Ксаверий в сопровождении служителей синедриона, двух лжесвидетелей и толпы зевак отвел Христа в преторию, временную резиденцию Понтия Пилата в Иерусалиме, крепость, возведенную еще во времена царствования Ирода Великого, и велел солдатам отправить измученного проповедника в темницу, куда в ожидании казни был заключен Варавва и двое разбойников. Тяжелый засов с лязгом и скрипом запер дверь, и Иисус очутился в полутемном, сыром подвале, куда слабо пробивался свет сквозь зарешеченное узкое окно под самым потолком. Он устало опустился на пол и, когда глаза привыкли к темноте, разглядел узников этого мрачного подземелья. Он узнал Варавву, и тот тоже узнал его. Они были родственниками, хотя и дальними, оба происходили из рода царя Давида, но Варавва, происходил от рода Соломона, сына Давида и Вирсавии, а Христос – из рода Нафана, второго их сына. Варавва был на двенадцать лет старше Христа, и отца его звали Иосифом, а мать Марией, но Варавва был внуком Иакова, а Христос – внуком Илии. Когда родился Иисус Варавва, по всей земле иудейской прошел слух, что родился царь Иудейский, который поднимет народ на борьбу и сметет римское владычество. Если слух имел под собой основание, то новорожденный царь представлял опасность и для самого Ирода Великого, и тот распорядился уничтожить всех младенцев, родившихся в этот год в Вифлееме. Родителям Вараввы пришлось скрываться с младенцем от гнева царя в Египте, и лишь после смерти Ирода они могли возвратиться на родину.
Когда Варавве исполнилось четырнадцать лет, мать его, Мария, умерла от тяжелой болезни, отец был слишком стар и немощен, и семья Иисуса Христа приютила своего дальнего родственника. Несмотря на разницу в возрасте, между Христом и Вараввой постоянно возникали споры, Варавва считал, что только мечом можно добиться справедливости и свободы, Христос постоянно убеждал брата в том, только любовь может спасти мир. Теперь они оба находились в мрачном подземелья в ожидании казни – воин, верящий лишь в силу оружия, и миротворец, мечтающий преобразить мир силою любви.
- И ты здесь, – сказал Варавва, приблизившись к Христу. – Чем же ты опасен для власти? Отчего тебя, проповедовавшего любовь, бросили сюда? Тебя, который пришел принести народам мир? Другое дело я, я пришел принести не мир, а меч, я пришел разделить брата с братом, сына с отцом, ибо, кто не с нами – тот против нас. А кто против нас, тот против свободы. Вот и ты не с нами, а оказался здесь, почему? Где же твоя правда, где любовь твоя? Ты пришел к людям с миром и любовью, а они бросили тебя в темницу, обрекли на казнь. Так в чем же правда твоя?
- Для саддукеев моя правда оказалась опаснее твоего меча.
- Но римляне? Ведь ты никогда не призывал к восстанию против них. Почему же они бросили тебя в темницу? Согласись, что прав оказался, все-таки, я, хотя теперь мы оба умрем на кресте.
- Нет, ты не прав, Варавва. Люди сами поделили себя на своих и чужих, сами устроили границы на земле, сами создали себе врагов. В царстве Божием нет границ, и не могут быть врагами дети отца одного, ибо все они братья.
- В царстве Божием, говоришь? А где они, твое царство Божие? Там, на небе? А здесь, на земле по другим законам живем, по другим законам и умираем.
- Не ищи царства Божьего на небе, – там только звезды, не ищи царства Божьего в храме, – там фарисеи да книжники, ищи царство Божие в душе своей. Царство Божие внутри нас.
Варавва тяжело опустился на пол рядом с Христом:
- Ты наивен, как и в детстве. Завтра нас поведут на казнь, а ты говоришь о любви. Есть обычай, накануне праздника отпускать одного из приговоренных к казни. Если вдруг прокуратор решит соблюсти наши обычаи, как думаешь, кого из нас двоих предпочтет народ? Чья правда окажется ближе народу, твоя или моя?
