестован за сопротивление изъятию церковных ценностей и ему угрожал суд, монсеньер Пиццардо 14 мая 1922 года направил Чичерину послание с просьбой отказаться от проведения процесса. Телеграмма осталась без ответа. 7 июня 1922 года с той же просьбой обратился к Ленину кардинал Гаспарри. И снова ответа не последовало. Тогда папа попросил позволить направить на процесс своего представителя. Суд так и не состоялся. Однако патриарх фактически по-прежнему находился под арестом и до самой своей смерти через о. Уэлша пользовался материальной поддержкой папы, которому неоднократно выражал за это благодарность^lxxiii.

Призывы Невё к Риму

Невё поспешил связаться с о. Мобоном (письмо датировано 29 ноября 1921 года), чтобы проинформировать его о религиозной ситуации на юге России: "Конечно, монсеньор Йозеф Кесслер, епископ Тираспольский, резиденция которого находилась раньше в Саратове, на Волге — наш ординарий, — имел достаточно веские причины для того, чтобы более двух лет назад покинуть пределы России. Самое печальное, что он не оставил вместо себя генерального викария; Бердянский декан тоже уехал, так что мы остались полностью res nullis. Священники и простые верующие лишены какой бы то ни было поддержки со стороны иерархии". Из-за возникших трудностей многие священники уехали в Польшу. Более трех лет приходы не получали освященного елея. Во время немецкой оккупации Невё смог купить у венгерского капеллана за пятнадцать крон новый кодекс канонического права. "Все там учтено, кроме ситуации, когда священники, оставшиеся без папы и без епископов, буквально завалены просьбами о диспенсациях — главным образом, по поводу заключения браков! Можно ли препятствовать вступлению в христианский брак тех, кто хочет этого? Мы остро нуждаемся в том, чтобы Святой Престол рассмотрел наше положение".

Невё просил римских ассумпционистов информировать Святой Престол о сложившемся положении: о том, что католические священники в России — по причине своей полной изоляции не были в курсе текущих событий. Действительно, ближайшие от Невё священники находились: на севере — в Харькове, в 349 верстах; на востоке — в Енакиеве, в 28 верстах; на юге — в Таганроге, в 122 верстах; на западе — в Екатеринославе, в 289 верстах. В заключение Невё с грустью отметил: "Какие просторы для прогулок открылись бы передо мной, будь у меня хорошие башмаки и лошадь, но безжалостное солнце 1921 года сожгло хлеба, предназначавшиеся людям, и поджарило сено, предназначавшееся животным".

Не строя иллюзий относительно позиции большевиков, Невё все же надеялся, что Католическая Церковь получит больше свободы. Он думал, что отделение Церкви от государства — один из первых шагов Ленина, предпринятый им еще 23 января 1918 года, — позволит католикам свободно жить в Советской республике, не встречая тех бесчисленных препон и ограничений, которые существовали в России даже после выхода октябрьского манифеста 1905 года.

Письмо о. Невё от 29 ноября 1921 года было показано Бенедикту XV, который с немалым удивлением ознакомился с информацией о позитивных изменениях в религиозной жизни, о крещении в католических храмах православных детей, о возможности смешанных браков, ранее запрещенных по православным законам, о возможности перехода из православия в католичество, о принятии григорианского календаря.

В других письмах Невё еще более открыто говорит о своих надеждах на свободу совести и на возможность беспрепятственной проповеди истин католицизма в России. "Можно надеяться, что, как только великая и многострадальная Россия займет свое место среди других наций, будет предоставлена свобода проповеди.

Уже одно это было бы так замечательно, что бедняге Пи стоит немного пострадать. До революции было бы тщетно надеяться, что царский цезаропапизм, всеми силами стремившийся господствовать над совестью людей, отменит меры, направленные против католицизма. О таком счастье не приходилось и мечтать! Переворот свершился, но, чтобы получить свободу, нам предстоит еще пострадать на кресте".

До 1918 года, например, в католических храмах России было запрещено проповедовать на русском языке (почти все российские католики были по происхождению поляками). С 1918-го Невё постоянно проповедовал по-русски. "Из всех священников латинского обряда в огромной России, — писал он, — я, должно быть, единственный, кто поступает таким образом. В католических храмах этой страны проповедуют на всех языках: на немецком, польском, итальянском, латышском и т.д., но на русском — никогда. Это странно, но факт". Временами Невё охватывали дерзновенные мечты. Почему бы Риму не направить своих апокрисиариев (ведь были же в VI— VIII вв. в Константинополе папские легаты) к патриарху в Москву и к экзарху Украины в Киев, позволив этим иерархам иметь своих представителей в Риме? Для начала можно было бы ограничиться священниками, хорошо знающими русский язык и историю страны; они сообщали бы, что происходит среди православных. Русские апокрисиарии поведали бы Православной Церкви об истинном духе Церкви Католической. До каких пор можно смотреть друг на друга, как на пугала? Кто должен сделать первый шаг? Разве не добрый пастырь, готовый устремиться на поиски заблудшей овцы? В России началось сильное религиозное брожение. В противоборство с патриаршей Церковью Тихона вступает "обновленчество", возглавляемое митрополитом Александром Введенским. "Обновленцы" допускали женатый епископат, повторные браки вдовых священнослужителей и сотрудничество с коммунистическим режимом. Появляется также украинская национальная Церковь, в которой по причине отсутствия епископов архиерейские хиротонии совершались через возложение рук священников.

Содержание писем о. Невё от 18 и 19 февраля 1922 года было доведено до сведения Пия XI, только что (6 февраля) взошедшего на престол. В ответ на отчаянные призывы Невё о помощи новый папа заявил, что он облекает его всеми полномочиями духовной власти, включая право совершать конфирмацию (по канонам это входит в полномочия епископа). Пий XI настаивал, чтобы Невё узнал об этом как можно скорее, даже не дожидаясь официального письма кардинала Гаспарри. Письмо Гаспарри, датированное 5 апреля 1922 года, было получено Невё 29 мая. Но в это время на первый план выдвинулись проблемы, гораздо более серьезные, чем вопросы осуществления церковной власти: все больше и больше территорий Поволжья оказывались охвачены голодом. На Россию, истощенную и обескровленную мировой войной и братоубийственной бойней, обрушилось настоящее бедствие. Повторились ужасы осады Иерусалима, описанные Иосифом Флавием, — были отмечены многочисленные случаи людоедства.

Россия нуждалась в любви, а ее народ — в помощи и уважении. Но голод продолжал свирепствовать. "Господи, — писал Невё 15 апреля 1922 года, — неужели никто не поможет этому несчастному народу? Ведь в Европе хорошо знают, что происходит в России. Чем занимаются дипломаты? Неужели не осталось христиан, которые возмущаются духом при мысли о том, что миллионы человек погибают, не имея куска хлеба? Хороша же наша современная цивилизация. Я не хочу касаться политики, потому что в этом случае мое письмо может просто не дойти, но могу сказать вам, что никакие политические соображения, никакие желания отомстить не могут стать оправданием этого отсутствия любви или этих промедлений".

Генуэзская конференция
Резкость тона Невё можно объяснить тем, что он ничего не знал о попытках Святого Престола помочь России. Рим не остался глух к крикам о помощи, раздававшимся со всех концов этой страны. Писатель Горький обратился с призывом к интеллигенции Запада, а патриарх Тихон — к главам Церквей: папе Римскому и архиепископу Кентерберийскому. Тогда Бенедикт XV 5 августа 1921 года написал письмо статс-секретарю кардиналу Гаспарри, в котором содержался призыв ко всем представителям иностранных государств, аккредитованным при Святом Престоле, оказать помощь голодающим России.

В то время в Риме находился советский дипломат Вацлав Боровский, поляк по происхождению, профессиональный революционер, пользовавшийся личным расположением Ленина с 1905 года. Он возглавлял советское торговое представительство в Италии^lxxiv. Призыв Бенедикта XV побудил Воровского завязать контакты со Святым Престолом. Используя посредничество монсеньера Штейнманна, являвшегося в 1921—1940 годы советником по церковным делам посольства Германии при Святом Престоле, он смог встретиться 16 декабря 1921 года с субсекретарем по чрезвычайным церковным делам монсеньором Джузеппе Пиццардо. Боровский дал понять Пиццардо, что в деле оказания помощи голодающим участие католических священников устроило бы советскую власть больше, чем участие православных, поскольку первые наверняка не испытывали ностальгию по царскому режиму. Вслед за материальной поддержкой Советы готовы были принять и помощь в открытии школ, строительстве заводов и т.д. — исключалась лишь всякая религиозная пропаганда. Пиццардо и Боровский даже подписали проект соглашения, в соответствии с которым священники, направлявшиеся в Россию, не должны были являться гражданами государств или членами политических групп, враждебно настроенных к Советской России, и получали бы право дипломатического иммунитета при условии, что они поклянутся не вести никакой деятельности, враждебной советскому строю^lxxv.