- Народ скажет: «Отпусти нам Варавву», – ответил Христос, – и знаешь почему? Ты вождь, и хочешь вести народ за собой, я хочу для народа свободы, истинной свободы, свободы души. Для этой свободы не нужны вожди, не нужны ни заповеди, ни законы. Один закон есть для свободных людей – совесть. Но свободный человек отвечает за себя сам, за поступки свои, за помыслы свои, отвечает перед совестью, перед Богом. И уже никто не сможет сослаться на то, что исполнял он закон или волю вождя, свобода – это тяжкий путь для людей, они еще к этому пути не готовы. Потому и выберут они вождя, так проще. Но путь этот ложный, ибо ведет он в рабство, человек, идущий за вождем, не думает о том, что есть добро, а что зло, он доверяет вождю, а доверять нужно Богу, только Бог даст человеку различение добра и зла, и человек поймет это, когда поймет, что в основе мира лежит любовь.
Я не нахожу вины в этом человеке
Когда Иисуса привели к Понтию Пилату, даже он, старый воин, видавший немало увечий и ран, пришел в ужас от того, что сотворили с Иисусом, стараясь пытками вырвать у него признание.
Возможно, показаний лжесвидетелей было бы достаточно, чтобы осудить проповедника на смерть. Но Пилат не так давно беседовал с Иисусом, и знал, что обвинения против него ложны. Знал он и то, что Каиафа ищет повода, чтобы избавиться от Христа, знал, и сам предупредил его об этом. Но ни Каиафе, ни Анне не было известно о том, что Понтий Пилат уже встречался с Иисусом. Не знали они и о письме, императору Тиберию, в котором Пилат с уважением отзывался о проповеднике. Потому и рассчитывали на то, что скорый на расправу прокуратор не станет разбираться в деталях.
- Мне сказали, что ты призывал народ к смуте? – спросил прокуратор Христа.
- Это ложь, – отвечал тот, – и ты это знаешь.
- Знаю, – ответил Понтий Пилат, – скажи, кто так истязал тебя, он? – указал прокуратор на Ксаверия.
Иисус молчал.
- Что же ты молчишь, отвечай – он истязал тебя?
- Что ты сделаешь ему?
- Я дам тебе меч. Убей его, он не должен был делать того, что сделал.
- Я не возьму меч, моё оружие – это слово Божие.
- Тогда возьми кнут, и рассчитайся с ним за все обиды.
- У меня нет обиды на него. А бить человека кнутом позорно и недопустимо, уж лучше меч, чем кнут. Я прощаю его, и всех кто лжесвидетельствовал, кто избивал меня, ибо не ведают они, что творят.
- Ты и сейчас веришь в то, что любовь к людям превыше всего? Ты должен ненавидеть этих людей, которые предали и избили тебя, а ты прощаешь их?
- Да, прощаю, я всегда говорил, что ненависть разрушает, созидает только любовь. Нет у меня ненависти к ним. Разве можно ненавидеть человека только за то, что он слеп?
- Но этот человек виновен в нарушении закона, и будет наказан, он не должен был вмешиваться в религиозные дела иудеев. Антоний! Возьми кнут, накажи его!
Антоний взял кнут, и замахнулся на Ксаверия. Но Иисус, превозмогая боль в истерзанном теле, стал между Антонием и Ксаверием, и удар кнута обрушился на его спину. Ни крика, ни стона не издал он, лишь потом покрылось истерзанное чело.
- Да, этот человек святой! – воскликнул Понтий Пилат, – Ты закрыл собой того, кто истязал тебя?!
- Прости его, – ответил Иисус, – прости, как я простил.
- Раз так, то и я прощаю его, иди Ксаверий, не будет тебе наказания.
Но посмотрев на несчастного центуриона, можно было понять, что прощение Иисуса возымело гораздо большее влияние на него, чем любое, самое страшное наказание.
- Я, прокуратор Иудеи, наместник кесаря на этой земле, признаю, что человек этот не виновен в том, в чем обвинили его! – громко заявил Понтий Пилат всем присутствующим, – Своей волей и властью, данной мне кесарем, я отпускаю его! Ты свободен, иди!
Иисус сделал шаг, но силы оставили его, и изможденное страданиями тело медленно опустилось на землю.
- Антоний, – сказал прокуратор, – пойди, позови кого-нибудь из тех, кто близок ему. Пусть заберут Иисуса и омоют раны его.
На зов Антония явились Иаков и Фома, которые ожидали решения прокуратора. Видя, что Христос сам не сможет идти, Иаков ушел, и вернулся с плащаницей, на которую положили истерзанное тело Иисуса, и отнесли в дом Фомы. Там омыли раны и смазали их бальзамом, приготовленным из целебных трав.
Достарыңызбен бөлісу: |