Боровский поехал в Москву, чтобы согласовать проект соглашения с Лениным. Когда он вернулся в Рим, престол Бенедикта XV унаследовал Пий XI. Со стороны Святого Престола переговоры возглавил кардинал Гаспарри, которого новый папа утвердил в должности статс-секретаря. 12 марта 1922 года было подписано соглашение — единственный договор, заключенный за всю историю между Ватиканом и тем государством, которое с 30 декабря 1922 года стало называться Союзом Советских Социалистических Республик, включив, помимо РСФСР, Украину, Белоруссию и Закавказскую Федерацию. Ниже мы приводим полный текст этого договора, опубликованный в "Documentation catholique"^lxxvi:

"1. Посланники Святого Престола не будут принадлежать к государствам или политическим организациям, враждебным Советской России.

2. Посланники обязываются поклясться в отказе от всяких политических действий, прямых или косвенных, внутри России или за рубежом, направленных против существующего строя.

3. За исключением политической пропаганды, посланникам Святого Престола предоставляется полная свобода посвятить себя помощи народу, участвуя в распределении продовольствия среди голодающих.

4. Список имен посланников Святого Престола с curriculum vitae каждого из них должен быть предварительно отправлен на утверждение правительству через делегацию в Риме.

5. Посланники Святого Престола, допущенные в страну, немедленно по прибытии должны вступить в контакт с гражданскими властями в тех местах, где они намерены приступить к своей деятельности, предоставляя им возможность эффективного контроля.

6. В своей деятельности посланники Святого Престола будут подчиняться декретам и распоряжениям, действующим в России.

7. Содержание деятельности посланников Святого Престола будет предварительно определено соглашением между Святым Престолом и российской делегацией в Риме и в дальнейшем может подвергаться изменениям с согласия местных органов советской власти.

8. Все посланники Святого Престола будут пользоваться защитой со стороны закона и властей и иметь право неограниченного перемещения при соблюдении вышеназванных статей.

9. Правительство оставляет за собой право на отзыв любого из посланников Святого Престола, если сочтет, что его деятельность противоречит интересам государства.

10. Посланники Святого Престола, пожелавшие уехать из России, или те из них, чье пребывание в стране будет признано нежелательным, смогут беспрепятственно покинуть территорию России, даже в случае совершения ими правонарушения, предусмотренного Уголовным кодексом.

11. Правительство обязуется безвозмездно предоставить посланникам Святого Престола, прибывающим в Россию с благотворительными целями, места для проживания и работы, а также оказывать помощь другим лицам в съеме квартир и рабочих помещений.

12. Погрузка и перевозка предметов, предназначенных для нуждающихся, осуществляется на территории России силами государства.

13. В статьях "Приложения" будут более точно установлены права и привилегии посланников Святого Престола, которые должны в основном соответствовать правам и привилегиям миссий Нансена и немецкого Красного Креста.

Составлено в двух экземплярах и подписано полномочными представителями Святого Престола и Советского правительства в Риме: кардинал Гаспарри, Боровский".

В то же самое время в Москве Ленин в поисках средств для спасения двадцати миллионов голодающих подписал 23 февраля 1922 года декрет об изъятии церковных ценностей. Официально осуществление этой акции было поручено Наркомюсту и Помголу, председателем которого была Ольга Каменева, сестра Троцкого. Оговаривалось, что изъятие должно пройти в месячный срок и без оскорблений религиозных чувств верующих. Декрет предусматривал сохранение в храмах предметов, необходимых для совершения богослужений, и передачу произведений искусств в музеи.

Еще раньше, 10 августа 1921 года, патриарх Тихон обратился с призывом к главам Церквей — восточным патриархам, папе Римскому, архиепископу Кентерберийскому, епископу Йоркскому: "Голод, сопровождаемый эпидемиями, опустошает Россию, принося миллионы жертв. Любые соображения другого порядка должны быть отложены в сторону. Наш народ обречен на гибель, поставлено под вопрос будущее всей страны". Но он не подчинился декрету Ленина и открыто заявил 28 февраля 1922 года, что Церковь может добровольно пожертвовать своими драгоценностями, но отнимать их силой есть акт святотатства. Миряне, подчинявшиеся декрету, отлучались от Церкви, а священнослужители извергались из сана.